«У нас было немного социального конструктивизма, акторно-сетевая теория и рейв-сборки». Как социологи и антропологи исследуют потребление психоактивных веществ

18+

Редакция журнала «Нож» утверждает, что настоящая статья не является пропагандой каких-либо преимуществ в использовании отдельных наркотических средств, психотропных веществ, их аналогов или прекурсоров, новых потенциально опасных психоактивных веществ, наркосодержащих растений, в том числе пропагандой использования в медицинских целях наркотических средств, психотропных веществ, новых потенциально опасных психоактивных веществ, наркосодержащих растений, подавляющих волю человека либо отрицательно влияющих на его психическое или физическое здоровье. Статья имеет исключительно историческую и культурную ценность, предназначена для использования в научных или медицинских целях либо в образовательной деятельности. Ведите здоровый образ жизни. Используйте свой мозг продуктивно и по назначению!

Карьеры и практики потребителей ПАВ

Одно из главных произведений современных drugstudies — книга «Аутсайдеры» (1963, переведена в 2018 году) Говарда Беккера, классика современной социологии. В фокусе Беккера всегда были люди и социальные группы, занимающие маргинальное положение в обществе: джазовые музыканты, пациенты психиатрических лечебниц, курильщики травы. Последним в «Аутсайдерах» посвящено всего две главы, но именно они — одни из самых интересных глав современной социологии наркотиков.

Для анализа социальной траектории потребителей травки Беккер использует понятие девиантной карьеры. Само понятие карьеры, пришедшее из исследований профессий, «обозначает последовательность перемещений от одной позиции в профессиональной системе к другой, совершаемых работающим в этой системе индивидом» (с. 44). Такое перемещение определяется условиями карьеры, то есть «факторами, от которых зависит переход из одной позиции в другую» (там же). Для Беккера важно и то, что карьеры могут быть как «успешными», так и «неуспешными», и то, что индивиды по собственной воле или в связи с различными обстоятельствами могут прекращать или возобновлять свое карьерное движение (там же).

В «Аутсайдерах» понятие карьеры переносится из исключительно профессиональной сферы и начинает применяться к социальным траекториям индивидов. Беккер выделяет две большие группы социальных карьер: конформисты и девианты. Конформисты строят карьеры «нормальных» людей, «постепенно приобщаясь к общепризнанным институтам и формам поведения» (с. 47). Как и в профессиональной, в социальной карьере один шаг связан с другим: чтобы быть нормальным, нужно закончить школу, поступить в университет, устроиться на работу, вступить в брак и т. д. При этом нельзя попадать в тюрьму, употреблять наркотики или иметь ментальные проблемы. Как пишет Беккер, «обыватель не должен проявлять интерес к наркотикам, потому что на кону стоит гораздо большее, нежели получение непосредственного удовольствия; он может полагать, что его работа, семья и репутация среди соседей зависят от того, будет ли он и дальше избегать искушения» (с. 47).

Однако есть люди, которым удается «каким-то образом не попасть в путы конвенционального общества» (с. 48). Таких людей конвенциональное общество считает девиантами. В отличие от психологических и социальных теорий, считающих девиантность проявлением неких внутренних побуждений индивидов, Беккер предлагает рассматривать ее как результат процесса социального обучения: «индивид учится быть участником субкультуры, организованной вокруг девиантной деятельности» (с. 51).

Например, карьера курильщиков или курильщиц травки включает три основных стадии: «овладеть техникой» (с. 66); «овладение умением различать эффекты» (с. 68) и «овладение умением наслаждаться эффектами» (с. 72). Каждая из этих стадий требует практики, но также предполагает социальные интеракции и активное взаимодействие с культурным и социальным контекстом — например, разговоры с более опытными потребителями или знакомство с фильмами и литературными произведениями, описывающими процесс употребления. В общем, дело это не простое и далеко не у всех получается. На каждой из стадий что-то может пойти не так — и вот ваша карьера потребителя окончена, вы решаете, что это не для вас и вам совсем не нужно.

Прохождение трех основных стадий научения является необходимым, но недостаточным для карьеры потребителя: «Индивид должен еще научиться справляться с мощными силами социального контроля, которые заставляют считать данное действие [употребление травки] неблагоразумным, аморальным или и тем и другим» (с. 79).

