Платон под кикеоном, ведьмы под мазями, богемные маги под всем подряд. Краткая история энтеогенов в эзотеризме

18+

Редакция журнала «Нож» утверждает, что настоящая статья не является пропагандой каких-либо преимуществ в использовании отдельных наркотических средств, психотропных веществ, их аналогов или прекурсоров, новых потенциально опасных психоактивных веществ, наркосодержащих растений, в том числе пропагандой использования в медицинских целях наркотических средств, психотропных веществ, новых потенциально опасных психоактивных веществ, наркосодержащих растений, подавляющих волю человека либо отрицательно влияющих на его психическое или физическое здоровье. Статья имеет исключительно историческую и культурную ценность, предназначена для использования в научных или медицинских целях либо в образовательной деятельности. Ведите здоровый образ жизни. Используйте свой мозг продуктивно и по назначению!

Когда романист Уильям Берроуз в 1953 году отправился в экспедицию на поиски галлюциногенной лианы Яхе, им руководила одна цель — пережить спасительное откровение, которое избавит его от «мерзкого духа», овладевшего им после случайного убийства жены. В экспедиции он познакомится с отцом современной этноботаники Ричардом Шултсом, а по возвращении напишет книгу о своем путешествии. Через двадцать лет молодой психонавт Теренс Маккенна, читавший и Берроуза, и Шултса, отправится на Амазонку на поиски собственного спасительного откровения, благодаря чему мы получим теорию апокалипсиса 2012 года.

Когда Маккенна переживал свои психоделические откровения, на территории США уже существовало более шестисот психоделических церквей, вдохновленных проповедью гуру ЛСД Тимоти Лири, а книги молодого антрополога Карлоса Кастанеды об обучении магическому использованию пейота у индейца Дона Хуана становились бестселлерами, вдохновляя тысячи хиппи на собственное психоделическое паломничество в поисках откровения. Осознав себя, психоделическая культура приступит к поиску предшественников, так же, как она, использовавших наркотики для получения откровения, и найдет их среди мистиков, магов, оккультистов и спиритуалистов прошлого.

Это неудивительно. По мнению религиоведа Артура Верслуиса, поиск спасительного откровения или гнозиса — центральная характеристика эзотеризма. И хотя наркотики, в отличие от аскезы или медитации, никогда не входили в число общепринятых способов достижения откровения они всегда существовали на периферии мистицизма.

От элевсинских мистерий до обрядов аяуаски, от рецептов ведьмовских мазей до современной ритуальной магии и религий нью-эйджа энтеогены как альтернативный способ получения божественной благодати идут рука об руку с западными эзотерическими традициями на протяжении всей их истории.

Хотя большинство магазинов «эзотерической литературы» предлагают читателям книги по восточной мистике, в религиоведении сегодня принято относить термин «эзотеризм» (или «западный эзотеризм») к западному материалу. Именно на Западе, в условиях христианской монополии на духовность магия, каббала, герметизм и языческая философия были вытеснены на периферию интеллектуальной жизни и стали осмысляться как единый феномен. Основой для эзотеризма послужило интеллектуальное наследие Античности, в первую очередь традиция мистерий и поздние изводы философии Платона, и лишь начиная с XIX века эзотерические авторы стали обращаться к восточному материалу. Говоря об энтеогенном эзотеризме, мы говорим об истории оккультного использования природных психоактивных веществ на Западе с Античности до наших дней. При этом на тему использования наркотиков в незападных религиях существует обширная научная литература — от классических работ Гордона Уоссона до более современных исследований.

Мистическая психоделия в античном мире

Как выглядел античный психонавт? Выделялся ли он своей внешностью, как хиппи в 1960-е, или выглядел как среднестатистический житель полиса? Вероятно, последнее. Наркотики были известны в античном мире и использовались как для облегчения боли, так и для стимуляции измененных состояний сознания всеми слоями общества. Употребление веществ описано во многих классических текстах. Например, этим занимаются герои гомеровской «Одиссеи» — спартанский царь Менелай и сын Одиссея Телемах. Вспоминая об отце юноши и погибших во время войны товарищах, они плакали во время пира, пока не вмешалась супруга Менелая Елена, добавив в вино некий наркотик (вероятно, опиум):

Снадобье бросила быстро в вино им, которое пили,
Тонут в нем горе и гнев и приходит забвение бедствий.
Если бы кто его выпил, с вином намешавши в кратере,
Целый день напролет со щеки не сронил бы слезинки,
Если бы даже с отцом или с матерью смерть приключилась,
Если бы прямо пред ним или брата, иль милого сына
Острою медью убили, и он бы всё видел глазами.

