Свадьбы, копья и управление гусями. Йоэль Регев и Роман Михайлов обсуждают бой Конора против Хабиба

7 октября 2018 года в Лас-Вегасе в бою ММА (смешанных боевых единоборств) Хабиб Нурмагомедов одержал победу над Конором Макгрегором. Матч всколыхнул российское общество: противостояние ирландского и аварского бойца было воспринято как бой между исламским и западным мирами. «Нож» предлагает посмотреть на бой не с национальной и политической, а с философской точки зрения — и публикует переписку о поединке между Романом Михайловым, научным сотрудником лаборатории САП (современная алгебра и приложения), автором книг «Изнанка крысы» и «Равинагар», и философом Йоэлем Регевом.

Бой Хабиба Нурмагомедова и Конора Макгрегора

Удушение мира

Йоэль Регев комментирует бой

Прибавочная стоимость интереса — вот что указывает на наличие в том или ином явлении абсолютного духа. По-настоящему интересно лишь то, что прорывает границы круга специалистов или поклонников и неожиданно становится интересным для «всех». Такие блуждающие эрогенные зоны интереса позволили в свое время Шпенглеру указать на то, как архитектура, масляная живопись, музыка и проза сменяют друг друга в качестве преимущественных выразителей «фаустовского духа».

В нашей ситуации эти блуждания приобретают куда более динамичный характер, однако никуда не деваются.

Пожалуй, предпоследним примером подобного рода «универсального», то есть интереса, выходящего за пределы региона фанатов и приверженцев, был баттл Оксимирон — Гнойный; а последним — противостояние Хабиба и Конора.

Это — возникающие на поверхности узлы и уплотнения, указывающие на точки, в которых что-то сгущается и концентрируется; а значит, в них можно произвести действие, позволяющее разомкнуть и прояснить.

Собственно, именно возможность размыкания и была, пожалуй, главным, что стояло на кону в столкновении Хабиб — Конор. Основной конфликт здесь проходил по линии горизонталь/вертикаль. Стратегия Хабиба представляла собой радикальный вызов прямохождению. Точечным соприкосновениям ударного типа со стороны Конора противостояла стратегия «повалить, приравнять к земле, заключить в обволакивающий зажим, обездвижить и задушить». И это удушающее обездвижение победило. Конор оказался абсолютно не в силах ему сопротивляться.

Символический подход усмотрел бы здесь победу реакции: тяжко дышать, Победоносцев «простер совиные крыла» и т. д. Однако символы — это также мелкие уколы и удары, неспособные противостоять работе обездвиживания и удушения. Впрочем, центральный вопрос герменевтики и символизма «что это значит?» и сам много кого задушил, так что не стоит особенно о нем жалеть.

Гораздо существеннее, как на это указывали уже Делёз и Гваттари, вопрос «как это работает?» или, скорее, «а может ли это работать по-другому?».

​Впрочем, к самому Делёзу вопрос об удушении имеет самое непосредственное отношение. Философ всю жизнь страдал от проблем с дыханием: вначале от туберкулеза, а затем от рака легких, который, собственно, и послужил причиной его самоубийства. И Делёз в этом не одинок.

Проблема «на последнем дыхании» преследовала французскую (а значит, и европейскую, поскольку в том, что касается философии, абсолютный дух в 50–80-е годы XX века очевидным образом пребывал во Франции) мысль с завидным постоянством. Пиком этого преследования, стал, конечно, задушивший свою жену Альтюссер.

​Означает ли это, что мысль с ее ударами оказывается бессильной перед сковывающими объятиями удушья?

Самая верная стратегия победы — это стратегия «отнятого копья»: побеждать врага лучше всего отнятым у него же оружием.

И если тот факт, что Альтюссер задушил свою жену, является главной проблемой материалистической диалектики, не исключено, что ее решение связано с тем, что философия сама должна научиться обездвиживать и душить своих врагов. Или скажем так: вновь обездвиживать и душить. Разве не этим занят Сократ в платоновских диалогах?

Выследить софиста, обложить со всех сторон, лишить возможности убежать.

И нас не должны мучить угрызения совести — ведь речь идет об удушении удушающего.

Обратим внимание: выше, говоря о нахождении эрогенных зон, точек, в которых может быть произведено размыкание, мы также использовали термины «сгущения», «концентрации», «нагнетания».

Следует реабилитировать удушение; материалистической диалектике для подлинной победы необходим Хабиб. Философы слишком долго наносили удары по миру — настала пора обездвиживать его и душить.

