Размужичье, супарни и бородули: какими были русские транссексуалы, геи и полиаморы в 1920-х

Половой вопрос в начале XX века стоял ребром: в семейной жизни царствовали традиции, эпоха же требовала радикальных перемен во всех сферах. Большевики не могли это игнорировать — правда, о сексе говорили вскользь, в рамках более общих тем. А. В. Луначарский утверждал: «Настоящая цель революции есть именно полное пересоздание быта». И действительно, пришедшая в 1917 году советская власть принесла с собой не только пролетарскую, но и сексуальную революцию: рухнул институт традиционной семьи с ее неравноправием.

Теперь любовь рассматривали через призму марксизма: разрушался традиционный брачно-семейный уклад, женщины эмансипировались, институт брака и основанной на нем сексуальной морали становился все слабее.

На этот процесс также влияли (и будут влиять все столетие) работы Фрейда — впрочем, в начале века их зачастую понимали весьма однобоко. Сексуальное поведение людей менялось быстро. Так началось всеобщее раскрепощение, доходившее порой до абсурда.

Обязанность комсомолки

В 1920-е годы была популярна так называемая теория стакана воды, согласно которой отношения — это не что-то возвышенное и чувственное, а способ удовлетворения сексуальных потребностей без всяких «условностей», и каждая сознательная комсомолка не должна отказывать своему товарищу в этом. В повести Пантелеймона Романова «Без черемухи» одна из героинь сообщала, что «на всех, кто в любви ищет чего-то большего, чем физиология, смотрят с насмешкой, как на убогих и умственно поврежденных субъектов». Отныне семья у многих ассоциировалась с мещанством, штопаньем чулок, кухней.

Такой подход к личным отношениям партия не одобряла: одним из следствий теории был рост проституции, изнасилований и распространение венерических заболеваний. А. В. Луначарский в своем докладе «О быте» (1926) заявлял:

«Некоторые передовые товарищи (среди них были и коммунисты) говорили: у нас все не по-буржуазному. У буржуазии любовь — ухаживание, всякая романтика, вся эта домашняя пошлость семьи, верность друг другу, дети. Мы становимся на новую точку зрения. Мы отрицаем романтическую ценность любви, мы отрицаем эти тяжелые оковы.

Любовь — это вещь простая, вещь физиологическая, продиктованная природой, и нам так же легко удовлетворить свои любовные вожделения, как выпить стакан воды.

Вот что значит теория стакана воды — теория глубоко эксплуататорская, теория мужской подлости».

Дети солнца и воздуха

Абсолютно голые люди в центре Москвы — шутка или реальность? В 1924 году возникает общество «Долой стыд», состоящее из радикальных нудистов, и распространяется не только в Москве, но и в Саратове, Одессе, Харькове и других городах. Его участники считают, что чувство стыда — это ханжество, а истинным показателем свободы и демократии является нагота. В своих воспоминаниях о 1920-х годах писатель Варлам Шаламов пишет:

«А общество „Долой стыд“? Ведь это не какой-нибудь рок-н-ролл или твист — члены этого общества гуляли по Москве нагишом, иногда только с лентой „долой стыд“ через плечо… Мальчишки, зеваки шли толпами за адептами этого голого ордена».

По рассказам очевидцев, «дети солнца и воздуха», как называли себя борцы со стыдом, устраивали массовые гуляния на главных улицах городов, провозглашая: «Долой мещанство! Долой поповский обман! Мы, коммунары, не нуждаемся в одежде». Записи о променадах нудистов появлялись в дневниках и воспоминаниях писателей, художников, политиков. Например, Михаил Булгаков 12 сентября 1924 года писал:

«Новость: на днях в Москве появились совершенно голые люди (мужчины и женщины) с повязками через плечо „Долой стыд“. Влезали в трамвай. Трамвай останавливали, публика возмущалась».

Все это не могло не вызывать недоумения у власти: народный комиссар здравоохранения Н. А. Семашко в газете «Известия» заявил о том, что ходить абсолютно голым по городу вообще-то опасно для здоровья. Главным аргументом был «неподходящий климат» и «слишком низкая температура Москвы», но никак не хулиганство или неподобающее поведение. Защищая здоровье граждан, милиция начала разгонять демонстрации нудистов.

Общество «Долой стыд» просуществовало около года. До сих пор ведутся споры в духе «а был ли мальчик»: некоторые исследователи считают это явление анекдотом или антисоветским мифом (свидетельств действительно очень мало). Другие же утверждают, что документы и даже фото, подтверждающие существование сообщества, есть, но архивы строго засекречены или вывезены за рубеж.

Любовные многоугольники

Раскрепощение в 1920-х шло полным ходом. Не считалась постыдной полиамория — в среде творческих людей это была довольно распространенная практика, которую многие исследователи считали результатом декадентства.

Еще в начале ХХ века Зинаида Гиппиус и Дмитрий Мережковский расширяли границы привычного семейного института. Они разработали новую форму личных отношений, «тройственное устройство мира» — союз людей, связанных интимными отношениями и общим мировоззрением.

