Революционные медиумы, женские коммуны и арканы Таро. Интервью-гадание с феминистской ведьмой и книжной шлюхой Джессой Криспин
Джесса Криспин — писательница, ведьма и радикальная феминистка. В начале 2000-х она запустила с компанией энтузиастов блог «Книжная шлюха» — Bookslut, ставший одним из символов контркультурной литературы и феминистской критики.
Она не только литератор, но и ведьма-гадалка, помогающая отвечать людям на их запросы к аркану Таро. В книге «Творческое Таро: Современное руководcтво по вдохновенной жизни») она отказывается от любой «таинственности» и выдумываемых на ходу традиций, превращая «гадание» в набор интимных заметок, дневниковых записей и небольших эссе, ассоциирующихся с образами карт.
Джесса — неугомонная путешественница. В своем «Проекте „Мертвые леди“» она двигается по следам европейских богемных экспатов начала XX века. Из Берлина, пристанища основателя американской психологии Уильяма Джеймса, ведьма направляется в Триест, к Норе Барнакл, жене Джойса, затем в Сараево, к британской журналистке и феминистке Ребекке Уэст.
Она беседует с мертвыми интеллектуалами о своей жизни, о том, как «гендер становится патологией», а суицид — «лишь недостатком воображения».
Хлопнув дверью, Криспин обозначает непреодолимые разногласия между либеральным феминизмом и революционной традицией второй волны феминизма — с ее сетями лесбийских коммун и радикальным антикапиталистическим действием. В этой полемике Джесса однозначно становится на сторону революции.
«Если женщины у власти ведут себя, как мужчины, это не поражение патриархата. Это просто патриархат с женщинами».
Цель Криспин не равноправие, а освобождение, не конкуренция с мужчинами, а создание новых форм жизни.
Она пишет:
«Радикальные изменения страшны. На самом деле просто ужасны.
Феминизм, который я поддерживаю, это революция, при которой женщины будут не просить разрешения участвовать в существующем миропорядке — коррумпированном мире, созданном патриархатом для подчинения, контроля и уничтожения претендентов, но творить его заново, не стучать в двери церквей, правительств, рынков, вежливо прося о допуске, но создавать свои собственные религиозные системы, правительства и экономики. Мой феминизм — не очередная реформа из тех, результат которых — то, что было, только хуже. Это очищающий огонь!»
Мы сидим в полутемной гостиной глубоко заполночь. На столе — немецкое вино и колода Великих арканов Таро. Я не столько интервьюер, сколько кверент — вопрошающий у оракула. Делаю запрос, тянем карту. Джесса истолковывает то, что нам ответила колода.
Берлин — «Повешенный»
— Джесса, что ты делаешь в Берлине?
— Я жила в Берлине с 2009-го по 2015 годы. Здесь у меня близкие друзья. Выступление в Утрехте, я использовала как повод для того, чтобы взять билет до Берлина, повидаться с близкими людьми, встретиться с новым издателем и поностальгировать. Моя новая книга (Why I Am Not A Feminist: A Feminist Manifesto) будет опубликована по-немецки в сентябре в издательстве Surkamp.
— Что бы ты сказала о берлинских англоязычных литераторах-экспатах?
— Их Берлин другой, чем мой. Другое время, другая версия города. Они приехали в Берлин на вечеринку, а я приезжаю сюда, чтобы научиться чему-то. Для меня этот город — ловушка, я захвачена им как историей, как сюжетом. Тут со мною происходит что-то серьезное, и быть тут всегда тяжело. Сообщество экспатов же лишь веселится, утарчивается наркотиками и бухает. В Берлине жить просто — можно бездельничать. Я многократно разочаровывалась в поверхностности и мелочности моих соотечественников.
— В книге The Dead Ladies Project ты написала: «Ты в Берлине, потому что ты чувствуешь себя, как сплошную неудачу».
— Потому-то я и здесь. Я не могла быть той, кем я хотела, не знала, как ей стать. Потому-то я и приехала сюда впервые в 2009 году. Именно это чувство!
— Можешь ли назвать маргинальных, но важных англоязычных авторов, живущих в Берлине?
— Конечно! Не знаю ,здесь ли еще Хелен Девитт, но она жила в Берлине. Одна из наиболее интересных американских писательниц — наших современников. По-настоящему хорошие писатели не появляются в экспатских тусовках, если только изредка.
В Берлине можно встретить сильных, глубоких художников, но сообщество экспатов состоит из людей, как правило, малоинтересных.
