«Тюрьма — состояние психики»: как я преподавала цигун заключенным по 228-й

Медленные движения в цигун (как, впрочем, и в тайцзи) связаны со способностью ума быть внимательным в каждом движении. Чем медленнее мы двигаемся, тем сложнее не потерять концентрацию, то есть не выпадать из настоящего момента.

С помощью нехитрой настройки тела и небольшого комплекса упражнений можно быстро привести свое эмоциональное состояние в равновесие.

Я несколько лет вела частные занятия, но однажды преподавание потеряло для меня смысл. Это нормальный этап — нужно было переосмыслить свою деятельность и понять, куда двигаться дальше. Говорят, самые лучшие идеи приходят к нам в голову тогда, когда мы меньше всего этого ожидаем. Так было и со мной.

Что мешает практиковать: дела, информационная перегрузка и «позитивчик»

Основная проблема, с которой я сталкивалась на своих занятиях, — многие люди плохо концентрировались. Внешние помехи сильно влияли на них: в процессе практики у участников могли появиться более важные дела, на упражнения часто не было времени. В своей повседневной жизни мы заняты множеством вещей: семья, работа, друзья, проблемы общества и даже планеты.

Огромное количество информации, с одной стороны, создает у нас ощущение жизни, богатой событиями, а с другой — уводит нас из нашего внутреннего пространства. Ты можешь потерять контакт с собой, и в итоге пропадает чувство, что ты вообще живешь.

Существуют практики, которые этот контакт восстанавливают. Они учат нас следить не только за мировыми новостями, но и за событиями нашей внутренней жизни, на которые мы, возможно, никогда не обращали внимания.

Во время практики вдруг выясняется, что внутренние процессы — это то, из чего строится вся наша жизнь кирпичик за кирпичиком, то, что делает нас по-настоящему живыми. Или, если у нас нет контакта с этими процессами, заставляет нас чувствовать себя призраками, которых ничто не может ни удовлетворить, ни пронять.

Еще одна проблема — множество разнообразных концепций «духовности» в общественном сознании.

Идеи о всепрощении и всепроникающей любви, если в них внимательно не разобраться, могут привести к тому, что человек начинает полностью отрицать и подавлять в себе те качества и проявления, которые он считает некрасивыми. Такие установки не помогают практике внимательности — наоборот.

Внутреннее путешествие практикующего начинается с того, что он осознает, где находится сейчас (что с его телом, умом, эмоциями), а не улетает в мечты о том, где и каким он хотел бы быть. Цигун — это встреча с реальностью, даже если она «некрасива» или неприятна, а не взращивание иллюзий. Любые практики, связанные с развитием внимательности, направлены на встречу с самим собой, и встреча эта далеко не всегда приятна — особенно если вы старательно убегали от чего-то в себе. Именно поэтому занятия требуют определенного уровня внутренней зрелости и терпения.

Но я сталкивалась с тем, что люди не желают иметь дело с реальностью. Вместо правды большинство людей хотят быстрый рецепт, отвечающий на вопрос: «Как, ничего не делая, чувствовать себя лучше?»

Поэтому обычно они предпочитают сомнительные практики, которые будут давать им иллюзорное чувство комфорта, покоя и счастья — но не будут решать их реальные проблемы. Тогда вместо того, чтобы проснуться, люди погружаются в свою дремоту еще глубже.

Мне стало очевидно: люди не умеют и не хотят работать с внутренней болью и, как следствие, искажениями, возникающими в уме. Но что делать с этим осознанием?

Опыт Индии: випассана в тюрьме

На этой ноте я уехала путешествовать в Грузию, понимая, что ответ найдется сам собой, а мне нужно расслабиться и просто наблюдать. В это время моя подруга прислала мне фильм о тюрьмах Индии, где на государственном уровне введена практика випассаны.

Doing Time, Doing Vipassana (1997)

Меня очень впечатлили показанные в фильме результаты. Представьте себе человека, который пытается переложить вину за свое преступление на кого-то другого — и спустя всего 10 дней випассаны осознает, что причинил окружающим людям боль. Он просит прощения и спокойно принимает наказание. То есть происходит то, что и должно быть в исправительном учреждении (но случается далеко не всегда).

На мой взгляд, чтобы началось настоящее исправление, нужны условия, в которых могут произойти такие осознания. И курс випассаны — это один из способов создать эти условия.

