Сталинские комедии, румынские пеплумы, франкистские мюзиклы и другие фильмы, снятые при диктатуре

Диктаторские режимы подчиняли себе все сферы культурной жизни, в том числе и кинематограф. Кино становилось инструментом политической обработки граждан и зачастую отражало личные предпочтения вождя. Однако не все картины, которые создавалось при Сталине, можно назвать собственно сталинскими: многие режиссеры пытались «сбежать» от системы и снимали фильмы о событиях далекого прошлого или о сказочных мирах. И даже те картины, которые транслировали в массы официальную идеологию, не лишены эстетических достоинств, а некоторые, например, фильмы Сергея Эйзенштейна, стали признанными шедеврами мирового кинематографа. О том, какое кино снимали в разных странах с диктатурами, как оно пробивалось на международные фестивали и какие картины больше всего нравились публике, рассказывает Елена Кушнир.

Первый союз искусства и диктатуры, известный в истории, заключили Гораций и император Август. По зову ли души или в силу необходимости великий поэт прославлял императора в стихотворной форме. Август, в свою очередь, поощрял искусство: легендарный Меценат состоял при нем кем-то вроде министра культуры. Искусство приветствовалось патриотичное, позитивное, наставлявшее на путь добродетели и заверявшее римлян, что лучше их никого на свете нет — кругом варвары и дикари.

Ничего с тех пор не изменилось. Все диктаторские режимы хотят одного и того же от любого вида искусства: оптимизма, пропаганды «наших» ценностей и, конечно, признаний в любви к правителю.

Кино сталинской эпохи: светлый путь

Создание кинематографической индустрии, не уступающей по размаху Голливуду, было для вождя народов вопросом не только пропаганды, но и престижа. В СССР всё должно было быть самым лучшим — особенно те вещи, которые мог оценить Запад. Кроме того, Сталин искренне любил кино: в Большом Кремлевском дворце у него был личный кинотеатр, в котором он смотрел заграничные и отечественные картины, нередко выступая и финальным цензором фильма, решавшим его судьбу.

Любимицей Сталина была звезда советского экрана Любовь Орлова. Сталин спас ее первую заметную роль в первой советской музыкальной комедии «Веселые ребята» Григория Александрова (1934), которую критики заклеймили «контрреволюционной и хулиганской».

Подозрения вызывал антисоветский джаз, участие Утесова, известного исполнением блатных песен (его защищал перед Сталиным сам Ворошилов), и тот нервирующий факт, что в разгар съемок были арестованы оба сценариста фильма — Николай Эрдман и Владимир Масс, — чьи имена срочно убрали из титров.

Но после просмотра вождь произнес волшебные слова:

«Я как будто месяц провел в отпуске!»

Картину немедленно выпустили в советский прокат, а затем и в зарубежный — под названием «Москва смеется». На Западе она пользовалась немалым успехом.

По поводу того, стоит ли Москве смеяться, велись споры на самых верхах. Партийные бонзы рассаживались в рядок и дискутировали: нужно ли советскому народу легкомыслие в кино, не отвлечет ли оно от высокого пафоса строительства коммунизма?

Но Сталин комедии любил и призвал «расшевелить мастеров смеха». После этого крупнейшим режиссерам дали установку «снимать смешное».

Благодаря этому появились еще три фильма тандема Орлова — Александров («Волга-Волга», «Цирк» и «Весна»), «Свинарка и пастух» Ивана Пырьева (1941) и другие качественные комедии. Едва ли не самая большая народная любовь досталась фильму, созданному в основном женской съемочной группой, — «Подкидышу» Татьяны Лукашевич (1939) по сценарию Агнии Барто и Рины Зелёной. Именно в нем Раневская произносит бессмертную фразу «Муля, не нервируй меня!», которая преследовала актрису всю жизнь.

Сталинский кинематограф был достаточно разнообразным, и достойные картины были почти в каждом жанре. Среди революционных фильмов красной звездой воссиял «Чапаев» (1934) братьев Васильевых, после которого усатый комдив стал культовым героем.