Здесь важно то, что для Беккера девиантность заключается не в действии самом по себе, но в том, как это действие воспринимает и как к нему относится остальное общество. Самый большой вред от курения травки связан именно с осуждающим отношением общества и органов правопорядка. Социальная стигматизация может приводить к проблемам на работе, с семьей, друзьями и вообще неблагоприятно сказываться на социальных взаимодействиях и психологическом состоянии индивида. В случае же вмешательства правоохранительных органов курильщица или курильщик могут понести значимые финансовые убытки (штраф или, в российском сценарии, взятка) или вовсе лишиться свободы.

Читайте подробнее о теориях Говарда Беккера

Девианты, жлобы, аутсайдеры: экскурс в теорию наклеивания ярлыков Говарда Беккера

Объектно-ориентированная привязанность

Беккер заложил такое понимание потребления ПАВ, в котором на первый план выходили социальная и культурная составляющие процесса, а активность самого вещества либо совсем не учитывалась, либо анализировалась сквозь призму культурных и социальных отношений. Другой подход предлагают Антони Хиньон и Эмиль Гома в статье «Социология привязанности: любители музыки и наркозависимые» (Gomart E., Hennion A. (1999) A Sociology of Attachment: Music Amateurs, DrugUsers // Actor Network Theory and After. Law & Hassard, Blackwell, Oxford, p. 220–247). Французские социологи предлагают рассматривать и сам объект потребления в качестве активного актора в процессе взаимодействий с человеком.

Впрочем, Хиньон и Гома не порывают полностью с Беккером, но скорее находятся с ним в диалоге. В своем исследовании, например, они тоже миксуют увлечение музыкой и психоактивными веществами («Аутсайдеры» Беккера наполовину посвящены джазовым музыкантам). Только Хиньон и Гома говорят не об увлечении, а о привязанности, attachment (p. 221): именно этим словом они описывают сложный комплекс отношений, возникающих между индивидом и объектом его «привязанности», будь то музыка или всё та же мэри джейн.

Хиньон и Гома задаются фундаментальным вопросом: а что значит быть привязанным к чему-то? Какие отношения формируются между индивидом и объектом его привязанности? Как индивид и этот объект влияют друг на друга? Чтобы во всем этом разобраться, исследователи обращаются в том числе к акторно-сетевой теории, которая делает возможным учет и анализ активности не только со стороны человека, но и со стороны не-человеческих агентов.

Согласно французским социологам, и здесь еще продолжающим Беккера, для того, чтобы нечто тебя «тронуло», тебе тоже придется потрудиться: пройти определенное социальное научение, развить свои вкусы, ощущения, чувства.

Однако привязанность, о которой говорят Хиньон и Гома, подразумевает наличие как минимум двух действующих лиц. И, согласно исследователям, «вещество должно рассматриваться как такой же активный актор в процессе потребления, как и потребитель» (p. 227). «Человеческий актор должен пройти через серию специфических состояний (открытость, терпеливость, восприимчивость, чувствительность)» (там же), но только для того, чтобы дать объекту своего влечения овладеть собой и трансформировать себя:

«Вербальные и технические навыки потребителя производятся в том же опыте, что и удовольствие или „чистота“ потребляемого наркотика. „Чистый“ Бах, как и „чистая“ гречка, существует только для опытного пользователя. Лишь при компетентном использовании раскрываются свойства музыки или наркотика» (p. 227).

Но эта подготовка нужна для того, чтобы объект привязанности мог полнее раскрыться. Здесь активность и пассивность не противопоставлены и не противоречат друг другу, но становятся «необходимыми условиями для существования друг друга». Анализ интервью с потребителями ПАВ и ценителями музыки показывает, что и те и другие считают объект активным агентом в ситуации взаимодействия. Более того, субъект может «потерять себя» (Гома и Хиньон также говорят об «удивительном добровольном самоотречении» (p. 243)) и дать веществу вести себя, даже управлять собой. Таким образом, привязанность оказывается сложным и хрупким набором взаимодействий, в котором и объект и человек пытаются постоянно приноровиться друг к другу, то становясь более активными, то переходя в более пассивную фазу.

Всё как в классическом романе, со страстями, предательствами и изменами, где возможен совершенно любой конец.

И да, это самое интимное и по-своему милое социологическое исследование, связанное с ПАВ.

К недостаткам же текста Хиньона и Гома стоит отнести то, что французские исследователи уделяют мало внимания потенциальным негативным эффектам наркотиков: распаду семьи, деградации личности, проблемам со здоровьем, увольнению с работы, плохому аппетиту, нарушению сна, раздражительности, забывчивости, быстрой походке и взгляде безумном. В результате чтения их статьи может сложиться ложное предположение, что потребление ПАВ едва ли более проблематично, чем прослушивание любимой музыки. К счастью для русскоязычной публики, подобное исследование не могло бы быть не только опубликовано, но и проведено в наших широтах. Спасибо доблестному тщанию Роскомнадзора, а также невиданному прогрессу в отечественной наркополитике.

