Темный дизайн. Почему «удобство города для горожан» нередко превращает его в ад для бездомных

Витри-сюр-Сен, юго-восточный пригород Парижа, 17 апреля 2024 года, раннее утро.

Когда к дому 26 на улице Сены подъезжают несколько полицейских нарядов, их уже ждут представители благотворительных и правозащитных организаций, активисты, волонтеры-медики и бывшие жильцы дома, собравшиеся во дворе со всем, что они смогли унести. Полицейские практически берут здание штурмом — выбивают двери, осматривают подвал и чердак, подгоняют тех, кто задерживается. Никто не сопротивляется — о том, что это произойдет, здесь знали заранее; половина жильцов вообще ушла из дома еще накануне.

Представители префектуры расставляют во дворе столы и просят людей выстроиться в очередь. Им предстоит опросить больше 400 человек и решить, кто имеет право на места в пунктах временного размещения, кого отправят в другие города, а кого — в лагеря для беженцев. Некоторых просто отпустят, будто это жест доброй воли — не задерживать, не арестовывать и не высылать человека, которого только что лишили дома.

Процесс выселения занимает целый день, и последние люди в очереди доходят до столов регистрации в районе одиннадцати вечера. К полуночи двор пустеет.

Спустя четыре месяца через этот район пронесут олимпийский факел.

Определение, статистика и дисклеймер

Зачистка олимпийских столиц — давняя и живая традиция (от Москвы-1980 до Токио-2020), и ее мотивация — сделать города комфортными и безопасными — одна из ключевых характеристик повседневных мер, направленных против бездомных горожан.

В Париже с апреля 2023 по май 2024 года как минимум 1800 человек были лишены жилья и направлены в места временного пребывания в других регионах — еще менее защищенные и стабильные, чем их прежние лагеря и сквоты. По официальным данным, Франция — одна из самых неблагополучных с точки зрения бездомности стран Европы.

Безопасность и комфорт в городе, как показывает практика, достаются не всем.

Власть и социальный контроль в городе

Безопасность, которой были так озабочены власти Парижа, — ключевой критерий благополучия любого современного западного города. Камеры видеонаблюдения, полицейские патрули, предупредительные знаки, правила поведения и сама планировка пространства призваны оградить горожан от дискомфорта. Система безопасности строится на предпосылке неизбежности негативных социальных проявлений и работает не реактивно, а проактивно, то есть предотвращает нарушение установленного порядка. Столкновение горожан с дискомфортом должно быть сведено к минимуму.

Доступ к комфорту при этом распределяется неравномерно. Во-первых, ресурсы для его производства ограниченны. Во-вторых, в городе сосуществуют группы людей с противоречивыми интересами и запросами. Общепринятые нормы «комфортной среды» задаются городскими властями, проектировщиками, девелоперами и, негласно и ежедневно, воспроизводятся обычными людьми. Темная сторона бесконечной погони за комфортом скрыта за привычностью повседневных практик. Когда одна группа формирует городскую среду, исходя исключительно из своих представлений о комфорте, уязвимые группы горожан рискуют оказаться не просто в «дискомфортной» среде, а в городе, ограничивающем их базовые потребности.

Право находиться

В 2009 году несколько человек подали иск против властей города Бойсе, столицы штата Айдахо. Заявители были прежде задержаны и оштрафованы за нарушение закона, запрещающего спать на улице. Теперь они требовали признать наказание незаконным, а сам закон — нарушающим права человека. В шелтерах Бойсе, города с населением в 200 тысяч человек, не хватает мест на всех, кто вынужден ночевать вне дома. А если спать на улице — единственный выход, то арестовывать «нарушителя» — значит признать преступлением саму бездомность. Заявителей поддержало Министерство юстиции США: «В данных обстоятельствах применение законодательства является криминализацией бездомности, что нарушает Восьмую поправку [к Конституции США]». Восьмая поправка запрещает «чрезмерные залоги», «чрезмерные штрафы», а также «жестокие и необычные наказания».

Жестокость — ключевая характеристика методов «антибездомного» социального контроля, в котором участвуют и люди, и технологии.

В качестве элементарного примера технологии можно рассмотреть скамейку. У нее простая «общепонятная» функция: предоставить место для сидения. Ее при этом можно использовать не по назначению — например, спать на ней. У тех, кто взаимодействует со скамейкой как положено, возникает вопрос: почему человек спит не дома, а здесь? Так, скамейка оказывается в пространстве политического: жилищного кризиса, безработицы, домашнего насилия, гендерного неравенства, зависимостей и ментальных расстройств. В элементе архитектуры выражается жестокость и несправедливость среды.

Люди и технологии вместе участвуют в процессах социального подавления. Исследователь враждебного дизайна Роберт Розенбергер рассказывает об одном из таких процессов — ремонте вокзала Пенн в Нью-Йорке. Здесь селились продавцы книг и другие люди без стабильного жилья, пока местные власти и железнодорожные компании не провели там ремонт, прямо обозначив выселение «бездомных» как одну из своих целей. Само здание вокзала, в котором оградили или сделали хорошо просматриваемыми потенциальные пространства для жизни, стало в своем новом воплощении соучастником этого процесса. Ответственность за жестокость легла на совокупность людей и объектов. Жители вокзала Пенн отправились искать новый дом.

Право перемещаться

Элементы враждебного дизайна влияют на паттерны перемещения, чаще всего — принуждают к перемещению, создавая дискомфорт. Ограничивая право находиться и заставляя перемещаться, они встраиваются в систему мобильности человека. Для описания социальных аспектов мобильности исследовательница Мими Шеллер предложила концепцию «справедливой мобильности». Чтобы оценить уровень справедливости, нужно ответить на вопросы: кто, в какой мере, почему и как может пользоваться правом на мобильность; кто контролирует систему мобильности; как отдельные субъекты могут сопротивляться подавляющей их системе?

