«И вы, друзья, и вы, горе-поэты, вы, дражайшие мануфактуристы и евангелисты, — вы тоже Дада».
Хуго Балль, «Первый манифест дадаизма»
В 1917 году Марсель Дюшан на выставке независимых художников в Нью-Йорке представил публике свою работу «Фонтан» — белый перевернутый писсуар с надписью «R. Mutt 1917».
Эпатажный француз лишил утилитарности предмет массового производства, изменил контекст и ракурс, присвоил ему имя и превратил изделие в произведение искусства. Задана новая точка отсчета: теперь этим статусом художник наделяет объекты сам — первична идея, а не материал, который служит лишь для ее воплощения.
«Фонтан» повлиял на всё дальнейшее искусство XX–XXI веков и, в частности, на концептуализм и жанр перформанса.
«Если я художник и я в мастерской, то всё, что я там делаю, это искусство».
Брюс Науман
В 1966 году художник Брюс Науман задался вопросом: почему искусством должен быть продукт, а не действие? Плодом его размышлений стала работа «Не сумев воспарить в мастерской», на которой запечатлена неудачная попытка левитации автора между двух стульев. Науман начал использовать собственное тело как материал, но что еще важнее, это была одна из первых попыток вывести искусство за пределы музейных рамок и вообще пространства, санкционирующего художественное творчество.
Метод Наумана относят к течению Флюксус, зародившемуся в конце 50-х годов. В статье «12 идей Флюксуса» теоретик Кен Фридман выделил основные характеристики этого направления. Для понимания истоков рецептивного искусства достаточно упомянуть лишь две из них:
1) единство творчества и жизни, отсутствие границ между ними. Это игра с восприятием — любое явление может стать искусством в субъективном сознании наблюдателя;
2) простота — умение видеть необычное в тривиальном, отсутствие сложных форм при выражении любых идей, принцип бережливости в использовании средств.
В искусстве всё еще присутствует фигура автора, но с появлением участвующего в создании произведения зрителя уже не доминирует.
«Рождение читателя приходится оплачивать смертью автора».
Ролан Барт, «Смерть автора»
Рецептивная эстетика изучает жизнь текста во времени, его восприятие реципиентом и диалог произведения с ним. Она определяет читателя как активного соучастника, который придает «реальное существование» тексту и «конструирует» его смысл через собственную интерпретацию.
В рецептивном искусстве зрителю (реципиенту) отводится центральная роль в произведении. Присутствие автора (продуцента), придумывающего концепцию или форму своего творческого высказывания, здесь исключено — происходит полный отказ от института авторства. Сам создатель работы, конечно, существует, однако он пассивен и не вкладывает в нее никакой художественной мысли. Более того, автор даже не предполагает, что он автор. Содержание отсутствует до тех пор, пока до предмета не добрался зритель, назвав его искусством.
Всякий объект, который человек может наделить таким статусом, становится искусством. Интерпретатор сам вкладывает любой смысл в любой предмет — даже если он не был создан для этого.
Образцы рецептивного искусства не имеют готового комментария о содержании работы (экспликации) — каждый из потенциально бесконечного множества реципиентов производит потенциально бесконечное множество смыслов. Комментария и не может быть, потому что до определенного момента (до того, как зритель решит, что перед ним произведение искусства) нет и содержания, как нет автора, как по большому счету нет и самого творения. Остается только реципиент.
Искусство — это то, что названо искусством
Что может стать объектом рецептивного искусства? Формально — всё что угодно при соблюдении следующих условий:
— отсутствие фигуры автора;
— объекты рецептивного искусства остаются таковыми даже вне музейного пространства;
— главенствующая фигура зрителя, создающего интерпретацию и называющего тот или иной предмет искусством;
— невмешательство в физическое создание объекта;
— полное отсутствие любой экспликации.
Поэзия, фотография, кинематограф — всё это не может существовать без автора и уже так или иначе содержит в себе некую идею, а следовательно, не дает абсолютно полной свободы для интерпретации.
На данный момент объектами рецептивного искусства могут стать: живопись (закрашенные муниципальными службами граффити, облезлые стены, потеки краски), инсталляция (нагромождение строительного материала, различные вещи, каким-то образом перекликающиеся между собой), музыка (шум улицы и другие звуки, не созданные с целью быть музыкой), перформанс (любое действие человека, которое опять же изначально не несет в себе художественной цели), скульптура. В будущем этот список может быть дополнен.
Как продать рецептивное искусство? Никак. Потому что, кроме зрительской интерпретации, продавать нечего. Скорее всего, найдутся те, кто назовут такое творчество контринституциональным и антикоммерческим, как это было до недавнего времени со стрит-артом, — и даже, возможно, будут правы. Но оставим подобные дискуссии для другого эссе.
Рецептивное искусство — это самодеконструкция творчества и культуры в целом. Постмодернизм, задающийся вопросом: «В чём смысл жизни?» Между тем оно представляет собой абсорбцию всего современного искусства — стирание границ между жизнью и художественным творчеством Флюксуса, концепция преобладания идеи над формой Марселя Дюшана и дадаистов, а также желание концептуалистов сделать зрителя соучастником произведения. Но теперь он не просто соучастник — без него искусство вообще не существует.