Опиумный Владивосток. Как Приморье начала прошлого века стало центром наркопроизводства — и как его исследовали этнографы

18+

Редакция журнала «Нож» утверждает, что настоящая статья не является пропагандой каких-либо преимуществ в использовании отдельных наркотических средств, психотропных веществ, их аналогов или прекурсоров, новых потенциально опасных психоактивных веществ, наркосодержащих растений, в том числе пропагандой использования в медицинских целях наркотических средств, психотропных веществ, новых потенциально опасных психоактивных веществ, наркосодержащих растений, подавляющих волю человека либо отрицательно влияющих на его психическое или физическое здоровье. Статья имеет исключительно историческую и культурную ценность, предназначена для использования в научных или медицинских целях либо в образовательной деятельности. Ведите здоровый образ жизни. Используйте свой мозг продуктивно и по назначению!

Как в Российской империи начали сеять опиумный мак

Опиум известен человечеству на протяжении всей его письменной истории. В XIX веке он широко применялся во всем мире — для получения эффекта наркотического опьянения, в качестве снотворного и транквилизатора. В 1840–1842 и в 1856–1860 годах Великобритания (и примкнувшая к ней позднее Франция) провела два конфликта с Китаем, они получили названия Первой и Второй опиумных войн. Их причиной стало желание европейцев добиться наивыгоднейших для себя условий торговли с Китаем — в частности, стремление свободно сбывать там производимый в Бенгалии опиум (китайские власти своими декретами запрещали его употребление). На тот момент обе западноевропейские державы переживали бум промышленного и технологического развития, позволивший им снабдить свои армии и флот передовыми на тот момент образцами оружия.

В свою очередь, императорский Китай, в котором правила маньчжурская династия Цин, находился в глубоком упадке, распространявшемся и на его вооруженные силы. В итоге небольшие британские и французские воинские соединения проходили сквозь гигантские, но плохо дисциплинированные и вооруженные допотопным оружием китайские армии, как нож сквозь масло. В ходе обеих войн Китай был наголову разгромлен и вынужден принять навязываемые ему условия. Европейцы сбывали в Китае опиум и до этих конфликтов, невзирая на запреты, — теперь же его приток увеличился многократно.

Это факты широко известные. Гораздо меньше известен тот факт, что сбывавшийся в Китае опиум производился и на российской территории. Этим занимались китайские же наркоторговцы, переправлявшие потом этот опиум для сбыта в свое родное государство. С 1850-х годов Россия — в первую очередь усилиями тогдашнего генерал-губернатора Восточной Сибири Николая Муравьева и флотского офицера Геннадия Невельского — начала экспансию в Приморье. Империя Цин считала эти территории своими, но по факту они ей не контролировались.

Колонизация этих земель русскими привела к активизации их контактов с китайцами — и перед Петербургом встала задача заставить Китай признать новые территориальные приобретения Российской империи. Муравьев сумел воспользоваться тем фактом, что в тот момент Китай оказался вовлечен во Вторую опиумною войну и погружен во внутренние усобицы. На этом фоне генерал-губернатор сумел навязать Китаю условия договора, заключенного в мае 1858 года в городе Айгунь, — они пересматривали положения прежнего договора в Нерчинске от 1689 года. Стороны согласились, что отныне левый берег Амура (от реки Аргуни до устья) становился собственностью Российской империи. В свою очередь, Уссурийский край (от впадения Уссури в Амур и до моря) временно оставался в общем владении — впредь до определения границы. В 1860-м в Пекине заключили дополнительный договор, по которому была официально определена новая граница двух держав, она пролегла по рекам Амур и Уссури.

Образование общей границы повлекло за собой и активизацию экономических отношений двух государств, причем значительное место в них оказалось отведено нелегальному ввозу из России в Китай опиума. На территории Российской империи его начали выращивать как раз во второй половине XIX века — в недавно завоеванном Туркестане. Это произошло после того, как туда в силу ряда политических перипетий переселились из Кульджинского округа китайской провинции Синьцзян представители синоязычного мусульманского народа дунган.

