Как неприкасаемые стали далитами: история индийских каст
Летом 2012 года индийский телеканал CNN-IBN совместно с рядом других известных СМИ запустил проект «Величайший индиец». Телезрителям предлагалось проголосовать за лучшего представителя нации, жившего после получения независимости в 1947 году. Махатма Ганди в этот список не попал, однако и среди тех, чья деятельность пришлась на вторую половину XX века, нашлось немало достойных внимания людей: первый премьер-министр Джавахарлал Неру и его дочь Индира Ганди, актер Радж Капур и чемпион мира по шахматам Вишванатан Ананд, мать Тереза и основатель индийской космической программы Викрам Сарабхаи. Но по мнению 20 миллионов телезрителей, на роль «величайшего» никто из них не годился. С большим отрывом в голосовании победил Бхимрао Амбедкар — человек, имя которого за пределами страны известно только специалистам. Кто же он такой и как ему удалось заслужить любовь простых индусов?
Будущий победитель зрительского голосования родился в 1891 году в небольшом городке в центральной Индии. Его отец был младшим офицером колониальной армии, и мальчик, в отличие от миллионов своих сверстников, получил полноценное образование. Но в повседневной жизни это не имело значения: Амбедкар не мог принимать пищу вместе с большей частью своих одноклассников, а затем, даже когда он преподавал в Бомбейском университете, многие профессора и студенты избегали пить с ним воду из одного кувшина. Дело в том, что «величайший» индус был «неприкасаемым» — представителем одной из сотен каст, находившихся на нижних ступенях местной социальной лестницы.
Амбедкара, посвятившего жизнь борьбе с кастовой системой, часто называют «индийским Мартином Лютером Кингом». Вся его биография полна странных противоречий. При жизни он имел крайне сложные отношения со всеми политическими силами, но теперь, 60 лет спустя, практически любой кандидат в ходе избирательной кампании будет говорить о его наследии и называть себя убежденным продолжателем идей Амбедкара. Атеист по мировоззрению, он обратил миллионы людей из индуизма в буддизм. Подобные противоречия характерны и для всей кастовой системы в стране.
Индийская деревня, заметание следов и евреи-неприкасаемые
Для неиндийцев остается загадкой как популярность Амбедкара, так и проблемы современной Индии, связанные с социальной дискриминацией. Часто люди вообще уверены, что «каст» всего четыре: брахманы, кшатрии, вайшьи и шудры. На самом деле здесь речь идет о варнах, на которые (возможно) делилось древнеиндийское общество. Каст же не четыре, а примерно в тысячу раз больше — точное их число установить достаточно сложно. Это закрытые эндогамные группы, каждая из них имеет традиционный ареал проживания, а изменить кастовую принадлежность практически невозможно. Казалось бы, подобная система должна была остаться в XIX веке, в традиционной деревне, — но победа Амбедкара в голосовании свидетельствует об обратном.
Разговор о кастах действительно следует начинать с индийского села. Ситуацию, сложившуюся здесь, еще на рубеже XVIII–XIX веков пытались анализировать английские служащие Ост-Индской компании. К тому времени эта организация уже прибрала к рукам большую часть полуострова Индостан, основной доход получала от сбора налогов с подведомственных территорий, и чиновникам требовались ответы на несколько простых на первый взгляд вопросов — прежде всего, кому принадлежит земля в деревне, кто на ней зарабатывает и с кого можно требовать мзду?
К удивлению колонизаторов, оказалось, что далеко не всем членам индийской крестьянской общины надел полагался даже в теории. Обычно в каждом районе существовала одна землевладельческая каста — это могли быть местные брахманы, но чаще — группы, ведущие происхождение от более низких варн. Совместно с представителями других привилегированных профессий — жрецами, писцами, знахарями — эта каста составляла меньшинство (в среднем около 20–25 %) деревенского населения. Остальные индийские крестьяне формального права на владение землей не имели и вынуждены были арендовать ее у односельчан: это объяснялось ритуальной нечистотой и тем, что они занимались «грязными» профессиями — например, обработкой кожи.
На протяжении долгого времени колониальные власти пытались систематизировать информацию о кастах, и в 1930-е годы правительство Его Величества все-таки сформулировало свои соображения по этому вопросу, выделив три категории, которые затем стали учитываться в переписях населения. Верхушку традиционного общества отнесли к «передовым кастам». В категорию «зарегистрированные касты и племена» попали 744 племени и 1108 каст из тех, что принято называть «неприкасаемыми», — сейчас это почти четверть населения страны. Все остальные вошли в странную группу «прочие отсталые классы».
В несколько измененном виде британская классификация существует в Индии и в начале XXI века. В ней учитывается исключительно индусское население — считалось, что кастовая система совместима только с этой религией. Того же мнения придерживался и Амбедкар. Однако на практике подобное деление существует в любых религиозных общинах Индии — даже внутри «социальных групп» (если выражаться предельно политкорректно) мусульман или христиан. Среди последователей ислама особым почетом пользуются «ашрафы» («благородные») — потомки арабов, афганцев, тюрков, а также обращенных некогда в новую веру индусов-аристократов. Ниже стоят торговые слои. Ну а крестьяне из самых непривилегированных каст, которые принимали ислам в надежде улучшить свой социальный статус, многого не добились: неприкасаемый-мусульманин неприкасаемым быть не переставал и поддержки от богатых единоверцев не получал.
