Демоническая Антарктида: художественные, кинематографические и прочие темные мотивы ледяного континента

Белый призрак Антарктиды

Неведомая южная земля — Terra Australis Incognita — всегда притягивала к себе взоры географов и исследователей. Загадочный континент появляется на картах со времен Античности: еще Птолемей считал, что Индийский океан с юга ограничен сушей, которая как бы уравновешивала континенты Северного полушария. Позже подобная идея появилась и в трудах римского философа Макробия, а затем перекочевала в труды средневековых географов. Немецкий картограф и гуманист Маттиас Рингманн называл этот гипотетически существующий континент Ora antarctica (Антарктическая земля). Знаменитый фламандский картограф Герард Меркатор доказывал его существование, основываясь на собственных космографических рассуждениях.

Во всех этих географических построениях как бы само собой подразумевалось, что континент обитаем, причем за неимением фактических данных его жителям приписывались самые разные, но по преимуществу положительные характеристики. Так, в XVI веке немецкий священнослужитель, географ и математик Йоханнес Шенер, считавшийся одним из выдающихся картографов своего времени, писал:

«Жители этого региона ведут хорошую, честную жизнь и не являются каннибалами, как другие варварские народы; у них нет письменности, как и королей, но они почитают старших и предлагают им послушание; они дают своим детям имя Томас в честь святого апостола Фомы…».

Весьма оптимистично представлял себе Великий южный континент и живший спустя два столетия после Шенера Александр Далримпл, картограф и первый гидрограф Британского адмиралтейства. Согласно его представлениям, численность населения Великого южного континента превышала пятьдесят миллионов человек, они обладают высокой культурой, стоявшей у истоков цивилизации инков и иных доколумбовых государств Америки.

Во многом эти представления вдохновили Британское адмиралтейство на поиски Великого южного континента, для чего в 1770-х было снаряжено несколько экспедиций во главе с прославленным мореплавателем Джеймсом Куком. Именно Кук окончательно развеял все мифы о величии и населенности Южного континента, убедительно доказав, что если у полюса и есть какая-то земля, то она вся закована во льды и не имеет ни коммерческой, ни какой-либо иной ценности. Вероятно, тогда же принципиально меняется и отношение к Южному континенту.

Из потенциально богатого и густонаселенного края, торговля с которым может несказанно обогатить открывшую его страну, Антарктида превращается в зловещую безжизненную землю, находящуюся на грани мира живых и мертвых, полную тайн и безумия.

Первым значительным произведением, раскрывающим «антарктическую тему» в таком ключе, можно считать поэму английского поэта Сэмюэла Кольриджа «Сказание о старом мореходе». Именно в этом произведении, написанном в 1797 году и несущем характерные черты готических романов того времени, отразилось представление о земле смерти и отчаяния, населенной призраками. В поэме описываются злоключения команды корабля, которого шквалом заносит далеко на юг:

И встретил нас туман и снег
И злые холода,
Как изумруд, на нас плывут
Кругом громады льда.

Страдания команды, казалось, прекращаются, когда к ним вылетает альбатрос, который и выводит корабль из снежного плена. Однако главный герой поэмы — он же рассказчик — случайно убивает альбатроса, после чего несчастья возобновляются с новой силой. Корабль, достигнув экватора, попадает в штиль, и экипаж претерпевает страшные мучения от голода и жажды. Тогда же рассказчик сообщает, что посещение южных льдов не прошло бесследно для корабля, что всё это время за ним следовал некий дух, владеющий бесплодными полярными пустошами:

И многим снился страшный дух,
Для нас страшней чумы,
Он плыл за нами под водой
Из стран снегов и тьмы.

Моряки, считая, что всему виной их товарищ, убивший альбатроса, привязывают мертвую птицу ему на шею, чтобы он мучился осознанием своего преступления. Однако это не приносит команде избавления.

