Почему мы испытываем желания: теория мимесиса против чувства ревности

В предисловиях, предваряющих жираровскую теорию, почти всегда приводится один пример, кажущийся авторам простым и убедительным: реклама. В действительности же это не подтверждение теории, а камень преткновения.

Красивый мужчина, какая-нибудь голливудская звезда, изображенный на гигантской афише или фигурирующий в рекламном ролике, притворяется, будто наслаждается ароматом, исходящим от стоящей перед ним чашки кофе, и вот-вот лишится чувств от наслаждения. Неужели кого-то может обмануть это равнодушие к остальному миру: а ведь он так убедительно изображает это равнодушие, и как актер, и как персонаж? Все же прекрасно понимают, что Джордж Клуни, а речь идет, разумеется, о нем, всего лишь делает свою работу, изображая, причем за умопомрачительные гонорары, желания, которые не испытывает. Неужели зритель, возвращаясь домой и заходя в магазин купить ту самую марку капсулированного кофе, уступил силе миметического желания? Это было бы слишком просто.

Миметическая теория подразумевает — и это представляется само собой разумеющимся, — что субъект верит, будто образец действительно желает данный объект, это и будет желание из подражания. Внимание: это вовсе не подразумевает, что данная вера оправданна — она может возникнуть в воображении субъекта. Как мы уже видели, это представляется особенно разительным в случае двойной медиации, когда объект не предшествует желанию ни того ни другого партнера. Ни господин де Реналь, ни Вально поначалу не мечтают заполучить Жюльена. То, что желание, приписываемое образцу, существует лишь в воображении, вовсе не означает, что вера в это тоже воображаема. Хотя эта вера и существует лишь в воображении субъекта, она вполне реальна. Все мы, за исключением разве что самых наивных людей, догадываемся, что Клуни не испытывает к данной марке кофе такого пристрастия, какое изображает перед камерой. И все же некоторые из тех, кто покупает именно ее, делают это, чтобы «быть, как Клуни». Они в самом деле так думают? Экономисты, разрабатывающие так называемую теорию сигналов, выдвигают следующую гипотезу: если владельцы марки не скрывают, что платят знаменитым актерам астрономические гонорары, они делают это не столько для того, чтобы воздействовать на потребителей, сколько желая сдержать конкурентов — у нас есть возможность оплачивать бесполезную роскошь, не вторгайтесь в наши владения.

Может, объяснение ревностью покажется убедительнее? Возможно, предпочтение, которое актер явно оказывает определенной марке кофе, создает маленький мир — он и чашка кофе, — куда нет допуска большинству потребителей?

Это маловероятно в условиях рынка, где пресыщенный потребитель гордится тем, что его не обманешь. Но именно этому миру адресуют свои послания авторы рекламы, и они не останавливаются на том, на чем остановился я. К столику кинозвезды приближается соблазнительная молодая женщина. Похоже, мужчина уже наслаждается грядущей победой, но тут оказывается, что молодая женщина совершенно не интересуется им, а привлек ее исключительно аромат кофе. Демонстрируя растерянность и униженность лучшего кандидата на роль медиатора, реклама, используя гениальный ход, сводит эту роль к нулю. Она доносит до нас — и именно в этом нас обманывает, — что только качество самого продукта, безо всякого медиатора, привлекает клиента.

Молодая женщина — это Джейн Доу, первая встречная, кто угодно, вы, я. Именно она, то есть недифференцированная масса, допустим это на мгновение, оказывается «медиатрисой» желания.

Но масса, которая толпится вокруг одного объекта, вызывает ли она миметически желание у тех, кто к ней еще не присоединился? Представим, что вы заметили толпу, собравшуюся вокруг некоего главного объекта, будь то иллюминация, уличный артист или агонизирующая жертва дорожной аварии. Толпа и ее центр образуют замкнутый мир. Кто сможет сопротивляться искушению проникнуть в его тайну, кто найдет в себе силы добровольно покинуть этот маленький мирок, образованный таким способом? Но это как раз объясняется ревностью, а не миметическим желанием.

Разумеется, одноименная теория может утверждать, что здесь имеет место как раз подражание, подражание желанию объекта: я хочу оказаться в этой толпе и созерцать объект, поскольку другие его созерцают. Но в данном случае совпадающие желания не вступают друг с другом в конфликт, потому что хватает места всем. Из этого следует, что предел метафизического желания достигнут не будет, если говорить словами Жирара. Совсем напротив, каждый желает этой общности, даже если она неуместна, если, к примеру, это нездоровое любопытство и его желание резонирует с желаниями других. Из-за ревности — что не удалось попасть в эту общность — человек может испытывать разочарование.

Мне возразят, что кофе в капсулах может приобрести любой и поэтому мое сравнение неуместно. Скажут ли подобное, если привести любимый пример теории миметического желания, а именно пример с младенцами и плюшевыми мишками? Если мы оставим семь младенцев в комнате с семью абсолютно одинаковыми плюшевыми мишками и вернемся четверть часа спустя, почти наверняка мы застанем такую картину: все дерутся за одного мишку, которого первый ребенок выбрал случайно, но его выбор сделал эту игрушку достойной всеобщего внимания. С рекламой случай совершенно иной, поскольку она существует в мире, в котором одинаковые товары можно воспроизводить до бесконечности и желания разных людей не сойдутся на одном экземпляре, предпочтя именно его всем прочим. Нам, массовым потребителям, чудесным образом удалось преодолеть эту младенческую стадию. Так, если я захочу «ламборджини» Пьера, мне, дабы утолить страсть, достаточно купить такой же у дистрибьютора фирмы. Про младенческую стадию мы еще поговорим далее.

