В двенадцать приехали в Пушгоры. Остановились на вокзальной площади. Водитель сменил возвышенный тон на более земной и сказал:
— В Михайловское дальше не поедем. Автобус сломался.
Мой сосед заинтересованно приподнялся:
— Пешком, что ли?
Нашелся защитник прав потребителей:
— Как ваша фамилия?!
— Манда кобылья, — равнодушно ответил водитель и открыл дверь. — Автобус освобождаем.
Так начинался спектакль-экскурсия «Хранитель» по текстам Сергея Довлатова в музее-заповеднике «Пушкинские Горы» во время третьего фестиваля «Заповедник» в Псковской области.
В середине 70-х Довлатов работал экскурсоводом в Михайловском и написал об этом свою, наверное, самую известную и лучшую повесть «Заповедник». Лучшую не потому что смешную — у Довлатова, как мы помним, все смешное, а потому что в «Заповеднике» он как бы встает рядом с Пушкиным, пытаясь сравнить не масштаб таланта, а размер бедствий: несчастная любовь, долги, женитьба, творчество, конфликт с государством.
Театрально-концертная дирекция Псковской области с 2014 года делает свой небольшой уютный край привлекательным региональным туристическим центром. Ее руководитель Дмитрий Месхиев, титулованный режиссер и продюсер, который кроме Довлатовского фестиваля ведет еще массу проектов, так объясняет смысл «Заповедник-феста»:
— Мы делаем концептуальный фестиваль, в котором участвуют все виды искусства, с которыми так или иначе был связан Довлатов или его родители — напомню, он сам из театральной семьи, его брат работал в кино. Сейчас, на третий год, фестиваль, по моему мнению, выкристаллизовался, и хотелось бы, чтобы он жил долго. У него необычный формат — мы называем его фестиваль-прогулка, поэтому среди прочего мы устраиваем променад-театр.
«Заповедник» мы придумали вместе с губернатором Псковской области Андреем Турчаком.
Я люблю Довлатова, он любит Довлатова, все любят Довлатова, но подобные проекты нужны не для того, чтобы удовлетворить личные пристрастия. Он служит развитию событийного туризма в регионе.
Сейчас туристический поток во Псков составляет около полумиллиона человек в год.
Перед отъездом из Пушгор в Михайловское — посещение Святогорского Свято-Успенского монастыря, где похоронен Пушкин. Надгробная плита на могиле поэта примерно на треть своей высоты завалена свежими цветами, и снизу несут еще — у народной тропы здесь, видимо, хороший менеджмент, цветы продают внизу наряду с грибами, клюквой, медом и всем тем, что должно входить в фирменный стиль старого русского города.
Я тихо стою в сторонке, думаю о Судьбах Родины и одновременно пытаюсь представить, каково это, когда ты в расцвете лет и на взлете сил, самый талантливый и любимый, и столько всего впереди — а тут какой-то мудак стреляет тебе в живот из пистолета системы «Лепаж». Думать помешали знатоки истории и литературы:
— А вот я слышал, что могила не настоящая, что Пушкина похоронили не здесь, что тело его пропало по дороге из Москвы. В рогоже.
Завязался невнятный и нудный спор знатоков с экскурсоводом. Незнатоки радостно селфились на фоне могилы.
У ограды фотографировались туристы. Их улыбающиеся лица показались мне отвратительными. Рядом устроились двое неудачников с мольбертами.
Здесь и далее цитаты — из повести «Заповедник» Сергея Довлатова.
Самым ярким событием фестиваля гости признали спектакль-экскурсию «Хранитель» в постановке молодого режиссера Талгата Баталова. После того как водитель (оказавшийся, конечно, актером) выгнал всех из автобуса цитатой из «Заповедника», начинается то, что Дмитрий Месхиев потом назовет «обаятельным враньем». Ведущий спектакля Денис Кугай приглашает всех в местную гостиницу «Дружба». Там нас встречает классическая женщина в стиле «мест-нет-вас-много-я-одна»:
— У нас самообслуживание! У нас ресторан, а не забегаловка — кофе на улице попьете! Холодное дома разогреете! Дорого? — дома надо жрать! Мужчина, этот столик не обслуживается, пересядьте! Женщина, я вам русским языком говорю — с детьми нельзя! С коляской нельзя! С такой рожей нельзя!
Подошла официантка с крошечным блокнотиком. Я знал эту девицу. Экскурсоводы прозвали ее Бисмарком.
— Ну чего? — произнесла она.
И замолчала, совершенно обессилев.
Впрочем, после художественно воссозданного советского сервиса нам раздали бутылочки воды в дорогу с этикетками «Столичная вода». Все заинтересованно начали открывать и принюхиваться.
Когда мы вышли из гостиницы, Денис собрал всех на площади перед вокзалом, пообещал показать «магический кристалл Пушкина», призвав рассаживаться в автобусы (уже настоящие) до Михайловского, и процитировал знаменитое довлатовское четверостишие:
Любимая, я в Пушкинских Горах,
Здесь без тебя — уныние и скука,
Брожу по заповеднику, как сука.
И душу мне тревожит жуткий страх…
— «Терзает»! — возмущенно кричат из толпы. — Не «тревожит»!
Естественно, весь текст бродилки был густо усеян цитатами из Довлатова, и нет смысла цитировать их снова и пересказывать спектакль. Удовольствие от такого театра доставляет то, что ты никогда не можешь угадать, кто подал очередную дерзкую или смешную реплику из толпы — зритель (хотя какой зритель на прогулке?) или актер. То есть попросту размывается граница между театром и жизнью.