Добавление наркотиков в вино было самым распространенным способом употребления веществ в античном мире, и далеко не всегда это был опиум. Повезет, если мы когда-нибудь сможем назвать хотя бы десятую долю рецептов всевозможных наркотических усилителей алкоголя, использовавшихся в Античности. Они постоянно менялись, даже в рамках одного и того же ритуала. Это верно и для вина, что пили во время дионисийских праздников. Его состав зависел от множества факторов — от сезона, эпохи, региона, личных предпочтений виночерпия. Так что ученым вряд ли когда-нибудь удастся назвать его универсальный рецепт.

В отличие от легендарных героев гомеровского эпоса Платон был не только реальным человеком, но и отцом философского идеализма, видевшим за многообразием вещей материального мира универсальные духовные объекты или идеи. Этот философ, как и многие другие граждане Афин, принимал участие в элевсинских мистериях — обрядах, посвященных богине плодородия Деметре, во время которых использовался таинственный опьяняющий напиток кикеон.

Великие мистерии продолжались девять дней и включали ритуальные омовения, жертвоприношения, пение гимнов и пост, прерывавшийся лишь употреблением кикеона во время театрализованного священнодействия в большом зале Телестериона. Мисты (участники мистерий) становились соучастниками истории Деметры и Персефоны, переживая процесс смерти и возрождения. Личное проживание мифа вызывало глубочайшее внутреннее потрясение, а следовавший за ним гностический катарсис убеждал в существовании личного бессмертия. Участники давали клятву не разглашать происходившее во время обрядов и чаще всего относились к этому серьезно. Упоминание мистерий в литературе сопровождается возвышенным благоговением.

Однако не все участники мистерий были столь почтительны. Афинский аристократ и политический деятель Алкивиад, описанный Платоном в ряде диалогов, был осужден за то, что осквернил тайное священнодействие, пародируя его со своими друзьями. Алкивиад был обвинен в том, что тайно купил или выкрал кикеон и употреблял его в компании других аристократов, в пародийной форме высмеивая содержание мистерий. Это хороший пример разницы между энтеогенным использованием веществ (мистерии) и рекреационным (Алкивиад).

В 1978 году вышла знаковая для исследования мистерий книга «Дорога в Элевсин». Работа написана тремя авторами, каждый из которых сам по себе был иконой психоделической контркультуры. Отец ЛСД Альберт Хофман, первооткрыватель культов волшебных грибов и создатель этномикологии Гордон Уоссон и автор скандальной книги «Священный гриб и крест» антиковед Джон Аллегро объединились, чтобы пролить свет на состав кикеона. Они полагали, что психоактивным ингредиентом напитка был грибок спорыньи, паразитирующий на пшенице. На основе его алкалоидов Хофман в свое время и синтезировал ЛСД. Другие авторы выдвигали своих кандидатов на роль интоксиканта: мандрагора, грибы, опиум — все они в разное время рассматривались как активное вещество напитка. И, скорее всего, все они были правы, и все они ошибались.

За более чем две тысячи лет существования мистерий состав кикеона мог меняться огромное количество раз и, вероятно, иногда мог вообще не содержать наркотиков, а иногда содержать те, о которых мы сегодня ничего не знаем.

Вопрос о том, мог ли энтеогенный опыт, пережитый во время мистерий, повлиять на философию Платона, остается открытым (хотя это не было бы чем-то невероятным). Сам он не говорит об этом. Однако психонавты XX века задним числом записали его в главные герои своей священной истории. И это еще одна из точек пересечения психоделии и эзотеризма. Ведь в последнем Платон нередко становился одним из величайших хранителей эзотерических знаний древности.

Ночные полеты на шабаш

Костер, загоревшийся на площади Кампо деи Фиори в Риме в 1600 году, прервал жизнь мага, язычника и эзотерического философа Джордано Бруно. Это был не первый и не последний подобный костер в Европе. Однако интеллектуалы вроде Бруно попадали на эшафот гораздо реже простолюдинов, точнее простолюдинок, обвиняемых в ереси и колдовстве. В обвинительных документах пункт об использовании магических мазей, приготовленных из убитых детей и нечистот и использовавшихся для полетов на шабаш, будет занимать важное место. Но чем в действительности были эти мази?