«Они знали культуру опийного мака, и первые опыты по его выращиванию были проведены в районе сел Токмак и Каракунуз Александровского (Пишпекского) уезда. В дальнейшем посевы опиумного мака из Джаркента и Токмака распространились в соседний Пржевальский (Каракольский) уезд. Вследствие отдаленности Семиречья от железных дорог, отсутствия инфраструктуры и транспорта местное население, не имея других источников доходов, было вынуждено переходить к более интенсивному, хотя и незаконному, виду хозяйственной деятельности, которая заключалась в выращивании опиума», — отмечает историк Тамара Шеметова.

Она подчеркивает, что российские власти в Туркестане не поощряли посевы опиума.

«Поэтому инициативу в этом деле перехватили китайские купцы. Каждый год весной они стали договариваться с населением российского приграничья о количестве посевов опиумного мака, а осенью увозили готовую продукцию в Китай. За разрешение выращивать опиум население российского приграничья получало свои дивиденды. Так сложилась и получила распространение практика „макосеяния“, которая неоднократно становилась одной из основных причин конфликтов между китайским правительством сначала с властями царской, а затем Советской России», — подчеркивает Шеметова.

Статистические сборники конца XIX века фиксировали появление, а затем и увеличение площадей посевов мака и конопли в тех уездах и волостях, где осели мигранты из Синьцзяна.

«Еще в 1878 г. администрацию Туркестанского края эксперты предупреждали о возможном распространении наркомании в европейскую часть России, если местными властями не будут предприняты решительные меры по борьбе с наркотиками среди азиатских мусульман. Чиновник по особым поручениям П. Григорьев, который специально в течение двух лет исследовал этот вопрос, сделал вывод: да, проблема есть, но ее разрешение — дело последующих поколений, и „это будущее, по всей вероятности, еще не скоро придет…“», — пишет профессор Борис Калачев, исследователь истории психоактивных веществ в России.

Производители опиума привлекали к работам на своих плантациях казахов и киргизов. А поскольку и казахи, и киргизы являлись представителями кочевых народов, то они начали исполнять и роль перевозчиков. Выгодным для зародившегося в пределах империи наркобизнеса оказалось и строительство железных дорог, к концу XIX века связавших Европейскую Россию со Средней Азией и Дальним Востоком. Отныне контрабандные грузы с опиумом стали перемещаться не только гужевым транспортом, но и по рельсам — в Закавказье, южные и западные регионы России, в другие европейские государства. В ту пору в моду входили теории «желтой опасности»: якобы варварская Азия только и ждет подходящего времени, чтобы наброситься на цивилизованную Европу и подчинить ее. Так, этнограф и журналист Илья Левитов в начале XX века размышлял:

«В быстром распространении у нас наркотиков я вижу только симптомы грядущего влияния Азии на всю Европу. Россия, стоящая аванпостом между Азией и Европой и служащая как бы буфером для всех остальных европейских народов, должна сильнее и раньше всех почувствовать азиатский натиск, что мы замечаем теперь уже в этом быстром распространении у нас наркотиков. Наркотики — это первый авангард желтой расы в России».

Левитов И.С. Бузо-гашишный вопрос на наших окраинах. СПб.: Тип. М.М. Стасюлевича, 1909. С. 325

Выгодный промысел

Обширное производство опиума развернулось и на российском Дальнем Востоке — там оно оказалось в руках китайцев и корейцев. Впервые опиум появился в Приморье в 1870-х годах. Сначала плантаций по выращиванию опиумного мака (Papawer Somniferum) было очень мало, но к началу XX века они стали быстро разрастаться. До нас дошли имена некоторых первопроходцев этого промысла. Известно, например, что в 1893 году китаец Тинкуй продавал опиум крестьянам села Петровка в качестве лекарства. Популярность этого «лекарства» стремительно росла. Особенно активно русское население Приморья начало употреблять опиум в 1906–1908 годах. Мак тогда стоил 5–6 рублей за фунт, а обработанный опиум обходился в сумму от 1 рубля до 1 рубля 20 копеек за золотник (4,2 грамма). Для сравнения: в ту пору бутылка водки стоила 40–60 копеек, а разливное пиво дешевых сортов — от 6 до 10 копеек за литр. Бутылка коньяка в зависимости от сорта стоила от 3 до 100 рублей.

Производители опия нашли и другой способ его употребления — зачастую они замешивали его в китайскую пшеничную водку ханшин. Производство ханшина было еще одним крупным нелегальным промыслом китайцев Приморья.

