На Даниле: смокинг, кушак и бабочка «Элегант», жилет и пластрон Faricetti, сапоги Sardonix
На Урале я варю сыры с 2016 года, до этого несколько лет занимался этим в Подмосковье, под Талдомом. Уже чувствую ностальгию по родине — родом я из Ташкента, жил там до 16 лет, закончил школу. Это большой город, там даже метро есть. Многие меня спрашивают, как меня, жителя большого города, занесло в зоотехники.
А у меня нет этого вот разделения: деревенский житель, городской житель. Я вне пространства и вне географии. Есть же люди, которые бисексуальны, а я не причисляю себя к какому-то определенному лайфстайлу.
Были и меркантильные соображения: я знал, что если овладею этой профессией, то никогда не умру с голоду. Но и любовь к животным, к земле, к сельскому хозяйству была всегда. Когда я оказывался рядом с фермой или кишлаком — а их под Ташкентом было много — то с удовольствием вдыхал запахи коров, навоза, какой-то особой сельской чистоты, чего-то естественного, природного. У дома завел небольшой огородик, чтобы экспериментировать с саженцами, были у меня и куры, и утки. Чтобы зарабатывать своим животным на корм, я батрачил на земле: полол капусту, клубнику. Мне всегда нравилось это ощущение: когда у тебя яйца от твоих птиц, урожай со своего огорода. Мама же хотела, чтобы я пошел в зубной техникум. А я к такому никогда не стремился.
В школе я учился ужасно. Я был круглым двоечником. Я дислектик: не могу долго читать, буквы начинают прыгать. И почерк у меня ужасный, и пишу с ошибками. Оказывается, дислексия была у многих. Ганс Христиан Андерсен был дислектиком, Альберт Эйнштейн, Пабло Пикассо и Стив Джобс. А в то время про дислексию никто не знал, говорили, что у меня врожденная неграмотность. Но я всегда мог договориться с учителями, потому что знал подход к людям. Ведь всегда что-то надо школе: парты покрасить, доску помыть, гвоздь забить. И я договаривался.
А потом был техникум в Калуге, на практике мы работали пастухами в Калужской области. Тогда я получил колоссальное удовольствие от единения с природой. Вокруг леса, поля, река Ока, заливные луга, потрясающие пейзажи и тишина.
Хронический недосып, от которого валишься с ног, потому что каждую ночь ты проводишь в угаре с одногруппниками, куча выпивки и прочего драйва. В пять утра нужно вставать, чтобы пасти свое стадо, а ты лег только в три. Это был настоящий фермерский рейв.
В 2000-х мы были первыми колхозными хипстерами. На работу в колхоз и на выпас одевались специфически: искали вещи, в которых можно было выглядеть как можно смешнее. Бывало, в нетрезвом виде наденешь что-то, потом обнаруживаешь, что это женские брюки, причем они на тебе задом наперед. Смотришь: а выглядит классно. И так и ходишь. Мы были такие вот, как у Довлатова: «жизнелюбивые, отталкивающие и воинственные, как сорняки».
Я всегда ловил на себе недобрые взгляды: был самым крутым на селе. У меня были серьги в обоих ушах и пирсинг в языке. Волосы я красил в разные цвета: от красного до зеленого, бывало, что и во все цвета радуги. И непременно желтые шнурки в кедах.
Деревня негодовала. Люди не хотели узнать меня поближе, они сразу стремились дать в пачку за мой внешний вид. Я был не такой, как все: тогда в моде были кожаные куртки и синие джинсы. Приходилось отстаивать свое стремление к индивидуальности с помощью кулаков, потому что никакая дипломатия не поможет, когда серьги вырывают из ушей. Бывало — били меня, бывало — бил я.
Когда реакция на мой нонконформизм поутихла, мой стиль начали копировать. Это в мегаполисе ты можешь одеваться как угодно без видимых последствий, в деревне или в маленьком городе ты сначала белая ворона, а потом трендсеттер.
После техникума была Москва, Академия ветеринарной медицины имени Скрябина. В Москве меня удивило проживание в общежитии. Если в Калуге можно было зайти и одолжить еды у соседа, в Москве у каждого был свой быт, свой холодильник.
Я чертовски скучал по природе. Отучился до третьего курса очно, потом перешел на заочное отделение и пошел работать по специальности — зоотехником.
Зарплата у меня была 3500 рублей в месяц. А мои кеды Quicksilver стоили 4000 рублей. Я в них по коровнику ходил.
Я всегда брался за подработки. Промальп, например: красил линии связи, в красный и белый. Так я заработал на мотоцикл: ZZR Kawasaki. Красавец. 400 кубиков.