Как и в случае с античными напитками, тут не могло быть никакого общего рецепта. Но мы точно знаем, что в состав некоторых мазей входили такие сильные интоксиканты, как дурман, мандрагора и паслен. Религиовед Йоан Кулиану (среди прочих) писал, что женщины наносили психоактивные мази на гениталии при помощи черенка метлы — откуда и появилось представление о ведьме, летящей на метле на шабаш, и все сексуальные образы, сопровождавшие этот процесс. Однако сегодня ученые осторожно относятся к этой гипотезе.

Медиевист Томас Хатсис приводит как пример классического дела о ведьминых мазях случай, закончившийся в 1428 году смертью Маттеуччи де Франческо. Маттеучча занималась любовной магией, используя всевозможные эликсиры. Во время допроса она призналась, что продавала зелья женщинам, страдавшим от жестоких мужей. Ее клиентки подмешивали снадобья в пищу супругам, а после того, как мужчину охватывали галлюцинации, произносили заклинания, чтобы у обидчика не оставалось сомнений — это она насылает на него безумие — и в следующий раз он подумал бы дважды, прежде чем поднять на нее руку.

Далее Маттеучча сознается в том, что мазала свое тело особой мазью и в образе мыши отправлялась к ореховому дереву, где встречалась с другими ведьмами и духами.

Сохранились даже заклинания, что она пела во время этого энтеогенного ритуала:

«Мазь, мазь, отведи меня к Ночным Делам в Беневенто, над водой, над ветром, над всеми ненастьями».

После пыток она созналась и в том, что на этих встречах присутствовал сам Люцифер, после чего была казнена.

Более чем за тысячу лет до Маттеуччи римский неоплатоник и поэт Апулей (кстати, обвинявшийся в занятиях магией) в своем романе «Золотой осел» описал очень похожий ритуал. В его книге фессалийская ведьма Памфила намазывает свое тело мазью, после чего превращается в филина.

Ранние теоретики охоты на ведьм иногда упоминают о входящих в состав мазей веществах, «потрясающих человеческий ум», но делают акцент на том, что путешествие на шабаш происходит не из-за них, а при помощи демонов. В XVI веке это развернется в примечательную теологическую дискуссию.

Врач и оккультист Джамбаттиста делла Порта в книге «Натуральная магия» приводит состав наркотической ведьмовской мази. По его словам, в нее входят опиум, мандрагора и смертоносный паслен. Он не видел в этой мази ничего демонического, только естественные свойства растений. Делла Порта даже описывает, как его друзья и соседи экспериментировали с этими препаратами для собственного удовольствия, предупреждая, однако, о смертельной опасности передозировки. Естественное объяснение, не оставлявшее места проискам дьявола, не удовлетворило Жана Бодена, обрушившегося с критикой на автора «Натуральной магии».

Позже, когда дебаты о колдовстве и процессы над ведьмами в Европе уйдут в прошлое, некоторые ученые решатся на эксперименты с наркотическими мазями. В 1959 году фольклорист Уилл Эрих Пойкерт на публичной лекции о ведьмовских мазях сообщил, что сам однажды экспериментировал с этим препаратом, приготовив мазь по рецепту Джамбаттисты делла Порты. Он рассказал, что пережил внетелесный опыт, подобный тем, что когда-то испытывали ведьмы. Существует еще несколько описаний таких экспериментов, более или менее удачных, однако после смерти во время подобного опыта в 1966 году Роберта Кокрейна их количество пошло на убыль.

Эти фольклористские опыты имеют одно любопытное последствие. В псевдоантропологическом бестселлере Карлоса Кастанеды «Учение Дона Хуана» автор описывает магический ритуал, во время которого он мажет виски мазью, приготовленной им по рецепту учителя, после чего отправляется в психоделическое астральное путешествие.

Хотя использование пасленовых делириантов было распространено среди коренных народов Америки, изучением которых занимался Кастанеда, влияние фольклористских экспериментов Пойкерта и коллег на Кастанеду не вызывает сомнений, учитывая, что его обучение на антрополога и работа над книгой приходятся на одно время с ними.

Инвокации демонов. Наркотические рецепты средневековых гримуаров

Параллельно с народной магией в Средневековье и раннее Новое время существовал целый пласт высшей магии, которой занимались представители образованного сословия. В ряде сохранившихся гримуаров — книг с описанием операций по призыву демонов или ангелов — есть рецепты окуриваний, в состав которых входили наркотические вещества.