В начале ХХ века главным поставщиком опиума в регионе стал Ольгинский уезд, находившийся на берегу залива Ольга. В 1906 году там было отведено под мак 80 десятин пахотной земли (из имевшихся во всем уезде 200 десятин), в 1910-м — уже 120 десятин (из 306). К 1911 году во всей Приморской области властями было выявлено 690 десятин земли, отведенных под выращивание мака. Опиепроизводство процветало в Ханкайском и Суйфунском округах, а оттуда распространилось вверх по реке Уссури, по долине реки Сучан и по побережью Японского моря — вплоть до реки Маргаритовки.

Производители опиума широко практиковали подкуп российских полицейских чинов. Судя по источникам того времени, практически все китайские опиекурильни находились под негласным покровительством местной полиции. Полицейские Владивостока ежемесячно получали не менее 1000 рублей взяток от местных китайцев.

Поводом для вымогательств служил тот факт, что еще в 1862 году указом Александра II предписывалось принять меры к закрытию пропуска через границу российского оружия, боеприпасов, опиума в Китай, а также ввоза вин и водок из Китая. В 15-й статье «Правил для сухопутной торговли» эти товары снова назывались в качестве запрещенных к провозу. Полиция за деньги закрывала глаза на перемещение контрабанды через границу.

Исчерпывающего же законодательного акта, прямо запрещавшего посевы опиумного мака, долгое время не существовало. Знаменитый этнограф, исследователь Приморского края Владимир Арсеньев в книге «Китайцы в Уссурийском крае», изданной первым выпуском десятого тома журнала «Записки Приамурского Отдела Императорского Русского Географического Общества» в Хабаровске в 1914 году, писал:

«Макосеяние в Уссурийском крае разрослось благодаря отсутствию на него запрета. С одной стороны, посевы снотворного мака как будто воспрещаются, с другой — как будто разрешаются. На этот счет издавались различные временные правила частного характера, они часто изменялись, отменялись и издавались вновь с дополнениями. В результате получилось то, что и сами чиновники запутались и не знают теперь, можно ли сеять снотворный мак или нет. Толкование запрета находится, главным образом, в руках низшего чиновничьего персонала, в руках лесников, урядников и сельских старост, что, конечно, вело к большим злоупотреблениям».

(Записки Приамурского Отдела Императорского Русского Географического Общества, том X, в. 1, с. 140

Арсеньев Владимир Клавдиевич — знаменитый российский путешественник, географ, этнограф, писатель, исследователь Дальнего Востока, военный востоковед, офицер Российской императорской армии. Являлся действительным членом Общества изучения Амурского края, Императорского Русского географического общества и множества других научных организаций. Именем Арсеньева названы улицы во многих городах бывшего СССР, город в Приморском крае, а также краеведческий музей во Владивостоке.

Тем не менее власти запретили китайцам владеть землей и заниматься сельским хозяйством в Приморье. Однако те нашли окольный вариант — начали обращаться к крестьянам и казакам, переселившимся в Приморье из Европейской России и Сибири.

«Они стали предлагать им деньги, превышавшие по сумме доход, который земледельцы могли бы выручить от выращивания и продажи хлеба, овса и других продуктов сельского хозяйства. Немало русских поселенцев соглашались на эти предложения. Вспаханные и засеянные посевы уже с зеленью, со всхожестью, как показывают архивные материалы, перепахивались. Появились шальные деньги, люди предавались гульбе, пьянству, безделью и порокам», — сообщает Калачев.

В результате уже в 1897 году вывоз опиума из Приморской области в Китай достиг 200 пудов в год — и объемы постепенно увеличивались. Губернаторы областей издавали постановления, запрещавшие сдавать китайцам землю в аренду под посевы мака. Но русские владельцы участков либо прикрывали китайских арендаторов, либо сами занимались изготовлением опиума, поскольку, как писал Левитов, «это производство незатейливо и доступно каждому».