В скором времени им встречается корабль-призрак, на котором играют в карты Смерть в обличье скелета и еще более зловещий персонаж — «Жизнь по Смерти, дух ночной, что сердце леденит». Смерть выигрывает жизни всех моряков, а Жизнь по Смерти — одного лишь рассказчика, который остается на корабле, превратившемся в очередную версию «Летучего голландца».

И хотя благодаря божественному, точнее ангельскому, вмешательству мореход всё же сходит на сушу, с тех пор он обречен скитаться по свету, рассказывая всем свою историю.

В поэме Кольриджа впервые появляется образ белой птицы, которая на многие годы вперед станет одним из главных символов роковых антарктических тайн. Альбатрос, убитый старым мореходом, обрекает корабль на проклятие духа, властвующего над ледяным югом.

Самодержавный властелин
Страны снегов и мглы
Любил ту птицу и отмстил
Хозяину стрелы.

Все эти образы: корабль, унесенный на юг, зловещие мертвецы и не менее зловещие птицы, как неотъемлемые атрибуты Антарктиды, — появляются и в творчестве Эдгара Алана По, ставшего настоящим классиком «антарктического ужаса».

В одном из его рассказов — «Рукопись, найденная в бутылке» — торговый корабль уносит ураганом на юг и он оказывается в водах, где солнце превращается в «тусклую красноватую массу без всякого блеска». Вскоре светило заходит, чтобы не взойти уже никогда, и корабль погружается в «зловещую ночь, непроглядную тьму, удушливую черную пустыню». Вокруг корабля начинают вздыматься огромные волны, превосходящие всякое воображение, и на этих волнах герой рассказа замечает странный корабль «густого черного цвета, без всякой резьбы или украшений». Волной героя забрасывает на это судно, и он узнает, что экипаж состоит из очень старых людей, говорящих на незнакомом языке, которые даже не замечают, что на палубе посторонний.

«Корабль и все, что на нем находится, запечатлены печатью старости. Люди бродят по палубе, как тени минувших веков; в глазах их отражается нетерпение и тревога, и, когда они попадаются мне навстречу, озаренные фантастическим светом фонарей, мной овладевает чувство, которого я никогда не испытывал, хотя всю жизнь занимался древностями, хотя блуждал в тени развалин Баальбека, Тадмора, Персеполя, пока душа моя сама не превратилась в развалину».

В финале рассказа корабль вместе с рассказчиком и всем странным экипажем достигает полюса, где средь льдов устремляется в огромный черный водоворот.

Еще лучше раскрыта эта тема в романе Эдгара По «Повесть о приключениях Артура Гордона Пима». Здесь рассказчик — молодой человек, который в своей жажде приключений тайком проникает на китобойный бриг, уходящий в дальнее плавание. С этого момента и начинаются собственно приключения: сначала корабль захватывает взбунтовавшаяся команда, потом главному герою и его другу — сыну капитана брига — вместе с двумя примкнувшими к ним матросами удается убить мятежников и вернуть корабль себе. После он терпит кораблекрушение, но путешественники удерживаются на обломках, питаясь остатками провизии.

По пути они встречают странный корабль, лишенный экипажа, за штурвалом стоит привязанный мертвец, которого жадно клюет огромная чайка — еще один пример зловещего символизма южных вод. Этот «бриг голландской постройки» недвусмысленно намекает на самый известный корабль-призрак морских сказаний. Вскоре после символической встречи становится ясно, что ничего хорошего из этого приключения уже не выйдет: когда запасы еды подходят к концу, люди тянут жребий — и согласно ему убивают и съедают одного из матросов. Позже потерпевших кораблекрушение — которых к тому времени остается лишь двое — подбирает торговый корабль, который следует на юг.

Преодолев ледяную стену, корабль натыкается на ранее неизвестные острова, населенные чернокожими дикарями. Туземцы, прикинувшись дружелюбными, усыпляют бдительность моряков и, улучив момент, вырезают всю команду торгового судна.

Уцелеть удается только главному герою и еще нескольким матросам, укрывшимся в глубине острова. Там они натыкаются на некие руины, покрытые причудливыми рисунками, а также странного вида камни. Еще раньше они обнаруживают ручьи, где вместо воды течет некая клейкая жидкость.