Копья и покрывала

Бой комментирует Роман Михайлов

Борец связывает, ограничивает, делает тело соперника практически неподвижным, а затем причиняет нестерпимую боль или перекрывает воздух. Он может замирать, превращаться в застывшее ожидание, медленно перебираясь в другую точку и стягивая пространство еще сильнее. Ударник как кузнечик, он всё время подпрыгивает, отбегает и подбегает, обманывает, танцует, он должен вонзить копье, а борец должен накинуть покрывало.

Ударник дергается, борец шатается. Так они и живут.

Разделение накрывающей теории, закона, общего предписания и магической компоненты — того, что вторгается, вбрасывается и смущает. Закон не отрицается, но окрашивается неожиданными цветами. Дается новое прочтение, раскрываются слои, оказывается, что за привычным стоит скрытое, и перечисления утвари, описания простых действий или исторических фактов содержат закодированные послания, карты ангельских миров, рецепты эликсиров. Это всегда искушение.

Если ты проживешь по закону, с тобой будет всё хорошо. Если углядишь в законе иной слой прочтения, подвергнешься риску.

За иным слоем может раскрыться третий и четвертый, ты нырнешь в палитру смыслов и сообщений, а где вынырнешь, неизвестно. Вот оно, структурное противостояние, обнаруживаемое где угодно:

—-> Копья ↔ покрывала ^^^^^;

Вложение, введение, инъекция, вхождение, проникновение ↔ покрытие, накрытие, поглощение, растворение в себе;

Трюковые россыпи ↔ cоздание теорий, растворяющих проблемы;

Аномалии, сингулярные вспышки ↔ Схемы общего поведения;

Разрезы, порезы ↔ удушения, поглощения водной и огненной стихией;

Отчасти разрывное, разрывающее ↔ непрерывное, вяжущее;

«в» ↔ «над»;

Есть куски математики, в которых любое отображение между объектами раскладывается в композицию «над» и «в», покрывала и копья.

Сначала ты покроешь собой нечто, затем вложишь это нечто в другое тело. Копья и покрывала чередуются и формируют сложность. Интересно, что процесс сшивания использует иглу или копье как инструмент, при этом являясь скорее покрытием.

Есть еще одна функция покрывала — быть завесой, она совсем другая, это не то покрывало, что покрывает и поглощает, а то, что отделяет и прячет. Конечно, может так случиться, что и тебя накроют не ради подчинения, а ради заботы, чтобы ты не видел лишнего. Но забота — это иное, это родительское пеленание, на нас куча покрывал, чтобы мы не пугались раскрывающихся небес или разверзающейся земли.

Закон является заботой или маскируется под заботу? Здесь тоже легко попасть в ловушку.

Для меня примером вяжущей и липкой ритмичности является Фуко, особенно его «История безумия» и «Слова и вещи». Липкий и давящий. Покрытие мокрыми простынями. Самая интересная глава у Фуко (по мне так) — «Чудовища и вымершие животные». «Существа образуют поверхность без разрывов», «непрерывная сеть существ».

Фуко всегда смотрит извне, не касаясь; «природа имеет историю лишь в той мере, в которой она способна быть непрерывной» (!!!); непрерывность нужна для реализации времени, иначе непонятно, как ему (времени) проявиться, чудовища вызываются, чтобы стать шумом, шепотом времени. Дальше мне придется рассказывать, что не так с непрерывной сетью существ и подобным проявлением времени. А это займет много страниц. Если кратко, то всё так. Всё так с «непрерывной сетью всех нас», с конституцией и переписью населения. Пока не появляется существо, не вписывающееся в сеть, или пока сеть не оказывается слоистой.

Имена существ могут составлять не классификационную схему, а заклинание, и разглядывание этого заклинания — вторжение копья в покрывало. Доброй ночи.

Имитации войн и свадеб

Письмо Романа Михайлова Йоэлю Регеву

Ты пишешь, что философия должна научиться обездвиживать и душить врагов. Без зазрения совести, ведь это удушение удушающего. После того, как она всех удушит, ей следует самой повеситься или удавиться. Ее никто не отпоет, ее схоронят за кладбищенской оградой, она превратится в призрака, который явится в новом мышлении как le précurseur sombre (фр. «тёмный предшественник»); и новое мышление будет не душить, а резать, потому что из его недр будет вырываться вопль призрака, темного предшественника, обездвижившего старый мир. Le précurseur sombre предстанет как хтонический узор, непонятное начертание, вводящее новых людей в легкое волнение. Наверное, так уже было.

Возвращаясь к Конору — Хабибу.

Войны и свадьбы — категории, интересующие человека, внутри которых можно отвечать на вопросы «кто против кого» и «кто с кем».

