Остановка космического фронтира. Как миллионы людей искали инопланетян, а нашли... советский ВПК
Советское общество было нерелигиозным, но искало выход в неизвестное и непознанное в самых разных направлениях. Культуролог Алексей Конаков в вышедшей в издательстве музея «ГАРАЖ» книге «Убывающий мир: история „невероятного“ в позднем СССР» рассказывает о том, как советские энтузиасты (и ученые!) искали снежного человека и инопланетян, пытались исследовать экстрасенсов и телепатию. А мы сегодня публикуем главу из нее о том, как поисками внеземной жизни перестали заниматься ученые и начали уфологи, а также о том, как Академия наук и Министерство обороны заставили миллионы солдат регистрировать явления, похожие на НЛО.
Остановка «космического фронтира»
К началу семидесятых годов в СССР окончательно оформляется процесс, который можно было бы назвать рутинизацией космоса. Космическая программа практически перестает поставлять сенсации, до сих пор так волновавшие воображение советских людей (первый искусственный спутник, первый человек на орбите, первый выход в открытый космос и т. д.), и работы по ней всё чаще воспринимаются как нечто само собой разумеющееся. Подавление Советским Союзом «Пражской весны» в 1968 году знаменует начало политического застоя и отказ от проекта «социализма с человеческим лицом». При этом прагматическая политика брежневского Политбюро очевидно направлена на удовлетворение материальных нужд советских граждан и всё чаще подчеркивает не космические, но земные достижения СССР: стабильность трудовой иерархии, возросшую ценность частной жизни, особое внимание к потребительским товарам и разрядку международной напряженности.
В такой ситуации искренний «космический энтузиазм» шестидесятых кажется немного смешным, а космические мечты умирают вместе с революционными мечтами о победе коммунизма. Невеселыми вехами на этом пути становятся гибель Юрия Гагарина 27 марта 1968 года и высадка американцев на Луне 20 июля 1969 года, ознаменовавшая проигрыш Советским Союзом лунной гонки; еще через несколько лет американские «Викинги» докажут, что на Марсе нет ни каналов, ни цветов.
Космический «меридиан» «советского невероятного» никуда не исчезает, однако явно теряет в популярности и силе отклика; его существование становится более камерным и субкультурным, его творцы замыкаются в узких кругах единомышленников и гораздо реже привлекают внимание широкой публики.
Александр Казанцев, развивая старые идеи, пишет фантастический роман «Фаэты», посвященный атомной войне на Фаэтоне (в результате которой Фаэтон распадается на части, а немногие выжившие переселяются на Марс). Николай Козырев продолжает работать над экспериментальным обоснованием своей причинной механики, измеряя скорость движения времени с помощью собственноручно изготовленных крутильных весов, а также сопоставляет тектонические явления на Луне и на Земле: «между тектоническими процессами на двух планетах есть тесная связь. Луна ведет себя так, словно она не отдельное небесное тело, а седьмой континент Земли»; причинами этой связи Козырев считает 1) приливные силы и 2) материальные свойства времени. Что касается Вячеслава Зайцева, перебравшегося из Ленинграда в Минск, он постепенно переходит от идей палеовизита к темной и абсурдной мистике — размышляет об Армагеддоне, о силах мрака, сосредоточившихся в районе Бермудского треугольника, и о числе 666, означающем, по его мнению, фразу «Дух дьявола, обитавший в теле Ирода, поселился в теле Брежнева».
Может быть интересно
Самой важной и значимой субкультурой, порожденной дискурсом о «невероятном», является в семидесятые годы советская уфология; самым же знаменитым уфологом остается Феликс Зигель. Тематика НЛО совершенно не приветствуется государством; в 1971 году остановлена печать книги Зигеля «Тунгусское диво», в 1972-м выходит в свет сборник «Населенный космос», из которого, однако, удалены все статьи об НЛО и палеовизитах. В связи с этим Зигель самостоятельно печатает неподцензурные сборники «Наблюдения НЛО в СССР», где старается собирать любую информацию о неопознанных летающих объектах над страной. Первый том «Наблюдений» закончен в 1968 году, второй — в 1975-м, за ними последуют еще пять выпусков; среди множества свидетельств о наблюдении НЛО, приведенных в этих томах, можно найти сообщения того же Вячеслава Зайцева, сотрудника Инициативной группы по изучению НЛО Валентина Аккуратова, корреспондента ТАСС (участника одной из золотовских экспедиций на Тунгуску) Сергея Буланцева, известного «атлантолога» Ильи Фурмана, исследовательницы снежного человека Марии-Жанны Кофман, пулковского астронома Хейно Поттера и др.
Помимо сбора сообщений о летающих тарелках, Зигель постоянно ищет новых союзников, привлекает энтузиастов, налаживает деловые и дружеские связи; в Томске его идеи поддерживают люди из КСЭ — глава экспедиции, доктор биологических наук Николай Васильев и физик Виктор Журавлёв (весной 1971 года Зигель участвует во Всесоюзном совещании по Тунгусской проблеме, организованном Васильевым в Новосибирске); в городе Калинине с начала семидесятых годов работают давний знакомый Зигеля Алексей Золотов и один из пионеров изучения НЛО в Украине Владимир Рубцов (который полагает, что Тунгусская катастрофа была следствием «аэрокосмического боя» двух НЛО); в Минске сторонником Зигеля является теплофизик, доктор наук Альберт Вейник, с конца шестидесятых опубликовавший ряд паранаучных работ (где постулировалось существование сверхсветовых скоростей и наличие математической связи между временем и массой, объемом, электрическим зарядом и т. д.), а после разгрома в «Литературной газете» примкнувший к уфологии и пишущий статьи о способности НЛО замедлять время.