«С первого взгляда, в особенности там, где уклон дна был незначителен, она напоминала густой раствор обыкновенного гуммиарабика. Но это не было ее главной отличительной чертой. Она не была бесцветна и не представляла какого-либо определенного цвета, а отливала бесчисленными оттенками пурпура, подобно шелковой материи».

Этот образ «волшебной воды», как считается, наполнен особым сакральным символизмом, отсылающим к образу чуждой крови и плоти. Однако изменения претерпевает не только вода, но и всё мироздание: когда герои покидают остров, захватив в плен одного из туземцев и украв каноэ, они плывут дальше на юг, где температура моря повышается, вода становится молочно-белого цвета, а в воздухе реет белая пыль. Дикарь, который, как и все его соплеменники, ужасно боится белого цвета, приходит в страшное возбуждение, то и дело выкрикивая: «Текели-ли! Текели-ли!» И, наконец, наступает развязка:

«Тьма еще более сгустилась; только яркий свет белой завесы перед нами отражается водой. Гигантские белые птицы то и дело вылетают из-за завесы и исчезают с криком „Текели-ли“. Услыхав этот крик, Ну-ну пошевелился на дне лодки, но, дотронувшись до него, мы убедились, что он испустил дух. Еще минута — и перед нами разверзлись бездны водопада. Из них поднялась человеческая фигура в саване, далеко превосходившая своими размерами обыкновенных людей. Ее кожа белее снега».

Повествование перегружено громоздким, по сей день не до конца понятным символизмом, породившим множество толкований. В нем особенно выделяется символизм белого цвета, пронизывающий всю финальную часть. Высказывалось мнение, что здесь отразились расовые взгляды По, однако более логичным кажется объяснение, которое просматривается в самом тексте и вполне соответствует рассмотренным ранее произведениям.

Белый цвет как символ смерти перекликается с изображением Антарктиды как своего рода границы, разделяющей мир живых и мир мертвых, грань, на которой рушится привычное мироздание, поглощаемое Хаосом Наступающим, который одновременно является входом в царство умерших.

Есть мнение, что герой романа умирает в какой-то момент и дальнейшее описание не то предсмертный бред, не то посмертное существование, — но и в таком случае символично, что всё это связывается с продвижением к Южному полюсу. Белая фигура в саване типологически схожа со злобным духом, которого упоминает Кольридж в «Старом мореходе», так же как и белые птицы, вылетавшие из-за завесы, напоминают и альбатроса из английской поэмы, и встреченную ранее мореплавателями чайку, насыщающуюся человеческой плотью. И всё это вместе — душа и символ ледяного юга, мистического края, где нет места людям.

У врат безумия

Сам По считал «Повесть о приключениях Артура Гордона Пима» своим провалом — что не помешало другим авторам интерпретировать и продолжать произведение. Одним из таких авторов стал Жюль Верн: в романе «Белый сфинкс» французский фантаст предлагает относительно рациональное объяснение всех приключений Артура Гордона Пима, разместив в районе Южного полюса огромную магнитную скалу, которая притягивала корабли. Однако куда более знаковым развитием сюжета стали «Хребты безумия» Говарда Филлипса Лавкрафта, который вывел «антарктический хоррор» на новый этап. Фактически именно Лавкрафт заложил основы современного антарктического мифа, безусловно, опираясь при этом и на работы предшественников.

В своей повести новоанглийский писатель описывает экспедицию Мискатоникского университета — одной из вымышленных локаций «Страны Лавкрафта» — в Антарктиду в 1930 году. В ходе экспедиции исследователи обнаруживают огромные горы сродни Гималаям — рассказчик именует их Хребтами безумия, — а в них остатки странного города, явно не дела рук человеческих.