Раньше мысль о том, чтобы проводить подобные занятия в тюрьме, даже не приходила мне в голову. Но после этого фильма я стала задумываться о том, что в заключении у людей может формироваться внутренний запрос на практики, связанные с работой над вниманием.

Единственное, что я знала наверняка, — что для настоящей и глубокой практики осознанности необходимы определенные условия, причем не внешние, а внутренние. Именно их формирование и занимает львиную долю обучения: по сути, все мастера, у которых я училась, занимались только этим и в личной практике, и помогая своим ученикам.

Когда условия созданы, внутренние изменения происходят как бы сами собой. Это как в музыке: если правильно настроить инструмент, то игра на нем будет сплошным удовольствием, а если нет, то даже гению не под силу извлечь из него сколько-нибудь красивую мелодию. Правильный настрой в практике — залог успеха.

Когда я сама начинала заниматься, мне казалось, что у меня почти ничего не получается. Я долго не видела результата — но только потому, что мои представления о нем были совсем иными. Обычно мы хотим получить от практик что-то ожидаемое и понятное, а наше сознание работает избирательно, поэтому что-то мы замечаем, а что-то упускаем.

Практика внимательности шаг за шагом подводит нас к умению видеть мир целиком, ничего из него не выбрасывая и ничем его не приукрашивая. Именно это, а не побег от реальности «в позитив», дает нам ощущение счастья.

Тюрьма создает лучшие условия для практики?

Серьезно я начала практиковать только тогда, когда оказалась в тяжелой жизненной ситуации и уже не видела никакого выхода. И сейчас я твердо убеждена, что именно тяжелые моменты нашей жизни могут оказаться дверью, которая ведет к свободе.

Мне показалось, что условия тюрьмы могут повлиять на внимание — ведь там люди мало чем могут отвлечься, их жизнь бедна на события. Заключенные тяжело переживают свое положение, и это может подтолкнуть их заинтересоваться своими внутренними процессами.

Вернувшись в Москву, я прочитала, что в московских изоляторах уже несколько месяцев проводятся мастер-классы по йоге. Я тут же связалась с организаторами проекта «Йога и цигун в СИЗО», и спустя год меня зачислили в штат преподавателем цигун. Випассану в СИЗО проводить не получилось бы: ее лучше делать курсом, а у нас не было такой возможности. Но цигун — это та же самая випассана, только в движении, он позволяет работать с вниманием через тело.

Цигун в СИЗО: наркотики, страх, спешка

Изначально занятия планировали вести в нескольких изоляторах, но в итоге все 4 месяца я работала только в СИЗО-2 (Бутырка) в отделении медико-социальной реабилитации психиатрической больницы. Сначала мы занимались один раз в неделю, позже — дважды в неделю.

Подавляющее большинство ребят в этом отделении проходят по статье 228 УК (наркотики). То есть так или иначе я имела дело с людьми на разных стадиях наркозависимости.

Неверно утверждать, что есть какой-то один универсальный метод исцеления от зависимости (и вообще от чего бы то ни было). Употребление психоактивных веществ — явление очень обширное, и у каждого, кто вступал на этот путь, был свой мотив. Поэтому одной из моих задач был индивидуальный подход к каждому.

Перед этой работой у меня были какие-то представления о том, как это должно происходить, но в реальности всё вышло иначе. Я не подозревала ни об организационных нюансах, с которыми мне придется столкнуться, ни о психологических. Например, раньше цигун я вела только для женщин, а тут у меня набрались парни, с которыми мне нужно было найти общий язык и сформировать единую группу, понимающую, что мы практикуем и зачем.

Заслужить доверие этих ребят было непросто. Просто представьте: вы сидите в СИЗО, и тут вам предлагают какой-то цигун. И вроде можно отказаться, но одновременно и непонятно, не будет ли последствий.

Некоторые сначала и правда ходили на занятия из страха. Мне потребовалось много времени, чтобы убедить их, что бояться нечего. Это хорошо показывает, в каком психологическом состоянии находятся люди в СИЗО: они почти не верят, что кто-то может просто так что-то для них делать.