Советская жизнь эпохи застоя организована как анфилада «вненаходимых» для власти пространств, и имя Зигеля довольно громко звучит в этих пространствах; ему симпатизируют знаменитый писатель Леонид Леонов (среди прочего покровитель и теневой идеолог газеты «Социалистическая индустрия», охотно печатающей статьи о парапсихологии), кандидат биологических наук, последователь Чижевского и Вернадского Александр Пресман, интересующийся влиянием микроволнового излучения НЛО на людей, и генерал-майор авиации, председатель редколлегии журнала «Зарубежная радиоэлектроника» Георгий Угер. Старинный товарищ Зигеля, поэт Давид Самойлов, вдохновившись темой НЛО, сочиняет поэму о похищении инопланетянами императора Александра I («А неопознанный предмет / Летел себе среди комет»).
В Московском авиационном институте (МАИ), где работает Зигель, его собеседником является крупный специалист по ракетным двигателям Валерий Бурдаков, разрабатывающий теоретические модели «дисколетов» и «ракет будущего»; кроме того, стойкий (хотя и не афишируемый) интерес проявляют к проблеме НЛО ректор МАИ, академик Иван Образцов, и академик Борис Петров (коллега Королёва по созданию ракеты Р-7).
Несмотря на негласные запреты, новости об НЛО иногда проникают на страницы советской прессы; в 1973 году «Известия» пишут о летающих тарелках над Турином, в 1976 году ТАСС перепечатывает сообщение иранской прессы об НЛО возле Тегерана. Зигель в полуофициальном порядке комментирует подобные случаи для руководства МАИ и продолжает настаивать на необходимости организации специальных работ по изучению НЛО.
Основным аргументом является военный: НЛО могут быть приняты за баллистические ракеты (и значит, невнимание к уфологии угрожает главному внешнеполитическому достижению самого Брежнева — процессу разрядки напряженности между СССР и США). В 1974 году Зигель направляет президенту АН СССР Мстиславу Келдышу записку с просьбой организовать изучение НЛО в СССР, чуть позже пишет в Комитет по науке и технике Совета министров СССР; везде отвечают отказом, но к 1975 году Зигелю удается добиться успеха в МАИ — ему открывают госбюджетную тему по исследованию неопознанных летающих объектов.
Одной из главных проблем советской уфологии остается преодоление официальной точки зрения, заключающейся в том, что любые наблюдения НЛО полностью объясняются либо атмосферными явлениями, либо авиакосмической деятельностью людей.
В том числе поэтому среди нового поколения советских уфологов довольно много теоретиков палеовизита — чтобы опровергнуть известный тезис Дональда Мензела («Первой настоящей летающей тарелкой был знаменитый спутник, запущенный советскими учеными 4 октября 1957 года»), необходимо и достаточно показать, что НЛО видели и до начала космической эры. В 1970 году Юрий Росциус публикует в журнале «Знание — сила» статью об огненном шаре, наблюдавшемся над Робозером в 1663 году, и делает вывод о его искусственном происхождении. В 1974 году в «Технике — молодежи» Владимир Рубцов разбирает отрывки из «Махабхараты», посвященные божественному оружию — «астравидье», и фантазирует о древних контактах «между Землей и другими населенными мирами, в результате чего на нашу планету могли попадáть образцы инопланетной техники». С этого же года теорией палеовизита увлекается и известный китаист, доктор филологических наук Игорь Лисевич, разыскивающий свидетельства прилета инопланетян на Землю в китайских мифах о «сыне неба» Хуан-ди. Эти публикации, впрочем, никак не меняют положения уфологии, остающейся камерным и маргинальным занятием.
Подобная же тенденция к камерности становится в это время характерной и для работ по программе CETI; широкая публика интересуется вопросами установления связи с внеземными цивилизациями всё меньше и меньше, хотя деятельность самих ученых весьма насыщена и активна. В 1971 году в Бюракане проходит первая советско-американская конференция по CETI, куда приезжают Карл Саган, Филипп Моррисон и Фрэнк Дрейк. На конференции обсуждают формулу Дрейка, позволяющую оценивать количество обитаемых планет в Галактике, результаты работы Троицкого по поиску радиосигналов от одиннадцати ближайших звезд, гипотезу Дайсона о существовании жизни на кометах, идею Коккони о возможности развития цивилизаций на уровне элементарных частиц и мысли Кардашева о полете космического корабля внутрь «черной дыры».
В первой половине семидесятых годов советские ученые разворачивают программы по поиску импульсных радиосигналов (которые могли бы быть позывными внеземной цивилизации): наблюдения ведутся группами Троицкого и Кардашева на Памире, Кавказе, Камчатке, в Крыму, а также с корабля «Академик Курчатов» и с автоматической межпланетной станции «Марс-7»; тогда же в Специальной астрофизической обсерватории АН СССР в Карачаево-Черкесии начинается поиск оптических сигналов от внеземных цивилизаций, возглавляемый астрофизиком Викторием Шварцманом.