Благовония из сладко пахнущих трав играли важную роль в Средневековье. Согласно теории миазмов, неприятные запахи (окружавшие средневекового человека постоянно) несли с собой болезни, а приятные, напротив, — исцеление и благодать. Врачи окуривали пациентов терпким дымом, да и сами горожане жгли травы в борьбе со скверными запахами. Но, конечно, больше всего благовоний жгли в храмах во время религиозных церемоний, и вскоре установилась почти неразрывная связь между «священным» и приятными запахами. Гримуарная магия унаследовала эту связь (что неудивительно, ведь чаще всего магами были сами священники).

В зависимости от типа вызываемого духа использовались различные окуривания (либо сладкие, либо неприятные). В состав этих окуриваний иногда входили уже известные нам по античной и народной магии опиум, конопля, белладонна, мандрагора и дурман. К примеру, авторы «Книги Оберона» и «Заклятой книги Гонория» предлагают добавлять в состав окуриваний такие делирианты, как мандрагора, дурман и болиголов, помогающие «вызвать видения в воздухе».

Агриппа Неттесгеймский в «Оккультной философии» также описывает рецепты энтеогенных благовоний:

«Итак, они говорят, что, если сделать воскурение из кориандра, белены и болиголова, тут же собираются демоны — поэтому-то их и называют травами духов. Также они говорят, что, если сделать воскурение из корней травы сагапен с соком болиголова и белены, красного сандала и черного мака, он заставит появиться демонов и ужасающие образы».

В книге «Священная магия Абрамелина» — позднем гримуаре, получившем широкую популярность благодаря ордену Золотой зари, — можно встретить пример еще одного использования энтеогенов в магии. Автор описывает женщину, которую встретил в Линце. Она дала ему мазь, при помощи которой он летал, но, вернувшись обратно, был разочарован:

«Умолчу из уважения о том, что я увидел, но было это восхитительно и, казалось мне, я пробыл там долгое время, а затем словно пробудился от глубокого сна и почувствовал сильную боль в голове и тяжкую печаль. Я обернулся и увидел, что эта женщина сидит со мною рядом. Она начала рассказывать мне о том, что она видела, но то, что видел я, было совершенно иным».

Он понимает, что эта «дьявольская мазь» лишь запутывает и не ведет к «истинной магии».

Хотя автор книги утверждает, что она написана в XV веке, вероятно, это случилось на два столетия позже, когда уже были известны дискуссии Джамбаттисты делла Порты и Жана Бодена.

«Оккультная философия» Агриппы и «Священная магия Абрамелина» станут для нас мостиками между средневековой энтеогенной магией и современным энтеогенным эзотеризмом.

XIX век: оккультное возрождение и новые наркотики

Я осознал, что эти галлюцинации,
называемые так всеми, кто испытал эффект этого снадобья,
призваны продемонстрировать священные истины
и могут считаться достаточными для доказательства того,
что мы можем быть едины со всем сущим.

Луи Альфонс Каанье. Святилище спиритуализма

Даже беглого взгляда на оккультный мир XIX века достаточно, чтобы понять, сколь сильно он изменился. Изменились его адепты — теперь это были интеллектуалы и богема. Изменилась его структура — вместо одиноких практиков мы видим группы со сложной внутренней иерархией и системой посвящений. Изменились его оппоненты — теперь это ученые, а не демонологи инквизиции. Изменился даже язык эзотерических текстов: теперь он всё реже наполнен туманными выражениями, а описанные практики всё чаще стремятся к эмпирической доказательности. Так какое же место в этой новой полемике могут занимать наркотики? Конечно же, место научного инструмента работы с трансцендентным.

В мире наркотиков произошли столь же радикальные перемены. Египетские походы Наполеона открыли новые торговые пути, и Европа познакомилась с гашишем.

Первый психоделик — мескалин — попал из-за океана прямиком в исследовательские лаборатории и богемные салоны Старого Света. А развитие химии открыло мир анестетиков (в частности, закись азота), породив тысячи случайных мистиков, переживших встречу с божественным во время похода к стоматологу.

Неизбежно эти два мира должны были встретиться (ведь в каком-то смысле оккультизм и наркотики существовали на одних и тех же окраинах викторианского мира).