«Казалось, перед нами раскинулся гигантский город, построенный по законам неведомой человечеству архитектуры, где пропорции темных как ночь конструкций говорили о чудовищном надругательстве над основами геометрии. Усеченные конусы с зазубренными краями увенчивались цилиндрическими колоннами, кое-где вздутыми и прикрытыми тончайшими зубчатыми дисками; с ними соседствовали странные плоские фигуры, как бы составленные из множества прямоугольных плит, или из круглых пластин, или пятиконечных звезд, перекрывавших друг друга. Там были также составные конусы и пирамиды, некоторые переходили в цилиндры, кубы или усеченные конусы и пирамиды, а иногда даже в остроконечные шпили, сбитые в отдельные группки — по пять в каждой. Все эти отдельные композиции, как бы порожденные бредом, соединялись воедино на головокружительной высоте трубчатыми мостиками. Зрелище подавляло и ужасало своими гигантскими размерами».

В ходе исследования ученые находят останки Старцев — инопланетной расы, описанной в придуманной Лавкрафтом колдовской книге «Некрономикон». Описаны они стандартно для разных чудовищ «Мифов Ктулху»: с перепончатыми крыльями, головой, похожей на морскую звезду, щупальцами, а также необычайной сложности мозгом. В то же время по своему внутреннему строению Старцы схожи скорее с грибами или растениями.

Также в городе обнаруживаются иероглифы и фрески, по которым исследователи воссоздают историю города, тянущуюся еще с доисторических времен, когда пришельцы только прибыли на Землю. Среди прочего высокоразвитая цивилизация Старцев создала искусственных существ из синтетической протоплазмы — тех самых, что войдут в «Мифы Ктулху» под именем шогготов, бесформенных существ из черной слизи. Эти твари и погубили Старцев.

Кроме шогготов Старцы создали еще много видов живых существ, включая и первых млекопитающих, которых они использовали отчасти для забавы, отчасти для еды. Лавкрафт намекает, что в обличье этих «первозверей» просматривается сходством с человеком, как и вообще с приматами.

Меж тем, пока ученые разгадывали надписи Старцев, найденные ими твари очнулись от анабиоза и, убив оставшихся с ними двух исследователей, вернулись в свой город. Остальные ученые отправились на поиски и оказались в огромных пещерах, населенных гигантскими пингвинами-альбиносами, издающими уже знакомые нам крики «Текели-ли!». Как не сложно догадаться, появление очередной белой птицы не сулит исследователям ничего хорошего: ученые сначала находят трупы Старцев — с отъеденными головами и испачканные в слизи, а затем сталкиваются и с источником их гибели — очнувшимся от спячки шогготом.

«Мы стояли в туннеле, и из его пятнадцатифутового поперечника, как гной из свища, выдавливалась кошмарная пластичная масса — черная, переливчатая, вонючая. Крупнее любого поезда метро, эта жуткая, неописуемая тварь состояла из бесформенной, пузырящейся протоплазмы; по слабо светящейся передней поверхности перебегали с места на место бесчисленные зеленоватые огоньки — это выскакивали там и сям, как прыщи, временные глаза. Давя по пути обезумевших от страха пингвинов, чудовище скользило к нам по полу, который оно и ему подобные давно превратили в гладкое зеркало. И вновь леденящий душу, глумливый крик: „Текели-ли! Текели-ли!“ И мы вспомнили наконец: демонические шогготы, только милостью Старцев получившие жизнь, разум, умение моделировать пластичные органы, не знавшие другого языка, кроме того, что изображался группами точек, — эти шогготы не имели и собственной речи, а лишь подражали голосам своих бывших господ».

«Текели-ли» — этим воплем заканчивается повесть Лавкрафта, он сознательно делал отсылки к «Приключениям Артура Гордона Пима», давая оборванной на полуслове повести собственное объяснение. «Хребты безумия», по сути, являются одним из системообразующих произведений «Мифов Ктулху», причем город Старцев — лишь одна из антарктических локаций. Из текста романа очевидно, что где-то в Антарктиде находится и легендарный Кадат, зловещий город, сопоставимый по своему мифологическому значению с легендарным Р’льехом, обителью Ктулху. Сам же Кадат — точнее горы, ставшие его прототипом, — по словам Лавкрафта, таил в себе нечто настолько страшное, что его боялись и сами Старцы.