Кроме того, в сообществах CETI возобновляются споры о вероятности существования межпланетного зонда, присланного внеземной цивилизацией в Солнечную систему. Эта идея была выдвинута еще в 1960 году американским астрофизиком Рональдом Брейсвеллом для объяснения загадочного явления long delayed echoes (LDE) — принимаемого с задержкой от трех до тридцати секунд радиоэха от посланных на Земле сигналов. Брейсвелл считал, что эхо создает зонд, сообщающий таким образом о своем нахождении на орбите. В 1973 году астроном Дункан Лунан строит зависимость задержки радиоэха от его порядкового номера — и получает изображение, похожее на созвездие Волопаса, каким оно выглядело 13 тысяч лет назад. Работа Лунана широко обсуждается советскими астрофизиками — о ней высказываются Юрий Ефремов, Леонид Ксанфомалити и Лев Гиндилис. Казанцев описывает искусственный зонд в «Фаэтах» (и даже дает ему имя — «Черный принц»), Юрий Росциус ссылается на гипотезу Брейсвелла в своей статье о «робозерском диве», а Феликс Зигель приходит к выводу, что именно инопланетный зонд был тем НЛО, который совершил маневр над Тунгуской.
Благодаря дискуссиям о зонде происходит определенное сближение советских уфологов с исследователями проблемы CETI. Весной 1974 года Зигель выступает в Секции «Поиски сигналов от внеземных цивилизаций», и ему удается произвести благоприятное впечатление на Троицкого и Кардашева; Секция полагает, что в ближайшие годы «особое внимание следует уделить возможности обнаружения зондов внеземных цивилизаций, находящихся в Солнечной системе или даже на орбите вокруг Земли», а значит, уфологи с их «пристальным изучением неба» могут оказаться полезны. Знаком такого сближения станет приглашение в 1975 году на Зеленчукскую школу-семинар по проблеме CETI Игоря Лисевича, который, опираясь на чтение древнекитайских источников и на анализ LDE, проведенный болгарским астрономом Ильей Илиевым, выскажет идею, что инопланетный зонд прибыл из окрестностей звезды Регул («упоминая Сюаньюань, древние авторы часто имели в виду не всё созвездие целиком, а лишь район его самого яркого светила — Регула»). Тогда же вопросами НЛО начнет заниматься секретарь Секции «Поиски сигналов от внеземных цивилизаций» Лев Гиндилис, общавшийся с Зигелем и решивший провести статистический анализ данных, собранных последним.
Увы, даже несмотря на объединение усилий, поиски внеземных цивилизаций не дают никаких результатов — а космос из источника энтузиазма постепенно начинает превращаться в источник пессимизма. Краткая формула такого пессимизма известна как парадокс Ферми: если во Вселенной существуют разумные цивилизации, то почему мы их не наблюдаем? Вопрос этот был задан физиком Энрико Ферми еще в 1950 году; бурное развитие космонавтики и радиоастрономии в следующие два десятилетия, как казалось, сулило скорое разрешение парадокса, однако к середине семидесятых он вновь неумолимо навис над программой CETI.
Школа-семинар в Зеленчуке в 1975 году во многом посвящена именно вопросу о «молчании Космоса», а доклады, прочитанные участниками семинара, могут быть рассмотрены как своего рода градации неуверенности. Всеволод Троицкий указывает на огромные практические трудности, с которыми столкнется любая цивилизация, желающая быть обнаруженной: для передачи сигнала в пределах Галактики нужно построить радиомаяк размером не менее 5000 км и вывести его (чтобы защитить жителей от излучения) на достаточно далекую орбиту; при земном уровне техники строительство подобного маяка займет от трех до тридцати миллионов лет. Вряд ли кто-то в Галактике делает такие маяки, и потому землянам нужно совершенствовать приемную аппаратуру для обнаружения гораздо более слабых сигналов.
Астрофизик Борис Пановкин поднимает вопрос «о принципиальной возможности содержательного информационного обмена (взаимопонимания) между космическими корреспондентами» и приходит к выводу, что такой обмен невозможен — у разных цивилизаций, осуществляющих разную «предметно-материальную и социальную деятельность», возникают разные способы деления реальности на объекты познания, а значит, представители этих цивилизаций обречены жить в никак не сообщающихся, не переводимых друг в друга информационных мирах. В чем-то похожее объяснение парадокса Ферми предлагает и Викторий Шварцман; по его мнению, сигналы от внеземных цивилизаций уже регистрируются нами, но «мощность культурной традиции, в рамках которой они [сигналы] интерпретируются, пока недостаточна для того, чтобы осознать их искусственную природу».
В такой ситуации нужно отказаться от «естественно-научного шовинизма» и привлечь к анализу имеющихся радиосигналов опыт гуманитарных наук: кто знает, вдруг цивилизации-соседки передают в космос не строгую научную информацию, но партитуры музыкальных произведений или правила игр?