Так, в книге популярного в то время и практически забытого сегодня Луи Альфонса Каанье «Святилище спиритуализма» поднимается вопрос об использовании гашиша для духовного ведения. Сам Каанье страдал от того, что не мог погружаться в сомнамбулический экстаз и говорить с духами, как делали медиумы, с которыми он работал. Будучи поклонником Эммануила Сведенборга, описавшего свои духовные путешествия в рай и ад, Каанье не мог смириться с такой ситуацией и принялся искать способы достижения этих состояний. После ряда экспериментов, чуть не стоивших ему жизни (и подорвавших здоровье), к нему в руки попал гашиш, с которым он начинает ряд последовательных опытов.

Для Альфонса Каанье гашиш — это, во-первых, способ видения духовной реальности и переживания спасительного откровения, а во-вторых, способ наглядно доказать любому скептику, что эта высшая реальность существует (ведь как он может сомневаться в ней, если только что сам ее видел?).

В 1850-х годах вокруг Каанье в Париже сложилось небольшое оккультное общество «Ученики Сведенборга», в котором практиковалось использование гашиша для достижения видения духовных реальностей. Собственно, примерно треть книги «Святилище спиритуализма» составляют отчеты его членов об опытах с гашишем под руководством Каанье. Он даже составил «Руководство по проведению экстазов при помощи гашиша», гарантировавшее, по его мнению, переживание именно духовного опыта. Поразительно, насколько оно созвучно идеям Тимоти Лири — гуру психоделической революции, писавшего больше чем через сто лет после выхода работы Каанье (хотя сам Лири почти наверняка не был знаком с этой книгой).

Любопытно, что в своих ранних поисках технологии экстаза Каанье обращается к наркотическим рецептам из «Оккультной философии» Агриппы, которую мы упоминали выше. Однако опыты с пасленовыми не удовлетворяют его, а от негативных эффектов (демонов) помогает избавиться лишь молитва. В этом выборе одного человека можно увидеть смену эпох, когда старые народные интоксиканты уступают место новым, экзотичным наркотикам.

В начале 1850-х чернокожий медиум и теоретик сексуальной магии Паскаль Рэндольф посетил Париж, где близко познакомился с Альфонсом Каанье, его группой и их экспериментами. В интервью спиритуалистическому изданию Banner of Light (Номер за 10 декабря 1860 года. Banner of Light 8, no. 7. страница 5) он так отзывается о гашише:

«Это королевский путь к особому „медиумизму“, что превосходит наше обычное состояние, как превосходит яркое солнце восковую свечу. Он влияет не только на тело, но и на саму душу, производя там экстаз и озарение, превосходящее человеческую способность описать его. С его помощью Альфонс Каанье, я и многие другие прошли сквозь вечные врата, что навсегда закрыты для людей воплощенных, не имеющих сего ключа. Мы прошли через них в блаженном покое, исследовав невыразимые тайны мира и души человеческой, обрели убеждённость в реальности бессмертия».

Рэндольф не только принимает предложенный Каанье взгляд на гашиш, но и расширяет сферу его использования. Если Каанье скорее мистик, стремящийся к познанию духовных сфер и внутренней интеграции с ними, то Рэндольф — маг. Он применяет наркотик для гаданий, астральных проекций и в практиках сексуальной магии. Рэндольф даже начинает торговать гашишем, прилагая к нему инструкцию о том, как достичь «духовного» эффекта.

Орден Золотой зари и Алистер Кроули

В конце XIX века в Англии появилась группа, навсегда изменившая представления о том, как можно практиковать магию, — Герметический орден Золотой зари. Многие члены ордена (а в него входили известнейшие люди своего времени) сочетали в своих опытах магию и употребление наркотиков, несмотря на неодобрение этого со стороны руководства организации.

Поэт и нобелевский лауреат Уильям Батлер Йейтс, занимавший высокое положение в структуре ордена, был вовлечен в новаторское исследование мескалина, проводившееся врачом Хэвлоком Эллисом. Однако воздействие мескалина не произвело большого впечатления на Йейтса, предпочитавшего гашиш.

Самый скандальный маг Золотой зари — Алистер Кроули — разработал собственную форму энтеогенной эзотерики. Только вступив в орден, Кроули познакомился с болевшим астмой химиком Аланом Беннетом, который из-за своей болезни (и, возможно, профессии) постоянно принимал самые разные вещества, свободно продававшиеся в Великобритании до 1920-х годов. Беннет быстро сблизился с вступившим в орден молодым Кроули, который, зная о бедности Беннета, пригласил его пожить в своих роскошных апартаментах. Как жест благодарности, Беннет стал давать ему частные уроки ритуальной магии, во время которых они перепробовали всё содержимое его аптечки.

