Упоротые, мастурбирующие и водоплавающие обезьяны: самые странные теории антропогенеза

Но как наши предки обрели речь, сложное сознание и интеллект? Достоверные сведения об этих процессах невозможно почерпнуть из раскопок и найденных останков. Потому теория антропогенеза (так называется часть эволюции, которая привела к появлению человека разумного) и по сей день остается плодотворной почвой для экстравагантных гипотез и спекуляций.

Как вам, например, понравится предположение, что сознание затеплилось у гоминидов благодаря мастурбации?

Или что первые люди закалились в суровой борьбе с неандертальцами-каннибалами? Некоторые ученые даже связывали антропогенез с тем, что наши предки ели галлюциногенные грибы или проводили много времени за плаванием. Есть ли в таких гипотезах доля истины? Попробуем разобраться.

Обезьяна упоротая

Американский антрополог Теренс Маккенна был настолько одержим исследованиями (и употреблением) психоактивных веществ, что заслужил прозвище «Тимоти Лири 90-х» и славу одного из идеологов рейв-культуры.

Маккенна всегда предпочитал природные средства изменения сознания синтезированным в лаборатории, а любимым объектом его исследований был псилоцибиновый гриб Psilocybe cubensis, о выращивании которого он даже написал книгу, разошедшуюся тиражом более 100 000 экземпляров.

Ученый верил, что употребление психоделиков не только может подарить человеку уникальный духовный опыт, отправив его на рандеву с нематериальными сущностями, но и во многом ответственно за процесс нашей эволюции.

По мнению Маккенны, разнообразив свой рацион галлюциногенными грибами, предки современных людей эволюционировали из прямоходящих обезьян в Homo sapiens.

В научных кругах эта гипотеза получила шутливое название «теория упоротой обезьяны». Согласно ей, первое знакомство гоминидов с галлюциногенными грибами состоялось около 100 000 лет назад, когда из-за начавшегося опустынивания Африканского континента древние люди в поисках новых источников пищи стали мигрировать вслед за стадами крупного рогатого скота, навоз которого привлекал множество насекомых. Помимо вкусных жуков, наши предки находили на тех же экскрементах и гриб Psilocybe cubensis, быстро превратившийся в неотъемлемую часть их диеты. Содержащийся в нем псилоцибин, предполагает Маккенна, в малых дозировках улучшал зрение, что делало употребивших его гоминидов более успешными охотниками; в средних — повышал либидо и усиливал эрекцию; в крупных — разрушал границы внутри сообщества и подталкивал к групповому сексуальному опыту, который обеспечивал большее генетическое разнообразие; в максимальных — помогал первым Homo sapiens развить области мозга, ответственные за появление языка, вызывал у них видения и религиозные переживания.

«Так же как век XIX согласился с мнением о происхождении человека от обезьяны, так и нам придется теперь согласиться с фактом, что обезьяны эти находились под действием психоактивных веществ. Употребление этих веществ, кажется, является нашей уникальной особенностью», — заявляет Маккенна в книге с говорящим названием «Пища богов».

Не останавливаясь на достигнутом, антрополог-рейвер утверждал, что разумным мог быть и сам псилоцибиновый гриб!

Якобы споры этой высокоразвитой цивилизации в незапамятные времена попали на Землю из космоса, где вступили с человечеством в симбиотические отношения. Алхимической свадьбе инопланетного галлюциногенного гриба и прямоходящей обезьяны мы и обязаны нашей способностью мыслить, говорить и всей историей человеческой цивилизации.

Столь романтичная теория, однако, не получила признания в научном сообществе. Маккенну справедливо критиковали как за отсутствие палеоантропологических свидетельств, подтверждающих наличие в рационе первобытных людей псилоцибиновых грибов, так и за недостаток доказательств того, что подобная трапеза могла дать им эволюционное преимущество.

Сомнительно звучит и утверждение, что употребление психоактивных веществ само по себе делает общество более открытым и гармоничным: в культуре ацтеков, например, поедание жрецами в ритуальных целях галлюциногенных грибов было частью кровавого культа с человеческими жертвоприношениями.