Итак, даже если космос не молчит, а, наоборот, настойчиво посылает сигналы — сейчас мы неспособны принять или распознать их (и неизвестно, сумеем ли сделать это в будущем). Впрочем, сомнения Шварцмана, Пановкина и других кажутся почти несерьезными на фоне всеобъемлющего пессимизма Иосифа Шкловского. Шкловский полагает, что, если бы в Галактике действительно существовали высокоразвитые цивилизации, они неизбежно (в силу ограниченности ресурсов родной планеты) стали бы осваивать и преобразовывать соседние звезды, и по Галактике начала бы распространяться «сильная ударная волна разума»:
«…имеются логические основания считать, что по крайней мере некоторая часть цивилизаций <…> должна стать фактором космического характера, охватив своей преобразующей деятельностью отдельные планетные системы, галактики и даже Метагалактику. Но в таком случае следовало бы ожидать наблюдаемые проявления этой разумной космической деятельности. В свое время (1962 г.) мы такой феномен назвали „космическим чудом“».
Однако до сих пор человечество не нашло «космических чудес», а все загадочные сигналы из космоса (вроде сигналов от СТА-102 или от пульсаров) удалось объяснить естественными причинами. Соответственно, «подростковый оптимизм» шестидесятых годов должен быть дезавуирован: «вывод о том, что мы одиноки, если не во всей Вселенной, то, во всяком случае, в нашей Галактике или даже в местной системе галактик, в настоящее время обосновывается не хуже, а значительно лучше, чем традиционная концепция множественности обитаемых миров». Это значит, что разумная жизнь в космосе чрезвычайно редка, возможно, она вообще имеется только на Земле, и человечеству просто неоткуда ждать сигналов и позывных.
Мрачная теория Шкловского, представленная на Зеленчукской школе-семинаре, а в 1976 году опубликованная в «Вопросах философии», вызовет яростное неприятие со стороны всех энтузиастов CETI (с ней ярко полемизирует Станислав Лем, с ней не согласен Кардашев, ее пытается оспорить Троицкий), однако станет довольно популярна у советской публики.
И, кажется, причина такой популярности связана вовсе не с астрономией.
К середине семидесятых советское общество полностью становится потребительским и криптобуржуазным; брежневская политика «стабильности кадров» в сочетании с недостатками планирования и хлынувшим в страну (после роста цен на нефть в 1972 году) потоком денег приводит к формированию теневой экономики и расцвету блата — в свою очередь помогающим советским людям извлекать «нетрудовые доходы», доставать редкие товары, самостоятельно и неофициально решать самые разные проблемы.
Возникает новый для СССР антропологический тип самонадеянного индивидуалиста, прагматичного циника, более всего озабоченного не вопросами мировой революции и освоения космоса, но обустройством собственной квартиры и дачи. Статья Шкловского, завершающаяся словами о возможной уникальности Земли и о том, что современный человек является «авангардом материи», приятно тешит самолюбие любого советского криптобуржуа, а выводы великого астрофизика о необходимости беречь жизнь на планете, избегая войн и заботясь об охране окружающей среды, замечательно соответствуют буржуазным идеалам спокойствия и безопасности. Обывательское «равнодушие к небесам» получает, таким образом, индульгенцию от одного из столпов CETI: звезды безмолвны, и гораздо важнее думать о Земле. Застой доходит до космоса — поиски внеземных цивилизаций не приносят плодов, историческая стыковка «Союза» и «Аполлона» в 1975 году не вызывает энтузиазма, и из всего космического заинтересовать публику-консюмеристку способны только сенсационные слухи о летающих тарелках.
И действительно, неофициальная популярность уфологии в СССР становится всё шире; тома «Наблюдений» Зигеля распространяются в самиздате, сам Зигель часто выступает с докладами, готовит в МАИ научный семинар «НЛО-77» (Матест Агрест должен рассказать о палеокосмонавтике, Альберт Вейник — о возможности полета НЛО со сверхсветовой скоростью, Игорь Лисевич — о следах НЛО в древнекитайском эпосе), продолжает собирать свидетельства граждан и, кроме того, начинает организовывать экспедиции на места предполагаемой посадки НЛО — вместе с Зигелем ездят Виктор Журавлёв, Владимир Рубцов и Лев Гиндилис, а биолог Юрий Симаков даже разрабатывает особый «биоиндикатор» — колбу с хламидомонадами, чья активность якобы снижается возле мест, где приземлялись НЛО.
В ноябре 1976 года неожиданный ажиотаж возникает вокруг доклада об НЛО, прочитанного Зигелем на заводе «Кулон»; составленный неизвестным энтузиастом конспект доклада уходит в массы и привлекает необыкновенное внимание («перепечатанный в сотнях и тысячах копий, переписанный от руки, конспект живет своей самостоятельной жизнью, вызывая бурные споры в самых широких кругах: от младших школьников до именитых представителей творческой интеллигенции»), об НЛО начинают говорить в трамваях и метро, а МАИ и квартиру Зигеля одолевают телефонными звонками. Последствия не заставляют себя ждать: почти сразу в «Комсомольской правде» выходит статья Еремея Парнова «Технология мифа», обличающая и Зигеля, и Вейника, и теорию палеовизита, и поиски НЛО, ректорат МАИ инициирует внутреннее расследование и закрывает все работы по «летающим тарелкам», а общество «Знание» исключает Зигеля из числа своих членов.
Цель Парнова и других критиков Зигеля состоит в том, чтобы перенаправить внимание публики с «антинаучных мифов» об НЛО на успехи СССР в покорении космоса, однако в реальности положение дел является обратным: советского гражданина не слишком беспокоит почти остановившийся «космический фронтир» и вероятность наличия планет возле летящей звезды Барнарда, но зато волнуют слухи о посадке летающих тарелок под Серпуховом.