Спустя много лет в эссе «Психология гашиша» Кроули будет вспоминать, как они с Беннетом пытались найти эликсир, ведущий к бесконечной и истинной мудрости:

«…и мы искали его путем бесплодных попыток отравить себя всеми препаратами, имеющимися в фармакопее (и не имеющимися в ней)».

Подход Алистера Кроули к наркотикам напоминает подход Альфонса Каанье. Как и последний, Кроули хотел использовать их как научный инструмент, позволяющий каждому ощутить близость мистического. Как выпускник Кембриджского университета, Кроули был прекрасно знаком с достоинствами научного метода и пытался опираться на него в своих магических опытах.

Свой метод Кроули называл научным иллюминизмом, провозглашая «метод науки, цель религии». К научному сообществу обращено его эссе «Психология гашиша». В нем, несмотря на название, гашиш предстает как способ научного подхода к явлениям магии и медитации.

По Кроули, есть две цели, ради которых стоит применять наркотики в магии. Первая — демонстрация ученику объективного существования мистической реальности, что должно вдохновить его на утомительную духовную работу и самодисциплину.

Вторая — «ослабление балок души», то есть облегчение перехода в измененное состояние сознания, необходимое для проведения магической церемонии.

К сожалению, сам Кроули вышел в своих экспериментах далеко за обозначенную им черту: последнюю треть жизни он страдал от сильнейшей наркотической зависимости, так и не сумев побороть ее.

Особенно интересны отношения Кроули с мескалином. В начале ХХ века он провел ряд театрализованных ритуалов, которые назвал «Обряды Элевсина». Во время представлений зрителям предлагалось выпить из чаши возлияний, содержащей экстракт пейота (и, возможно, опиум), смешанный с соком и фруктами. Он даже анонсировал выход целой книги, посвященной этому наркотику, — «Liber 934: Кактус». Однако эта работа так и не увидела свет (есть теория, согласно которой Кроули передумал публиковать книгу, чтобы не дискредитировать себя как пророка религии Телемы).

Во время психоделической революции 1960-х годов имя Кроули как первопроходца психоделиков стало вновь актуальным. Зарождающаяся психоделическая культура собирала свой пантеон, и такой человек, как Алистер Кроули, вписывался в него как нельзя лучше. Израэль Регарди (1907–1985), один из учеников Кроули, в конце 1960-х познакомился с гуру психоделического движения Тимоти Лири (1920–1996) и довольно высоко оценил работу последнего, написав, что книга Лири «Психоделический опыт» — единственное, что приближается к «Психологии гашиша» Кроули. А «Битлз» поместили лицо Кроули на обложку альбома «Оркестр клуба одиноких сердец сержанта Пеппера».

Психоделическое движение

Психоделическая революция 1960-х годов — это первое, что приходит в голову, когда говорят о наркотиках и альтернативной духовности. Курящие травку после медитации битники и хиппи с запасом ЛСД и томиком Олдоса Хаксли, слоняющиеся по Индии в поисках гуру. Эти образы растиражированы как популярной культурой, так и интеллектуальным андеграундом. Но что лежит в основе контркультуры 1960-х?

Главную мысль психоделического движения, полагаю, можно передать фразой: «Сознание может быть расширено для восприятия высшего знания, и сделать это можно при помощи психоделиков». Как бы много подходов к психоделикам ни возникало в ХХ веке, все они восходят к короткому эссе Олдоса Хаксли «Двери восприятия».

Для Хаксли между психоделическим и мистическим опытом стоит знак равенства. В прошлом подобный опыт лежал в основе всех религий, теперь он должен послужить дальнейшей эволюции человечества. Как у Альфонса Каанье и Алистера Кроули, психоделики у Хаксли — это научный инструмент для исследования трансцендентного. Хаксли не считает, что психоделики хоть чем-то уступают традиционным мистическим методам вроде аскезы и медитации. Запад развивал науку — наука открыла свой путь к трансцендентному. Эта идея имела такое влияние, что даже сегодня ученые пишут об опыте ЛСД как о чем-то мистическом (к сожалению, сегодня они значительно меньше рефлексируют над тем, что такое «мистическое», чем их коллеги в 1960-е). После Хаксли психоделики стали мистической религией контркультуры, и у этой религии сразу же начали появляться церкви.

