«Увидела ваши куклы — сразу позвонила бабушке». Интервью с сибирской художницей Ириной Верхградской, персонажи которой пробивают щит нашего цинизма

— Ирина, давайте для начала определимся с «понятийным аппаратом». Как вы сами называете то искусство, которым вы занимаетесь?

— Наверное, правильнее всего будет называть меня «художник-кукольник». Этот вид творчества, кстати, с каждым годом становится всё популярнее. С женщинами, наверное, понятно — мы не наигрались с куклами в детстве (улыбается). Но вы удивитесь, узнав, сколько мужчин занимается изготовлением кукол. Некоторые из них создают потрясающие работы. И их никто не осуждает и не посмеивается, как раньше, — в этом плане общество раскрепостилось, стереотипов стало намного меньше, чем в советские годы. Изготовление кукол привлекает всё больше молодежи, детей.

— Где лежат истоки ваших художественных способностей?

— К творчеству я тянулась без преувеличения с пеленок. Когда мне был годик, мама вложила мне карандаш в руку, и я стала рисовать кружочки. С тех пор и вплоть до окончания школы я не расставалась с карандашами, планировала поступать в художественное училище. Но мои рисунки всегда были миниатюрными. Когда я представила, что на экзамене придется рисовать большой эскиз, струсила и в итоге поступила в Новосибирский книготорговый техникум.

Своих первых кукол я создала в детские годы. Тогда с игрушками было плоховато, и однажды мама сама сшила мне куклу, которую я назвала Людой. В 10 лет я попала в больницу, и сестра подарила мне еще одну крохотную самодельную куколку. Вернувшись домой, я стала просить еще кукол, и старшие поняли, что проще научить меня саму их шить. Так появилась моя первая работа, а лет с 12 лет я уже основательно занималась этим делом. Сделала, помню, Пана Профессора из популярной советской телепередачи «Кабачок 13 стульев».

— Но потом вы на много лет забросили творчество, поставив в приоритет семью и карьеру. Что заставило вас вернуться к работе с куклами?

— Как и в детстве — условия жизни. Это был конец 1980-х, мы тогда жили в Казахстане. Полки магазинов игрушек пустовали, а мне хотелось порадовать теперь уже своих детей. И вот, на Новый год я приготовила им подарок — смастерила Деда Мороза и Снегурочку — по паре каждому, чтобы не ругались. Потом для дочки сделала маму с ребенком и врача, а для сына — милиционера и водителя. Ребята сутки напролет играли с ними, предпочитая их магазинным игрушкам.

Это сейчас для мастеров-кукольников созданы все условия: на маркетплейсах доступны любые материалы и инструменты, в интернете можно найти инструкции и обучающие курсы. Тогда же я варилась в собственном соку, работала методом проб и ошибок.

Повезло, что я заведовала книжным магазином — в моем доступе были редкие книги по шитью и пр. С материалами была совсем беда. Иногда увижу интересную блестяшку, которая валяется на асфальте, оглянусь вокруг, чтобы никто не видел, и подбираю, чтобы использовать при создании какой-нибудь куколки.

Впрочем, долгое время об этом моем увлечении знали лишь близкие. Мне казалось смешным, что взрослая тетя, руководитель, мать двоих детей — и куколок делает! Стеснялась этого, ведь тогда нравы в обществе были иными.

— Когда же вы решились на своеобразный «каминг-аут»?

— Году в 1995-м моя подруга вытащила меня на встречу по интересам в Семипалатинский музей им. Достоевского. Там собирались творческие люди города, в том числе профессионалы. Я шла на встречу в холодном поту, боялась, что меня с моими куклами поднимут на смех.

Мой страх приумножил один из участников — патологоанатом, увлекавшийся фотографией. Нередко он отпускал колкости в сторону выступавших. Когда пришла моя очередь, руки у меня до того тряслись, что куклы выпадали из них. Как же я удивилась, когда этот мужчина вскочил со стула и принялся оглядывать мои творения со всех сторон, рассыпаясь в комплиментах! Понравились они и остальным. Эта встреча сильно укрепила мою уверенность в себе как в начинающем художнике. Вскоре в этом же музее состоялась моя первая выставка.