Исторические шедевры Эйзенштейна «Александр Невский» (1938) и «Иван Грозный» (1944–1945) пополнили сокровищницу мирового кинематографа, хотя вторая часть «Грозного», не угодившая вождю, легла на полку, а третью режиссеру снимать запретили.

При Сталине начинали свою карьеру великие киносказочники Александр Роу и Александр Птушко. Причем фильмы-сказки не отличались особой благостностью и «детскостью»: страшное в них страшно, спецэффекты по тем временам отменные, а актер Григорий Милляр  главная Баба-яга Советского Союза  создает уникальные образы нечисти.

А вот большинство пропагандистских фильмов, славивших вождя, канули в Лету. Непреклонные партийцы, бдительные разоблачители вражеских шпионов, неутомимые стахановцы и ткачихи из производственных драм, ступавшие по светлому пути в еще более светлое будущее, забылись. Раневская, Милляр, «Грозный», нежно-ироничная «Золушка» (1947) Надежды Кошеверовой и джаз с Утесовым остались навсегда.

Николае Кровавый: песни возрождения и упадка

В ранние годы правления Чаушеску, избранного главой Румынии в 1965 году, царил небывалый для соцстраны либерализм. Инакомыслящих почти перестали преследовать, творческая интеллигенция получила значительную свободу, и даже кино старались снимать совместно с Западом.

Так, в 1966 году вышел «Даки» — пеплум, поражавший тем, что был снят не в Голливуде. Этот франко-румынский фильм режиссера Серджиу Николаеску произвел фурор масштабностью и батальными сценами и породил снятый совместно с ГДР сиквел «Колонна» Мирчи Дрэгана (1968).

Воодушевленный успехом Николаеску снял «Битву за Рим» (1968) о византийско-готских войнах. И вновь совместное производство — с Италией и ФРГ. Фильм был еще масштабнее и красочнее, а одну из главных ролей в нем сыграл сам Орсон Уэллс.

Оттепель и нанесла румынский кинематограф на карту мира. В 1965 году Ливиу Чулей получил каннское «золото» за лучшую режиссуру в военной драме «Лес повешенных». Чулея, известного и модернистскими театральными постановками, высоко оценила западная пресса, назвав «одним из самых смелых и провокационных [режиссеров] в мире».

Мировое признание в 1960–1970-х получили работы и других режиссеров румынской «новой волны» Лучиана Пинтилие и Мирче Данелюка. В 1969 году короткометражный фильм «Песни возрождения» Мирила Илиешу завоевал «Золотую пальмовую ветвь».

Но после визита в Северную Корею в начале 1970-х Чаушеску, вдохновившись идеями чучхе, взял курс на ужесточение политики и бросил искусство в топку идеологии. Режиссеры начали выкручиваться.

В 1972 году фильмом «Чистыми руками» Николаеску запустил серию детективных боевиков о комиссаре полиции Микловане, нарочито аполитичном и непартийном борце с преступностью. Для идеологической чистоты в пару к Микловану и его нуарной шляпе «выдали» убежденного коммуниста Романа. Это было простое, но эффектное кино, востребованное населением; всего в серии появилось шесть картин, последнюю из которых сняли аж в 2008 году.

Сотрудничество СССР с Румынией подарило детям две «сбежавшие» от социалистической реальности добрые сказки с запоминающимися песнями: мюзиклы «Мама» (1976) с Людмилой Гурченко и Михаилом Боярским и «Мария, Мирабела» (1981) от замечательного мультипликатора Иона Попеску-Гопо. Но другие яркие примеры трудно вспомнить: до свержения Чаушеску в 1989 году румынский кинематограф пребывал скорее в упадке.

Пиночет: битва за Чили

Совершив военный переворот в Чили в 1973 году, генерал Пиночет оставался полновластным диктатором до своего ухода в отставку в 1990 году. В отличие от Сталина кино он явно не любил и почти полностью в стране уничтожил.