В 1498 году в Индии появились португальцы и начали обращать местное население в христианство на подконтрольных территориях. Тем не менее даже в Гоа, где новоприбывшие европейцы чувствовали себя хозяевами, брахманы сохранили господствующее положение — просто теперь они были не жрецами в индуистских храмах, а католическими священниками.
В крошечной еврейской общине в городе Кочин, жившей здесь уже почти две тысячи лет, тоже существовало кастовое деление: европейские иудеи, бежавшие в Индию от инквизиции в XVI веке, считались «нечистыми» — и отвечали «местным» взаимностью, но обе группы объединяло презрение к «мешухрарим» (ивр. «освобожденные») — потомкам рабов, принявших иудаизм. В отношении этой прослойки в еврейской общине даже в начале XX века соблюдались все ограничения, которые обычно накладывались на неприкасаемых. С ними было запрещено делить трапезу, они даже не могли присутствовать на службах в синагоге, чтобы не осквернить своей нечистотой священное место. В 1920-х адвокат Авраам Барак Салем, первый выходец из мешухрарим, получивший высшее образование, начал борьбу за равноправие в общине. Кампания увенчалась успехом в том числе потому, что Салем обратился за помощью к европейским и американским единоверцам.
Пример мешухрарим показывает, что кастовая структура в Индии «прорастала» через любую религию. Тем не менее самыми притесняемыми всё же оставались неприкасаемые-индусы. Их не пускали на порог храма, они не могли делить трапезу с высококастовыми, а во многих деревнях не имели права даже поднять взгляд на более привилегированных односельчан и должны были использовать специальную метелочку, чтобы заметать собственные следы.
Ганди исключают из касты, а Амбедкар сжигает книги
Первые предпосылки распада традиционной кастовой системы возникли уже к концу XIX века. Под британским владычеством постепенно менялась экономическая структура Индии. В городах появлялись фабрики, сотни тысяч людей из разных каст попадали в армию или уезжали за длинной рупией за море. На ткацких предприятиях в Калькутте, на кораблях, везущих рабочих-кули на Маврикий или в Вест-Индию, соблюдать кастовые ограничения было затруднительно. В последнем случае нарушением традиции считалось само путешествие за пределы страны.
Например, в 1888 году руководители торговой касты бания в Бомбее пытались запретить юноше из своего сообщества уехать на обучение в Лондон, мотивируя это тем, что вояж «за черные воды» обернется осквернением. Тот слушать уговоры отказался, отправился в Англию и был исключен из касты. Всего за сотню лет до этого такое решение старейшин могло бы полностью разрушить жизнь строптивого упрямца. Но уезжавшему из Индии Мохандасу Ганди (а речь идет именно о нем) исключение из касты бания не навредило никак. Случай паренька из Бомбея далеко не единичный: в то время многие индийцы шли против традиций — например, выходцы из брахманских семей начинали изучать хирургию, хотя копание в человеческих внутренностях считалось немыслимым ритуальным осквернением.
Конечно, описанные тенденции почти всегда затрагивали исключительно высшие касты. Абсолютное большинство индийцев, ставших известными на рубеже XIX–XX веков, происходило из привилегированных слоев. В этой среде развивалась национальная наука и культура, были созданы первые политические партии, шли споры о будущем страны. Выходцы из низкокастовых групп в очень немногих случаях получали шанс сделать карьеру и улучшить свой социальный статус — одним из возможных путей была служба в британско-индийской армии. Именно в семье армейского офицера, происходившего из касты махаров, в 1891 году родился Бхимрао Амбедкар.
Будущий лидер низкокастового движения получил блестящее образование: он поступил в Бомбейский университет, став первым неприкасаемым в стенах этого заведения, и продолжил учебу в Соединенных Штатах, а вернувшись на родину, заступил на пост профессора в своей alma mater и параллельно занимался юридической практикой.
В политику Амбедкар пришел в середине 1920-х, когда набирало силу антиколониальное движение. Но его взгляды коренным образом отличались от идей находившегося тогда на пике популярности Ганди, Неру и других выходцев из высших слоев, возглавлявших Индийский национальный конгресс. Амбедкар считал главной проблемой страны не колониальную систему, а кастовое угнетение.
В декабре 1927 года в Индии горели костры из книг — точнее, только из одной книги. Амбедкар и его сподвижники сжигали экземпляры Законов Ману, древнеиндийского сборника двухтысячелетней давности, устанавливавшего жесточайшие кастовые ограничения. Утверждалось, что «свинья губит обнюхиванием, петух — обвеванием крыльями, собака — взглядом, низкорожденный — прикосновением». Амбедкар считал, что сожжение Законов Ману будет первым этапом освобождения неприкасаемых от «брахманского ига».
