«Русская душа для меня — счастье, покой и открытое отношение к литературе и людям». Британская комедиантка Вив Гроскоп — о том, как она жила в России 90-х
Британская журналистка, стендап-комедиантка и авторка книги «Саморазвитие по Толстому» Вив Гроскоп (по которой мы сделали всенародно любимый тест) в 90-е прожила несколько лет в Санкт-Петербурге — она искала свои русские корни. Спойлер: родственников не нашла, зато влюбилась в русскую душу и грузинскую еду. Вив приезжала на театральный фестиваль «Толстой» в музее-усадьбе «Ясная Поляна», где мы расспросили ее про Россию 90-х, Земфиру и стереотипы.
— Когда вы приехали в Россию в 1992 году, вас не удивило различие между настоящей страной и страной из русских классических романов?
— Конечно, когда я читала «Войну и мир» и «Анну Каренину» в 14–18 лет, я понимала, что такого не существует в современной России и не существовало во времена Советского Союза. А к 1992 году, когда я поехала в Санкт-Петербург и Москву, я уже больше знала про Россию не из литературы, а из песен. Например, Элтона Джона — Nikita, или Стинга — Russians, или Scorpions — Wind of Change. И сами понимаете, у меня сформировались достаточно странные предубеждения.
Вообще 90-е были чудесным временем. Я была очень наивна — неудивительно, мне было 18–19 лет. Я впервые в жизни приехала из маленькой английской деревни в большой город, и это сразу был город в другой стране. Я говорила на чужом языке. Для всех друзей, с которыми я познакомилась, я была первой иностранкой, которую они увидели в жизни. Это было очень странное время.
В первый приезд я удивилась, насколько закрыта культурно была страна. Люди говорили про The Beatles так, будто это была современная группа.
— У нас 90-е считаются достаточно опасным временем…
— Да, я как раз жила в «бандитском Петербурге» в 1992–94-м. Люди, конечно, говорили про бандитов…
— Малиновые пиджаки…
— Да-да. Но тогда для нас это не было не таким явным, как сейчас. Мы воспринимали тот период как время перемен: всё быстро появлялось и так же быстро исчезало. Для меня оно было временем ваучеров — больше бандитов мне запомнились эти бумажки. Если ты шел по улице, обязательно кто-нибудь подходил и спрашивал: «Ваучер покупаете?» или «Ваучер продаете?», а еще «Хотите деньги поменять?»
И еще русские люди всегда распознавали во мне иностранку. Почему-то для всех это было очевидно.
— Вы же, наверное, приехали со своей одеждой…
— Да, но я не знала, что в ней есть что-то особенное.
У меня был русский друг, который всех иностранцев называл «йогуртами». Потому что они выглядели как из телевизионной рекламы йогуртов: улыбающиеся, веселые и яркие. Йогурты!
Русские — наоборот. Если дома, в частных обстоятельствах, русские очень открытые, дружелюбные, гостеприимные люди, то на улице, особенно двадцать пять лет назад, все были угрюмыми и закрытыми. Я не думаю, что они чего-то боялись. Люди спокойно жили, не зная, что будет завтра. Я назвала бы это общей депрессией.
Я прожила 90-е совершенно без страха, очень свободно. У меня было много друзей, мы постоянно устраивали себе праздники, ходили на концерты.
— Кого слушали?
— Помню, ходила на концерт «Аквариума». В Петербурге тогда был клуб «Туннель», мы постоянно там зависали. В 90-е новые группы появлялись каждый день.
Но чаще всего я ходила в театр, потому что он был гораздо дешевле, чем в Лондоне. Билет стоил 1 доллар, это около 200 рублей по тем временам.
Я три раза была на «Сирано де Бержерак» Константина Райкина. Возможность постоянно ходить в театр, на балет или оперу была для меня величайшим открытием.
— Райкин сейчас возглавляет театр «Сатирикон» в Москве, кстати. А вы сейчас слушаете кого-нибудь из русских исполнителей?
— Сейчас, наверное, только Земфиру. Очень люблю. Не знаю, старомодно ли это.
— Земфира вечна!
— Люблю ее тексты.
— Еще у нас недавно началась мода на продукты из 90-х. Пепси, жвачки всякие. Вам что-нибудь из гастрономических изысков того времени запомнилось?
— 90-е в России были удивительным временем, которое вроде бы подбиралось совсем близко к капитализму, но одновременно оказывалось далеко от него.
Люди часто меня спрашивали: «Вы пробовали когда-нибудь „Баунти“? Это действительно райское наслаждение?»
Они «Баунти» только в рекламе видели. Или хотели узнать про рис Uncle Bens. Это был новый продукт: «Вы уже ели „Анкл Бенс“? Это вкусно?»
Это же просто рис! Не то что вкусно или невкусно, просто рис! Такие продукты для жителей России были совершенно новыми, им это казалось чудом. А я немножко экстремисткой была в то время. Не хотела есть «Сникерс», «Баунти» или «Марс». Я считала, что всё это можно купить дома. Зачем в России есть «Сникерс» — здесь нужно есть эскимо.