«Сиреневый силуэт не мог быть ничем иным, как только чудовищной горной цепью заповедной страны — величайшими на Земле пиками и средоточием земного зла; хранилищем несказанных ужасов и архейских тайн. Сторонясь этих гор, робея приоткрыть их тайну в своих рельефах, Старцы возносили им молитвы; но ни одна живая тварь не посещала их склоны и вершины, лишь сверкали в небе зловещие молнии, а полярной ночью над равниной тянулись таинственные лучи. Вне всякого сомнения, именно они послужили прообразом страшного Кадата в Холодной Пустыне, за ненавистным плато Ленг, о котором говорят намеками нечестивые старинные легенды. Мы были первыми из людей, кто их увидел, и, дай бог, последними».

В других рассказах Лавкрафта, например «В поисках Кадата Неведомого», у этого города называется иное местоположение — Дримленд, Страна Снов, простирающаяся параллельно нашему миру. Однако это различие в локациях не должно нас смущать — именно такой «страной грез», где рушатся известные человеку законы, и предстает Антарктида в творениях Лавкрафта и других авторов — загадочный и зловещий край земли, населенный призраками и чудовищами. В «Хребтах безумия» этот образ достигает своей кульминации, во многом став отправной точкой для многих последующих спекуляций на антарктической тематике.

Холод космоса и холод льдов

«Хребтами безумия» Лавкрафт как бы перебросил мостик от готических ужасов Кольриджа и По, описывающих Антарктику в мистико-символических образах, к более-менее твердой «научной фантастике». Именно с Лавкрафта стоит отсчитывать широкое распространение идеи о «замороженных во льдах пришельцах» со всеми сопутствующим неприятностями. Впрочем, и в этих произведениях нет-нет да и проглядывало пугающее наследие предшественников.

Спустя два года после выхода «Хребтов безумия» журнал Astounding Science Fiction опубликовал фантастический рассказ Джона Кэмпбелла «Кто идет?». Сюжет достаточно прост: очередная антарктическая экспедиция обнаруживает во льдах замороженного пришельца и на свою голову размораживает его. Как очень скоро выясняется, пришелец способен принять облик, воспоминания и личность любого живого существа — точнее любого живого существа, которое он перед этим сожрет. В своей же изначальной форме инопланетянин выглядит весьма типично для «злой силы из космоса»: с тремя глазами, извивающимися щупальцами и прочими сопутствующими атрибутами, ко всему прочему он еще и телепат.

Исследователи вступают в неравное противоборство с чудовищем, и хотя ему удается истребить большую часть экспедиции, всё же оставшиеся в живых убивают пришельца. Интересная перекличка с предыдущими творениями на тему антарктического ужаса: в финале рассказа монстру почти удается удрать, приняв облик альбатроса, — трудно уйти от образа роковой белой птицы, реющей над ледяным адом Антарктиды.

Впоследствии роман неоднократно экранизировался — в 1951, 1982 и 2011 годах, причем самой известной стала версия 1982 года, известная под названием «Нечто». Сюжет фильма в общем и целом повторяет канву рассказа, хоть и отличается от литературной основы рядом деталей. Режиссер фильма, знаменитый Джон Карпентер, неоднократно говорил, что его фильмы «Нечто», «Князь тьмы» и «В пасти безумия» составляют своего рода «апокалиптическую трилогию» — цикл, не имеющий общих сюжетных линий, но объединенный темой противостояния человека и сверхъестественной темной силы. Фильм Карпентера по праву считается культовым в своем жанре, некоторые критики рассматривают его как достойного конкурента вышедшему за несколько лет до «Нечто» фильму «Чужой».