— Это уже были «Дорогие мои старики»?

— Нет, моей первой серией кукол, сделанных не для детишек, была «История костюма»: от древности и средневековья до советской эпохи и наших дней. Тема эволюции одежды в разных культурах давно меня интересовала, и здесь я объединила два увлечения в одно. К созданию костюмов на куклах я всегда подходила максимально скрупулезно, опять-таки благодаря своей профессии находила редкие альбомы по мировой истории моды. Тогда же, в 1990-х, выставка этих работ прошла уже в Алма-Ате, и на ее открытии ко мне подошла модельер и отметила высокую точность воспроизведения костюмов из разных эпох.

— Когда же появился ваш первый старичок, прославивший вас?

— Старушка. Первой в серии «Дорогие мои старики» стала работа «Весна». Это был уже 2010 год, тогда я еще работала не с полимерной глиной, а с довольно грубоватой пластикой. Точнее даже сказать, лишь осваивала этот новый для себя материал. Еще не зная, что это будет за кукла, я начала работать над ее головой и в лице стала различать черты бабушки. Решила — так тому и быть! Закончив с лицом и телом, стала думать над сюжетом. Пришел образ: ранняя весна, еще холодно, но солнышко уже греет, и она наслаждается им после долгой сибирской зимы.

Отсняла работу, выложила в свою группу во «ВКонтакте» — и уже на следующий день получила трогательный отклик от подписчицы. Пишет, мол, долго любовалась фотографией этой куклы, затем легла спать, но не смогла уснуть и вновь включила компьютер, чтобы еще посмотреть на бабулю. Уже тогда я поняла, что эта тема задевает людей за живое.

— Вскоре ваши старики, простите за штамп, взорвали соцсети: их фото кочевали с одного популярного паблика в другой (и продолжают кочевать). Для вас это стало сигналом к дальнейшей работе в этой тематике?

— И это тоже. Но дело не в том, что я гналась за популярностью, — просто отзывы давали мне понять, что я могу привлечь внимание к проблеме одиноких пенсионеров — на самом деле, очень острой.

Люди писали мне: «Увидела ваши куклы — сразу позвонила бабушке», «Поссорился с отцом, посмотрел фотографии — пойду мириться». В людях будто просыпается дремлющая доброта.

Такой, как вы говорите, «взрыв» был для меня совсем не ожидаем, у меня и в мыслях не было так масштабно развивать эту серию. Но после таких откликов нельзя было не продолжать.

— Многие посетители уходят с ваших выставок, утирая слезы. Какая реакция на «Дорогих моих стариков» вам сильнее всего врезалась в память?

— Как-то раз я давала интервью в студии местного телеканала. Мои куклы стояли на столе. В какой-то момент я заметила, что у ведущей шоу глаза на мокром месте. Это был прямой эфир, она боролась с собой, как могла, но всё же заплакала.

А в феврале 2019 года меня с моими куклами пригласили принять участие в масштабной выставке «Формула Рукоделия» в Сокольниках. Мне оплатили место на выставке, перелет в Москву и обратно и проживание в столице, хотя большинство других участников несли все эти расходы сами. Видимо, сыграл роль тот самый «бум» в интернете.

К моему стенду подходило множество людей, в том числе дизайнер и телеведущий Марат Ка, племянница Аркадия Райкина (у меня на стенде стояла фигурка юмориста). Недалеко от моей точки была фотозона. Я отошла посмотреть работы других участников выставки, а когда вернулась, соседка по стенду, утирая слезы, рассказывает мне: девочки-подростки фотографировались в этой фотозоне, громко смеялись, баловались, буквально ходили на головах. Вдруг одна затихла, увидев моих куколок-старичков, потом вторая, третья… Они долго рассматривали куклы в полнейшей тишине, а потом так же молча ушли.

Тогда же я заметила, что люди самых разных национальностей узнают в моих работах кого-то из пожилых родственников. Видимо, эта тема — вне времени и пространства.