Хотя сегодня психоделия ассоциируется с либеральной мыслью, на первых этапах это было не так. Кружок интеллектуалов, сложившийся вокруг отца ЛСД Альберта Хофмана и философа Эрнста Юнгера, вдохновлялся консервативными идеями последнего. Так же обстояло дело с психоделической церковью «Путеводная звезда», существовавшей в 1950-х: ее официальным главой был друг Хаксли Джеральд Хёрд, а прихожанами — ультраконсервативные протестанты из среднего класса.

Всё изменилось, когда после знакомства Тимоти Лири, возглавлявшего тогда гарвардский проект по исследованию псилоцибина, и поэта-битника Алена Гинзберга мистически заряженная психоделия вступила в контакт с контркультурой. Лири регистрирует созданный им «Международный фонд внутренней свободы» как религиозную организацию, переписывает Тибетскую книгу мертвых под руководство по приему психоделиков, выпускает сборник молитв и, самое главное, пишет книгу «Создай свою религию» (конечно, всё это происходит уже после его увольнения из Гарварда).

После выхода этого тома каждая уважающая себя психоделическая община начала говорить о себе как о религиозной группе (к середине 1960-х на территории США существовало более полутысячи психоделических церквей). Помимо прочего, это имело и юридическое значение. Все знали о прецеденте «Церкви коренных американцев», членам которой было юридически разрешено участвовать в таинствах с использованием пейота (который был запрещен для всех остальных в США). Интерес к коренным народам Америки связан еще с одним феноменом — шаманизмом.

Энтеогенный шаманизм — из леса в космос

К 1960-м годам традиции употребления психоделиков коренными народами Америки были уже хорошо изучены. Книги Гордона Уоссона об использовании псилоцибиновых грибов шаманкой Марией Сабиной стали интеллектуальными бестселлерами. Чуть менее популярными, но более авторитетными в научном сообществе были работы Ричарда Шултса об аяуаска-шаманах Амазонки. И всё чаще появлялись ученые, решавшиеся принять участие в энтеогенных ритуалах народов, которые они изучали (как, в общем-то, делали Уоссон и Шултс). Поэтому появлению книги молодого антрополога Карлоса Кастанеды «Учение Дона Хуана» (основанной на его диссертации) вначале никто не удивился.

Первые книги Кастанеды, хоть и написаны легким языком, выглядят как типичные антропологические отчеты своего времени. Карлос описывает знакомство с индейцем-магом Доном Хуаном, то, как становится его учеником, а после начинает принимать растения силы и встречаться с различными сущностями. Он всё больше погружается в мир Дона Хуана, всё больше мыслит как индеец. И примерно с четвертой книги он перестает претендовать на академичность и начинает описывать магическую реальность как духовный учитель.

Кастанеда прошел путь от студента-антрополога до популярнейшего автора нью-эйджа, создал динамический миф о Доне Хуане и в итоге превратил в миф и самого себя. Конечно, сегодня уже никто не воспринимает книги Кастанеды как академические, но то влияние, которое он оказал на культуру (в частности, на русский эзотеризм 1990-х), неоспоримо.

Энтеогены, или растения силы, как называют их герои книг Кастанеды, находятся в центре первых двух его работ, написанных в годы расцвета контркультуры. Однако уже в начале 1970-х, когда законодательство о психоделиках ужесточилось, а бывшие хиппи обратили внимание на классические мистические техники вроде йоги и медитации, Дон Хуан со своим учеником также решили отказаться от использования интоксикантов. Теперь шаман учил Карлоса не тому, как правильно использовать пейот и «траву дьявола», а сложным комплексам упражнений в духе дзен-буддизма, искусству сновидений и телесным практикам, популярным в раннем нью-эйдже.

Кастанеда не был единственным антропологом, сменившим звание ученого на призвание шамана. Так, антрополог Майкл Харнер проделал похожий путь (с той лишь разницей, что в достоверности его работ как антрополога никто не сомневается).

Харнер пережил посвящение в шаманы во время обряда аяуаски и впоследствии написал множество книг о своем шаманском опыте, став главным автором неошаманизма. Как и в случае Кастанеды, все наркотики из работ Харнера в 1970-е годы пропадают. На их место приходит игра на барабане, активное воображение и техники работы с телом.