Уже в Михайловском из толпы с репликой выступает симпатичная блондинка. Я приглядываюсь — актриса театра «Практика» Анна Шепелева, ставшая известной после роли в сериале «Краткий курс счастливой жизни»…
В Михайловском прекрасно, несмотря на нелюбимых Пушкиным многочисленных комаров.
«В ссылке, как мы знаем, поэт много творил и часто обращался к своей няне Арине Родионовне, — таинственно, как откровение, произносит Денис затертые слова из школьного учебника под тревожную музыку из спрятанных в кустах динамиков. А дальше: —
Но существуют вполне обоснованные научные данные о том, что Арина Родионовна — это не совсем человек. В тибетском буддизме есть такое понятие — тульпа, или, в европейской традиции, воображаемый друг. С ним обычно общаются в детстве, то же делал и юный поэт.
Но затем, когда он уже взрослым вернулся в Михайловское, то заставил проекции Арины Родионовны поселиться в баньке…»
Как говорится, ой, всё. Это было действительно очень обаятельное и веселое вранье о Пушкине, настоянное на Довлатове и растворенное в тихой лиричной природе музея-заповедника Михайловское.
После спектакля Денис Кугай рассказывает, как видится подобный променад-театр со стороны актеров.
— Все тексты написаны драматургом Мариной Крапивиной, но у нас довольно длинный маршрут и много зрителей, кто-то обязательно отстанет, не расслышит, и поэтому нам приходилось постоянно импровизировать. Для меня это первый такой опыт в театре, но я много работал переводчиком-синхронистом, водил экскурсии, поэтому я знаю динамику группы. Возможно, этот спектакль станет постоянной экскурсией по Михайловскому.
Спектакль-экскурсия логично и ожидаемо (перед началом нам пообещали загадочный «фуршет на газетах») заканчивается в доме-музея писателя в соседней с Михайловским деревне Березино, где он снимал комнату во время работы экскурсоводом. Случайных людей там нет, потому что все сразу устремляются в дом, будто надеясь застать там хозяина и постояльца.
Дом Михал Иваныча производил страшное впечатление. На фоне облаков чернела покосившаяся антенна. Крыша местами провалилась, оголив неровные темные балки. Стены были небрежно обиты фанерой. Треснувшие стекла заклеены газетной бумагой. Из бесчисленных щелей торчала грязная пакля. Соседняя комната выглядела еще безобразнее. Середина потолка угрожающе нависала. Две металлические кровати были завалены тряпьем и смердящими овчинами. Повсюду белели окурки и яичная скорлупа.
Конечно, сейчас дом ухожен, но атмосфера, что называется, сохранена. Я радуюсь, увидев возле печки бензопилу «Дружба».
— Я в лесничестве работаю — дружбист! — сказал Михал Иваныч. — Бензопила у меня… «Дружба»… Хуяк — и червонец в кармане.
Хочется спросить у организаторов, как спрашивали герои Довлатова о подлинности дуэльных пистолетов в музее — а пила настоящая?!
Даже такую обязательную, но банальную, в общем-то, вещь, как фуршет для гостей, организаторы фестиваля из театрально-концертной дирекции делают любовно и вписывают в культурный контекст.
На газетах — килька, кабачковая икра, ливерная колбаса, плавленые сырки «Дружба». И самогон в классических пузатых бутылях. А ты типа в завязке.
Вот просто представьте. Михайловское, дом Довлатова, долгая прогулка по лесу. Осенний хрустальный воздух, те самые типично псковские дали вокруг. Прекрасные люди. Полный стол еды. И самогон. А теперь скажите: как я мог не выпить после всего этого?..
Что характерно, примерно в это же время во Пскове шла лекция исследовательницы истории российской повседневности Наталии Лебиной «Питие определяет сознание. Спиртное в контексте советской повседневности». Но приехавшие в Михайловское предпочли практику.
Примерно представить размах и тематику следующего фестиваля — а на него нужно ехать обязательно — можно на примере программы прошедшего.
Кроме бродилки «Хранитель» на фестивале был и «обычный» театр. Литературно-драматический вечер «Довлатов. Way», скроенный из разных текстов Довлатова и основанный, конечно, на всё том же «Заповеднике», привлек домашней фортепьянной интонацией, но держался в основном на игре народного артиста Петра Семака. Псковский академический театр драмы (угадайте, чьего имени) очень красив, уютен и атмосферен сам по себе, и туда стоит сходить даже тем, кто побаивается классического репертуарного театра.
Мощно зачитал на своем поэтическом вечере Алексей Никонов («Последние танки в Париже»), более известный как Леха Никонов. Поэт ожидаемо порадовал трогательным вниманием к дорогам и травам и неожиданно удивил тщательно прописанным античным контекстом своих стихов. Таким образом, даже от Никонова можно дотянуться до Довлатова — через Бродского.
Кинопрограмма выглядела, как цитата из прошедшего «Кинотавра» и предстоящего «Оскара». Во-первых, «Аритмия» Бориса Хлебникова.
(Сердце у меня здоровое. Ведь протащило же оно меня через сотню запоев.)
Во-вторых, фильм «Нелюбовь», после показа которого была обстоятельная и неторопливая встреча с Андреем Звягинцевым. Мэтра спрашивали о разном, но, в общем-то, об одном и том же: о Серебренникове, о «Матильде». Звягинцев терпеливо, интеллигентно, тщательно проговаривал простые, скучные, всем известные вещи: все плохо, и непонятно, что происходит и в той, и в другой истории. Интересно, что хотели услышать авторы вопросов — что давайте всех посадим под домашний арест и выберем себе царя?..
На прощальной вечеринке, фуршете в театре водка и то была — «Царская».
Если серьезно, то не станет ли в ближайшем будущем Псков еще одной культурной столицей? Ведь хорошие писатели плохого не посоветуют.