До какого-то момента подобный дрейф интересов остается практически невидимым для властей, однако всё меняется в сентябре 1977 года — благодаря новостям из Петрозаводска.
Газета «Социалистическая индустрия» сообщает:
«Жители Петрозаводска явились свидетелями необычного явления природы. 20 сентября около четырех часов утра на темном небосклоне вдруг вспыхнула огромная „звезда“, импульсивно посылавшая на землю снопы света. Эта „звезда“ медленно двигалась к Петрозаводску и, распластавшись над ним в виде медузы, повисла, осыпая город множеством тончайших лучевых струй, которые производили впечатление проливного дождя. Через некоторое время лучевое свечение кончилось. „Медуза“ обернулась ярким полукругом и возобновила движение в сторону Онежского озера».
«Медузу» наблюдает множество людей, и событие получает огласку. Корреспондент ТАСС Николай Милов шлет в Москву противоречивые сведения, директор Петрозаводской гидрометеорологической лаборатории Юрий Громов публично заявляет, что никогда не встречал ничего подобного, а спустя несколько дней выясняется, что загадочный феномен было видно и из других мест, в том числе из Ленинграда и Хельсинки. Органы власти оказываются захлестнуты потоком писем от граждан, требующих внятных разъяснений произошедшего, беспокойство выражают соседние страны, и в итоге вопрос начинает обсуждаться на уровне президента АН СССР Анатолия Александрова и заместителя председателя Совета министров СССР Леонида Смирнова.
Первичное расследование «петрозаводского феномена» проводит по поручению АН СССР Лев Гиндилис, однако результаты не вносят ясности; хуже того — в октябре из Петрозаводска начинают приходить сообщения о появлении странных отверстий в оконных стеклах (некоторые люди считают, что их квартиры облучает НЛО). После ряда совещаний Военно-промышленная комиссия СССР принимает решение о начале научно-исследовательской работы оборонного профиля «Исследование аномальных атмосферных и космических явлений, причин их возникновения и влияния на работу военно-технических средств и состояние личного состава». Исследовательский проект называется «Сетка» и выполняется параллельно силами Академии наук («Сетка АН» под руководством члена-корреспондента АН СССР, главы Института земного магнетизма и распространения радиоволн Владимира Мигулина) и Министерства обороны («Сетка МО» под руководством генерала-лейтенанта инженерно-авиационной службы Виктора Балашова). По военным соображениям (а также во избежание ненужного ажиотажа в прессе) обе «Сетки» являются секретными.
Принято считать, что «петрозаводский феномен» был вызван запуском ракеты-носителя с космодрома Плесецк (совпавшим по времени с испытаниями баллистической ракеты), но ввиду секретности Плесецка говорить об этом запрещалось. Таким образом, и в конце семидесятых годов советский ВПК продолжает неумышленно стимулировать интерес людей к «невероятному» и заставляет их строить самые разные догадки о произошедшем. Директор Пулковской обсерватории Владимир Крат утверждает, что жители Петрозаводска наблюдали огромный метеорит, доктор химических наук Михаил Дмитриев полагает, что явление было результатом хемилюминесценции — прорыва в тропосферу стратосферного озона, химическая энергия которого перешла в свечение, в «Комсомольской правде» обсуждают гипотезу шаровой молнии, а милиция расследует появление отверстий в стеклах и делает вывод, что причиной была стрельба «из метательного приспособления (приспособлений), известного под названием рогатки». Но всё же самой популярной остается версия НЛО; выгнанная в дверь, уфология возвращается через окно — и возвращение это выглядит триумфальным.
В МАИ вокруг Зигеля складывается целый круг поклонников (Александр Петухов, Александр Кузовкин, Вадим Чернобров и др., из экспедиций которых вырастет позже «Космопоиск»), в Петрозаводске об уфологии рассуждает писатель-рериховец Юрий Линник (предлагающий заниматься «морфологией НЛО»), в Ленинграде организуется группа уфологов под руководством Вадима Вилинбахова, а в Горьком — под руководством Эдуарда Ермилова. Впрочем, самым знаменитым (после Зигеля) советским исследователем НЛО на рубеже семидесятых и восьмидесятых оказывается офицер-подводник Владимир Ажажа.
Первую известность Ажажа получил в 1976 году, выступив в «Науке и жизни» с комментариями по поводу тайны Бермудского треугольника (разговоры о Бермудском треугольнике начались в США после публикации в 1974 году одноименной книги Чарльза Берлица и довольно быстро достигли СССР); в том же 1976 году Ажажа рассуждает о Бермудах в передаче «Очевидное — невероятное» («Говорил, ломая руки, / Краснобай и баламут / Про бессилие науки / Перед тайною Бермуд», — поет об Ажаже Высоцкий).