Обезьяна-убийца и обезьяна-хиппи

Открывший австралопитека южноафриканский антрополог Раймонд Дарт утверждал, что на заре истории человечества царила обстановка беспощадной войны и насилия.

Основываясь на находке в известняковой пещере в Макапане (Южная Африка) останков гоминидов со следами явных трещин и переломов, а также примитивных дубинок и копий из костей антилоп, Дарт предположил, что наши предки использовали орудия не только для охоты, но и для радикального решения споров внутри племени.

Тяга к насилию и убийствам, по его мнению, и выделила гоминидов из ряда других человекообразных обезьян.

«Предки человека отличались от других обезьян тем, что были убийцами — плотоядными существами, которые, захватив еще живую добычу, забивали ее до смерти, разрывали на части, расчленяли, утоляли жажду горячей кровью жертв и жадно пожирали их корчащуюся плоть»,

— это цитата не из произведения современного хоррор-писателя, а из статьи Дарта The Predatory Transition from Ape to Man, опубликованной в научном журнале в 1953 году.

Дарт верил, что тяга к насилию — неотъемлемая часть природы человека, и такая гипотеза прекрасно «рифмовалась» с умонастроением публики, недавно пережившей ужасы Второй мировой войны. Несмотря на то, что, как выяснилось в дальнейшем, пресловутые отметины на останках гоминидов из Макапаны — это, скорее всего, следы от зубов хищников, некоторые ученые до сих пор придерживаются такой точки зрения.

В 1960-х годах антрополог Исаак Глинн древнему кровожадному изуверу Дарта противопоставил обезьяну-хиппи. Он тоже изучал останки животных, убитых гоминидами, и обнаружил, что те по какой-то причине перетаскивали их с места на место — вполне вероятно, чтобы разделить трапезу с остальными членами племени. Раз уж наши предки так поступали, им необходимо было и обмениваться информацией о том, где найти еду, а это могло привести к возникновению языка и зачатков социального поведения.

Обезьяна мастурбирующая

По мнению советского философа Юрия Бородая (отца одного из идеологов «русской весны» Александра Бородая), решающим фактором в эволюции человека стала мастурбация.

Благодаря онанизму у гоминидов развилось сознание, и даже первые орудия труда они использовали в качестве примитивных секс-игрушек, помогавших им удовлетворять себя.

Свои крайне экстравагантные представления об антропогенезе Бородай, в остальном отличавшийся консервативными взглядами, изложил в книге «Эротика. Смерть. Табу. Трагедия человеческого сознания», изданной в 1996 году.

В этой работе Бородай на примере павианов показывает, как устроена социальная жизнь группы приматов: вожак подчиняет себе самок и не подпускает к ним более слабых конкурентов, так что они фактически лишены возможности размножаться. Всё, что остается омегам и бетам, — это мастурбация и гомосексуальные контакты. Если сообщество «протолюдей» было устроено так же, то, по мнению философа, после перехода к прямохождению, когда процесс родов усложнился и женская смертность повысилась, конкуренция за самок стала еще острее.

У приматов драка за даму сердца, как правило, заканчивается тем, что более слабый соперник выражает покорность победителю, и обоим удается отделаться легкими травмами. Опираясь на работы Дарта, Бородай предположил, что первобытные люди уже распробовали вкус крови своих сородичей, поэтому любой серьезный конфликт представлял для них смертельную опасность.

В такой ситуации события могли развиваться по одному из двух сценариев: либо взаимное истребление самцов и вымирание вида, либо сублимация более слабыми особями своего сексуального инстинкта на другие занятия. При этом мастурбация, которую практикуют и человекообразные обезьяны, для гоминидов была бы сопряжена с определенными трудностями.