— Как вы уже сказали, куклами сейчас занимаются многие, но лишь ваши так глубоко трогают людей. Мне кажется, это происходит прежде всего потому, что вы очень внимательны к деталям и умеете увидеть драму в повседневности.

— Пожалуй, вы правы в обоих случаях. Внимание к деталям я развивала еще в работе над «Историей костюма». Старички у себя дома — значит, на тумбочке обязательно лежат таблетки рядом с кружкой, чем-нибудь вкусненьким и фотографией близких, иногда уже ушедших. В углу — иконка, на стене — ковер, на подоконнике — растение, в серванте — хрусталь.

Чтобы достоверно передать автобусную остановку, клею на нее маленькие объявления, а когда подсохнет — сдираю, чтобы оставались характерные обрывки. Все эти мелочи я изготавливаю вручную, каждый раз приходится ломать голову над ними, ведь ориентироваться не на что. Но без этого всего зритель почувствует фальшь, не сможет погрузиться в маленький мир стариков.

Что касается драмы в повседневности… Меня многое кололо в сердце в течение всей жизни, как в реальности, так и в искусстве. Всё это копилось, переваривалось во мне и, наконец, нашло выход, когда я освоила технику создания кукол.

Однажды я увидела, как соседка — одинокая бабуля — вышла на улицу с будильником в руках. В ее частном доме не было ни радио, ни телевидения, а будильник остановился. Она обратилась к проходившим мимо парням: «Сыночки, который час?» Те остановились и завели бабушке будильник, установив правильное время.

За этим, казалось бы, мелким бытовым эпизодом открывается целая жизнь: муж, не вернувшийся с фронта, вечная верность ему и полное одиночество…

Всё это я постаралась передать через работу «Который час?».

Многих удивляет, почему еще одна моя работа называется «Виконт де Бражелон» — откуда такая конкретика в названии книжки? Дело в том, что в детстве я гостила у одних стариков в частном доме. У них на полке стояла зачитанная до дыр книга — именно «Виконт де Бражелон». Я представляла себе, как дедушка читает своей второй половинке вслух эту книгу, чтобы та не скучала во время хлопот по хозяйству. Эту картинку я пронесла через всю жизнь и воплотила в кукольной миниатюре.

— Композиция — еще один инструмент эмоционального воздействия на зрителя?

— Мой супруг много лет отработал театральным режиссером, и я часто бывала на его спектаклях, соприкасалась с театральной кухней. Так что с понятием композиции, экспозиции, сценической декорации я близко знакома, как сейчас говорят, насмотренность у меня высокая. Читала много пьес.

Мне важно через статичную картину рассказать большую историю своих героев. Взять, например, миниатюру «Самый счастливый день». Сюжет понятен — бабушка разделяет со своей подросшей внучкой счастье вступления в брак. Я могла бы одеть старушку в нарядное платье и поместить вместе с внучкой посреди банкетного зала — сюжет, по сути, не изменился бы, но эмоции были бы совсем иные.

Моя же бабушка сидит на кровати в ночнушке, босая, а внучка-невеста приехала к ней домой прямо в фате и белом платье, забыв на время о гостях и церемониях. Зритель считывает: значит, бабуля уже плохо ходит, давно болеет и не может сама прийти на свадьбу, но и внучка не могла не повидаться с ней в такой день. Невеста не стоит, не сидит на кровати рядом, она практически на коленях на полу, композиционно она ниже бабушки. Девушка будто преклоняется перед ней, благодарит за всё, что та сделала для нее. Ну а бабушка обнимает ее, будто маленького ребенка, коим она для нее всё еще остается. И конечно, очень значимо название работы. Это самый счастливый день и для старушки, дожившей до этой знаменательной даты, и для внучки, которая всё еще может разделить с любимой бабулей свою радость.

А вот миниатюра «В доме престарелых». По названию понятно, что этот старичок одинок, и для него любой визит — маленькое счастье. Мы видим открытку в его руках, рядом мандарины и теплые носки — новые, еще с этикеткой. Его накануне Нового года навестили волонтеры. Их уже нет в кадре, но по выражению лица старика видно, насколько ему приятно это редкое внимание, как он смакует эту радость.