Занятия были для ребят необязательными. Мне стоило немалого труда доказать им, что их нежелание заниматься цигуном абсолютно нормально. Мне было важно создать на занятиях атмосферу, где никто не зевает от скуки и не думает о том, что зря тратит время. В начале важны были слова — обычное такое человеческое общение. Я много рассказывала о том, что подобные занятия дали мне.

Следственный изолятор — это не исправительная колония: сегодня у вас в группе десять человек, а на следующий день — пять, потому что остальные либо в суде, либо на следствии. Это нормально, и нужно быть готовой к тому, что состав группы меняется: всё время поступают новые ребята, которым хочется попробовать, и вы вынуждены строить занятие так, чтобы полезно было всем.

Еще одним важным нюансом было ограничение по времени. В моей группе были ребята, которые ждали этапирования, а это значит, что уехать из изолятора они могли в любой день. То есть каждое наше занятие могло быть для них последним.

В этом было что-то особенное: многие из участников сразу успели оценить полезность и важность практики и поэтому внимательно ловили каждое слово и движение, ни на минуту не улетали в лишние размышления, демагогию или скуку.

Сотрудники тоже первое время относились к занятиям настороженно — и я могу их понять, ведь практика непростая. Мы очень много разговаривали о том, как упражнения могут повлиять на процесс реабилитации.

Кто и как практиковал цигун в СИЗО

В сформировавшейся группе (около 10 человек) каждый был чем-то уникален. Например, был один парень, у которого обнаружился талант к подобным практикам. Я никогда не видела такой телесной включенности. Очень редко людям почти сразу удается не просто правильно выполнить телесное упражнение, но и уловить его глубинный смысл.

Цигун — это не просто физкультура, это перестройка многих слоев психики. Одно-единственное упражнение можно разбирать очень долго и каждый раз находить новый смысл и новую глубину. Можно два часа просто поднимать руки, но только если к этому телесному процессу подключить работу ума, это превращается в полноценную практику, в которой равно задействованы и тело, и психика.

И вот он мог это делать с легкостью — видеть все уровни практики. Я уверена, что потом, в колонии, он мог бы стать отличным инструктором и помогать другим ребятам чувствовать себя лучше.

Еще один парень меня вначале очень испугал. Я вообще не понимала, зачем он ходит ко мне на занятия: ни одного вопроса не задает, молча делает все упражнения — а сам при этом хмурый, лысый, в татуировках и никогда не улыбается.

Только спустя пару месяцев мы впервые разговорились, когда я более детально объясняла упражнение, и оказалось, что с ним очень интересно общаться. Удивительной глубины человек! Начитанный, креативный, по-своему видящий мир. Практика тем и хороша, что способна объединять разных людей, позволяет каждому идти вглубь нее своим путем, оставаясь при этом частью общности.

У другого парня ничего не получалось: он понимал суть только умом, но не мог подключить тело — при этом старательно всё выполнял. Это очень распространенная история, особенно среди мужчин. И вот спустя два месяца появился результат: тело расслабилось, появилась свойственная практике мягкость и текучесть — и он сам это отметил.

Условия изоляции сами по себе очень сильно сжимают не только внешнее пространство, но и внутреннее: человек начинает чувствовать себя хуже и физически, и психологически. И когда ему удается вернуться к нормальному внутреннему состоянию, именно оно становится для него опорой, которая может помочь пережить все тяготы заключения.

Мы много говорили о взаимодействии с другими людьми и с миром в целом, о том, как упражнения влияют на нервную систему, на работу мозга и, как следствие, на наше восприятие. Все ребята отмечали, что стали спокойнее и собраннее. Я очень радовалась, видя, что на моих глазах с людьми происходят глубокие изменения, позволяющие им не просто переоценить причины сложившейся ситуации, но и обрести определенный уровень внутренней свободы.

Ведь тюрьма — это не просто здание. Это состояние психики.

Но не всем помогает практика. Оказалось, что невозможно проводить такие занятия с людьми, не готовыми меняться. В моей группе таких было несколько, это люди, находящиеся в жесткой парадигме насилия, — у них обычно просто ничего не получается.

Может быть, позже я смогу находить к ним подход, но в основном они сами перестают ходить на занятия, потому что не видят в них никакого смысла.

Чему я научилась в СИЗО

Введение телесных практик и практик осознанности в СИЗО — это большой прорыв в сфере реабилитации заключенных. Я очень признательна всем тем, благодаря кому стал возможен этот проект. Для любого преподавателя это бесценный опыт!