«Поскольку сексуальная функция прочно связалась в представлении с актом убийства, то при достаточно напряженной потенции „нечаянную“ поллюцию может вызвать не непосредственная мастурбация органа, но игровое манипулирование „посторонним“, „индифферентным“ острым предметом (камень, палка, кость), — пишет Бородай. —

Этот предмет (потенциальное оружие) может стать устойчивым замещением страстно желаемого объекта (женщины), поэтому к нему теперь проявляется и соответствующее отношение <…>: <…> [его] берегут, носят с собой, хранят, гладят, лижут, оттачивают, стараются придать ему всё более совершенную форму и, в процессе всех этих отнюдь не „актуальных“, не просто „прагматических“ манипуляций, по существу, всё время… онанируют».

Обезьяна-каннибал и обезьяна-раб

Советский историк Борис Поршнев, живописавший появление сознания у первых людей в процессе противостояния с неандертальцами, до сих пор остается одной из культовых фигур для сообщества криптозоологов — искателей снежного человека, песчаного червя олгоя-хорхоя и других вымышленных животных. Научная ценность нагромождения фантазий Поршнева, очевидно, стремится к нулю, зато они могли бы послужить прекрасной базой для написания эпопеи в стиле темного фэнтези.

Согласно его концепции, изложенной в книге «О начале человеческой истории (проблемы палеопсихологии)», Homo Sapiens появился значительно позже, чем считает подавляющее большинство антропологов, — около 40 000 лет назад. Гоминидов, представлявших собой промежуточное звено между обезьянами и нами, Поршнев предложил называть «троглодитидами», позаимствовав это слово у Карла Линнея.

Исследователь категорически отрицал, что троглодиты были хищниками.

По его мнению, наши предки питались падалью, подбирали остатки добычи за кошачьими и гиеновыми, с которыми вступили в сложные симбиотические отношения.

Их первые орудия представляли собой не оружие, а приспособления для раскалывания костей и извлечения костного мозга.

С началом вымирания крупных хищников эта идиллия разрушилась, и Homo erectus оказался в ситуации острой нехватки пищи.

«Экологическая щель, какая оставалась для самоспасения у обреченного природой на гибель специализированного вида двуногих приматов, всеядных по натуре, но трупоядных по основному биологическому профилю, состояла в том, чтобы использовать часть своей популяции как самовоспроизводящийся кормовой источник, — пишет далее Поршнев. — Нечто, отдаленно подобное такому явлению, небезызвестно в зоологии. Оно называется адельфофагией („поеданием собратьев“), подчас достигающей у некоторых видов более или менее заметного характера, хотя всё же никогда не становящейся основным или одним из основных источников питания».

При этом к каннибализму оказались способны далеко не все троглодиты. Более сильные выделили из своей среды тех, кто охотнее позволял себя подавлять, и перестали с ними скрещиваться. Со временем фактически образовалось два вида: палеоантропов (неандертальцев), пожиравших других гоминидов, и неоантропов (наших предков), у которых действовал строжайший запрет на каннибализм. Отголоски этого великого раскола, по мнению Поршнева, мы слышим и сегодня: чтобы убить себе подобного, нам нужно убедить себя в том, что он не человек в полном смысле слова (нелюдь, иноверец, преступник), а съесть тело сородича нам нелегко даже при угрозе голодной смерти.

Долгое время палеоантропы и неоантропы проживали в рамках одних сообществ, причем первые постоянно питались вторыми, держа их на положении рабов. Именно этим Поршнев объясняет существование у древних людей промискуитета: самки должны были постоянно производить многочисленное потомство, потому что большую его часть палеоантропы пожирали. Уцелевшие мужские особи снабжали «господ» едой, расплачиваясь мясом животных за собственную жизнь. Если палеоантропы убивали только представителей своего вида, то неоантропы, наоборот, охотились на любую дичь, а собственных сородичей не трогали.

Формирование речи, предполагает Поршнев, было тесно связано с понятием приказа, и первые «фразы» выражали запрет. Сначала палеоантропы отдавали команды своим подчиненным; затем некоторые слуги научились адресовать мысленные повеления самим себе, поступая вразрез с требованиями инстинктов; наконец самые умные из неоантропов стали общаться с собственными сородичами. Так у предков нынешних людей появились сознание и язык.