«Чужой», кстати, сам по себе не избавлен от антарктической и в то же время лавкрафтовской тематики. В свое время британский фантаст Дэвид Макинти отметил сходство между «Хребтами безумия» и первой половиной «Чужого», особенно в ранних версиях сценария. Макинти видел его «не в сюжетной линии, а в наводящей ужас загадочности» и назвал «Чужого» «лучшим фильмом о Лавкрафте, когда-либо снятым, не будучи экранизацией Лавкрафта», — из-за сходства по тону и атмосфере с произведениями новоанглийского писателя.

Впрочем, при желании сходство можно увидеть и в сюжете: инопланетный корабль, найденный экипажем «Ностромо» на безымянной планете, можно сравнить с обнаружением города Старцев антарктической экспедицией. Участь же инопланетян, растерзанных ксеноморфами, сравнима с участью самих Старцев, которых пожрали их собственные порождения — шогготы. Можно вспомнить и то, что образ Чужого был напрямую заимствован из сборника рисунков «Некрономикон» швейцарского художника Ханса Руди Гигера.

В 2009 году сценарист «Чужого» Дэн О’Бэннон подтвердил, что на фильм «сильно повлиял Лавкрафт с точки зрения тона, и одна из вещей, которую он доказал, это то, что вы не можете эффективно адаптировать Лавкрафта без чрезвычайно сильного визуального стиля…».

Одна из франшиз «Чужого» — вышедший в 2004 году «Чужой против Хищника» — местом действия выбирает как раз Антарктиду, где находят пирамиду, созданную Хищниками. Здесь также проводятся параллели с городом Старцев из «Хребтов безумия».

Тема монстров, замороженных в Антарктиде, неоднократно всплывала и в других кинематографических поделках — таких как «Новый Алькатрас» (о пробуждении огромной змеи), «Ледяные чудовища» (здесь в роли монстров выступают как минимум необычные гигантские трилобиты) и ряд других картин. И хотя качество этих фильмов, мягко говоря, сильно уступает «Нечто» и «Чужому», их тоже можно считать развитием антарктического мифа.

Со времен Кольриджа и По мистическая, закованная в лед земля, живущая на грани жизни и смерти, сменилась образом прародины доисторической твари — что в очередной раз обыгрывает тему земли смерти, цветущего континента, превратившегося в ледяную пустыню. Или же Антарктида предстает местом заточения пришельца из космоса, чья плоть может стать подобной человеческой, но остается предельно чуждой всему живому. Корабль-призрак из готических поэм сменяется кораблем пришельцев, но неизменным остается ощущение запредельной чуждости, инаковости и смертельной опасности, переполняющей льды Антарктиды.

Нацисты и падшие ангелы

Несколько иной сюжет мы видим в фильме «Нацисты в центре Земли» — о сохранившейся в Антарктиде секретной базе Третьего рейха, готовящего реванш за проигрыш во Второй мировой войне. Качество фильма весьма спорное, но он интересен тем, что обыгрывает, пусть и в полупародийной форме, конспирологическую тему: о секретных базах нацистской Германии в Антарктиде, сохранившихся и после войны; о создании немцами супероружия (включая «нацистские НЛО»); о бегстве Гитлера в Антарктиду и т. д. Однако показаны тут и традиционные ужасы жанра Nazisploitation — с бесчеловечными медицинскими экспериментами и солдатами-зомби. Неслучайно одним из главных антигероев фильма стал «Ангел смерти» Освенцима, врач и нацистский преступник Йозеф Менгеле.

Символичное, хотя, по всей видимости, чисто случайное совпадение: Старцы в «Хребтах безумия» убили и расчленили ожививших их людей именно с целью научного изучения. Можно вспомнить и то, что строй, который Лавкрафт приписывал инопланетным расам вроде Старцев, в одном из его рассказов прямо назван социал-фашистским.

История с германским освоением Антарктиды отчасти основана на реальных событиях: еще в начале ХХ века Германская империя направила две экспедиции в Антарктический регион для научного исследования. Третья германская экспедиция состоялась уже во времена Третьего рейха (1938–1939), под руководством капитана военно-морского флота Германии Альфреда Ритшера.

