«Давить как тараканов». Может ли дегуманизирующий язык спровоцировать геноцид
Каждый военный конфликт сопровождается большими медиакампаниями, в ходе которых государственные лица, журналисты, эксперты и другие спикеры называют целые народы «животными» или используют другую оскорбительную лексику. Ряд экспериментов показал, что использование таких эпитетов действительно побуждает слушателей одобрять насилие против группы «нелюдей». Гибель гражданских лиц, пытки военнопленных, неизбирательные бомбардировки — всё это легко может восприниматься как морально оправданные действия, если противоборствующая группа описана правильно подобранными терминами. Софья Смит Галер — о том, что психологам удалось узнать о связи дегуманизирующей риторики и готовности к насилию.
Людей убивают палками и камнями, но слова тоже могут ранить. Особенно это заметно на примере риторики официальных лиц Израиля и сектора Газа. То же самое можно увидеть в любом из конфликтов по всему земному шару: с помощью стандартных риторических тропов и оскорблений можно целому обществу отказать в праве называться людьми.
Те, кто наблюдает за текущим конфликтом на Ближнем Востоке, наверняка обратили внимание, что противники называют друг друга «животными» и «чудовищами». Эти реплики можно услышать из уст политических лидеров и комментаторов, которых цитируют СМИ. На первый взгляд может показаться, что это не более чем театральный пафос, к которому спикеры прибегают для пущего эффекта. Но ряд исследований показывает, что есть причины, по которым нужно быть крайне бдительными в отношении слов, которые мы используем и слышим.
Психологи Флоренс Энок из Института Алана Тьюринга и Харриев Овер из Йоркского университета установили, что использование оскорблений, в которых некая группа сравнивается с животными, повышает у слушателей готовность одобрить причинение вреда этой группе. В ходе эксперимента ученые придумали несколько политических групп и по-разному описали их испытуемым. Некоторые описания включали такие слова, как «змеи» или «тараканы», в других описаниях этим группам также давались негативные характеристики, но именно человеческие.
«Участники, которые оценивали группы, описанные в „животных“ терминах, проявляли большую готовность причинить вред представителям этих групп», — говорит Энок.
Исследования дегуманизации начались сразу после Второй мировой войны, когда психологи пытались понять, как можно втянуть миллионы людей в войну и геноцид. Об этом размышлял и химик Примо Леви в своих воспоминаниях об Освенциме. Недавний анализ, проведенный Эдриен де Рюйтер, доцентом Университета гуманистических исследований в Утрехте, показал, что для охранников концлагерей не существовало каких-либо моральных аргументов против жестокого обращения с узниками именно потому, что образ узника в их глазах был уже лишен человеческих черт, хотя и не был наделен какими-либо «животными» чертами.
Чтобы говорить о дегуманизации языка, психологи используют такие термины, как «отчуждение», а также «эффект внешней/внутренней группы». В социальной психологии есть концепция, согласно которой вы, скорее всего, будете воспринимать членов группы, отличной от вашей собственной, как похожих друг на друга. Другими словами, все они одинаковые, в то время внутри вашей группы все разные.
Исследование, проведенное в 2013 году психологами Кентского университета среди христиан, показало, что чем крепче участники закрепляли в своей голове связь между дегуманизирующими словами и мусульманами, тем выше была их готовность одобрить пытки военнопленных-мусульман. При этом когда исследователи знакомили участников с текстом о мусульманской культуре, описывающим ее через такие эпитеты, как «страсть» и «амбициозность», испытуемые с меньшей вероятностью выбирали дегуманизирующие слова для описания мусульман, чем те, кому был предложен более нейтральный текст. Также они были менее склонны одобрять применение пыток.
Итак, чем чаще вы слышите, как некую группу описывают в дегуманизирующем ключе, тем больше вероятность того, что вы сами будете заниматься дегуманизацией представителей этой группы. Это приводит к порочному кругу. Но также важен ваш личный опыт.