— Вы говорите о своих куклах как о живых.

— Они и есть для меня живые. Бывает, доделаю работу, возьму куклу и поднесу ее к зеркалу: «Посмотри, какая ты красавица!»

Каждая кукла старичка или бабушки очень энергозатратна для меня, в первую очередь в эмоциональном плане. Всю их трагедию я пропускаю через себя, поначалу сама могла всплакнуть во время работы.

Именно поэтому я не люблю отвечать на вопросы о технологии создания кукол. Они сразу превращаются из драматических героев со своей историей и чувствами в набор материалов. Не хочу препарировать своих старичков, они для меня уже родные.

— Препарировать не прошу, но расскажите об этапах создания миниатюр? Сюжет, композиция, все детали прописаны заранее или рождаются в процессе работы?

— По-разному. Иногда сначала рисую подробный эскиз и работаю четко по нему. А порой начинаю делать одну бабушку, а лицо выходит совсем с другой эмоцией, и я не переделываю куклу, а придумываю под нее новый сюжет. В среднем одна работа занимает месяц и более.

Вдохновения не жду, просто сажусь и делаю — муза приходит уже во время работы. Порой до двух ночи не могу себя остановить. Правда, с прошлого лета не смогла сделать ни одной новой работы — в связи с тем, что творится в мире, просто не могу заниматься творчеством. Надеюсь, скоро найду силы… Эскизов для новых работ — гора.

— На протяжении всей истории человечества куклы были больше чем игрушками. С ними связано множество различных ритуалов. Создавая столь реалистичных кукол, ощущаете, что соприкасаетесь с чем-то… пограничным что ли?

— Так глубоко я, конечно, не копала. Но весь этот свой проект я назвала «Маленький мир» — как отражение большого, реального.

Вы мне напомнили одну неприятную историю. Подготавливая выставку для одного из музеев, я сделала в миниатюре и его директора — по просьбе устроителей выставки. Эту куклу в числе прочих поставили на витрину. Когда на следующий день я приехала в музей, чтобы продолжить подготовку экспозиции, увидела, что в фигурку директора воткнуто несколько иголок. Видимо, постарался кто-то из его подчиненных… Сразу скажу, на директора музея этот «обряд» никак не повлиял: он остался жив и здоров и проработал на своей должности до самой пенсии.

— К вам часто обращаются с просьбой продать какую-то из работ, и вы всегда отказываете. Почему? Не хотите ни за какие деньги расставаться с «родными»?

— Не то чтобы я собираюсь их держать возле себя до конца жизни. Но точно не буду распродавать по одному в разные руки. Если решат купить все куклы вместе, и покупателем выступит, скажем, большой солидный музей — я готова вести переговоры. В разные годы на меня выходил знаменитый Музей игрушки из Сергиева Посада, музей Усть-Каменогорска и один коллекционер из Израиля, но всем я ответила отказом по разным причинам.

Буду рада, если постоянная экспозиция появится здесь, в Новосибирске. Парадоксально, но новосибирские площадки выходят на меня с предложениями о проведении выставок ничуть не чаще, чем иногородние.

— Не хотите передать свои навыки новому поколению? Организовать мастер-классы, кружок?

— Научиться делать кукол любой желающий сейчас сможет и без меня. А создать нечто, способное тронуть… Думаю, этому научить невозможно: либо дано, либо нет.

Но поймите, у меня нет цели выжать слезу из аудитории. Нет ничего сложного в том, чтобы смастерить бабушку, лежащую на смертном одре на последнем издыхании, но зачем? Я хочу, чтобы люди уходили с моих выставок с ощущением светлой грусти, а не трагизма и безнадеги. В той же миниатюре «Самый счастливый день» для меня принципиально было поставить рядом с кроватью тапочки — значит, бабушка еще встает, ходит, всё не так фатально. Их непросто было сделать, но мое душевное спокойствие того стоило. Я стремлюсь показать, что и у старшего поколения есть свои большие и маленькие радости, что основополагающие ценности у всех нас одинаковы независимо от возраста.