До прихода Пиночета к власти молодой чилийский кинематограф был политизированным и ориентировался на народные чаяния. Что совсем необязательно означало плоские агитки. Выпустив пламенный «Манифест чилийских кинематографистов», творить национальный кинематограф почти с нуля принялись крупнейшие режиссеры, имена которых позднее узнал весь мир: Рауль Руис, Мигель Литтин и Эльвио Сото. Четвертое не менее важное имя — Альдо Франсиа — почти забылось. Причина проста и печальна: в отличие от коллег, Франсиа не успел спастись от нового режима. Он снял всего два фильма — «Вальпараисо, моя любовь» (1969) и «Уже недостаточно молитвы» (1973) и после этого в кино больше не работал.

Сразу после военного переворота конфисковали и почти полностью уничтожили весь архив единственной национальной киностудии «Чили-фильмс», президент студии Эдуардо Пардес был убит, большинство сотрудников компании посадили в концлагеря и тюрьмы, а профсоюзы киноработников и актеров были закрыты.

Чилийский кинематограф отправился в изгнание.

Национальную синематеку хранил на Кубе высланный из страны документалист Педро Часкель. Режиссеры старались зафиксировать историю на пленке. Важнейшим историческим свидетельством стала грандиозная документальная трилогия «Битва за Чили: Борьба безоружного народа» Патрисио Гусмана, снятая в 1975–1979 годах.

О событиях переворота было снято несколько художественных фильмов. Эльвио Сото поставил франко-болгарскую картину «В Сантьяго идет дождь» (1975) с Жан-Луи Трентиньяном и Анни Жирардо в главных ролях. Обосновавшийся в СССР Себастьян Аларкон совместно с режиссером Александром Косаревым снял документально точный и нетрадиционно жесткий для советского кино фильм «Ночь над Чили» (1977) с реалистичными сценами насилия. У него появилось два сиквела: «Санта Эсперанса» (1979) и «Падение Кондора» (1982).

После падения режима Пиночета Аларкон высказался о том, что сделала военная хунта с кинематографом его страны:

«При Пиночете создалась огромная культурная яма, жуткая, темная ниша <…> Были закрыты все киношколы, отменены все культурные мероприятия <…> Никаких киноклубов: они подозрительны. Из проката исчезло всё европейское кино, всё ценное, что существует. Почти 20 лет действовал комендантский час. Молодежь рано возвращалась домой, упиралась в телевизор. Всё пиночетовское поколение училось на американской телепродукции и B-movies. Снова снимать стали только с 1990 года».

Франко: цензура и мюзиклы

Свою форму правления каудильо Франко открыто называл тоталитаризмом. Его режим не пал после Второй мировой, и диктатор оставался у власти до самой смерти в 1975 году. Силу кинематографа Франко использовал в своих целях.

Еще в 1936 году франкисты создали собственное Национальное управление кинематографии, четко обозначив идеологические требования к кинопродукции. Поняв, во что это выльется, многие профессионалы области покинули Испанию.

Стандарт цензуры Франко создал сам, выступив сценаристом фильма «Раса» (1941), который остался программным образцом агитации и пропаганды на всё время его правления.

Но после войны в Испанию проник дух итальянского неореализма, повлиявшего на самых талантливых режиссеров. В 1950–1970-х снимают свои лучшие работы Луис Гарсия Берланга, Карлос Саура и Хуан Антонио Бардем (дядя актера Хавьера Бардема). Фильм последнего «Смерть велосипедиста» (1955) относится к безусловным шедеврам жанра.

О кино, творящем по старым канонам, Бардем высказался довольно жестко:

«Испанское кино на самом деле политически неэффективно, социально ложно, низкоинтеллектуально, неэстетично и индустриально слабо».

В 1960 году после долгого отсутствия в Испанию вернулся Луис Бунюэль, снявший одну из своих самых значительных работ «Виридиана». Дерзкое низвержение основ, устроенное режиссером, привело к предсказуемому запрету фильма в Испании на 16 лет — до падения франкистского режима. Позднее Бунюэль вернется на родину в 1970 году, чтобы снять «Тристану», фильм, рассказывающий о похождениях поначалу невинной, а затем циничной героини, в роли которой блистает холодной красотой Катрин Денёв.