Лидеры Индийского национального конгресса понимали, что кастовые вопросы могут серьезно помешать борьбе за независимость. Необходимо было делать что-то для эмансипации представителей низших слоев. Ганди начал кампанию за допуск неприкасаемых в храмы. Также он предложил отказаться от самого этого слова, заменив его обозначением «хариджан» — «дети божьи». Амбедкару термин не нравился и казался дискриминирующим: по его мнению, неприкасаемые тем самым отделялись от остальных индийцев. Сам он использовал слово «далиты» («угнетенные»), и именно оно прижилось в современной Индии.
После того как Индия стала независимой республикой, Амбедкар вошел в правительство, заняв пост министра юстиции, и создал конституцию, запрещающую дискриминацию по кастовому признаку. Остаток жизни он потратил на то, чтобы как можно дальше увести далитов от индуизма, и решил восстановить в стране буддизм, как учение, провозглашающее всеобщее равенство. В 1956 году более полумиллиона сторонников Амбедкара из его же касты махаров перешли в новую для себя веру, и религия, исчезнувшая в Индии почти тысячу лет назад, теперь вновь обрела последователей.
Независимая Индия: все только начинается
Амбедкар умер в 1956 году, не успев завершить начатое. Да, юридически далиты теперь обладали всеми правами. Фактически же их положение можно было сравнить с жизнью чернокожих американцев на рубеже XIX–XX веков: те тоже пользовались формальным равноправием, но попытка реализовать его на практике где-нибудь в Алабаме могла закончиться плачевно. Далитам были даны квоты в государственных учреждениях и в индийском парламенте, но в сельской местности они часто всё еще не могли получить доступ к «чистым» колодцам. В политике страны доминировал Индийский национальный конгресс, слева в оппозиции к нему находились коммунисты, а справа — индусские националисты. Амбедкар пытался создать собственную политическую силу, но после его смерти далиты, составлявшие почти четверть населения страны, лишились единого лидера.
Не слишком хорошо для них складывалась и экономическая ситуация: далитам принадлежала лишь небольшая доля земли в деревнях, а мигрировавшие в города чаще всего пополняли ряды жителей огромных трущоб, не найдя нормальной работы. Такое положение способствовало росту политического радикализма. Во многом именно на поддержке далитов базировалось движение наксалитов — индийских маоистов, которые в 1960-е годы подняли вооруженное восстание, намереваясь насильственным путем изменить государственный строй в стране. Часть низкокастовых активистов ориентировалась на опыт борьбы за равноправие темнокожего населения в США. В 1970-х в Бомбее действовала организация «Далитские пантеры», получившая название в честь американских «Черных пантер».
В последние десятилетия XX века Конгресс потерял монополию на власть в стране, силу набирали другие партии. Некоторые из них возглавляли далитские политики новой волны, которые объединялись со всеми остальными недовольными — как с мусульманами, так и с «прочими отсталыми классами». В Уттар-Прадеш и Бихаре, крупнейших штатах севера страны, к власти впервые пришли лидеры неприкасаемых.
«Далитское правление» часто носило достаточно экстравагантный характер. Лалу Прасад Ядав, выходец из бедной пастушеской касты, занявший в 1990 году пост главного министра стомиллионного штата Бихар, разместил в своей резиденции стадо коров и начал массовые сокращения госслужащих — представителей высших слоев. Экономика вверенного ему региона, который и раньше не мог похвастаться большими успехами, окончательно рухнула, а руководящие посты занимали исключительно представители касты Ядава. В 1997 году он все же вынужден был уйти в отставку из-за судебного преследования, но посадил в свое кресло жену Рабри Деви. Законодательное собрание штата безропотно утвердило ее кандидатуру, хотя та не умела ни читать, ни писать.
Политики, отстаивающие, подобно Ядаву, узкокастовые интересы, часто получают известность как в отдельных штатах, так и во всей стране. Порой кажется, что классовые проблемы в Индии даже более актуальны, чем полвека назад. Особую роль играет система квот и резерваций для далитов и ряда других кастовых групп, которая действует при распределении мест на государственной службе и в учебных заведениях. Но все нынешнее внимание к этим вопросам вызвано важными событиями конца XX — начала XXI века: выходцы из низших слоев впервые в индийской истории массово проникают в политику и общественную жизнь.
В 2017 году президентом Индии был избран Рам Натх Ковинд, происходящий из касты кори. Ее представители традиционно занимались ткачеством и относились к неприкасаемым. Ковинд уже второй далит на президентском посту — после Кочерила Нараянана, чей срок длился с 1997 по 2002 год. Во многом это характеризует нынешнее состояние «кастового вопроса» в Индии. С одной стороны, неприкасаемый занял высшую государственную должность, причем выдвинула его правящая «Бхаратия джаната парти», политика которой, как считают ее оппоненты, базируется на индусском традиционализме. С другой, деятельность президента в Индии по большей части сводится к выполнению сугубо церемониальных функций, истинная власть сосредоточена в руках премьер-министра, а этот пост ни один далит до сих пор не занимал. Покорится ли неприкасаемым новая политическая вершина в обозримой перспективе — вопрос крайне интересный.