Литература — «Луна»
— Как бы ты охарактеризовала ситуацию в актуальной американской литературе?
— Американская словесность ужасна! Она доминирует в мировой литературе не по праву. Нарциссическая, буржуазная! Где литература рабочего класса, вообще политическая литература? Повсюду аполитичность, обслуживание среднего класса, индивидуалистическая перспектива.
Все это никуда не годится. В истории американской литературы было достаточно квиров, мистиков, коммунистов, сейчас все они забыты.
Каждый хочет быть Филипом Ротом или Хемингуэем. Никто не хочет быть Эмили Дикинсон, никто не хочет быть Генри Джеймсом! Все это нагоняет скуку. Я практически не читаю больше американцев.
— Существует ли актуальный литературный андеграунд в Америке?
— Большая часть современных американских текстов сфокусирована на индивиде. Они психологичны, заняты копанием в личности, ее самочувствием. Они не затрагивают устройства общества. Мне такое неинтересно. Мне интересно, как Америка функционирует. Например Дафна Готлиб, она живет в Сан-Франциско и пишет о том, как этот город превратился из рая для мистиков в пространство технологических монополий. Если ты не из хайтек-корпорации, тебе нет там места, ты должна убираться! Ее письмо непосредственно связано с историей города. Вот это интересно! Американцы провозглашают суверенность индивида, его власть над обстоятельствами. Читателю не надо думать о классе, политике, об общественном давлении, только о том, как герой себя чувствует. Так нельзя! Я не хочу огульно ругать Хемингуэя, но его эра, сороковые, — это поворот американской литературы от социального к индивидуальному.
Женское письмо — «Папесса»
— Охарактеризуй ситуацию женского письма сейчас?
— Многие теряют время, пересказывая мужские истории с женской перспективы. Я прочитала в последние три года несколько новелл, повествующие о том, о чем обычно рассказывают мужчины, например об отношениях стареющего мужика с юной девушкой. Мы посмотрели об этом уже тысячи фильмов. Я понимаю импульс внести правки в запись, но не думаю, что этим можно чего-то добиться.
Глупо было бы потратить две ближайшие сотни лет, пересказывая мужские сюжеты нашими голосами, вместо того, чтобы рассказывать собственные истории.
В 60-е и 70-е годы немало писательниц вроде Анджелы Картер занимались этим. Как скучно! Я думаю, они делают это просто потому, что легко пересказать чужое, сменив угол зрения. Есть достаточно женщин, пишущих интересно, идущих к корням, но такие авторы, как Маг Уилсон, Лесли Джеймисон, Роксана Гей, просто унылы!
Феминизм — «Суд»
— Ты говорила, что признаки успеха в феминистском движении те же, что и в патриархальном капитализме. Не похоже ли это на пересказ мужских историй со своей перспективы?
— Именно! Кое-что о феминизме: феминизм должен действовать принципиально другим образом, чем существующие общественные структуры. Капитализм и патриархат создает общество, основанное на дисбалансах власти, конкуренции, алчности. Феминизм должен заниматься созиданием общества на иных принципах. Пусть это будут структуры кооперации, заботы, социализма, если угодно, коммунизма. Если феминистки используют тот же язык, что и капитализм, например, сколько женщины зарабатывают сравнительно с мужчинами, сколько процентов женщин в руководстве университетов и т. п., это показатель не успеха феминизма, а того, насколько женщины успешны при капитализме.
Мы должны избавить речь от законов капитализма и его ценностей. Мы должны изменить речь полностью, создавать новые версии успеха или счастья!
Для меня размер заработка не связан со счастьем, чувством безопасности, изолированности либо включенности в общество — действительно важными качествами жизни.
— Ты говоришь о лайфстайл-феминизме. В чем он заключается? Чем настоящий феминистский образ жизни отличается от фейкового?
— Ну, слушай правильную музыку, носи правильную майку и читай правильные книжки, неправильные не слушай, не носи и не читай, и ты, типа, уже феминистка. Очень поверхностно. Если ты фолловишь правильных людей в твиттере и голосуешь за правильных кандидатов, это не делает тебя феминисткой. Я считаю, что настоящая политическая вовлеченность требует изменения жизни. Нельзя быть феминисткой и работать в банке. Твоя версия мира, взгляд на мир, участие в мире должны измениться! Тут нельзя выбирать, что тебе нравится или подходит! Это не значит, что ты обязательно должна жить в коммуне и делать аборты ради забавы, но нельзя просто жертвовать немного денег и считать, что этого достаточно. Феминистский образ жизни несовместим с капитализмом, комфортом и буржуазностью. Ты посвящаешь себя чему-то большему, даже если это займет всю жизнь. Просто я верю в посвящение себя чему-то, что больше тебя! Жертвы необходимы, и это важно.