Тем временем народ, далекий от интеллектуальных драм и сюрреалистических нападок Бунюэля на буржуазность и религию, наслаждался мюзиклами со жгучей эстрадной дивой Сарой Монтьель, покорившей на одном этапе своей карьеры даже Голливуд. Она была популярна и в СССР, где пластинки с ее записями было непросто достать.

Монтьель называли королевой мелодрамы, почти все ее фильмы — это один и тот же фильм, но публика ее обожала, и ее участие всегда означало коммерческий успех.

По окончанию диктатуры в 1980-е годы в испанском кино появится Педро Альмодовар, ставший символом всего свободного и лишенного табу. Режиссер скажет:

«Я никогда не говорю о Франко и едва ли признаю его существование. Я начинаю после Франко».

P.S. Иран: феминизм и духовность

Принято считать, что иранский кинематограф проникает на западные фестивали извилистыми путями лишь после исламской революции 1979 года. Но всё было не так просто еще до того, как в стране воцарился консервативный режим Хомейни (диктаторским его назвать нельзя, обычно его характеризуют как теократический, что подразумевает весьма высокий уровень контроля над разными культурными сферами).

Одну из ключевых картин иранской «новой волны» «Корова» (1969) Дауриша Мехрджуи вывезли из страны контрабандой, чтобы показать на Венецианском фестивале 1971 года, где фильм получил премию кинокритиков. Дальше состоялся его показ в Берлине, и весть об иранском кино распространилась по всему западному миру.

«Это нечто необычное и глубоко духовное», — гласила весть. Иногда кажется, что с тех пор абсолютно любому фильму просто достаточно быть иранским и вывезенным контрабандой, чтобы им восторгались в Венеции, Берлине, Каннах и в Локарно.

Это не умаляет достоинств самих фильмов, но отдает неким тоталитаризм-порно для изысканных ценителей. Кто смотрит фильмы и дает им призы? Фестивальные гости и члены жюри в смокингах и бриллиантах, попивающие Moet & Chandon, пока на экране по пыльным перекопанным дорогам, беседуя с солдатами и крестьянами, едет безымянный персонаж «Вкуса вишни» (1997) Аббаса Киаростами, признанного главным иранским режиссером.

Протеже Киаростами, режиссер Джафар Панахи, мгновенно завоевал мировое признание своей картиной «Круг» (1999). Фильм о борьбе четырех женщин против дискриминации тоже встретили с восторгом на Венецианском фестивале, присудив ему «Золотого льва».

При том, что фильм, при всей его общественной значимости, трудно назвать большим шедевром, в отличие от поэтичной, философской работы Киаростами.

Восторги множатся сообразно проблемам режиссеров, которые в переносном и прямом смысле могут в Иране поплатиться за свои фильмы головой. В 2010 году государство, до того едва терпевшее Панахи, отправило его под домашний арест и запретило работать. Он стал действовать подпольными методами. Его картина «Это не фильм» (2011) была снята на любительскую камеру и телефон, а в Канны отправилась на флешке, которую спрятали в торте. Фильм сразу же попал в список «лучших фильмов XXI века» по версии сайтов Rotten Tomatoes и They Shoot Pictures. Произошло ли это в силу его художественных достоинств — очень большой вопрос.

Особый интерес на Западе, конечно, вызывают иранские женщины-режиссеры, например создательница «Женщин без мужчин» (2009) Ширин Нешат. Ее работу о гендерном насилии тоже приветствовали в Венеции, и обратное было бы странно: картина наделена всеми чертами фестивального фаворита. Вплоть до того, что начинаешь думать о расчетливой эксплуатации страданий и фем-трендов.

Обо всём этом постепенно начали задумываться и в самом Иране, и вот в 2018 году Мани Хагиги выпускает черную комедию «Свинья» о «духовном» режиссере (Мани Хагиги), окруженном «духовными» коллегами, государственными запретами, сильными женщинами и одним маньяком в маске свиньи, который отрезает режиссерам головы; Киаростами и Панахи уже стали его жертвами.

«Пусть он уже придет, отрежет нам головы и освободит от этого безумия».