Цели экспедиции были достаточно приземленные: найти удобное место для немецкой китобойной станции, чтобы увеличить производство жира в Германии. Также рассматривались возможности для создания в регионе военно-морской базы. Обследованный экспедицией участок в Антарктиде был назван «Новой Швабией», хотя фактически Третий рейх никогда не контролировал эту территорию, а после Второй мировой войны Германия не претендовала на регион.

Относительно скромные результаты реальной экспедиции не помешали появлению уже в послевоенные годы множества конспирологических теорий о тайных базах нацистов в Антарктиде.

Множество авторов с разной степенью серьезности рассказывали об укрытых в Антарктиде «оккультных святынях» Рейха, включая копье Лонгина (которым был ранен Иисус) и святой Грааль; о создании подо льдом новых летательных аппаратов («нацистских НЛО»); наконец, что вся нацистская верхушка, включая Адольфа Гитлера, скрылась подо льдами Антарктиды или в «полой земле», готовя реванш за проигранную войну. Овеяна мифами и так называемая операция «Высокий прыжок», проведенная американским военно-морским флотом под руководством адмирала Ричарда Берда, — якобы в ходе этой операции американские военные вступили в бой с «подземными нацистами».

Активным популяризатором данной теории являлся чилийский неонацистский мистик Мигель Серрано, создавший собственную «квазигностическую» религию и мифологию вокруг Гитлера, «полой земли», Антарктиды и «оккультного нацизма» в целом. Он увязывал этот миф с легендами селькнамов (одного из индейских народов Огненной Земли) о йонах, загадочных богоподобных существах, наделенных невероятным могуществом и якобы обитающих на Белом Острове на юге. В книге «Взывающий во льдах» Мигель Серрано описывает некую сверхъестественную сущность, обитающую в Антарктиде:

«Я видел это существо, этого черного Ангела, там, вблизи Южного полюса. Эта бездонная темная пропасть, где он живет… Огромные беспредельные пространства, безлюдные и угнетающие, расширяющиеся внутри земли, под вечными льдами. Так двигается Zinok… Поднимаясь или снижаясь в центре впадины, он бросается оттуда на головокружительной скорости в другую сторону, к недостижимому концу. Вечность проведена в этом усилии. То, что было изгнано в самом начале творения, старается достигнуть противоположного. Север — его сон, его удушье и страдание».

Несложно увидеть в этом образе параллели с уже упомянутыми ранее сюжетами — от Лавкрафта и Эдгара По до иных голливудских фантазий.

Серрано ассоциировал «арийскую расу» с посланцами Утренней звезды, Венеры или Люцифера, которые явились на Землю, чтобы спасти ее от оков Демиурга, с которым Серрано в полном соответствии с гностической традицией ассоциировал библейского Яхве. Он же считал посланцев Люцифера «падшими ангелами» — без какой-либо негативной нагрузки, — забывшими о своем высоком предназначении.

Есть и иная концепция, также увязывающая Антарктиду с «падшими ангелами», но уже в более традиционном, библейском понимании. Популяризатором этой версии выступает консервативный комментатор из США Стивен Бен-Нун, дающий интерпретации на основе апокрифической Книги Еноха. В этой книге, среди прочего, рассказывается история Наблюдателей — падших ангелов во главе с Азазелем, деятельность которых на земле и привела к Всемирному потопу. Сами же Наблюдатели были заключены в подземную «тюрьму», которая, по мнению Бен-Нуна, находится как раз в Антарктиде. В подтверждение американский конспиролог приводит отрывок из Книги Еноха:

«И я пошел на юг, и там горело день и ночь, где было семь гор драгоценных камней, три на востоке и три на юге».

Это интерпретируется как описание Антарктиды в летний сезон, когда световой день длится почти сутки. Енох также описывает горный хребет из семи гор, который, по мнению Бен-Нуна, является горным хребтом Сентинел. Фактически же с этой концепцией антарктический миф возвращается туда, откуда всё и началось, — к Сэмюэлу Кольриджу и его мрачным духам, владеющим полярным югом планеты.