Собственная гипотеза Ажажи состояла в том, что морские бури, постоянные в том районе, могут производить инфразвуковые волны с частотой 6 Гц, убивающие экипажи кораблей и самолетов; однако, изучая книгу Берлица, Ажажа узнает об уфологической теории (корабли в «треугольнике» похищают инопланетяне) и начинает заниматься НЛО. Благодаря общему возбуждению умов после «петрозаводских событий» популярность приходит к Ажаже довольно быстро (поэт Сергей Гандлевский вспоминает «знаменитого в свое время энтузиаста-уфолога, читавшего полуподпольные лекции об НЛО»). Ажажа очень активен, приобретает массу сторонников (среди них и Лев Гиндилис), выступает во множестве мест, и в 1979 году создает при Научно-техническом обществе радиотехники, электроники и связи (НТОРЭС) им. А.С. Попова «Секцию ближнего поиска внеземных цивилизаций с помощью средств радиоэлектроники» (куда войдут космонавт Евгений Хрунов, вице-адмирал Михаил Крылов, философ Георгий Куницын и проч.). Секция не просуществует и полугода и после скандального Всесоюзного семинара по проблеме НЛО, проведенного Ажажей в ноябре 1979-го, будет закрыта — но всеобщий интерес к уфологии продолжит расти.
Образ НЛО появляется в стихах Александра Ерёменко («Неопознанный летающий объект, / ты зачем летаешь, неопознан, / над народом, без того нервозным / по причине скверных сигарет?»), в песне Давида Тухманова («Чудеса теперь обыденными стали. / Не фантастика, не выдумка, не бред, / — утверждают очевидцы, что видали / Неопознанный Летающий Объект»), в детском кинофильме («Если верить Лопотухину», 1983), в рок-композициях групп «Зоопарк» («И кто-то, как всегда, нес мне чушь о тарелках, / И кто-то, как всегда, проповедовал дзен») и «Аквариум» («Видел ли ты летающую тарелку / Над домом своим, над крышей своей? / Тарелка приносит в наш быт / Забвенье душевных обид, / И темой для светских бесед мы обязаны ей»), и даже в народной частушке («Над селом х**ня летала / Серебристого металла. / Много стало в наши дни / Неопознанной х**ни!»). Об НЛО задумывается Викторий Шварцман; о массовом наблюдении «тарелок» над Курской дугой (в 1943-м) рассуждает знаменитый лингвист Вячеслав Вс. Иванов, а Николай Козырев измеряет «темпоральные потоки», исходящие от почвы, собранной в местах посадки НЛО.
Впрочем, такая известность почти не помогает уфологии.
Несмотря на усилия Зигеля и популярность Ажажи, уфологам не удается заинтересовать в своих услугах власти СССР.
И Зигель, и Гиндилис, участвовавшие в первом обсуждении «петрозаводского феномена», в итоге не приглашены в проект «Сетка»; многочисленным группам уфологов не открывают государственного финансирования и в лучшем случае просто позволяют проводить семинары, читать лекции и иногда дискутировать на страницах журналов. Советские уфологи по-прежнему остаются субкультурой, и чем дальше, тем сильнее эту субкультуру сотрясают скандалы. Зигель и Ажажа, с 1976-го бывшие соратниками, к 1980 году полностью разрывают отношения: Ажажа всё чаще позиционирует себя в качестве единственного лидера советской уфологии, разгневанный Зигель пишет доносы на него (и на Льва Гиндилиса), региональные группы ситуативно поддерживают то одного, то другого. Внутренние дрязги в итоге приводят к тому, что уфологи упускают первенство в вопросе собственно изучения НЛО, и в восьмидесятые годы он полностью переходит в ведение государства (в лице руководителя «Сетки АН» Мигулина и его заместителя Юлия Платова).
Мигулин и Платов, хотя и занимаются НЛО, разделяют новую идеологию «отказа от космоса», быстро овладевающую умами советских граждан. В 1981 году в Таллине проходит очередной семинар по внеземным цивилизациям, и его пессимистическая атмосфера показательна:
«Двадцатилетние поиски сигналов внеземных цивилизаций были безуспешны — космос молчит».
Шкловский вновь говорит об уникальности разумной жизни на Земле и призывает не строить ложных надежд: «Если ты очень ждешь своего друга, не принимай стук своего сердца за топот копыт его коня»; Лисевич критикует саму идею поиска «необычных сигналов», указывая в качестве примера на арифметическое соотношение 102 + 112 + 122 = 132 + 142 (сумма квадратов в обеих половинах равна 365, но это не значит, что кто-то специально поместил Землю на орбиту с периодом обращения 365 суток); а доктор философских наук Аркадий Урсул рассуждает о внеземных цивилизациях, намеренно избегающих контакта. Впрочем, самым красноречивым выражением пессимизма оказывается замена одной буквы в названии дисциплины — ученые в Таллине рассуждают уже не о CETI, но о SETI: уверенная C, пророчившая связь (сommunication), замещается робкой S, обозначающей всего лишь поиск (search).
В этих обстоятельствах Всеволод Троицкий выдвигает принципиально новую теорию, призванную объяснить «молчание космоса» и отсутствие «космических чудес»:
«…жизнь во Вселенной не возникает непрерывно по мере образования подходящих планет. Предполагается, что жизнь, то есть клетка, способная к репликации, могла возникнуть однократно и одновременно во всей Вселенной на какой-то определенной фазе развития Вселенной в целом в достаточно узком интервале времени, составляющем ничтожную долю ее времени жизни. При этом жизнь возникла только на тех планетах, где к этому времени создались необходимые физико-химические условия среды. Таким образом, предполагается, что ни ранее, ни позже определенного момента времени жизнь не возникала».