Может быть интересно

Нельзя просто сходить на рейв: почему безумные пляски важны для вас и для общества

Рейв-монстр

Психоактивные вещества и музыка объединяются еще в одном крайне интересном и теоретически значимом исследовании — тексте «Сборка из желания, наркотиков и техно» Джона Фицджеральда (Fitzgerald J. (1998) An assemblage of desire, drugs and techno // Angelaki, Journal of the Theoretical Humanities. Vol. 3 (2). P. 41–57.). Фицджеральд — постмодернистский антрополог, вооруженный томиком Делеза и Гваттари, интервью с диджейками, промоутерами и рейверками, а также целым годом этнографических наблюдений на легальных и нелегальных рейвах в Мельбурне, Австралия.

Фицджеральд рассматривает рейв-культуру как культуру транслокального и ситуационного номадического племени, впадающего в безбожный урбанистический экстаз по выходным и выбирающего для отправления своего грязного культа здания заброшенных заводов или клубы. Собственно рейв есть процесс сборки этой культуры, и вещества в ней являются одним из ключевых элементов.

Согласно Фицджеральду, подкрепляющему свои умозаключения цитатами из интервью и записями из полевого дневника, ПАВ во время рейва могут играть множественные функции, причем одновременно. Во-первых, они вызывают тот самый экстаз, рассеивающийся по коллективному телу рейва, объединяющий это тело, задающий его напряжение и чувствительность. Во-вторых, ПАВ выступают в роли своеобразного медиатора или переключателя между телом рейвера и окружающей его средой, прежде всего музыкой. Многие рейверы описывают свои переживания под действием веществ как полное слияние с музыкой, растворение в ней, когда твое тело становится лишь продолжением ритма, его воплощением. Танец — музыка — наркотик — основная ось в рейв-сборке. Однако хитрость заключается в том, чтобы практически из одних и тех же базовых компонентов каждый раз собирать уникальные ситуации:

«Но удовольствие должно иметь эстетическую форму. Оно должно представляться в качестве подвижного и циркулирующего; постоянные поиски нового удовольствия, удовольствия от нового. Удовольствие — это валюта, а скрытые удовольствия — самая ценная… Экстази, спид, кислота, техно-музыка и мода являются частями рейв-сборки, представляющей собой институционализированного поставщика удовольствий. Насилие, принуждение, обман также являются частью этой сборки, но мы этого не видим. Они тоже часть удовольствия» (p. 49).

Еще одна функция ПАВ заключается в производстве «монструозности», то есть таких негативных состояний и ситуаций, которые, также являясь частью рейва, задают его темную границу.

Речь идет о передозировках и бэдтрипах, в результате которых тело рейвера превращается в тело совершенно неуправляемого и дисфункционального «монстра».

Такая монструозность, которая на первый взгляд может показаться не относящейся к рейв-культуре как таковой, на самом деле, по мнению Фицджеральда, может рассматриваться как ее конституирующий элемент, элемент, вносящий непредсказуемость и новизну, благодаря которому у рейва всегда есть потенциал стать чем-то другим. Фицджеральд пишет:

«Во время рейва возможны такие становления тела, которые невозможны ни в каких других средах. Здесь существует возможность монструозной эпидемии, невероятной интенсивности потоков, формирующих ризому, которая, в свою очередь, порождает не останавливающийся процесс инфицирования. Это может быть чудесное, монструозное и номадическое переживание [онтологического] беспорядка» (p. 53).

Читайте также

Очередь за солнцем на холодном углу, или Наркоанализ российского общества

Невыразимое

Если исследование Фицджеральда, как и все предыдущие, основано на анализе того, что говорят о веществах, то статья Марианны Вальверде и Пита О’Майли посвящена тому, о чем не принято говорить в связи с психоактивными веществами в современных обществах, а именно об удовольствии. В статье «Удовольствие, свобода и наркотики: „удовольствие“ в либеральном дискурсе о потреблении наркотиков и алкоголя» (Valverde M., O’Malley P. (2004) Pleasure, Freedom and Drugs: The Uses of ‘Pleasure’ in Liberal Governance of Drug and Alcohol Consumption // Sociology. Vol. 38. No. 1. P. 25–42) исследователи пытаются разобраться с тем, как регулируются и переформатируются дискурсивные режимы общественных высказываний по поводу ПАВ и их потребления. Их главный тезис заключается в том, что в современных политически значимых дискуссиях на эти темы удовольствие практически никогда не выступает в качестве аргумента, чаще всего оно вообще никак не проговаривается и не упоминается:

«Дело не в том, что существующие описания потребления неверны или неточны. Скорее мы хотим проанализировать, почему удовольствие вообще не упоминается в этих описаниях. Ведь оно не просто рассматривается и отвергается: само его отсутствие кажется очевидным и не требующим дополнительных аргументов» (p. 34).