Первый проект для исследования одновременно и действий отдельных элементов враждебного дизайна, и системы мобильности, которую они формируют, запустил датский урбанист Уле Йенсен — и ввел термин темный дизайн. С помощью него Йенсен предлагает описывать всю систему контроля, который осуществляют люди и технологии, за перемещением отдельных групп, делая акцент на материальных воплощениях политической несправедливости.

Экстремальное воплощение темного дизайна — контроль за перемещением отдельных категорий граждан в ситуациях военных конфликтов. Йенсен приводит в пример систему концентрационных лагерей времен холокоста, в которых «античеловеческая идеология была инкорпорирована в логистические протоколы контроля за передвижением и инженерные решения для уничтожения людей».

Война городов против бездомности — пример менее жестокий, но он также демонстрирует серьезный набор практик социального исключения. Недоступные части города и ограничители заставляют жителей двигаться только «в свободных зонах», еще не затронутых темным дизайном. Так город становится лабиринтом доступных и недоступных территорий.

«Садистское уличное пространство» наполнено элементами, которые управляют положением и движением человеческих тел, направляют их, заставляют двигаться или ограничивают движение. На уровне города темный дизайн работает как инструмент политического подавления. На уровне государства он может стать орудием геноцида.

Проектировать города иначе?

В противовес повсеместному распространению враждебной архитектуры проекты для бездомных часто не предполагают структурных изменений городских пространств и направлены исключительно на решение жилищного вопроса. В этом есть логика — в шелтерах не хватает мест, условия пребывания там подходят не всем, а исследования показывают, что программы типа «Жилье прежде всего» эффективнее и нередко дешевле, чем «обработка» бездомных людей бюрократической машиной ресоциализации. Но в условиях, когда городская среда превращается в набор жестоких и принуждающих пространств, нужно проектировать не отдельные здания, а среды, в которых безопасность и комфорт распределяются более справедливо.

Успешный кейс такого справедливого планирования недавно был реализован в Копенгагене, втором городе в мире по комфортности — но далеко не для всех.

В Дании более 5 тысяч человек живут в ситуации бездомности, почти половина из них — в Копенгагене. По закону любого из них можно арестовать за пребывание на улице, если полиция сочтет, что человек делает пространство вокруг себя небезопасным.

Нарушителю грозит штраф в тысячу датских крон (пример 135 евро) и/или принудительное перемещение в другой округ с запретом возвращаться туда, где его арестовали, на срок от трех месяцев и без верхней границы.

Одновременно с этим в Копенгагене действует разветвленная система помощи, в которую входят не только информационные ресурсы, благотворительные организации и государственные программы (в том числе программы социального жилья), но и проекты соучаствующего проектирования, включающие бездомных горожан.

В 2010 году Министерство социальной политики Дании вместе с группой урбанистов исследовало места проживания на улице в нескольких городах и предложило 17 пунктов справедливого партисипаторного проектирования. Среди них были такие рекомендации:

• сохранять уединенные городские пространства;
• всегда проектировать по-разному, а не следовать одному сценарию;
• предусмотреть зоны, в которых уязвимые группы могут «быть собой»;
• создавать пространства, безопасные для всех;
• поддерживать низовые инициативы в городском планировании и разрешении локальных конфликтов;
• создавать пространства для коллективности.

Успешный пример инклюзивного планирования — реновация площади Энгхаве в районе Вестербро — появился как раз по итогам этого исследования. По запросу бездомных горожан не только добавили длинные лавочки и столы, но и предусмотрели более уединенные зеленые пространства, где можно отдыхать, находясь под защитой соприсутствия.

Такое проектирование общественного пространства — хороший пример того, что Розенбергер называет экспансивной модификацией — преобразованием технологии (в данном случае целого комплекса технологий, формирующих городскую среду) таким образом, чтобы обеспечить ее бесконфликтное использование группами с разными целями и интересами.

…И другие невидимые горожане

Исследователи бездомности часто говорят о том, что бездомность — лакмусовая бумажка для социальных проблем города. Развить эту мысль можно так: анализ механизмов сегрегации бездомных людей может помочь нам увидеть фундаментальные иерархические структуры, повседневность которых не позволяет нам заметить их и усомниться в их справедливости.

Так, в обсуждении бездомности в городе один из спикеров пересказал историю своей переписки: ему отправили последовательно две фотографии — домика для парковых белок и спящего на улице бездомного человека. Мораль очевидна: белочке дом построили, а человек — без крыши над головой. Возникает вопрос: а как часто люди вообще задумываются о жизни белок?

Белки, как и другие животные, могут пострадать от враждебного дизайна — например, шипов на деревьях (на которых всё равно можно соорудить причудливые гнезда). Появление, передвижение и поведение животных в городе регламентировано; нарушение этого порядка может грозить физическим уничтожением.

В конце сентября из Нью-Йорка пришла новость о том, что местных крыс перестанут травить, а будут вместо этого кормить контрацептивами, чтобы снизить рождаемость. Власти посчитали, что имеют полное право контролировать демографию вида, популяция которого сейчас составляет три миллиона (для сравнения: людей в Нью-Йорке около восьми миллионов). Тем интереснее мотивация этого решения, обнажающая инвазивность человеческой жестокости: заменить яд контрацептивами решили после того, как отравилось и погибло другое животное, к которому горожане относились с бо́льшим сочувствием.

Мы ограничены своим телесным опытом жизни в городе, но способны проявлять эмпатию — как к людям, так и к нечеловеческим сожителям. Для этого требуется только чуть больше внимания, терпения, а еще небезопасности и дискомфорта. Но, может быть, именно это сделает наши города немножко лучше.