Реальные войны и реальные свадьбы отпугивают или вводят в тоску. Кому хочется смотреть на истерзанные тела, подорвавшиеся на минах, изуродованные от осколков. Кому хочется наблюдать за семейной жизнью обычных, не очень красивых людей. А имитации войн и свадеб вполне интересны. Собственно шоу типа ММА — это имитация простых воинственных отношений, подогреваемая нелепыми скандалами в социальных сетях. Как и версус, как и бесконечные политические дискуссии, использующие стандартные пакеты аргументов.

Давно возникает ощущение, что большие куски либерально-патриотических дискуссий пишутся нейросетками. Но мы снова идем туда, смотрим бои и радуемся войне, которая нас не касается.

Мне Конор кажется милым и смешным, он запрокидывает тело назад, болтает руками, превращаясь в гигантского гуся. Хабиб похож на цепкого скорпиона. Оба хороши. В этом бою понравился комментарий о том, что Хабиб «не оставляет ни сантиметра пространства». Он захватывает не только соперника, но и само пространство. Пространство возможных вариаций.

Тотальное удушение.

И если ты будешь запускать философию, удушающую удушающих, ей придется биться за пространство мысли вообще, за каждую абсурдную мысль и конструкцию, она должна будет учитывать все содрогания, все гебефренические (прим. авт. дурашливые, кривляющиеся) вибрации разума. Ограничение места хождения человека-гуся. Жуткая цель вообще-то.

Как управлять гусем?

Письмо Йоэля Регева Роману Михайлову

Нюит, Хадит — божества, дополняющее противостояние которых определяет онтологию и магические практики «Книги Закона» Алистера Кроули.

Итак, противостояние Хабиба и Конора, по сути, представляет из себя теологическую проблему.

Речь идет о двух атрибутах абсолюта, о двух наиболее первичных свойствах, в которых раскрывается субстанция. Причем атрибуты даны здесь в виде пластическо-динамических комплексов или типов соприкосновения и стратегий, основанных на них: с одной стороны, «колоть-бить-проникать» — а с другой, «валить-обволакивать-душить». Это именно те комплексы, которые Делёз описывает как садистскую и мазохистскую стратегию; по сути дела, вся его философия представляет из себя именно постоянное разворачивание этих двух структур.

И в этом смысле ММА лучше, чем война: здесь контуры противостояния проявляются в их кристаллизованном виде, очищенными от «тополиного пуха» психологии и идеологии (точнее, психология и идеология оказываются вторичными по отношению к типу соприкосновения). Здесь разворачивается диалектика двух божественных имен: имени милости и имени суда, простирающееся небо Нюит и проникающая в центр ось Хадита — и все прочее в таком роде.

Но если уж вспоминать о Дагги Джонсе (а я, конечно, всегда за то, чтобы о нем помнить — и заодно помнить о его коллапсе), следует сразу же поставить вопрос: кто здесь темный, а кто светлый? Противостояние Хабиба и Конора кажется мне особенно любопытным именно потому, что здесь окончательно выясняется, что удушение и фиксация — это именно стратегия светлых. Это может показаться странным: как можно утверждать, что Имя Милости душит и обволакивает? Однако, возможно, следует разделить эти два аспекта: обволакивания и душения.

Стратегия прояснения — это всегда именно стратегия выбора места и захвата пространства. Следует думать не о том, чтобы вытеснить другого, а о том, чтобы правильно расположиться.

В конечном итоге именно от правильного занятия места зависит правильная нарезка времени. И именно эта стратегия правильного занятия места и есть стратегия Дагги. А если занять верное место, то уже не нужно будет никого душить — у них просто не останется «ни сантиметра» и, соответственно, воздуха тоже не останется; но им же никто не мешал отойти.

Участковый — герой романа Алекса де Клемешье и Сергея Лукьяненко, продолжающего серию «Дозоров». Участковый поселка Светлый Клин противостоит одновременно и темным, и светлым, превращая их империалистическую войну в гражданскую.

Возможно, в этом как раз и заключается различие между «светлыми» и «Участковым»:

позицией того, кто «светлым клином» раскалывает противостояние света и темноты, превращая его из империалистической войны в гражданскую. Темные наносят удары и уколы, светлые душат, «участковый» располагается на участке и просто самим этим фактом определяет, кто в чем участвует и, соответственно, у кого какая участь. Однако здесь всё же важно, что «клин» именно светлый.

Любому гусю для полета необходимы два крыла крыло страха и крыло любви; однако весь вопрос в том, как пробраться в кабину управления гусем. И есть серьезное подозрение, что путь туда ведет именно с правого крыла.

