Буллинг, матери-одиночки, неравенство — и другие проблемы, которых вы не замечали в советском кино

Тоскуют по СССР многие — от пенсионеров до пионеров. Даже те, кто Союз не застал, ностальгически вспоминают идеальную страну дружбы народов и жизненного благополучия, где царствует его величество рабочий класс, а среднестатистический ужин сошел с картинки из «Книги о вкусной и здоровой пище».

Только существовала ли эта Атлантида на самом деле?

Не чье-то личное, обвязанное красным галстуком, румяное детство, не юность в мерцающем флере ностальгии, а та самая страна героев, страна мечтателей, страна ученых? Страна полового и социального равенства, налаженного быта и одухотворенной молодежи с горящими глазами? Удалось ли железной рукой привести человечество к счастью, как обещали большевики двадцатых годов?

Чтобы найти ответы на эти вопросы, мы обратимся к надежному свидетелю — советскому кино. Цензура цензурой, но кинематографисты далеко не всегда рапортовали об очередном успешно пройденном этапе светлого пути и победах трудового народа. Некоторые вещи могли ускользнуть от вашего внимания, даже в тех фильмах, которые вы хорошо знаете.

Брак по-советски

Советская семья прошла путь от отмены церковного брака в 1917 году — через полнейший либерализм 1920-х — к «ячейке общества», контролируемой государством. Принятый в 1936-м Семейный кодекс фактически вернул патриархальный уклад, хоть и с социалистическими обертонами. Ушла в прошлое «свободная любовь», пропагандируемая музами революции Арманд и Коллонтай, и были запрещены аборты, которые советская Россия легализовала первой в мире в 1920 году.

Любящие объятия государства постепенно разжимались. Политика в отношении абортов начала смягчаться с 1950-х, а при Брежневе почти перестали преследовать за браки с иностранцами, хотя они по-прежнему не приветствовались. Впрочем, немалый «налог на бездетность», составлявший 6% от заработной платы, просуществовал до 1992 года: платить его были обязаны и семейные, и одинокие люди.

Насколько всё это осчастливило советского человека?

Ни от измен, ни от тоски, ни от сомнительных браков государство людей, конечно, не избавило. Кинематограф поражает зашкаливающим количеством нездоровых отношений, в которых люди изводят друг друга, как в какой-нибудь вражеской Америке.

Знаменитая мелодрама Станислава Ростовского «Дело было в Пенькове» (1957) представляет Вячеслава Тихонова с его самым аристократическим в мире профилем в роли тракториста. Сказочный раздолбай, удобно женатый на дочке председателя колхоза, заглядывается на приезжую интеллигентку, смущающую своей тягой к высокому деревенскую молодежь. Клубок страстей затягивается: тракторист совершенно охладевает к жене, та собирается отравить соперницу, местная Баба-яга нашептывает ядовитые сплетни. Заканчивается всё тюремным сроком для тракториста, который, отсидев, возвращается к нелюбимой уже женщине, успевшей родить. А любимая будет рядом ходить под тоскливые хоровые напевы: «Парней так много холостых, а я люблю женатого».

«Молодая жена» (1978) Леонида Менакера сразу начинается с нелюбви. Хорошая деревенская девочка Маня с двумя хвостиками (Анна Каменкова) ждет из армии жениха. А тот возвращается с городской фифой, глядящей на Маню и ее хвостики свысока. Со злости она соглашается выйти замуж за вдовца средних лет и весь фильм героически продирается через сдержанное отвращение к угрюмому мужику, годящемуся ей в отцы. Картина избавлена от официозной бодрости, а в финале подвешивает в воздухе множество вопросительных знаков: и удалось ли героине вырастить любовь из благодарности, и стоило ли оно того?

1970-е вообще прошли под знаком женского страдания в кино. Сложнее найти фильмы, где у женщин всё хорошо, а не наоборот. Даже комедийные интонации ничего не меняют: советские женщины всё сильнее разочаровываются в мужчинах и в институте брака в целом.

В «Здравствуй и прощай» (1972) Виталия Мельникова сильную сельскую женщину Александру (Людмила Зайцева) бросает с тремя детьми упорхнувший в город за свежими впечатлениями муж (гениальный в изображении «мотылька» Михаил Кононов). Пока он порхает, на Александру заглядывается серьезный и положительный милиционер (Олег Ефремов), по внезапному возвращению мужа дающий ход назад. В финале Александра расстается, судя по всему, с обоими. С мужем поставлена жирная точка: «Я тебя не люблю… А раньше не знала, что не любила». А серьезный и положительный мог бы и побороться. Как презрительно скажут в следующем десятилетии в «Самой обаятельной и привлекательной» (1985): «Ну и мужики нынче пошли, господи…»

Впрочем, не одни мужики. Первый советский фильм-катастрофа «Экипаж» (1979) Александра Митты нарисовал неприятный портрет особы, измучившей бывшего мужа придирками. Это натуральный эмоциональный абьюзер: женщина, мстящая за свое несчастье даже собственному маленькому сыну, из-за чего мальчик страдает сильным заиканием. Найдя нового мужчину, она лишь слегка перестает беситься, а ее испуганный и запутавшийся ребенок — готовый клиент психологов.