Около 15 лет они прожили в связи с публицистом Дмитрием Философовым. Общей идеей для них стало понимание тонкой божественной материи мира, граничащее с чувством религиозного экстаза. Любовники даже устроили у себя на квартире в доме Мурузи некий свадебный обряд с причащением Святыми Дарами: читали молитвы, ели хлеб, пропитанный вином (как плоть Господня), и в знак венчания втроем надели друг на друга кресты.

Такие мини-коммуны, связанные общей творческой, духовной или идейной деятельностью, не были редкостью. Яркий пример — Осип и Лиля Брики и Владимир Маяковский, открыто жившие и работавшие втроем. С приходом революции они разрабатывают концепцию нового общества «Левый фронт искусств», а в 1923 году издают журнал «ЛЕФ» — Осип был организатором и идеологом, Володя публиковал поэмы, а Лиля переводила тексты зарубежных современников-единомышленников.

Лиля Брик вспоминала: «Я любила заниматься любовью с Осей. Мы запирали Володю на кухне. Он рвался, хотел к нам, царапался в дверь и плакал».

«Шведские семьи» в начале века встречались часто — чего только стоит странная история Бунина, когда он, будучи женат, привел домой любовницу. «Тройке», а затем «четверке», «пятерке» и даже «шестерке» пришлось как-то уживаться вместе. Однажды, встретив Бунина на Монпарнасе, критик Василий Яновский спросил писателя о его «сексуальных делах», на что получил ответ: «Вот дам между глаз, так узнаешь». Можно вспомнить также любовные истории, связывавшие Александра Блока, Любовь Менделееву и Андрея Белого — или Михаила Кузмина, Сергея Судейкина, Всеволода Князева и Ольгу Глебову-Судейкину. Подобная свобода отношений (разумеется, в основном в городах: деревенское население оставалось «традиционным») не считалась предосудительной — она была веянием нового времени.

«Во-первых, вы мужчина или женщина?»

В 1920-х годах обсуждалась и идея о смене пола, хоть и не так широко, как в наше время. В 1922 г. в московском Коммунистическом университете им. Я. М. Свердлова провели анкетирование, касающееся полового вопроса. Убежденных «гомосексуалисток» нашлось довольно много. Одна из них заявила, что хочет стать мужчиной и с нетерпением ждет, когда ученые смогут ей это обеспечить.

Конечно, советская и мировая наука осуществить такое желание еще не могла. Поэтому чаще всего женщины «меняли пол» через подражание внешним атрибутам маскулинности. Среди внешних признаков мужчины все тот же нарком Семашко отмечал «взлохмаченную (чаще грязную) голову», «папироску в зубах», «нарочито угловатые манеры и грубоватый голос». Перенимая у мужчин манеры поведения и стиль одежды, женщины расширяли социальную территорию. Для одних это был единственный способ жить с любимой, для других — участвовать в войне и революции, строить карьеру.

Медицинские источники утверждают, что в городах женская маскулинность была знаковой особенностью раннего советского общества. Но и в провинции это не было чем-то новым — маскулинные женщины («мужланки», «бородули», «супарни») и феминные мужчины («размужичье», «девули») были известны и в XIX веке.

Об этом свидетельствует не только лексикон простых людей, в котором были соответствующие слова, но и уголовные дела, заводимые на крестьянок. Так, в 1886 году в Нижнем Новгороде были арестованы Мария Павловна Шашнина и Екатерина Ивановна Демичева за отравление мужа Демичевой ради возможности проживать вместе. Шашнина была «мужиковатой» и, по некоторым свидетельствам, обладала признаками обоих полов. Местные называли Марию «двухполой», отличалась она от обычных женщин и поведением — не носила платок, курила табак, главенствовала над домашними в хозяйстве.

Советская психиатрия в 1920-е годы интересовалась такими женщинами, именуя их трансвеститками. В 1925 году психиатр Альфред Штесс в работе «Случай женского гомосексуализма при наличии situs viscerum inversus, его психоанализ и гипнотерапия» описывает историю некоего Александра Павловича из Саратова, который с точки зрения физиологии был женщиной, но воспитывался отцом как сын:

«Выданная 16 лет замуж, она возненавидела супружеские отношения с первой же ночи; она отклоняла требования мужа, а спустя неделю родные уже могли наблюдать ее переодетой в мужское платье.

Чтобы скрыть свои нормально развитые груди, она перетягивала их натуго полотенцем; в таком виде она без устали посещала кинематографы, где следила исключительно за игрою женщин, возбуждавших ее чувственность. В начале она сменяла костюм лишь по вечерам, а через три недели сменила свое платье на мужское, решила бросить мужа и переехала из Саратова в Астрахань.

Родным и знакомым она категорически приказала звать себя Александр Павлович или Александр. В Астрахани она продолжала заниматься торговлей; выступая теперь в роли мужчины, она пользовалась большим успехом среди торговок».

Пациентка была принудительно вылечена от «гомосексуальности» методом психоанализа Фрейда и гипнотерапией.