Вообще психоделики в 1970-е годы пропадают из работ большинства эзотериков (тут можно вспомнить и Станислава Грофа, разработавшего холотропное дыхание как замену ЛСД). Они действительно перестали их употреблять или просто перестали писать об этом? Как показал в своей статье Воутер Ханеграаф, верно второе, как минимум в отношении Фритьофа Капры («Дао физики») и Джейн Робертс («Материалы Сета»), а вероятно, и во многих других случаях. Однако не все психонавты от эзотеризма перестали писать о них. Как минимум один автор продолжал делать это, став самым важным психоделическим мыслителем конца ХХ века.

Теренс Маккенна, принявший от Тимоти Лири титул главного психонавта планеты, приобрел известность в интеллектуальном андеграунде благодаря своему таланту лектора. Кассеты с записями его выступлений передавались из рук в руки, и далеко не все они сегодня оцифрованы. Сегодня Маккенна известен широкой публике как автор «теории упоротой обезьяны» — предположения о влиянии псилоцибиновых грибов на эволюцию человека. В 1990-х его знали как человека, осмыслившего рейв-движение в терминах шаманизма. А в 1970-х — как автора первого руководства по выращиванию галлюциногенных грибов дома. В его мысли психоделики пересекаются с НЛО, шаманы — с современной музыкой, а космическая эволюция — с ренессансным эзотеризмом. Однако есть одна тема, о которой часто забывают, говоря о Теренсе, — это его роль в появлении теории апокалипсиса 2012 года.

Пытаясь осмыслить опыт, пережитый им во время психоделического эксперимента по созданию философского камня на Амазонке, Теренс на основе Книги перемен разработал теорию «временной волны Эсхатона». В центре его мысли — представление о временных периодах, когда «новое» приходит в наш мир. Согласно его расчетам, окончательное и бесповоротное «новое» должно прийти в эту реальность в 2012 году. Практически параллельно с этим появляется теория «апокалипсиса майя» Хосе Аргуэльеса (изначально без точной даты). Вскоре эти два предположения объединяются в самую известную современную теорию апокалипсиса.

И кажется ли теперь немыслимым влияние кикеона на появление идеализма, когда весь комплекс теории «апокалипсис-2012», о котором слышал, наверное, каждый, появился из-за грибного трипа одного человека?

Не оставались в стороне от энтеогенных опытов и отечественные эзотерики. Культура Серебряного века проявляла интерес как к оккультизму, так и к веществам. Во время первой встречи Петра Успенского и Георгия Гурджиева использование наркотиков в мистических целях становится одной из центральных тем.

Разговор заводит Успенский:

«Меня очень интересует и другой вопрос. Есть вещества, которые йогины применяют для того, чтобы вызвать особые состояния сознания. Не могут ли в некоторых случаях это быть наркотики? Я сам провел много опытов в этом направлении, и всё, что я прочел о магии, убедительно мне доказывает, что школы всех времен и народов широко применяли наркотики, создавая такие состояния сознания, которые делают „магию“ возможной».

Гурджиев подтверждает, что мысль Успенского верна, но говорит о том, что употребление наркотиков должно только «показать цель», к которой нужно стремиться практику:

«Когда человек видит и убеждается в том, что усвоенное им теоретически существует и в действительности, тогда он работает сознательно; он знает, куда идет».

Это действительно очень напоминает то, что писал Кроули о гашише. Однако маловероятно, что Гурджиев читал этот текст в то время. Эта тема поднималась и на заседаниях «Русского спиритуалистического общества», где участники делились своими опытами по использованию хлороформа, известного в первую очередь по работе Уильяма Джеймса «Многообразие религиозного опыта».

Интерес к веществам возродился в позднесоветском эзотерическом подполье, особенно после появления в самиздате первых переводов Карлоса Кастанеды. Так, использовать псилоцибиновые грибы стала компания эзотериков, сложившаяся вокруг дзен-буддиста Василия Максимова, которого самый психоделический автор постсоветской литературы Виктор Пелевин в молодости считал своим учителем.

Сегодня, во времена психоделического ренессанса, энтеогенный эзотеризм предстает в сотнях различных форм. Его можно встретить в неоязычестве, магии хаоса и в нью-эйдж-среде. Маги употребляют энтеогены, чтобы войти в состояние, способствующее проведению ритуала, а исследователи НЛО — для встреч с сущностями из параллельных измерений. На рынок популярной литературы выходят книги с названиями вроде «Ганджа йога» или «Медитация 420», а в университетах проводятся конференции, посвященные исследованию феноменов встреч с ДМТ-сущностями. Всё это части одной истории, истории о поиске гнозиса через наркотики — явления, существовавшего в западной культуре на протяжении всего ее развития.