Фильмы перед самым развалом Союза окончательно ставят крест на идее советской счастливой семьи, и нас встречает «бабье царство» из «Ребра Адама» (1990). В одной квартире проживает три поколения женщин с четвертым на подходе. Разведенные, брошенные и бросавшие, рожающие вне брака и махнувшие на мужчин рукой. Девочки отдельно, мальчики отдельно. Любовь кончилась. Новые времена стучат в двери.

Матери-одиночки

Катя Тихомирова из главной отечественной мелодрамы «Москва слезам не верит» — лишь одна из множества таких женщин. Эпохи сменяли друг друга, а женщины воспитывали детей без мужа. Другим становилось лишь общественное отношение.

В мелодраме Василия Ордынского «Человек родился» (1956) доверчивая провинциалка Надя становится жертвой москвича «стиляжного сорта», как писали тогда в обличающих газетных статьях. Мальчик-мажор, живущий на родительские деньги, легко склоняет подавленную девушку к союзу без обязательств, а когда та беременеет, уговаривает ее сделать аборт. Надя отказывается и уходит от него. Родив сына, неприкаянная советская мадонна без дома, денег и профессии бродит по Москве с младенцем на руках. Спасение приходит от другого мужчины. Красавец-студент, блондин и вообще человек с плаката замечает ее на автобусной остановке и помогает наладить жизнь: найти «угол» в Подмосковье и устроиться кондуктором в автопарке. Наде еще придется столкнуться с домогательствами начальника, который считает незамужнюю женщину с ребенком «доступной». Закончится всё благополучно, Надю с ее принцем ожидает долгая совместная жизнь:

— Год-то проживем?
Сто проживем!

Мораль сказки: девушкам следует быть разборчивее в связях, роды вне брака повесят на вас ярлык «шлюха», но не волнуйтесь: хороший мужчина примет и «оступившуюся» с ребенком. Прохладные государственные интонации еще слышны в этом подходе. С оттепелью ситуация начала меняться.

«Осенние свадьбы» (1967) начинающего режиссера Бориса Яшина — грустное и нежное кино «новой волны», завоевавшее приз на международном фестивале в Локарно. После гибели возлюбленного юная беременная Наташа (Валентина Теличкина) просит расписать ее с ним и дает ребенку фамилию отца. Гремят осенние свадьбы подруг, но Наташа выбирает не самую веселую участь матери-одиночки, причем в ее выборе нет тягостной обреченности — он доброволен, осознан и лишен страха перед чьим-либо осуждением.

«Впервые замужем» (1979) Иосифа Хейфица следует тренду 1970-х на изображение разочарованных женщин. В 1950-е скользкий тип хотя бы предлагал деньги на аборт, при Хрущеве жених «подрывался на мине». Приятель Тони (Евгения Глушенко), узнав о ее беременности, просто-напросто сбегает в другой конец страны. Теличкина, сыгравшая в «Осенних свадьбах» чистейшей прелести чистейший образец, предстает разбитной красоткой, меняющей мужчин. Тоню, воспитывающую в одиночестве дочь, не осуждает никто, кроме самой дочери: она стыдится матери-судомойки и тяготится низким уровнем жизни. Прежней социалистической морали больше не существует.

«Зимняя вишня» (1985), «Личное дело судьи Ивановой» (1985), «Курьер» (1986) — СССР встречал перестройку в неполных семьях, в пространстве несчастья, лжи и нездоровья, где мужчины жили на два дома, изменяли на стабильной основе и уходили к молодым женщинам, у которых на лбу, кажется, уже заранее проступало «мать-одиночка».

Дефицит

Существование дефицита, блата и трудной добычи товаров было темой не для экранов, а для анекдотов. Иногда что-нибудь в исполнении сатириков да звучало. Монологи Жванецкого 1960–1970-х «Дефицит» и «Их день» знали все:

«Они внутри, видимо, всё это производят и, видимо, там же это и потребляют, благодаря руководство за заботу и ассортимент».

Робко-робко, бочком и в основном уже ближе к перестройке проникала эта критика в кино.

Персонаж Андрея Миронова в «Берегись автомобиля» (1966) очень хорошо устроен по жизни. Машина, квартира, дача, импортная техника — и всё предусмотрительно записано на отца жены. Кто этот счастливец? Всего лишь продавец в комиссионке. Но именно из «Дефицита» мы знаем, что продавцы, товароведы и такие небожители, как завскладами, и есть главные люди в стране: они могут достать.

