Deadpan: юмор с каменным лицом от Марселя Дюшана и Бастера Китона до Тайки Вайтити и Обри Плаза

Всё еще существует суетливая комедия положений, незатейливый туалетный юмор и анекдоты, но в современной культуре надо всем довлеет холодная ирония распада, суховатое веселье постмодернизма, когда и шутят, и даже смеются, не меняясь в лице.

Парапросдокия и нон-секвитур

Термин “deadpan” появился в американской культуре 1920-х годов. “Pan” на сленге обозначало «лицо», возможно, из-за сходства плоского, лишенного выражения лица со сковородкой. Старейшее упоминание слова встречается в издании 1928 года Оксфордского словаря английского языка, в котором дается определение deadpan как «роли, сыгранной без эмоций на лице». На экране слово впервые прозвучало в гангстерской эксцентрической комедии The Gay Bride, выпущенной в 1934 году.

У юмора deadpan, или, как его иначе называют, dry humor, немало составляющих и особенностей: ирония, философия, алогизмы, бессмыслица и абсурд. Иногда юмор нарочито несмешной, и кажется, что главная цель комика — заставить аудиторию почувствовать себя как можно более неловко.

Юмор интеллектуальный: до шутки, бывает, приходится докапываться, ведь зачастую шутят с помощью парапросдокии, когда последняя часть фразы неожиданно противостоит первой, нон-секвитур (разрыв между заключением и предпосылкой) и one-liners — коротких хлестких фраз.

Великий немой

Как и любая комедия, deadpan может быть немым. С немоты всё и началось — с творчества французского художника и теоретика искусства Марселя Дюшана. Его авангардистские изыскания по десакрализации и анатомированию искусства можно считать истоками жанра.

К deadpan относятся созданные Дюшаном арт-объекты: коллажи-пародии на великих мастеров, включая ставшую клише «Джоконду» с усами; «Фонтан», представляющий собой писсуар с автографом художника; рекламная афиша масляной краски с надписью «Аполинер отлакированный» (слегка искаженное имя Апполинера); стеклянная ампула с воздухом Парижа, отправленная Дюшаном для экспозиции в Америке. Не прибегая к риторике, Дюшан веселился, представая в женском образе. Имя его альтер-эго Роз Селави (Rrose Sélavy) читается как “Eros c’est la vie”, то есть «Эрос — это жизнь». Томной декаденткой Роз он появлялся на сериях фотографий Ман Рэя и на флаконе духов Belle Haleine Eau de Voilette в 1921 году. Модный парфюм с богемной богиней, изображенной трансвеститом, — это ли не deadpan?

Но всё же официально рождение «непроницаемого» юмора принято отмечать с того дня, как на экран впервые шагнул Бастер Китон, прозванный «человеком с каменным лицом» и «комиком без улыбки». Китон при рождении получил имя Джозеф, а Бастером («сногсшибательным») за ловкость в искусстве приземления его назвал сам Гарри Гудини, после чего дорога, конечно, лежала только в шоу-бизнес.

Бастер начал выступать еще в детстве вместе со своими родителями в шоу «Три Китона». Вначале на арену выходила супружеская пара, которая затевала скандал. Затем мама с папой принимались швырять друг в друга разные предметы. В какой-то момент папе под руку попадался маленький сын, одеждой и прической полностью копировавший отца. И тогда Китон-старший хватал его за шкирку и бросал, куда попадет: на арену, в жену, в оркестровую яму или в зрительный зал. Куда бы ребенок ни приземлялся, он мгновенно поднимался на ноги и произносил смертельно серьезным тоном: «Прошу прощения, я упал».

В кино мальчик для швыряния попал за компанию с приятелем Роско Арбаклом по прозвищу Толстяк. Молодые комики снялись в картине «Помощник мясника» в 1917 году, где дебютировал Бастер, его шляпа в форме «свиного пирога» и его непроницаемая физиономия. В интервью Китон признавался, что произошло это случайно: он так волновался о своих руках и ногах, что совсем позабыл о лице, и лишь при просмотре фильма увидел, что всё время сохранял каменное выражение. Так оно и осталось в вечности.

До сих пор существует миф о том, что у Китона со временем атрофировались лицевые мышцы, и он не смог бы улыбнуться, даже если бы захотел. Хотя миф был опровергнут, за исключением нескольких фотографий backstage и пары сцен из фильмов, например картины 1918 года «Спокойной ночи, сестричка!», Китон нигде не улыбался и никогда не смеялся в кадре. Его немая клоунада оказала огромное влияние на современную комедию, вдохновив на создание образов множество артистов — от Юрия Никулина до Билла Мюррея. Французским Бастером Китоном называли актера и режиссера Пьера Этекса, чей пик славы пришелся на 60–70-е годы прошлого века. Он черпал вдохновение у трех величайших комиков немого кино — Китона, Чаплина и Ллойда — исполняя с неулыбающимся или задумчиво-печальным выражением лица бессловесные гэги в своих абсурдистских комедиях.