«Люди, которые занимают более высокое положение в обществе или считают желательной социальную иерархию между группами, как правило, более склонны к дегуманизации, — говорит Нур Ктейли из Северо-Западного университета в Иллинойсе, США. — При этом люди, столкнувшиеся с дегуманизацией, часто преувеличивают ее масштабы».
Ученый указывает на исследование, в котором участникам предлагалось оценить разных людей по шкале от 0 до 100 с точки зрения того, насколько «полноценным», по их мнению, является этот человек. Выяснилось, что демократы и республиканцы думали, что их соперники оценят их на 60 баллов ниже «полной» человечности, тогда как на самом деле оппоненты оценили их человечность лишь на 20–30 баллов ниже «полной». Они правильно поняли, что их дегуманизируют, но сильно переоценивали степень своей дегуманизации.
С другой стороны, Энок проанализировала антисемитскую нацистскую пропаганду и обнаружила, что в ней предельно оскорбительные, но при этом гуманизирующие термины использовались в три раза чаще, чем дегуманизирующие.
Есть также множество примеров, когда люди причиняли вред себе подобным, при этом заботились о животных, отмечает ученая. Вашу защищенность или уязвимость определяет вовсе не приписываемая видовая принадлежность.
Проведенный Де Рюйтер анализ мемуаров Примо Леви показал, как группе людей могут одновременно приписываться человеческие и нечеловеческие качества:
«Часто утверждается, что отправной точкой для массовых зверств, в том числе этнических чисток и геноцида, всегда является дегуманизация жертв. Тем не менее более пристальный взгляд на то, как предполагаемые виновники дегуманизации на самом деле обращаются со своими жертвами, показывает, что участники геноцида, похоже, вполне могут считать своих жертв людьми».
По мнению Де Рюйтер, дегуманизацию нужно понимать как нечто гораздо более глубокое, чем простое сравнение с животными или объективацию. С философской точки зрения, это скорее проявление фундаментальной слепоты к тому факту, что кто-то может быть человеком с субъективным опытом. Это выходит далеко за рамки простого языка, это «фундаментальное моральное недопонимание».
Энок согласна с Де Рюйтер. Так, в ее исследовании с вымышленными политическими группами участников попросили оценить эти группы по ряду характеристик. Те, кто думал о вымышленной группе в «животных терминах», как правило, действительно находили в этих людях немного положительных черт, но человечность в конечном счете всё же оставляли за ними.
Эмма Брайант, доцент кафедры новостей и политических коммуникаций Университета Монаш в австралийском Мельбурне видит всё это на примере риторики, используемой в настоящий момент в ходе боевых действий в Израиле и секторе Газа.
Эффект дегуманизирующего языка оказывает влияние на всех. Практически любой элемент любой групповой идентичности можно объявить «нечеловеческим». Мы видим это, например, в дискуссиях об иммиграции — согласно выводам одного исследования, сравнение иммигрантов с паразитами или болезнями приводит к негативному отношению к ним. Более позднее исследование, проведенное в США в 2023 году, продемонстрировало, что тех, кто проявляет расовые предубеждения по отношению к латиноамериканцам, можно побудить поддерживать частные тюрьмы для иммигрантов, если использовать дегуманизирующие формулировки.
Также это распространяется на гендер. Исследования показали, что акцент на сексуальных особенностях или функциях женщин приводит к их анималистической дегуманизации, а также что сравнение женщин с хищниками может заставить некоторых людей с большей вероятностью согласиться с враждебными сексистскими установками, чем если бы женщины описывались с помощью анималистических метафор «добычи».
В то же время всегда можно найти способы остановить дегуманизацию. Поощрение положительных контактов между различными группами людей — это одно из решений. Другое — гуманизация нарративов.
Ученый добавляет, что когда речь заходит о прекращении конфликта, его интересуют истории о людях, не позволяющих другим использовать свою боль и страдания для разжигания дальнейшего насилия.