В «Служебном романе» (1977) Рязанов, верный сатирической традиции, напоминает о главной проблеме плановой экономики — пустых полках:

— А вы обратили внимание, что у нас регулярно возникают перебои с теми или иными товарами?
— Конечно, я же хожу по магазинам.

В том же фильме упоминается эпизод, который сейчас кажется смешным: кто-то продает колготки, повесив об этом объявление в женском туалете. Вероятно, в 1970-х это забавным совсем не казалось и дальше смешнее не стало.

Не разбирающаяся в моде серая мышка Вера в трагикомедии «Влюблен по собственному желанию» (1983) потерянно бродит по универмагу, тщетно спрашивая совета у продавщиц. Те небрежно отмахиваются: «Всё перед вами». Прикладывая к груди нечто бесформенное, она советуется с проходящей мимо барышней. Та оглядывает ширпотреб усталым взглядом: «Здесь же нет ничего». Не знающую жизни Веру манит в сторону тетка, предлагающая волшебную «импортную кофточку» стоимостью в треть среднестатистической советской зарплаты. Вера решается и приносит домой обрезки ткани: ее обманули. Она купила вещь с рук у мошенницы. Кто-то, конечно, неплохо зарабатывал на дефиците.

Фарцовщики и спекулянты стали лучшими друзьями женщин, которые регулярно читали журнал Burda. Они хотели красиво одеваться и шли к тем, кто предлагал что-то «от Кардена», пошитого в Турции или Индии.

«Ты что, не видишь по коттону и по лейблу?» — гордо осведомлялась наивная героиня Ирины Муравьевой всё в той же «Самой обаятельной и привлекательной», ставшей одной из самых кассовых картин 1980-х. Визит к торговцу «красивой жизнью» обставлен в фильме как важное светское событие.

Спивающийся астрофизик (Андрей Миронов), бесплодно потративший годы на поиски внеземных цивилизаций в комедии Владимира Бортко «Блондинка за углом» (1984), олицетворяет беспомощную интеллигенцию, сталкивающуюся в конфликте с пробивными материалистами, которых воплощает продавщица гастрономического отдела (Татьяна Догилева). Эта девушка способна достать всё — от черной икры и туров по Черному морю до радиотелескопа, необходимого астрофизику в работе. По одной простой причине — она «сидит на дефиците». Судя по фильму, дефицитом считается абсолютно всё, кроме спичек, соли и макарошек, которые, как нам сейчас известно, «всегда стоят одинаково».

Школьные войны

Плакатная молодежь получила серьезный удар в дебютной режиссерской работе Владимира Меньшова «Розыгрыш» (1976). Мальчики и девочки с горящими глазами, юные звездочки ВЛКСМ вдруг предстали перед зрителем холодно выверенной кастовой системой, достойной культовой американской комедии «Дрянные девчонки». Есть беспощадные лидеры, ведущие остальных за собой, школьные клоуны, тихие «ботаники» и изгои, как болезненная и почти неестественно честная Тая (Наталья Вавилова), которой популярные одноклассники дают прозвище Юродивая.

Из-за конфликта с учительницей Таю шантажируют, ей угрожают, и в доброй и мягкой девочке постепенно проступают черты Лены Бессольцевой из самого шокирующего советского школьного фильма «Чучело» (1983), которым Ролан Быков здорово тряхнул весь Союз. Картина о школьнице, которой класс объявил бойкот, вызвала колоссальный общественный резонанс.

Кто-то называл фильм прививкой от жестокости, кто-то требовал его запрета как «порочащего честь советских детей». Международный кинофестиваль в Лионе вручил картине Гран-при, и дело тут, конечно, не только в том, что это сладкий-сладкий скандал — кино о школьной травле в СССР; художественный уровень картины ставит ее в один ряд с «Повелителем мух» Голдинга в исследовании проблем насилия и разрушительного лидерства, отраженных в детском сообществе.

В конечном итоге фильм стал одним из важнейших уроков человечности, преподанных в советском кино.

— А ты его простила?
— Неужели простила?
— Я была на костре…

В 1988 году выходит сразу две жесткие социальные драмы, в которых харизматичные ученики портят жизнь преподавателям. Юный садист по прозвищу Шут в одноименном фильме провоцирует учителя математики (Игорь Костолевский). Серия психологических экспериментов больше напоминает противостояние Бэтмена и Джокера, вынесенного в интеллектуальную плоскость. Брошенная в школьные будни после травмы гимнастка мирового уровня Таня в «Куколке» ставит на место школьных хулиганов, а затем пытается раздавить своим авторитетом «классуху» (Ирина Метлицкая).