Тут есть еще один важный момент. Победа Хабиба не случайна еще и в том смысле, что ситуация современности — это именно ситуация победы удушающего света. Всюду настолько светло, что абсолютно нечем дышать (и отсюда спорадические попытки сопротивления «темных» — Лэнда, Кальпа и т. д.). И точно так же Делёз, всю жизнь утверждавший победу мазохизма, резонанса примыкающих друг к другу серий, оказывается в конечном итоге задыхающимся.

Но я думаю, что «подняться в кабину» означает как раз отслоить от плоскости светлого удушения стратегию Участкового, стратегию занятия пространства. И только таким образом можно также спасти Даги Джонса от коллапса в светлого Купера — и научиться по-настоящему изменять прошлое и отвечать на вопрос «какой сейчас год».

Борец против ударника

Письмо Романа Михайлова Йоэлю Регеву

Темный Делёз, радостный Делёз — термины, вводимые современным американским философом Эндрю Кальпом с тем, чтобы противопоставить господствующему образу Делёза как философа позитивности и утвердить разрушительные потенции делезианской философии.

Мы упускаем один момент. Если имеет место противостояние борца и ударника примерно равных сил и умений, у борца оказывается больше шансов на победу.

Однако, если борец выходит против двух-трех ударников слабее себя, у него шансов меньше, чем у ударника, выходящего против двух-трех борцов.

Борцу необходимо время, чтобы сделать захват, зафиксировать тело, причинить боль. И пока он это осуществляет, коллеги ударника могут избивать сверху, пробивая серии по вискам. А два-три борца могут мешать друг другу, а не дополнять.

Если ты хочешь запустить философию, удушающую мир, надо быть готовым не к противостоянию один на один, а к ситуации возникновения бесконечного числа заколдованных гусей, которые клюют со всех сторон и, более того, заклевывают изнутри.

Удар всегда более точен и быстр, нежели удушение, копье тоньше покрывала, нескольким покрывалам трудно собраться в стаю, они могут лишь сложиться в многослойное малоподвижное одеяло, а копья вполне могут создать рой.

Теория редко строится под конкретную проблему, чаще она строится сама по себе, цепляя по ходу проблемы, попадающие в сети чуть ли не случайно.

Поймали в мешок полудохлых гусей — и хорошо. Насчет противостояния темного и светлого, здесь, как и в старой теме баттлов, которую мы обсуждали год назад, оказывается, что темное противостоит не светлому, а веселому. Темный Делёз против Делёза-гедониста. Ясно, что здесь Конор — гедонист, а Хабиб — хтоническая сила, душащая ликующего грешника. Проблема в том, что если бы гедонист рассыпался на противоречивые части, его было бы труднее придушить. Разве что завершить пиршество разбиением светильников — тоже удушающее покрывало. Копья бросаются в светильники, осуществляя при этом функцию покрывала.

Затмение случается, когда веселье переливается через край.

Наш девиз

Письмо Йоэля Регева Роману Михайлову

Плотное размещение против темного просвещения.

Le précurseur sombre

Письмо Романа Михайлова Йоэлю Регеву

«Молния сверкает при различии напряжения, ему предшествует невидимый, неощутимый темный предшественник, предопределяющий дорогу, идущую вспять, никуда».

«Вопрос о том, структурирован ли психический опыт как язык и даже похож ли психический мир на книгу, зависит от сущности темных предшественников». (Жиль Делёз, «Различие и повторение»)

Некто, организующий периферию для… словами Делёза, «обеспечивающий коммуникацию крайних рядов».

Некто, проложивший каналы, трещины в коре, разглядевший территорию, еще «до» движения. Он определяет место теней и болезней «до» их возникновения, задает возможные дороги падения и страха.

Вероятно, précurseur sombre работает с пространством будущего ужаса.

Люди сидят за столом, на котором разложены предметы. И у каждого есть précurseur sombre, некая давняя тень, и у людей, и у предметов. Тень человека прикасается к тени предмета.

сорванная кора

Делёз говорит, что Заратустра — précurseur sombre (фр. «тёмный предшественник») вечного возвращения. Орел и змея и выражают вечное возвращение и превращают его в детский лепет (потому что не могут постигнуть его суть).

***

Проблема удушающего покрывала — отчасти проблема исчерпанных ритмов.

Одно время казалось, что вся классическая музыка рассказывает о смерти, и я не мог ее слушать, приходилось либо плакать, либо смущаться.