Из этой посылки следует, что все цивилизации имеют примерно одинаковый возраст и, вероятно, подобно землянам, только-только начинают осваивать космос. Вот почему ни у кого во Вселенной нет пока сверхмощных радиомаяков, никто до сих пор не построил фотонных ракет и не возвел «сферы Дайсона». Цивилизации II и III типов (по Кардашеву) просто не успели развиться; возможно, именно человечество является самой древней и продвинутой цивилизацией во Вселенной. Как указывает Троицкий, теория однократного возникновения жизни не противоречит никаким физическим законам; однако эта теория, вроде бы отстаивая существование внеземных цивилизаций, лишний раз подчеркивает бесперспективность поиска «братьев по разуму» здесь и сейчас — ведь разумные сообщества Вселенной еще не овладели технологиями межзвездных перелетов и эффективной отправки сигналов. По сути, Земля оказывается prima inter pares; землянам нечему учиться у инопланетян — и незачем смотреть на небеса, откуда в ближайшие миллионы лет не появится ничего, заслуживающего внимания.
Итак, к началу восьмидесятых годов продвинутая советская интеллигенция полностью разочарована в космосе; космология Троицкого, философия Шкловского, информатика Пановкина, культурология Шварцмана — все они так или иначе признают бесполезность ожидания сигналов от внеземных цивилизаций и переключают внимание на Землю, «наш общий космический корабль».
Фигура «космического энтузиаста» окончательно становится нелепой: популярный фильм 1984 года «Блондинка за углом» изображает астронома, двадцать лет искавшего инопланетный разум, но в итоге вынужденного пойти работать грузчиком.
Парадокс в том, что в условиях такой остановки «космического фронтира» количество наблюдаемых НЛО не падает, но, наоборот, увеличивается: 14 июня 1980-го над европейской частью СССР массово наблюдают странные «сигары» и «булавы», 15 мая 1981-го в Ленинграде видят «светящиеся шары», в 1983-м сообщают о загадочном «эллипсе» над Алтаем, в 1985-м пишут об НЛО, замеченном экипажем и пассажирами самолета Ту-134 над Минском.
Чем же объясняется возросшее число НЛО при общем «отказе от космоса»?
Деятельностью «Сетки МО».
Если «Сетка АН» получала данные из обсерваторий и от метеорологических станций, то руководство «Сетки МО» решило привлечь к поиску НЛО вооруженные силы СССР. В 1980 году была принята специальная директива, в соответствии с которой планировалось
«…использовать огромный наблюдательный потенциал Советской армии. Каждый военнослужащий, где бы он ни находился, сам того не ведая, становился одним из потенциальных исполнителей программы, так как в случае наблюдения какого-либо непонятного, необычного, неординарного явления он должен был доложить о своих наблюдениях в письменном виде по установленной форме и передать эти материалы начальству».
Как отмечал Юлий Платов, «указанной директивой армия была поставлена на 13 лет в режим массового дежурного наблюдения за аномальными явлениями в местах дислокации войсковых частей, то есть практически на всей территории СССР». Для нужд «Сетки МО» в каждой военной части назначается офицер, ответственный за наблюдения неба, — он собирает сведения от сослуживцев и знакомит новобранцев с совершенно особыми способами видеть. В соответствии со специальными методическими указаниями, всех призывников теперь учат, как определять азимут, склонение и угловой размер небесного тела, как оценивать скорость летящего объекта, его влияние на радиосигналы и электроприборы и прочее. В условиях, когда техническая интеллигенция больше не верит в прилет инопланетян, «Сетка МО» создает нового ищущего субъекта: постепенно — благодаря привлечению армии к поискам НЛО — Советский Союз становится страной демобилизованных авгуров, прекрасно умеющих (и привыкших за время службы) описывать любые «неопознанные» объекты, появляющиеся в небесах.
С 1980 по 1991 год через советскую армию прошло не менее двадцати миллионов призывников — молодых неискушенных людей, доверяющих авторитету офицеров; именно эти двадцать миллионов «обученных видеть» граждан, мастеров пристального и некритического созерцания небосклона, носителей небесноориентированного «взгляда эпохи и породят в итоге лавину сообщений об НЛО, захлестнувшую страну в восьмидесятые и девяностые.
Тонкость в том, что сами НЛО перестают ассоциироваться с космосом. Еще в 1977 году Львом Гиндилисом была придумана аббревиатура ААЯ — «аномальные аэрокосмические явления» (или «аномальные атмосферные явления»). Гиндилис надеялся, что отказ от одиозных букв «НЛО» облегчит обсуждение проблемы в печати, однако его идею почти сразу перехватили руководители «Сетки АН».
Активно выступая в прессе, Мигулин и Платов используют термин «аномальные атмосферные явления», чтобы уничтожить саму идею связи между загадочными объектами, иногда наблюдаемыми в небесах, и кораблями космических пришельцев. Мигулин признает, что наука пока не может объяснить природу 10% НЛО, но при этом настаивает, что ответы нужно искать именно в атмосфере (а не в космосе, рассматриваемом теперь как пространство подозрительных мистификаций: «Изучение проблемы НЛО, сводящееся лишь к предвзятому поиску аргументов в поддержку их внеземного происхождения, фактически является отказом от исследования истинной природы наблюдаемых аномальных явлений природы»). Подобные заявления делают Мигулина и Платова врагами всех советских уфологов, но лексика приживается: и официальные лица, и сами уфологи, и простые наблюдатели (служившие в советской армии и пишущие теперь письма Зигелю или Ажаже) всё чаще говорят не об НЛО, но об аномальных атмосферных явлениях.