Always Look on the Bright Side of Life

Литературовед Евгений Брандис в 50-е писал в предисловии к советскому изданию «Трое в лодке» Джерома К. Джерома, что говорить смешные вещи с невозмутимо серьезным выражением лица — это национальная особенность англичан, связанная с их природной медлительностью, которую они сами же охотно вышучивают. Он приводит в пример старинный анекдот:

«В лодке сидят трое удильщиков.
— Какая сегодня чудесная погода, — изрекает первый.
Проходит час, и второй возражает ему:
— Нет, сегодня отвратительная погода!
Проходит еще час, и подает реплику третий:
— Джентльмены, перестаньте спорить!»

Похоже, эти-то трое удильщиков и перекочевали позднее в лодку к Джерому, отправившись в путешествие по Темзе в компании фокстерьера Монморанси, про которого довольно долго непонятно, что он — собака («Монморанси вел себя, как форменный осел»).

Следы национального юмора обнаруживаются во всех выдающихся комических произведениях, созданных в Англии. Одним из воплощений карикатурной невозмутимости стал дворецкий Дживс, состоящий на службе у безалаберного аристократа Берти Вустера:

Когда Дживс появился, чтобы убрать останки, я спросил его, хорошо ли ему жилось в «Бринкли».
— Исключительно приятно, благодарю вас, сэр.
— А вот мне без вас было далеко не так приятно. Я чувствовал себя, как малое дитя, которого лишили няни. Вы не против, что я назвал вас няней?
— Нисколько, сэр.
Впрочем, на самом деле, это еще мягко сказано. Моя тетя Агата — страшная женщина, настоящее исчадие ада, — считает, что Дживс играет при мне роль надсмотрщика.

Интересно, что романы Вудхауса об этой парочке воспринимаются в первую очередь иронически, в то время как сериал со Стивеном Фраем и Хью Лори приобрел больше черт deadpan, во многом благодаря способности Фрая разговаривать, как разумный робот или отстраненный инопланетянин, заброшенный на землю для наблюдения.

Прежде чем они стали Дживсом и Вустером, приобретя национальную, а позже всемирную известность, Фрай и Лори были просто Фраем и Лори в телевизионном скетч-шоу A Bit of Fry & Laurie. В своей программе они отдали должное нелепостям с алогизмами, правда, даже такие вещи, как добавка «одной маленькой, нежной, заботящейся вишенки надежды» в коктейль «Современная Британия» не поднимали комический дуэт Фрая и Лори до небывалых высот абсурда великих Monty Python.

Потому что Фрай и Лори беспокоились о современной жизни и социальных вопросах, клонясь в сторону сатиры, а Monty Python просто спокойненько сходили с ума на радость людям. В команде пайтонов за deadpan-составляющую чаще всего отвечал Джон Клиз в силу физиогномических особенностей и персонажей-дуболомов и садистов, которых он изображал.

Например, убийство в скетче о курсах самообороны от свежих фруктов — безусловный deadpan. Но всё же пайтоны, как и последующее шоу Клиза «Отель „Фолти-Тауэрс“», недостаточно сухи для dry humor. У них слишком болит душа о жизни, смерти и смысле всего сущего, и, по сути своей, Monty Python всегда серьезны. А юмор deadpan нигилистический и прохладный, словно шутник безразличен ко всему на свете (что далеко не всегда так).

Апофеоз небезразличного deadpan-пайтонов — любимая похоронная песня англичан “Always Look on the Bright Side of Life” из полнометражного фильма «Житие Брайана». Групповое ритмичное раскачивание на крестах настолько двусмысленно, что может довести человека до самоубийства и одновременно заставить снова хотеть жить, и это тот случай, когда правда не в глазах смотрящего: “Always Look on the Bright Side of Life” — действительно самая смешная экзистенциальная шутка в истории, а экзистенциальные шутки совершенно не смешны.

“For life is quite absurd and death’s the final word
You must always face the curtain with a bow
Forget about your sin, give the audience a grin
Enjoy it it’s your last chance anyhow”.

На той же трагикомической грани балансирует Стивен Райт в «Зомби по имени Шон» (2004): когда девушка-зомби кажется в хламину пьяной в саду — это смешно, а вот когда позже придется убить свою укушенную маму — уже как-то меньше.

Вокруг смеха

Крайне придирчивая к себе Фаина Раневская, однажды снявшись на телевидении, отметила: «Я в ужасе: хлопочу мордой. Надо теперь учиться заново, как не надо». Неизвестно, в чем именно она снялась, но грандиозная актриса всегда была невероятно требовательна к себе, поэтому вряд ли зритель решил бы, что с ее выступлением что-то не так. Непередаваемое выражение лица Раневской, которая, взирая на окружающую ее действительность, велела написать на своей могильной плите: «Умерла от омерзения», — это квинтэссенция deadpan comedy, со словами и без слов.

