Фрактальная геометрия шахматной доски и сады Семирамиды на ленте Мебиуса. Игры форм и смыслов в мирах Татьяны Бонч-Осмоловской
Тем, кто регулярно читает «Нож», Татьяна Бонч-Осмоловская известна как автор статей о женщинах — интеллектуалках Древнего мира: Месопотамии, Египта, Греции. Но в этой заметке я хотел бы остановиться на другой стороне ее творчества. Предварительно необходимо сказать, что Татьяна Бонч-Осмоловская — выпускница школы-интерната имени А. Н. Колмогорова Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова с углубленным изучением математики, физики, химии, биологии, информатики, затем — Физтеха (знаменитого Московского физико-технического института), российская и австралийская исследовательница комбинаторной литературы, писательница, поэтесса, переводчица — и художница. Я вышел на ее произведения так.
Существует организация Bridges (The Bridges Organization), цель которой — способствовать развитию связей между математикой, изобразительным искусством, дизайном, архитектурой, музыкой. Она проводит ежегодные конференции и выставки художественно-математических работ, создавая затем своеобразные виртуальные арт-галереи.
Там я впервые увидел работы Татьяны Бонч-Осмоловской, а затем стал разыскивать другие созданные ею изображения. Некоторые из них я включил в свой курс «Психология» для обсуждения со студентами связей зрительного восприятия и мышления. Этот небольшой текст представляет ее как необычную художницу. Она создала собственную систему визуальных миров, где развертываются взаимодействия форм и смыслов — философских, математических, шахматных, заключенных в необычную словесную оболочку.
Начнем с разминки.
На сайте факультета психологии МГУ в разделе «Зрительные иллюзии» представлена иллюзия Селфриджа. В ней средняя буква обоих слов воспринимается то как латинское Н, то как А. Это модельный пример зависимости того, что мы видим (в данном случае букву), от контекста, в которое видимое включено.
Существуют и иллюзии восприятия глубины. Самый простой пример — куб Неккера.
Посмотрим, какое произведение искусства создает Т. Бонч-Осмоловская, используя эти иллюзии — и что-то еще. Что же еще? Оставлю поиски читателям.
Как пишет автор, «шрифт специально разработан, чтобы начертания можно было интерпретировать, как бы фигура ни была расположена. Одна и та же фигура читается как B и E, W и M, или двойственно в одном и том же положении: N и A, U и V. А все трехбуквенные сочетания образуют слова (хоть иногда и редкие) английского языка».
Фрактальная геометрия изучает и конструирует бесконечные самоподобные структуры — часто вполне абстрактные. Но здесь из-за самоподобия картина воспринимается как философская метафора, вызывающая не только эстетические, но и философские эмоции (да, могут быть и такие).
И цель, и символ недостижимого? Другие ассоциации и интерпретации? Работу приобрел Университет Аделаиды для постоянной экспозиции на математическом факультете. Она стала эмблемой Конгресса австралийского математического общества 2015 года.
«Это множество сфер и эллипсоидов представляет собой устойчивую структуру, в которой каждая фигура касается своих соседей, будучи максимально близка к ним (задача о плотной упаковке, где каждый объект касается каждого своего соседа. — А. П.). Несмотря на устойчивость, структура хрупка — она разрушилась бы, как осыпается пыльца на крыльях бабочки, если бы эти фигуры стали пересекать друг друга. При этом дуги фона пересекаются — и их пересечения создают цветы и листья, свободно проникающие друг в друга».
(Кстати, вы видите стилизованные цветы?) Это два мира, взаимодействующие друг с другом, — бабочка сидит на листьях (или цветах).
В небе — невозможный треугольник Пенроуза (ныне нобелевского лауреата по физике), исходный вариант которого был создан им вместе с отцом много лет назад на основе более раннего рисунка шведского художника Оскара Рутерсварда. Здесь он — видоизмененный и представленный как космический объект — вместе со зрителем на Земле, на которого мы смотрим как зрители.
Вам хочется войти в солнечное пространство этой картины, открывающееся, как кажется, в бесконечность? Или хочется остаться в затемненном, сумрачном и таинственном — тоже бесконечном? И кто знает, что там, в этих пространствах, ждет дальше? Они могут замкнуться на себя как лента Мебиуса (или бутылка Клейна)? Взаимопереход — лишь один возможный вариант. Пространства на картине могут быть бесконечны в других смыслах. Здесь могут быть разные идеи — это зависит от воображения.
Для меня эта картина — одна из возможных метафор художественных миров Татьяны Бонч-Осмоловской. А у кого-то могут быть другие. В любом случае, думаю, теперь понятно, почему Татьяна Бонч-Осмоловская имеет возможность писать об интеллектуалках. Вы можете читать ее тексты, зная о ней больше.