— Вы сейчас готовите что-нибудь из русской кухни?
— Да, я очень люблю готовить русскую и грузинскую еду. По крайней мере, пытаюсь. Мой жизненный опыт по приготовлению хачапури — просто мучительный. Я стараюсь сама его печь, но у меня никогда не получается. И все-таки я не оставляю попыток и стараюсь не терять надежду. Зато часто готовлю пхали, борщ, щи, пельмени, манты, котлеты. Люблю русскую пищу.
— Вы жили в России и пишете о России. Вам, наверное, задают кучу вопросов дома про нашу страну. О чем чаще всего спрашивают?
— Мне кажется, что британцы и русские очень любят друг друга.
Мы очарованы нашими культурами, мы хотим понять друг друга. Но каждый ребенок знает — «умом Россию не понять». Мы стараемся, но ничего не выходит. Великобритания тоже очень тяжелая страна.
Из-за того, что я говорю по-русски, люди думают, что у меня есть ответ на вопросы, что такое Россия и кто такие русские. Я двадцать пять лет пытаюсь найти ответ, но чем больше узнаю, тем меньше знаю. Россия — большая загадка. За это ее и люблю.
— Вообще, стереотипы про русских и британцев очень отличаются. Одни чопорные, чтут свои традиции: five o’clock, королева. Другие «рубаха-парни», веселые.
— Вы имеете в виду, что мы formal, а вы informal? Я считаю, что в этом, как в любом стереотипе, есть лишь доля правды. Если судить по внешним проявлениям, русские люди очень формально ко всему относятся. Пока ты не дружишь хотя бы с одним с русским лично, считаешь вас очень суровыми и строгими людьми. Но как только начинаешь дружить — вы самые гостеприимные, открытые и смешные ребята.
С англичанами… Я думаю, выглядим мы открытыми, но очень трудно нас действительно узнать. Мне друг американец как-то сказал, что с англичанином дружить довольно просто, но хорошо его узнать почти невозможно.
— Вы стали более «русской» после жизни тут?
— Что я взяла от русских…
Я очень люблю идею русской души. Тяжело определить, что именно это значит. Для меня это счастье, покой, открытое отношение к литературе и другим людям.
Я стараюсь взрастить русскую душу в какой-то степени, не знаю, возможно это или нет. Надеюсь, если читать побольше русской литературы, то получится.
— Вы в 90-е жили в Питере, а в Москве бывали?
— Когда открылся первый «Макдоналдс», мы специально с питерскими друзьями поехали туда на поезде. Купили гамбургер и картошку фри, съели на Красной площади, и мои друзья захотели вернуться, чтобы купить еще гамбургеров и отвезти их кому-то в Санкт-Петербург. Я пыталась объяснить, что его нужно есть сразу, завтра не надо, он должен быть горячим, а не холодным. А они всё равно хотели купить друзьям, чтобы те дома попробовали.
— У нас на прошлых выборах мэра ввели хештег #похорошеламосква. Велодорожки появились, веранды, метро новое. А вы ощущаете, насколько изменился город?
— Москва настолько изменилась за двадцать лет — это просто невероятно. Я была в Лондоне, Нью-Йорке, Париже, много где. Не знаю другого города в мире, который изменился бы больше и быстрее, чем Москва. Санкт-Петербург тоже сильно изменился, кстати. Двадцать лет назад Москва была очень красивым советским городом. Я люблю старые советские дома, а они были везде. До приезда я видела только родную деревню и Лондон, поэтому в первый раз в Москве всё казалось таким огромным. В другом масштабе.
— Это чтобы показать нашу мощь и силу.
— Да, это чувствуется. Сейчас я сказала бы, что Москва больше похожа на Париж или Нью-Йорк: парки, новые здания, современная архитектура.
— Не теряется индивидуальность?
— Иностранцу тяжело судить. Для меня Москва и Россия — это всегда экзотика. Ничего не теряется, Москва остается очень русским городом. А как для вас — я не знаю.
— У нас есть такое. Когда открывается модное кафе, мы говорим: «Ммм, как в Берлине».
— Бывает такое. Слишком много «Старбаксов», слишком много «Макдоналдсов». Но как иностранка я скажу: Москва всегда будет Москвой.
— Последний вопрос. Если бы вы могли оказаться в России в любой исторический период, какой бы вы выбрали?
— Сейчас! Прямо сейчас! Я, конечно, хотела бы попутешествовать в машине времени и попасть в квартиру Ахматовой. Хотя не думаю, что она была очень дружелюбным человеком. Хотела бы выпить рюмочку с Чеховым.
То, что меня завораживает в России, — это непредсказуемость, невозможность всё знать. Вы постоянно развиваетесь. В России настоящее — всегда самое интересное.