Эпоха безвременья. Почему в Средние века время воспринималось не так, как сейчас
«Безвременье», «застывшее мгновение» или «иллюзия движения» — так исследователи чаще всего описывают состояние средневекового общества. «Марк Блок нашел поразительную формулу, которая, казалось бы, резюмировала отношение средневековых людей ко времени: полное безразличие», — писал Жак Ле Гофф.
Если в наше время события сменяют друг друга слишком быстро, то в Средневековье время как будто текло безумно медленно, причем исчислялось оно совсем не так, как сейчас.
На это влияли две основные силы: христианство и народная культура, уходящая корнями глубоко во времена языческих верований.
Циклическое время
Аграрное общество не всегда было глубоко религиозным именно в христианском понимании этого слова. Деревни были окружены лесами и полями, между населенными пунктами порою пролегали огромные, не занятые никем пространства, и проповедник не везде мог повлиять на сознание простого крестьянина.
Поэтому течение времени определяли древние праздники, связанные с сезонами сельскохозяйственных работ. Большинство жителей любой деревни проходило сквозь своеобразный годичный цикл: например, люди поколениями собирали урожай в одно и то же время года (если не считать случаи неурожая и природных катаклизмов). Такой цикл формировал повторяемость, похожесть одного года на другой. На основе этого процветали традиционные культы, которые базируются на сакральном повторении. Так постепенно в коллективном сознании крестьян стирались границы между прошлым, настоящим и будущим.
Благодаря этому особое место в понимании времени занял обычай. Технически это действие, которое многократно повторяется и за счет этого имеет силу права, закона. Однако из-за стертых границ между прошлым, настоящим и будущим этот «обычный закон» могли применять не только по отношению к событиям, случившимся после его появления, но и к более ранним. В сущности, обычай был вневременным.
Мир в глазах крестьянина не менялся, он существовал в одном-единственном застывшем мгновении. Этому во многом способствовала и природа.
Каждый год деревню сковывали морозы, а весной всё расцветало. Мир лишь проходил годичный цикл снова и снова, но в сознании технически оставался всё тем же. Советский и российский медиевист Арон Яковлевич Гуревич называл такое народное средневековое сознание архаичным, антиисторичным или вневременным. В нем прошлое ничем не отличается от настоящего, потому что за всю жизнь человека ничего серьезно не меняется — наоборот, всё повторяется: события, традиции, времена года, праздники. В такой ситуации естественно ощущение, что так было и будет всегда.
Популярен был миф о фортуне, утверждавший ту же цикличность жизни: тот, кто сегодня возвысился, завтра упадет вниз. В рамках него течение времени было простой сменой ролей, которая повторялась по кругу раз за разом. Вместо привычного течения времени мы видим круговорот, вращение колеса фортуны.
В отличие от народа, христианские интеллектуалы Средневековья были далеки от циклического понимания времени.
Однако они искали параллели между Новым и Ветхим Заветом, которые были не только священными книгами, но и главными учебниками истории того времени. Любой персонаж, эпизод, сообщение из Ветхого Завета, по мнению тогдашних богословов, повторялись с той же сущностью и в Новом. Параллелизм достигал таких масштабов, что стал отдельной дисциплиной, в которой соревновались авторы толкований Библии. Так история приобретала черты цикличности. То же самое можно сказать и в отношении религиозных праздников, которые ежегодно повторяли различные этапы жизни Иисуса, что опять же говорит о цикличности мышления, более характерной для народных масс.
Старое доброе прошлое
Ощущение времени становится по-настоящему «историческим» и более-менее привычным нам в рамках христианского богословия. Теологи всегда резко прочерчивали границу между прошлым, настоящим и будущим. Несмотря на невысокую точность датировки, время обычно разделяли на отрезки, исходя из знаменательных событий типа рождения Христа. О будущем, например, напоминал надвигающийся Страшный суд.
В одно и то же время Средневековью по-настоящему точные даты тех или иных событий были и безразличны, и крайне важны.
Нередко в средневековой хронике можно встретить вместо конкретных дат выражения вроде «это было в стародавние времена». При этом богословы точно могли назвать время, в течение которого Адам и Ева пребывали в раю, — 7 часов.
Отношение ко времени в средневековом христианстве имело специфический для нас оттенок — пессимизм в размышлениях о будущем. Да, богословы вполне могли отличить одно время от другого, но от этого их негатив к будущему не исчезал. Популярной темой для обсуждений в Средние века был именно упадок, увядание и старение мира, его скорейшая смерть, которая уже наступала на пятки. Большинство тогдашних авторов писали о ближайшем будущем примерно так: люди станут мельче и телом, и духом, наконец потеряют всякую веру в Бога и добродетель. Особенно популярны были выражения типа Mundus senescit — «Мир стареет».
«Мы видим, что мир дряхлеет, угасает и, если можно так сказать, готов уже испустить дух».
Хронист Оттон Фрейзингенский (XII век)
«В стародавние времена люди были красивы и большего роста, а ныне это дети и карлики».
Хронист Гийом Провенский (начало XIII века)
По выражению А. Я. Гуревича, средневековые люди шли к будущему спиной вперед, устремив свои надежды и мечты в сторону далекого прошлого, «золотого века».
Установка на прошлое давала о себе знать буквально во всех сферах жизни. Например, авторы немногих дошедших до нас памятников средневекового права нередко искусственно состаривали свои труды. Даже если свод правил составили недавно, авторство всё равно приписывали какому-нибудь королю из прошлого. Даже самого понятия «новелла» в тогдашнем праве не существовало. Его мыслили как наследие великих предков, потому что новое априори не могло быть чем-то хорошим. Самым популярным мифом Средних веков был миф о «старом добром праве».