В 1984 году во Всесоюзном совете научно-технических обществ (ВСНТО) создается «Центральная комиссия по аномальным явлениям в окружающей среде» (возглавленная Всеволодом Троицким), с которой начинают сотрудничать многие уфологии — «отказ от космоса» захватывает и исследователей НЛО. В 1983 году лидер ленинградских уфологов Вадим Вилинбахов напишет, что «нет никаких убедительных данных, позволяющих ставить знак равенства между НЛО и инопланетными космическими кораблями». Тогда же о неудовлетворительности космической гипотезы заговорят и Зигель («В самом деле, если НЛО — инопланетные аппараты, почему их так много в земной атмосфере? Если это визитеры из других планетных систем, то чем вызван столь повышенный интерес гуманоидов к нашей Земле? Что они здесь делают в течение тысячелетий?»), и Ажажа («Истоки феномена НЛО следует искать не в затерявшихся галактических просторах, а рядом с нами»). Что же касается пионера советской уфологии Юрия Фомина, то, согласно его заявлениям, он уже в 1967 году рассматривал космическую интерпретацию НЛО как «пройденный этап».
Космические ожидания советских людей полностью дезавуированы; в 1985 году уходит из жизни Иосиф Шкловский (задумавшийся перед смертью, не ведет ли наличие разума к неизбежной гибели вида: «Не является ли тупик возможным финалом эволюции разумных видов во Вселенной, что естественно объяснило бы ее молчание?»), в 1987-м кончает с собой Викторий Шварцман, в 1988-м умирает Феликс Зигель. Уфологи, однако, ищут новые — уже не космические — объяснения ААЯ, проект «Сетка» по-прежнему функционирует, а миллионы советских солдат продолжают пристально вглядываться в темное небо восьмидесятых.
Что же они видят?
Загадочные диски, яркие серпы, светящиеся шары, летящие эллипсы, дрожащие нити, вытянутые «гантели» и другие ААЯ/НЛО. Всё это, несомненно, вызывает вопросы — на которые уверенно отвечают представители «Сетки АН»:
«Практически все массовые ночные наблюдения НЛО однозначно идентифицировались как эффекты, сопровождающие запуск ракетно-космической или испытания авиационно-космической техники».
За НЛО принимают аэростаты, баллоны, ступени ракет и продукты сгорания топлива, рассеивающие солнечный свет — особенно в сумерках, «когда трасса ракеты проходит в области, освещенной Солнцем, а наблюдатель находится на „ночной“ стороне Земли». Иными словами, созерцающие небо военные сталкиваются вовсе не с НЛО, но — с деятельностью других военных: в 1982-м в одной из забайкальских частей ПВО поднята тревога из-за блуждающего метеозонда; в 1983-м дивизия войск стратегического назначения в городе Хмельницком напугана яркими летящими пятнами, источником которых были взрывы осветительных бомб, испытываемых на авиационном полигоне в 400 км к северу; в 1984-м за летающую тарелку принят газопылевой след ракеты, выводившей на орбиту ИСЗ «Космос-1581», и т. д.
Множество следящих за ААЯ/НЛО солдат функционируют как своего рода элемент «обратной связи» — посредством которой громоздкий советский ВПК осматривает сам себя. Милитантность «советского невероятного» наконец-то встает во весь рост; если раньше о связи НЛО и ВПК не говорили вовсе (летающие тарелки как фигуры умолчания, эффект секретности), то теперь говорят только о ней (любые ААЯ объясняют запуском ракет и самолетов). И это производит удивительный (до сих пор не оцененный должным образом) эффект: благодаря наблюдениям, развернутым «Сеткой МО», и разъяснениям, организованным «Сеткой АН», простые советские люди начинают осознавать весь чудовищный масштаб милитаризации собственной страны.
Режимные объекты, военные части, специальные склады, закрытые аэродромы, удаленные полигоны, секретные базы, постоянные учения и испытания, пуски и взрывы, тревоги и предупреждения, сотни и тысячи взлетающих, сверкающих и гаснущих ракет, спутников, баллонов и зондов — всё, на что до сих пор почти не обращали внимания, — оказываются внезапно и ярко освещены из-за попыток государства разобраться с природой ААЯ/НЛО.
Эта — ставшая очевидной — громоздкость отечественного ВПК, его невообразимая переразвитость и раздутость не может не поражать воображение граждан СССР: оказывается, куда бы ни был направлен «взгляд эпохи», он непременно упрется в ту или иную часть огромного военно-промышленного комплекса.
Последние иллюзии уходят; в сочетании с нехваткой продуктов и постоянными очередями в магазинах осознание потрясающих трат государства на ВПК рождает мысли о вопиющей неадекватности существующего положения вещей. Наблюдения за НЛО косвенно поддерживают повсеместное желание людей «жить, а не вооружаться», связанное и с консюмеризмом советского общества, и с серьезными проблемами СССР в Афганистане, и с новой риторикой горбачевского Политбюро. Колбаса волнует сильнее Спутника, а обывателям не нужен космос — им нужно что-то совсем другое, пусть тоже «невероятное».