История Александра Павловича не исключительный пример «трансвеститки», долго игравшей роль маскулинной личности в обществе. Это было довольно распространенным явлением для раннесоветского времени. В 1927 году много разговоров ходило о так называемой «женщине-солдате». Евгения Федоровна М. уже в возрасте 17 лет начала выдавать себя за мужчину: подделывая документы, работала в следственно-карательных органах, сражалась на Южном фронте во время Гражданской войны. В начале 1920-х в этом образе она активно заводила сексуальные отношения с женщинами, и в 1922 году по тем же поддельным документам зарегистрировала брак с некой С.

После неминуемого каминг-аута женщины не развелись, и даже в ходе следствия над Евгенией, обвиняемой в «преступлении против природы», брак был признан законным. Вскоре С. родила от другого мужчины.

Евгении по службе приходится переехать в Москву, где она получает ранение, начинает пить и дебоширить. На этом этапе она и попадает в клинику, откуда пишет врачу письмо «История моей болезни (краткая исповедь человека среднего пола, мужского психогермафродита)».

«Средний род признается только в грамматике и применяется к вещам неодушевленным. В действительности же среди нас живут люди, не подходящие ни к тому, ни к другому полу, мужчины, лишенные существенных мужских признаков, то есть женщины по физическому — половому строению, но во всех других отношениях похожих на мужчин. Эти женщины считают свой пол недоразумением и желают превратиться в представителей противоположного пола».

Психиатрическая элита отмечала вполне научный ход рассуждений пациентки. По сути, Евгения отстаивала социальные и политические права «другого пола» — можно сказать, что в некоторой степени предвосхитила дальнейшие исследования гендерной и сексуальной амбивалентности.

От члена клуба до шпиона

Что касается гомосексуалов, то уже к XIX веку они потихоньку выходят из подполья и формируют особую субкультуру, особенно в Петербурге. Мужчины из всех слоев общества встречались с представителями своего пола в банях, в парках и садах, в ресторанах и на проспектах. Согласно ряду источников высокопоставленные чины организовывали загородные клубы, где проходили вечеринки и оргии. В царской России мужчины-гомосексуалы не были чем-то чужеродным в социуме, но публично проявлять себя все же не могли — существовало уголовное наказание за мужеложство.

С началом революции отменяются законы, преследовавшие гомосексуалов, и все сексуальные меньшинства стали заявлять о себе открыто: так, в 1918 году по Петрограду прошли демонстрации, в которых участвовали геи и лесбиянки.

Среди гомосексуалов были и трансвеститы:

«В 1921 году случилось так называемое дело петроградского клуба. Чекисты обратили внимание на квартиру, где периодически проходили собрания большого числа лиц, в том числе военных моряков. Надеясь раскрыть контрреволюционную ячейку, сотрудники ВЧК устроили рейд, в результате которого обнаружили маскарадный бал-свадьбу, где невеста и все дамы были переодетыми мужчинами. При допросе выяснилось, что все присутствующие (более 90 человек) являлись гомосексуалами, а квартира служила своеобразным клубом».

Вплоть до начала 1930-х гомосексуальный мир существовал вполне спокойно, но в 1933 году вступающие в однополые контакты мужчины стали объявляться шпионами и контрреволюционерами, разрушающими советское общество.

Взять и отменить

Чрезмерное раскрепощение, слишком буквально воспроизводящее некоторые тезисы Маркса и Энгельса, вскоре стало осуждаться партией.

Уже в 1924 году издаются знаменитые «12 половых заповедей революционного пролетариата» — кодекс, носивший рекомендательно-воспитательный характер. Он должен был упорядочить и усмирить волну народного стремления к сексуальной свободе.

В начале 1930-х годов отношение к сексу и любви снова пересматривается. На смену любой свободе приходят жесткие идеологические установки, которые захватывают все сферы жизни, сексуальность пытаются подавить административно. Модернизм Серебряного века, касавшийся в том числе интимных отношений, к 1930-м полностью сошел на нет.

• В 1933 году ввели уголовную ответственность за мужеложство (в 1920-е в СССР ее, в отличие от большинства западных стран, не было).
• В 1936 году ввели ответственность за хранение и изготовление порнографии, причем формулировка была столь расплывчата, что под нее могли попасть и репродукции картин классических художников.
• В 1937 году запретили аборты кроме случаев, когда для этого были медицинские показания. Мера эта была вынужденной (так, в 1930 году в Москве на 100 рождений приходилось 200 абортов, и это только по документам), но привела к тому, что теперь 80–90% абортов проводили кустарным способом.

Сексуальная культура разворачивается на 180 градусов: от примитивизации и голого натурализма Союз приходит к «духовности», но тоже весьма специфической.

Исследователей-идеологов беспокоят уже не соотношение платонического и физического, а социальная составляющая секса и семьи — «ячейки общества». В это же время «исчезают» молодые социальные науки: сексология, психология, социология. Половой вопрос переходит в плоскость идеологии, а вскоре и вовсе замалчивается: проблемы секса — буржуазные, а в СССР «здоровое» во всех смыслах общество.

Но получилось ли у государства взять под контроль сферу сексуальных и семейных отношений — большой вопрос.

Присоединиться к клубу