Оба фильма громогласно заявляют о тренде: молодежь победит, права она или нет. Перемены в обществе настолько сильны, что выиграют те, кого меньше коснулся Союз, выиграет хомо новус, выиграет будущее.

Впрочем, эти забавы молодых меркнут в сравнении с жестокими играми, в которые школьники играют в «Дорогой Елене Сергеевне» (1988). Эльдар Рязанов предваряет Ханеке, когда толпа тинейджеров в модных «бананах» и варенке вторгается в дом к тишайшей учительнице (Марина Неелова). Дмитрий Марьянов, звезда «Курьера» Федор Дунаевский и перестроечная нимфетка Наталья Щукина играют подростков, которые требуют от предыдущего поколения только одного: заткнуться и не мешать. Им еще нужны от взрослых какие-то оценки, характеристики, аттестаты и путевки в жизнь, которых они готовы добиться любым путем, но скоро не будет нужно даже этого.

Социальное неравенство

Одним из важнейших достижений Союза считалось всеобщее равенство. Как иначе могло быть в государстве рабочих и крестьян? Да как и везде!

Раневская в музыкальной комедии «Весна» (1947) играет домработницу заслуженной ученой (Любовь Орлова): это гротескная роль великой актрисы, персонаж, введенный исключительно для смеха. Почти во всех советских комедиях встречались эти «смешные» и нелепые женщины из обслуживающего персонала: буфетчицы, официантки, портнихи, парикмахерши. Они еще сильнее подчеркивали стать, красоту, нарядность и эффектность элиты: женщин от власти, науки и искусства, в крайнем случае — ударниц и передовиков производства, которых фотографируют для прессы.

В ранней работе Рязанова «Девушка без адреса» (1957) героиню «с неуживчивым характером» шатает от неудавшейся студентки театрального до лифтерши, манекенщицы из дома моделей, прислуги в обеспеченном доме, на которую сально поглядывает хозяин, и курьера в конторе непонятного назначения; на каждом новом месте ее социальный статус меняется.

В мелодраме «На два голоса» (1980) четко обозначены границы между влюбленной интеллектуалкой и красивым слесарем, бросающим классово близкую продавщицу ради студентки московского вуза; обоих смущает собственный выбор.

В грандиозной истории неудавшегося покорения столицы «Карнавал» (1981) Татьяны Лиозновой молоденькая провинциалка (Ирина Муравьева) проходит все круги ада. Момент абсолютного падения — встреча с бывшим, вернувшимся в свою благоустроенную семью после короткого приключения с героиней. Она оказывается в его доме как работница фирмы «Заря», пришедшая мыть посуду и полы в богатой квартире. Пожалуй, ни одну женщину за всю историю советского кино не унижали сильнее.

В мелодраме «Валентин и Валентина» (1986) Георгия Натансона показано столкновение двух семей. Изысканная мать (последняя роль в кино Татьяны Дорониной) ждет для дочери лучшего варианта, чем брак с сыном одинокой проводницы (Нина Русланова). Та тоже не в восторге от «неравной» влюбленности сына; эта измученная жизнью необразованная женщина носит потрепанное пальто, одна воспитывает двух детей и не ждет от будущего ничего хорошего:

«Господи, будет ли когда-то просвет? Не одно, так другое…»

Наконец, один из важнейших перестроечных фильмов «Криминальный талант» (1988) превращает банальный нуар в психологический поединок между честным следователем (типаж, доживающий свои последние дни на экране) и гениальной преступницей, выползшей из низов. Лимитчица, вкалывающая за мизерную стипендию, посвящает зрителя в подробности жизни, о которой он бы и рад не знать:

«На тридцатку живут, на стипендию, в этой общаге. Хочешь сапоги купить за 160 рублей — полгода поголодай. А еще колбасу за червонец — ходи голой, в сапогах и с этой колбасой в зубах».

Следователь неуверенно твердит:

— Ничего, будешь жить, как все.

— Как все? — саркастически смеется она и рассказывает свою историю поездки в Ленинград, как тряслась в тесноте и грязи плацкартного вагона, пока ее не позвал к себе в купе-люкс некий «дедушка» — большой начальник, партийный босс или завскладом, которому в том же самом поезде, только в другом вагоне, предлагают и дорогой коньяк, и шашлык, и обслуживание на высшем уровне.

— Тут «как все» и там «как все», — завершает она.

Саша Рукояткина, ученица-валяльщица с IQ нобелевского лауреата, стоит одна против государственной системы, не придумавшей для нее ничего, кроме нищеты и наказания. Ослепительные Алексей Жарков и Александра Захарова, вооруженные убийственными репликами, бросаются в последний и решительный бой за советский образ жизни и против него. Время показало, кто прав.