— Вопрос от редакции: культура, заявившая о себе в ходе кампании #metoo, побуждает женщин вспоминать и проблематизировать то, что может быть описано как «домогательство». Не приведет ли эта практика к проблематизации любого эротического взаимодействия, то есть к новому пуританству? Не навязывает ли она роли жертвы людям, не воспринимавшим себя так ранее?
— В каждом гетеросексуальном контакте, как правило, существует дисбаланс власти. Об этом стоит помнить и задумываться. Я не считаю, что каждая женщина на земле непременно жертва мужчин, но каждая женщина имеет право размышлять об истории своих отношений с мужчинами и решать самой, испытала ли она когда-нибудь домогательства. Если она решила, что такой опыт ей знаком, хорошо! Это ее решение! Однако если ей говорят: «Ты должны была когда-либо подвергнуться домогательствам, злоупотреблениям и изнасилованиям», это непременно превращает мужчину в мудака и насильника. Если у тебя был сложный сексуальный опыт и сейчас ты желаешь обозначить его как изнасилование, то ты упрощаешь! Подумай о подтексте такого решения! Говоря, что тебя изнасиловали, ты называешь мужчину насильником. Не стоит упрощать то, что на самом деле сложно. Сказать, мол, «ничего плохого со мной не происходило» или «я была изнасилована» — в равной мере упрощение. Опасно говорить как «я была жертвой», так и «я никогда не была жертвой».
Большинство женщин и мужчин перемещаются в серой зоне между угнетателем и угнетенным. Если ты утверждаешь, что была жертвой в одной ситуации, тебе придется признать, что была палачом в другой.
Все это требует мужественной и честной оптики, но мало кто на нее способен. Если я смотрю на свои истории с мужчинами, то должна признать, что плохо обращалась с ними так же часто, как и мужчины плохо обращались со мной. Я не домогалась, пожалуй, но эмоционально манипулировала и злоупотребляла своими партнерами так же часто, как сама подвергалась домогательствам, манипуляциям и злоупотреблениям. Если ты начинаешь исследовать эту тему, тебе придется принять ответственность. Ты не всегда хорошая девочка, иногда плохая.
Спиритуальность — «Дьявол»
— У меня есть теория — об общих чертах — в двух различных духовных традициях: практической каббале и вуду. Они относятся к двум сообществам угнетенных, средневековым евреям и чернокожим Карибского бассейна и Америки. Некоторые магические традиции обладают субверсивным потенциалом сопротивления. Ты писала о женской спиритуальности, можно ли ее рассматривать как комплекс субверсивных практик сопротивления?
— Абсолютно! Колдовство всегда было связано с революцией! Большинство участников ирландского восстания 1916 года практиковали магические культы. Мод Гонн была одним из лидеров восстания, и она состояла в Герметическом ордене Золотой Зари. Феминистки первой волны в Америке Сьюзен Б. Энтони, Виктория Вудхалл были спиритуалистками, духовными медиумами. Существует богатая традиция радикалов и революционеров, вовлеченных в магию и оккультизм. Я объясняю эту взаимосвязь так: когда ты чувствуешь себя бессильной и не можешь вполне участвовать в жизни мира, магия возвращает тебя в мир, дает тебе ощутить свободу воли, возможность на что-то повлиять, активно присутствовать в собственной жизни. Особенно это характерно для женщин. Ведьмовство — огромный пласт феминизма второй волны, огромный пласт современного феминизма. Женщины не видят возможности менять мир общепринятым образом, законы политики и общества работают против них, тогда ведьма уполномочивает себя посредством магических практик. Иррациональность здесь не означает неразумность.
Прежде чем менять сознание, нужно поменять бессознательное. Сначала надо разобраться с иррациональным, ведь иррациональное предшествует рациональному.
Магия, вуду, ритуал, оккультизм действуют на него непосредственно. Такова связь магии и революции. Мы никогда не совершим революцию, если ей не предшествует серьезный интерес к оккультному.
Читатели — «Звезда»
— Ты можешь обратиться к российским читателям!
— Забавно! Я была в России однажды. Сейчас она снова враг Америки, но для меня это страны-близнецы, так что можно расслабиться. У нас общая судьба, общее безумие, общее вожделение. Это как зеркало. Чтобы понять себя, мы должны внимательно смотреть друг на друга.