Другое проявление этой тенденции — господство авторитета в литературе. Нельзя было просто выразить на бумаге оригинальную, никем до тебя не высказанную мысль, поскольку всё новое не относится к «старым добрым временам», а потому приобретает негативную окраску. Немногие авторы находили выход из подобной ловушки. Единственный возможный вариант сказать нечто новое и не вызвать при этом осуждения — приписать свои оригинальные мысли какому-нибудь авторитету.
Ярче всего отношение к старому и новому проявляется в высказываниях иеромонаха Викентия Леринского (V век):
«Не сдвигай с места камней, которые установил твой отец. Ибо если новшества надо избегать, то древности стоит держаться; если новое нечисто, то старое учение свято».
Не зря Страшный суд называли концом времен — отнюдь не в метафорическом смысле. Пришествие Бога на землю означало для средневекового человека уничтожение самого понятия времени.
Время не текло само по себе, не было абстракцией, а всецело принадлежало Богу, и только он мог остановить его ход (поэтому католики выступали против ростовщичества — этой «торговли временем»). Будущее было предопределено Богом и не сулило ничего хорошего — только бедствия, которые приведут к суду над душами всех людей, и живых, и мертвых. Далеко не лучшая перспектива! Поэтому людям оставалось только тосковать о прошлом, когда «конец времен» был еще далек. Время-абстракция неизвестна Средним векам.
Этим современный человек отличается от средневекового: для нас время — абстракция, у которой нет конца, принадлежности. В нашем сознании время неуничтожимо, оно не может просто не существовать.
Чтобы продемонстрировать своеобразие такого понимания времени, русский и болгарский историк Петр Михайлович Бицилли в своей работе «Элементы средневековой культуры» прибегает к интересному сравнению. Посмотрите, говорит он, на коммунистов ХХ века. История для них — это процесс, у которого есть своеобразный конец — торжество коммунистического общества, так же, как у христианской истории конец — это торжество Царства Божьего на земле. И там, и там история не самостоятельна, история — это дорога, которая может привести только к одной концовке — Божьему Суду или коммунистическому раю. И там, и там история в конце концов должна застыть на определенной, заранее известной стадии.
Как измеряли время в Средние века?
В деревне
Поскольку жизнь деревенского большинства тогда была нетороплива, циклична, точно измерять время не было большой нужды. Малых отрезков времени вроде современного часа и тем более минуты долгое время вообще не существовало. Дневное время определяли по звону церковных колоколов, поведению животных и другим приметам. Ночное время чаще всего мерили израсходованными свечами. В монастырях время также могли измерять количеством прочитанных книжных страниц или молитв. Безусловно, в Средние века существовали песочные, водяные и солнечные часы, но они были далеко не у всех и тоже были неточны.
Даже если люди и использовали такие промежутки времени, как час, они были не такими, как современные. Например, богословы утверждали, что Адам и Ева находились в раю 7 часов, однако это время называли весьма продолжительным.
Французский медиевист Жак ле Гофф утверждает:
«Церковь разделяла сутки не по природным явлениям, а в соответствии с задачами богослужения, ежедневно повторяющего свой круг. Она начинала отсчет с заутрени (к концу ночи), а затем, с рассветом, отмечала первый час и дальше последовательно третий час (утром), шестой (в полдень), девятый (послеполуденный), вечерню и так называемую kompleta hara — „завершающий час“, знаменовавший конец суточного богослужения.
Однако названия служб (первый, третий, шестой, девятый часы) не должны вводить нас в заблуждение — они отмечали отнюдь не точные интервалы, не строго соизмеримые отрезки суток, но начало определенных этапов суточного богослужения, которые в соответствии со временем природного цикла по-разному фиксировались зимой, весной или летом».
Легче всего время было определять по сельскохозяйственным работам — на средневековых витражах они даже изображали месяцы и времена года. Конечно, эти обычаи различались во Франции, Германии и Италии: где-то зимы были длиннее, и поэтому начало работ было отодвинуто на конец весны. Соответственно, и начало года, которое часто совпадало с началом таких работ, сдвигалось. Поэтому в зависимости от того, где находился средневековый человек, время протекало как бы неодинаково.
В церкви
Большую роль в измерении времени сыграли монастыри. Распорядок дня каждого монаха был строго определен, это позволяло лучше чувствовать время и различать его малые отрезки. Кроме того, при монастырях часто жили хронисты, или летописцы, и их записи, хоть и бывали неточными, но позволяли ориентироваться. Наконец, поскольку монастырь был настоящим микрокосмом с собственными складами продовольствия и виноградниками, там всегда был человек, который вел всю отчетность, что также требовало понимания времени.
В городе
Средневековый город был истинным лидером по измерению времени. Механические часы, хоть и без минутной стрелки, впервые появляются именно в пределах города как признак его благополучия и величия. Потребность города в такого рода изобретении возникла еще задолго до того, как часы стали устанавливать повсеместно. Любой город находился на пересечении торговых путей, ежедневно на рыночных площадях купцы со всех краев совершали сделки и назначали встречи. Время в пределах города буквально было эквивалентно деньгам. Кроме того, город как сосредоточение богатств бюргеров притягивал всякого рода новшества, ускорял прогресс, в том числе в измерении времени.
Средневековье не безразлично ко времени, как считал Марк Блок, просто это «другое время» — цикличное, божественно-историческое, но не современное. Оно неотделимо от сознания человека той эпохи, более того — оно проистекает из этого сознания, как ручей из горного источника. Чтобы стать абстрактным и независимым, средневековому времени понадобится пройти сложный путь сквозь научные открытия, а пока оно находится в руках Бога, изменчивое, скользкое и капризное. В конце концов время в глазах Средневековья не столько инструмент, сколько собственность божества.