Боюсь, все эти объяснения были необходимы, чтобы понять: реклама бросает вызов теории миметического желания.

По крайней мере один раз в своих работах Жирар рассматривает случай медиатора «без желания». Следует отметить, что под этим я подразумеваю медиатора, о котором совершенно точно известно: он не испытывает желания, которое ему приписывают или которое он симулирует. Речь как раз идет о создателях рекламы, об этих подстрекателях желания, этих посредниках, сводниках или — почему бы не использовать более вульгарное слово — сутенерах. Английский эквивалент этого слова звучит как pander. Оно происходит от Pandarus (Пандар), имени персонажа из пьесы Шекспира «Троил и Крессида», который как раз выступает в роли сводника и не успокаивается, пока не укладывает племянницу Крессиду в постель благородного троянца Троила. В книге, посвященной Шекспиру, на примере этой пьесы, которой он выделил целых пять глав, Жирар убедительно излагает свою теорию рекламы.

Коротко напомним интригу, сюжет позаимствован скорее из средневековых легенд, а не у Гомера. Действие происходит в Илионе — это другое название античной Трои. «Беглая супруга Менелая, Елена, спит с виновником войны», если цитировать самого Шекспира. Идет война, начавшаяся из-за ее похищения. Троил — брат Париса и Гектора, это трое сыновей Приама, короля Трои. Юная Крессида — дочь Калхаса, троянского жреца, сторонника греков, следовательно, Пандар — ее дядя. В начале пьесы мы видим, как тот превозносит перед каждым из главных действующих лиц достоинства другого. Это заставляет жестоко страдать Троила, который убежден в несравненной прелести Крессиды, не уступающей по красоте Елене. Да и сексуальной привлекательности у Крессиды не меньше, чем у Елены, ради которой ежедневно проливаются реки крови. Перед племянницей Пандар так восхваляет достоинства Троила, в которых она сама и не сомневается, что девушка смущена. Затем Пандар принимается рассказывать довольно скучную историю с эротическим подтекстом, как Елена, по его мнению, безумно влюбленная в Троила, ласкает ямочку на его подбородке. Таких историй у него припасено огромное количество, и Крессида просит его прекратить.

Оставшись одна, Крессида произносит сильный, глубокий монолог, который дает Жирару повод утверждать:

«Главная идея этого исследования состоит в том, что Шекспир не только драматургически иллюстрирует миметическое желание, но и теоретически исследует его. Если бы этот тезис требовалось доказать на материале только одной пьесы, я бы выбрал „Троила и Крессиду“».

Читайте также

Как научиться жить без ревности? Советы философа

В самом деле, такое впечатление, будто Крессида уже поняла тонкости жираровской теории псевдонарциссизма. Судите сами:

Мольбы, подарки, слезы в жертву снова
Он принесет от имени другого.
А мне Троил давно милее стал
Всех отражений в зеркале похвал.
Но я сдержусь. Мы ангелы, пока
От рук мужчин добыча далека;
Добыл — забыл, и вещь уже не нужна;
А недоступному высокая цена.
Мы, женщины, одно лишь твердо знаем —
Что издали сильнее привлекаем.
И потому мне твердо помнить надо:
Кто взял — тиран; кто не взял — жаждет взгляда.
Так, хоть любви душа моя полна,
Останусь я по виду холодна.

Побудительные причины мужского желания — будь то желание Троила или живущего несколько веков спустя Дон Жуана — для Крессиды не являются тайной.

Вернемся к предполагаемому медиатору желания, Пандару, который призывает помощницу — прекрасную Елену. Вот что пишет об этом Жирар:

«Бурная назойливость Пандара не менее утомительна, чем современная реклама, но Шекспиру важно показать роль повторов. Если постоянно твердить об одном и том же, неизбежно возникнет соблазн подражания.

Даже если Крессида не поверит, что Елена влюблена в Троила, картина, которую настойчиво подсовывает ей дядюшка, предполагает обязательное присутствие третьей стороны, выступающей „образцом“ для подражания».

Итак, перед нами именно тот случай, который мы собирались проанализировать в этом разделе: когда субъект не верит, что медиатор действительно желает объект. Пандар, которого она называет сводником (реплика в сторону), напрасно повторяет ей это сотню раз. Крессида так же не верит, что царица Елена увлечена юным Троилом, как и мы не верим, что Джордж Клуни испытывает всепоглощающую страсть к марке капсульного кофе, за что и получает царские гонорары. И тем не менее медиация через третье лицо работает, — утверждает Жирар. Как? Через бесконечное повторение одного и того же. Мы с трудом можем допустить — учитывая ее потенциал, ее изящество, — что теория миметического желания, столкнувшись с этим концептуальным вызовом, прибегает к столь вульгарному средству, как «обработка» мозгов. Вероятно, есть объяснения убедительнее. Пандар такой же нулевой, несостоявшийся медиатор, как Мазетто или Джордж Клуни в той нелепой рекламе.