Долгое время саркастичная Раневская была чуть ли не единственным источником русскоязычного «сухого» юмора на экране — эта манера была совершенно несвойственна советской комедии, преимущественно комедии положений, в которой к тому же очень любили вставлять музыкальные и танцевальные номера, один другого бодрее и веселее. Это изменилось, когда в кино пришел театральный режиссер Марк Захаров с интеллектуальными комедиями по сценариям Григория Горина. В них блистал заслуженный Мюллер СССР актер Леонид Броневой, чьей невозмутимостью можно было заколачивать гвозди. Его герцог из «Того самого Мюнхгаузена» (1979) и доктор из «Формулы любви» (1984) — бессмертные примеры deadpan по-советски.

«— На что жалуемся?
— На голову жалуется.
— Это хорошо. Легкие дышат, сердце стучит.
— А голова?
— А голова — предмет темный, исследованию не подлежит».

Уже при перестройке в передаче «Вокруг смеха» с монологом «Взятка» выступил ленинградский писатель-сатирик Семен Альтов, которого отличала нехарактерная для отечественных юмористов манера чтения. Альтов читал так, будто впадал в летаргический сон, низким глуховатым голосом, строго по бумажке, как доклад на собрании, с мрачным лицом и немигающим взглядом.

Непривычные к такому зрители реагировали с удивлением, многие сидели в зале с кислым выражением, не понимая, когда смеяться, если автор не дает отмашки интонацией или улыбкой. Но постепенно разошлись: «обхохочешься» и «счастливые горожане выпадали из окон», произнесенные похоронным тоном Альтова, публику стали веселить — привыкли.

А в 1986 году появился персонаж, которого можно считать символом deadpan по-русски. Иван, главный герой фильма Карена Шахназарова «Курьер» — тролль, лжец и девственник, «этакая смесь нигилизма с хамством», растерянный и сердитый молодой человек, бунтующий против устоев, социума, лицемерия и всего мира. Многие картины предвещали скорый развал Союза, но в «Курьере» это ощущение сильнее всего. Шахназаров остро чувствует время в исторической перспективе, и все «непроницаемые» шутки Ивана вбивают гвозди в гроб советского строя и образа жизни, «где образ есть, а жизни нет», как писал поэт Губерман. Над смыслом фильма до сих пор гадают, но это не так уж важно, история ли это уникального индивида, не желающего приспосабливаться, или слепок с эпохи, приспособиться к которой можно, только следя за своим выражением лица. Бывают эпохи, когда некоторым проще жить, если этого выражения нет совсем.

Чем мы заняты в тени

Как расцвел deadpan в XXI веке! Звезды произносят речи в этом стиле на церемониях, как Ребел Уилсон на вручении премии Bafta в 2016 году. Появились deadpan-сериалы: «Книжный магазин Блэка» с меланхоличным Диланом Мораном, английская и затем американская версия «Офиса», «Компьютерщики», «Задержка в развитии», «Парки и зоны отдыха». В последнем одним из самых ярких персонажей стала Эйприл Ладгейт — «профессиональная пьяница» и ожившая версия женского идеала deadpan Дарии.

«Приз меня не волнует. Но я выиграю, потому что хочу лишить его радости».

Обри Плаза, сыгравшая Эйприл, следует поведению своей героини и в жизни (возможно, она действительно такая). Актриса с удовольствием смущает людей на интервью, и все смеются, потому что ничего другого им не остается, когда Обри начинает тереть укус на своей ноге или монотонным голосом рассказывает о том, что ее мать хранит в ящике с бельем ее молочные зубы. А еще однажды она попыталась отнять чужой приз на сцене во время MTV Movie Award. Наверное, хотела лишить кого-то радости.

Режиссерская надежда deadpan — Тайка Вайтити, если его не погребет под тяжестью нового «Тора» и других блокбастеров. Прежде чем попасть на темную территорию Marvel, он успел отснять несколько «непроницаемых» комедий: «Орел против акулы» о странной любви, «Мальчик» о мальчике и «Охота на дикарей» о толстом мальчике (на самом деле очень трогательное кино).

Пока его самый прославленный фильм — мокьюментари о вампирах What We Do in the Shadows, зачем-то переведенный в нашем прокате как «Реальные упыри». У фильма появилось сериальное продолжение, вышедшее на канале FX 27 марта. Это новый совместный проект Вайтити и Джемейна Клемента, писавшего сценарий к «Упырям», поэтому есть все надежды на то, что опять будет неловко и смешно. А российского зрителя порадует (или нет) «Ленинград» на титрах.