Как-то, еще во времена техникума, мы взялись за кастрацию бычков. Вдвоем вызвались. Махнули мы в поля Суворовского района в колхоз в 70 километрах от мест, где паслись наши стада. За две недели мы должны были кастрировать 800 голов, но справились только с 600, больше не было физических сил. Накастрировали целое эмалированное ведро бычьих яиц. Представь себе, это 14 литров! Мы жили в домике пастухов, прожженных таких мужиков. Вот они и предложили попробовать эти бычьи яйца приготовить. «Мужская сила в них», — говорят. Сняли мы с них пленку, нарезали кубиками, на 3 секунды поместили в кипящую воду, потом бросили на сковородку и присыпали все это дело зеленым луком. Я был потрясен вкусом этого блюда. Это не передать словами, это надо попробовать!
Когда я был совсем молодым специалистом, приехал в одно хозяйство, а там был ну совершеннейший колхоз. По ночам в деревенском компьютерном клубе я качал один-два лайва с прогрессив-трансом на скорости 120 кб/с, а днем гнал на работу. Врубал музыку и крутил под нее коровам хвосты. А потом начал проводить тематические тусовки в местном ДК, посвященные трансовому движению.
Так я стал первым, кто привнес культуру прогрессив-транса в русский колхоз. Публика от такой музыки офигела. В деревенском ДК плясали под Пола ван Дайка, Пола Окенфолда, Армина ван Бюрена и Маркуса Шульца.
Самое главное на сельской дискотеке — узнать, какие дамы с кем тусуются, чтобы ни в коем случае не посягнуть на чужую даму, пригласив ее на танец. Если ты узнаешь все заблаговременно, интересуешься, ты сразу становишься лучшим другом у местных, тебе даже самогончик наливают. А если ведешь себя нагло — закономерно получаешь в бубен.
К 23 годам я осознал, что во мне живет две сущности, и решил я с ними разобраться. На предпоследнем курсе взял академический отпуск и отправился в Свято-Пафнутьев Боровский монастырь к старцу Власию. Он меня благословил на жизнь в Свято-Смоленской Зосимовой пустыни, и я прожил там два года. Это одни из лучших лет моей жизни.
В пустыни было хозяйство, скотный двор, но находилось все в состоянии упадка. Братия была из Москвы, никто ничего не умел. Там я погрузился в тихую сельскохозяйственную жизнь.
Мне выделили келью и ничего от меня не требовали. С утра я приходил на скотный двор, проводил там весь день, а вечером возвращался в келью и смотрел сериал «Симпсоны».
На тот момент вышло уже 22 или 23 сезона. Так я прожил месяца два, в храм даже не заходил. А потом я как-то подумал: дай-ка схожу на службу. Было это на рассвете, в полшестого утра. В Зосимовой пустыни есть служба «Полуношница», идет минут сорок. Я зашел, посидел в уголочке, ничего не понял. Но вдруг братия запела молитву «Се Жених грядет в полунощи». Очень красивая, понравилась она мне. Стал я ходить на службы только ради этой песни. И постепенно я втянулся, начал понимать службу, ходить в храм, проникаться монастырской жизнью.
С сущностями я разобрался. Победил этого есенинского «Черного Человека». Я даже хотел остаться в монастыре, но духовный наставник, отец Мельхисидек, не благословил меня на это. «Жениться тебе надо, — сказал, — дети у тебя будут хорошие».
А пришедший в упадок скотный двор монастыря я все-таки поправил. Когда я пришел, каждая корова давала всего по 4 литра молока. А уходил — каждая давала по 20 литров. Я передал свои знания и вернулся в мир.
И как-то занесло меня в офис. Я был продакт-менеджером в фармацевтической ветеринарной компании в Московской области. Все было хорошо, пока я работал «в поле», но когда меня закрыли в офисе, перестал работать вообще. Я не мог там сидеть, работать с 8 до 6 с перерывом на обед. Я чувствовал себя чем-то желеобразным, холодцом. Смотрел целыми днями youtube. Руководители поняли, что моя деятельность ушла в минус, и мы решили остаться друзьями.
Я видел много людей, которые бросили город в поисках лучшей жизни. У них было романтическое представление, что в деревне они будут жить лучше. Но эйфория длится всего полгода, а потом растворяется, как туман.
Начинаются сложности, начинается страдание. Только те, кто силен духом, проходят этот период, остальные не выдерживают и возвращаются к тому, от чего бежали. Это как в той песне из кинофильма «Бриллиантовая рука»: «Крокодил не ловится, не растет кокос». Чтобы работать с землей, нужны знания. Животных надо не просто любить, надо знать их физиологию. Если ты фермер, животные — это твой рабочий инструмент, а сельское хозяйство — это бизнес, который должен приносить прибыль.
Эйфория — это всегда плохо: она уходит, и ты остаешься ни с чем. Это только Будде было хорошо с эйфорией, когда он в нирвану погрузился. А нам всем надо помнить о причинно-следственной связи. В сельском хозяйстве, как и в жизни, невнимание к причинно-следственной связи может быть очень губительным. А если ты, как настоящий детектив, ее разгадываешь, ты король.