Ритуальное удушение коня в «Яджурведе» (ашвамедха), после которого главная царица ложилась рядом с мертвым конем и имитировала соитие с ним (они входили в мистический брак). Затем следовало отделение головы коня золотой иглой и еще много чего. По поводу ашвамедхи написано столько всего, не хочется добавлять спекуляции, там богатое символическое пространство, можно связывать хоть с космологией, хоть с вирусологией.

Интересен момент мистического брака самой красивой женщины с задушенным конем.

Слившись в одно тело, они переходят в другие миры, но ясно, что конь для женщины — не возлюбленный, а вахана (средство передвижения богов), иначе в те миры, видимо, не попасть. Ей надо вернуться обратно, не застрять там, будучи принятой за супругу умершего коня.

Процесс обращения удушения и прокалывания тоже связан с копьями и покрывалами, только с обратными функциями. Наполнение тела новым дыханием происходит не через укутывание обратной стороной покрывала, а через вдувание. А рану перематывают, покрывают. Также копья и покрывала намекают на кровные и бескровные жертвоприношения, на красное и белое.

Удушение философией удушающих — это бескровная жертва старого мышления. Кстати, интересно, что некоторые бойцы используют фразу «Я отправлю его спать». Они предрекают уход соперника в состояние глубокого сна, как удушенного жертвенного коня, уплывающего в миры духов.

Сегодня стоял в вагоне метро, а рядом сидела женщина с планшетом. Она смотрела видео, как ножницами режут арбуз, не корку, а саму мякотку. Долгий процесс. Как только она вышла, сразу же зашла бабулька, продающая скатерти, стала размахивать, складывать и нахваливать свой товар. Тут же сидел дедок (подозрительно похожий на Лимонова) и своим видом показывал, что в курсе происходящего.

Как бы намекал, что это он организовал чередование копий и покрывал.

Веселый Хабиб

Письмо Йоэля Регева Роману Михайлову

«Кочевник локализован, но не ограничен, он пребывает в абсолютно локальном,» — (Жиль Делёз «Тысяча плато»), — возможно, главной тайной Хабиба и является такого рода «абсолютная локальность».

Делёз и Гваттари утверждают, что кочевник не шевелится — но при этом развивает максимальную скорость.

Гиперверие — центральное понятие группы CCRU. Оно означает процесс обретения вымышленными персонажами реальности и их вторгающееся проникновение в мир.

Всё это, впрочем, требует прояснения — и как раз опасность, представляемая множеством ударников, позволяет кое-что прояснить.

Собственно, вызов «магического мира» Порядку Единого Бога, главная повестка дня гиперверия, и состоит в том, чтобы противопоставить торжествующую множественность «богов и сил» удушающему Единому Нарративу Контроля (просвещение и новоевропейская наука здесь наследуют теологии), сводящему всё к неколебимой устойчивости основания.

Однако надежды на то, что бог давно уже умер от множественных ударов по вискам, а мы просто всё еще не можем расслышать известия об этом и нам достаточно только вытащить затычки из ушей, раз за разом оказываются опровергнутыми.

Сила обездвиживания, сведения к основанию, не только побеждает — она выпрыгивает за границы октагона и сама начинает наносить удары.

«Йехезкиэль назвал его одним Офаном, или же колесом, мудрецы же говорят, что это Сандальфон и он — первичное основание. И воистину, он — место тела, и потому сказали о нем мудрецы, что его глава — в небесах, а ноги на земле, и он завязывает венцы на главе своего Владыки, ибо его Владыка — это его существование, и если бы не завязывал он эти венцы, был бы уничтожен, но с венцами этими всегда пребудет существование его».

— Авраам Абулафия, «Хайей ха олам ха ба» (Жизнь мира грядущего).

Сила Хабиба, сила контроля — это сила завязывания. Контроль всегда побеждает сколь угодно большое количество ударников со всеми их шумовыми эффектами по той простой причине, что сам контроль — это тоже бесконечная множественность, но связанная изнутри и приведенная к основанию.

Единственный способ противостоять Контролю — это по-большевистски захватить саму силу основания, связывания того, что увенчивает порядок, придает ему силу упорядочивать, наделяет небесным свечением.

Захватить означает противопоставить веселый протокол привода удручающей серьезности и тяжеловесности результата и приговора.

Хочешь развеселить Хабиба — составь протокол. Будь участковым, составляй протоколы, пребывай в абсолютной локальности участка, противостоящей как многому, так и единому. Веселый Хабиб, Сократ, занимающийся музыкой, — это все темные предшественники Абсолютного Участкового, который всегда оказывается в нужном месте и поэтому обладает сверх-абсолютной скоростью. Не копье и не покрывало, но светлый клин: оружие исследующих посредством шагания по участкам.