Исключение категории «удовольствие» или ее стигматизация в дебатах о ПАВ имеют собственную историю и, как демонстрируют Вальверде и О’Майли, до сих пор оказывают значительное влияние на то, как мы понимаем и что мы говорим о «наркотиках».

Вальверде и О’Майли показывают, что хотя в буржуазных обществах дискурсы о наркотических веществах менялись на протяжении истории, начиная с XVIII века и кончая современным подходом «минимизации вреда», они тем не менее всегда объясняли употребление чем угодно, кроме того, что можно условно назвать удовольствием от процесса и его результатов. Например, употребление крепкого алкоголя, а позднее и любого алкоголя, с XVIII по середину XIX века объяснялось тем, что низшие классы подобны животным (обращение к бутылке среди высших классов не проблематизировалось) и не могут должным образом контролировать свои инстинкты и желания. Позже алкоголизм объяснялся угнетающим влиянием всё более изолированного, рутинизированного образа жизни в большом городе, то есть рассматривался как реакция на дезорганизацию, кризисы и несправедливости внешнего мира, которая только усугубляет проблемы, а вовсе не помогает решать их. Употребление ПАВ в ХХ веке будет сначала рассматриваться как признак некой внутренней патологии, затем как показатель асоциального образа жизни, следствие негативного влияния социального окружения, результат психологической или химической зависимости, средство борьбы с депрессией и т. д.

Даже в дискурсе «минимизации вреда», имеющем репутацию наиболее прогрессивного, потребление, хотя и не рассматривается как неизбежно патологическое, всё равно прежде всего связано с потенциальным вредом для здоровья или другими рисками. А в окружающем его наукоцентричном подходе потребление также рассматривается исключительно с прагматичных позиций: повышает ли курение креативность? А как оно влияет на память? Полезны ли грибы для лечения психологических расстройств? И так далее до бесконечности.

Вальверде и О’Майли приходят к выводу, что связка между потреблением и удовольствием подвергается жесткой и длительной идеологической репрессии и замалчиванию. По их мнению, винить в этом стоит политическую логику современных либеральных обществ, в которых удовольствие, о котором можно говорить, всегда связано с категориями нормального и разрешенного. Те же удовольствия, которые связаны с социально и законодательно неодобряемыми практиками, неизбежно демонизируются и стигматизируются:

«Государственные дискурсы о наркотиках и алкоголе имеют тенденцию умалчивать об удовольствии как мотиве потребления и вместо этого предлагают видение потребления, связанное с принуждением, болью и патологией. Утверждается, что проблемное потребление наркотиков вызвано не поиском удовольствия, а такими вещами, как „рабство воли“; „поведенческими стимулами“ во многих современных психологических теориях; или какими-либо другими телесными, социальными или психологическими неудачами или недостатками, которые толкают людей на „необоснованные“ действия» (p. 26).

При этом Вальверде и О’Майли вовсе не говорят о том, что потребление наркотиков или алкоголя является не проблемным и не может вести к негативным социальным, психологическим и физиологическим последствиям для индивидов. Тем не менее они призывают избавиться от идеологической цензуры при разговоре о ПАВ — избавиться хотя бы потому, что цензура не дает вести адекватный разговор.

---

Литература:

1. Беккер Г. (2018) Аутсайдеры. М.: Элементарные формы.
2. Fitzgerald J. (1998) An assemblage of desire, drugs and techno // Angelaki, Journal of the Theoretical Humanities, Vol. 3 (2). P. 41–57.
3. Gomart E., Hennion A. (1999) A Sociology of Attachment: Music Amateurs, Drug Users. // Actor Network Theory and After. Law & Hassard, Blackwell, Oxford. P. 220–247.
4. Valverde M., O’Malley P. (2004) Pleasure, Freedom and Drugs: The Uses of ‘Pleasure’ in Liberal Governance of Drug and Alcohol Consumption // Sociology. Vol. 38. No. 1. P. 25–42.