Гигантские русалки, пожиратели костей и разумная плазма

Наряду с конспирологией, так сказать, глобального масштаба сложились об Антарктике и мифы попроще, в стиле упомянутых выше фильмов о ледяных чудовищах. Эта новая мифология, среди прочего, базируется и на отечественном материале: с некоторых пор по сети стали бродить истории о советской антарктической экспедиции, что в 1959 году столкнулась со странными сгустками светящейся материи, убившими несколько человек. Данные сгустки с легкой руки любителей сенсаций были окрещены «плазмозаврами»: подразумевалось, что светящиеся шары, отдаленно похожие на шаровые молнии, — это живые и чуть ли не разумные существа. Впрочем, приводятся и относительно «научные» объяснения плазмозавров — это последствия «вспышек на Солнце», преобразовавшихся под влиянием магнитного поля Земли.

Плазмозавр — не единственное чудовище, порожденное Антарктидой: в одном ряду с непонятными светящимися шарами упоминают и «полярных крионов», или «чудовищ Горвица», с которыми также якобы сталкиваются полярные исследователи. Эти существа, напоминающие бескрылых летучих мышей размером с человека, как утверждают любители сенсаций, уже ответственны за гибель нескольких полярников. Якобы они представляют собой некую неорганическую форму жизни, для которой естественной является температура в минус 70–100 °С. Эти существа избегают тепла и поэтому летнее время в Антарктиде проводят в спячке, тогда как на охоту выходят полярной зимой. В людях же их интересуют прежде всего кости — как источник нужных минеральных веществ.

Свой вклад в создание антарктического мифа внесли и японцы: в 2006 году в СМИ Страны восходящего солнца стали появляться сообщения о появлении в антарктических водах «нингенов» (букв. «люди») — полугуманоидных белых существ длиной от 20 до 30 метров. Иногда их описывают как гигантских русалок с длинными руками, иногда плавниками, щупальцами и похожим на русалочий хвостом. Видимыми чертами лиц у них называют «маленький разрезанный рот и два пустых глаза».

Единственным «доказательством» существования нингенов стали несколько расплывчатых фото, мягко говоря, сомнительной достоверности. Однако это не остановило шквала конспирологических теорий, появившихся в японском интернете. Высказывались мнения, что нингены производят редкое химическое соединение, обладающее лечебными свойствами, что и привлекло к ним внимание властей. Другая версия утверждала, что загадочный белый монстр очень ядовит и японское правительство намерено превратить его в химическое или биологическое оружие.

Столь же разные мнения высказывались и о происхождении самих нингенов — что это инопланетяне, неизвестные науке виды гигантских скатов или китообразных либо же некий водный гуманоидный вид.

Существует и «мифологическая» версия происхождения нингена как осовремененного нингё — русалкоподобного создания из японского фольклора, с человечьим лицом и руками, но с рыбьим хвостом и телом, покрытым чешуей.

Сохранились также описания нингё как существа с головой длинноволосой молодой женщины, парой золотых рогов, красным животом, тремя глазами с каждой стороны туловища и хвостом как у карпа. Считалось, что съеденная плоть этого создания дарует человеку долгую жизнь и молодость. Первые упоминания подобных созданий в японских источниках датируются VII веком, а последние — XIX, так что разрыв между нингё и нингеном составляет чуть больше двух веков.

Антарктический миф, зародившись пару веков назад, живет и поныне, подпитываясь фольклорными, литературными и кинематографическими образами. Скорее всего, по мере дальнейшего освоения Антарктиды людьми он будет приобретать всё новые формы на радость любителям сенсаций и экзотической конспирологии. Несмотря на все современные технологии и новейшие методы наблюдения, ледяной континент таит в себе еще немало загадок, и кто знает, может, будущие исследователи и впрямь смогут найти что-то необыкновенное в этом царстве вечного холода. Главное, чтобы никому не пришлось потом пожалеть о последствиях этого открытия — так, как героям упомянутых выше фильмов и книг.