Многим кажется, что раз ты работаешь в СИЗО, то это ты помогаешь другим. На самом деле этот процесс всегда двусторонний. Тот, кто учит, сам всегда учится — и по-другому быть не может. Если подходить к своей работе именно с позиции ученика, то многие трудности удается преодолевать гораздо быстрее и легче.

Подобная работа — это проверка того, что вы там себе напрактиковали раньше.

Вы сталкиваетесь с очень специфической системой, основа которой — отсутствие доброты и сострадания. Уметь с ней сотрудничать, сохраняя внутри себя совсем другие основы, это вызов.

Также такая работа требует умения сохранять спокойствие в условиях неопределенности. Ведь вы приходите на занятие, проходите КПП, сдаете свой мобильный телефон — и понятия не имеете, когда выйдите обратно. Может быть, через два, три или пять часов. Каждый раз, когда я заходила на территорию изолятора, я не знала, как сложится день. Это учит тому, как не только не тревожиться, если что-то пошло не по плану, но и уметь быстро принимать решения в новых обстоятельствах.

Мне нужно было научиться выстраивать занятие так, как если бы оно было последним. Когда стало понятно, что наш проект могут закрыть, это умение очень мне пригодилось. Для отработки того или иного телесного навыка необходимо время: нужно много раз повторить одно и то же, чтобы образовалась проторенная дорожка. Этого времени у нас часто не было. И для того чтобы ребята успели впитать хоть что-то, приходилось вести занятие в ускоренном темпе. Для хорошо мотивированных людей это очень эффективно.

Но работа в подобных учреждениях, помимо видимой пользы для арестантов, несет в себе и не всем очевидную пользу для сотрудника. Если, конечно, он сам умеет учиться.

Почему нужно пересмотреть отношение к заключенным по 228-й

Мне кажется, что нельзя говорить об арестантах как о «неблагополучном слое общества».

Человек находится в следственном изоляторе до вынесения приговора. Это значит, что далеко не всегда он виновен. Но почему-то общество считает, что дыма без огня не бывает. Это ошибка!

В нашей стране люди получают огромные сроки за наркотики — иногда выше, чем за насильственные преступления. Но потребитель наркотиков — это далеко не всегда опустившийся человек, не имеющий воли слезть с иглы.

Более того, далеко не всегда речь идет о зависимости от героина: сейчас есть множество психоактивных веществ, в том числе синтетических, которые употребляют, чтобы активизировать работу мозга. Часто такой вид веществ выбирают люди с высоким IQ, скорость мышления у которых гораздо выше, чем у их окружения. Можно ли считать их неблагополучным слоем? Или неблагополучными будут те, чья мозговая активность ниже?

В нашем обществе не принято об этом задумываться.

Мы настолько привыкли наказывать людей за то, что они не похожи на остальных, что совершенно разучились думать. Мы не изучаем причины, по которым человек совершает те или иные поступки, а просто наказываем его за то, что он отличается от нас. Возможно, даже за то, что он свободнее нас.

Общество всё еще закрывает глаза на то, что мир меняется, но само оно этим изменениям пока не соответствует, потому что застряло в стереотипах и страхах. Времена такие, говорят. Но времена всегда «такие». И какие именно «такие», зависит не от некой волшебной силы, а от ежедневных решений, которые принимает каждый из нас.

Медитативные практики тоже способны стимулировать мозговую активность, это уже научный факт. Так почему же не использовать эти научные знания для реабилитации арестантов?

Ведь в нашей стране практически нет никакой ресоциализации заключенных. Об этом очень наглядно говорит статистика: по данным МВД за 2019 год, треть преступлений была совершена повторно.

Но у нас почти ничего и не делается для того, чтобы помогать молодым и умным ребятам найти свое место в обществе! Вместо этого их вычеркивают из жизни на долгие годы, не давая им почти никаких шансов на будущее. По сути, мы оставляем им единственный выбор — быть вечными преступниками.

Неблагополучны в этом случае мы сами, общество, — а не они.

И кто из нас тогда на самом деле в тюрьме?

Ресоциализация заключенных — это основа для нового общества. В нем не будет места старым стереотипам. И в нем каждый, кто хоть однажды оступился, может заново найти свое место.

Присоединиться к клубу