Спасаясь от каннибалов, гоминиды постепенно покинули территорию Африки и расселились на остальных континентах, а воспоминания о тех жутких временах дошли до нас в виде историй о лесных чудовищах, нежити и прочих людоедах.

Интересно, что отдельным неандертальцам-каннибалам, по мнению Поршнева, тоже удалось дожить до наших дней в труднодоступных местах: с ними сталкиваются люди, которые рассказывают о встречах со снежным человеком.

«Неизбежно пришел час учения о троглодитах — науки о действительных, не причудливо затуманенных неандертальцах», — пишет Поршнев в книге «Борьба за троглодитов» и предостерегает: нам ни в коем случае не следует воспринимать их как людей — более того, их правильнее было бы называть «антилюди». И когда ученым наконец удастся схватить одного из неандертальцев, на него не должны распространяться никакие морально-этические нормы: сами-то они не миндальничали, когда им хотелось позавтракать кем-то из наших предков.

Концепцию Поршнева современные ученые считают исключительно умозрительной — хотя бы потому, что она не опирается ни на какие фактические данные.

Обезьяна водоплавающая

Согласно гипотезе «водной обезьяны», наши предки отличались от других приматов тем, что проводили много времени в морях, реках и озерах или рядом с ними и были прирожденными пловцами и ныряльщиками. Морской биолог Алистер Харди, предложивший эту теорию в 1960 году, утверждал, что перейти к такому образу жизни их заставила жестокая конкуренция за источники пищи на суше, в то время как морское дно всегда было богато моллюсками. В процессе эволюции гоминиды утратили волосяной покров, чтобы лучше плавать, а прямохождение развилось как полезный навык, позволявший им пересекать реки вброд.

В 1972 году гипотезу водной обезьяны популяризировала британская телесценаристка Элейн Морган в книге «Происхождение женщины». Она находила откровенно сексистской господствовавшую на тот момент в антропологии теорию, согласно которой в обществе первобытных людей, живших в саванне, царило строгое гендерное разделение: мужчины занимались охотой, пока женщины ухаживали за детьми.

Тарзаноподобной обезьяне-охотнику Раймонда Дарта, убивавшей всех направо и налево заточенным копьем из рога антилопы, Морган противопоставила своих, мирных гоминидов. Они обитали на побережье в гармоничном племени и вместе спускались на морское дно за ракушками.

В более поздних работах Морган отказалась от феминистской критики представлений об антропогенезе, но продолжала уверять, что именно плавание стало решающим фактором в эволюции наших предков.

Антропологи неоднократно критиковали гипотезу водоплавающей обезьяны как абсолютно антинаучную, но, несмотря на это, у нее до сих пор есть небольшая группа сторонников. В их ряду знаменитый натуралист Дэвид Аттенборо, снявший о водоплавающих гоминидах два документальных фильма для ВВС в 2016 году.

* * *

Продолжать список псевдонаучных теорий антропогенеза можно долго. Согласно одной из них, наши предки поголовно были заражены паразитами: из-за чесотки они облысели, а разводить огонь, чтобы согреться, их заставила нужда. По другой версии, гоминиды спаривались с инопланетянами, благодаря чему у ранних Homo так резко увеличился размер головного мозга.

Что не так с этими теориями? Помимо того, что их авторы зачастую опираются на ничем не доказанные экстравагантные гипотезы, все они пытаются свести объяснение антропогенеза к действию одного решающего фактора. Между тем появление нового вида — человек разумный, связанное с началом использования огня, освоением орудий труда, было сложным и комплексным процессом. И вряд ли единственной причиной послужили галлюцинации, или мастурбация, или плавание, или насилие и т. д. Потому и перечисленные концепции, вероятно, могут больше нам сказать о характере и наклонностях их авторов, чем о наших доисторических предках.