Известны суммы, которые китайцы (на Дальнем Востоке их, кстати, называли «манзами») давали за аренду земли под выращивание мак. Они стабильно повышались. Если в 1900–1905 годах за десятину пашни давали 5–8 рублей, то в 1906–1909-м — уже 7–10 рублей, в 1911-м — 15 рублей, в 1913-м — 90–100 рублей. Такой рост цен был обусловлен тем, что региональные власти неоднократно обращались в Петербург с просьбой разрешить им брать с русских крестьян подписку, что они не будут сдавать землю китайцам. В результате крестьяне стали требовать у китайцев дополнительные деньги — «за риск». Рост арендной платы обуславливался и спросом на приморский опиум. Цена на него в 1910-х годах доходила до 100 рублей за килограмм. К 1915-му она поднялась до 200 рублей. В итоге крестьяне и казаки, массово сдававшие свои участки под мак, получали с этого доход такой величины, что он позволял отойти от земледелия и превратиться по факту в рантье.

Растения высаживались грядками — так, чтобы между ними можно было свободно ходить. После опадения цветов китайцы приступали к сбору урожая, вербуя для этого рабочую силу — сборщик опия получал до трех рублей в сутки. Владимир Арсеньев отмечал, что обыкновенно сборщики делились на группы по три и четыре человека.

«Один китаец идет впереди и надрезывает головки мака, а остальные идут сзади и собирают сок. У первого в руках маленький ножичек (китайское название да-ен-тауза), лезвие которого обмотано тряпками и кожей так, что снаружи остается открытым только самый его кончик, способный надрезать головку мака, но не прорезать ее. Манзы, следующие за этим человеком, имеют каждый по небольшой круглой липовой коробочке или бычьи рога. На закраинах этих коробочек сделано по одному небольшому углублению. Как только головка мака надрезана, из царапин тотчас же каплями выступает чрезвычайно горький млечный сок. Это и есть будущий опий. Манзы собирают этот сок указательным пальцем руки и вытирают его о вырезку в закраине коробки, о которой говорилось выше», — рассказывал Арсеньев.

Записки Приамурского Отдела Императорского Русского Географического Общества, том X, в. 1, с. 144

После того как собранный опий проходил через обработку и превращался в продукт, готовый к употреблению, он либо вывозился в Китай, либо сбывался в самой России. Завзятые потребители покупали и специальный прибор для курения опиума — он обходился в сумму от 30 до 50 рублей. Арсеньев добавляет:

«Мне приходилось видеть таких курильщиков опиума, которые по внешнему виду ничем нисколько не отличались от других людей, не куривших опиума. Другие курильщики на вид были здоровы, но цвет лица имели желтоватый; наконец, третьи, т. е. такие, которые курили, что называется, запоем, имели сильно изможденный вид и землистый цвет лица. Это были неврастеники, люди слабосильные, худосочные. Все они харкали мокротой с кровью; имели мутные слезливые глаза, постоянно открытый рот, отвислые губы», — отмечает исследователь.

Записки Приамурского Отдела Императорского Русского Географического Общества, том X, в. 1, с. 147

По его словам, люди, у которых развилась болезненная зависимость от опиума, отгоняли от себя неприятные мысли об этом, стремясь побыстрее вновь накуриться и уснуть.

«Лишь только действие опия на организм начинает ослабевать, как тотчас же появляются физические и душевные страдания. Больной начинает чувствовать сильное напряжение в спинном хребте и болезненные половые эрекции, с постоянным истечением семени (это и есть главная причина изнурения), потом появляются головная боль, головокружение, упадок сил, лень, апатия, отсутствие аппетита, бессонница, тоска и, нередко — помешательство. Опиекурильщики чрезвычайно боятся этого и потому, куда бы они ни шли, они постоянно носят с собой запасы опия», — свидетельствует этнограф.

Записки Приамурского Отдела Императорского Русского Географического Общества, том X, в. 1, с. 147

Он сообщает об известных ему случаях, когда китайцы, занимавшиеся в тайге охотой на диких животных, кончали жизнь самоубийством — у них заканчивались запасы вещества, быстро пополнить которые не представлялось возможным…

Впрочем, по словам Владимира Арсеньева, некоторые любители опиекурения успешно отходили от этой привычки. Для этого они прибегали к оригинальному методу — делали из опия крепкую настойку на водке. Эту настойку держали в большой бутыли — и ежедневно пили из нее по рюмке, заполняя освободившееся место в емкости чистой водкой. Таким образом, опий мало-помалу разбавлялся.

«При этом китайские лекаря больным дают пить еще какое-то лекарство. Интересно то, что почти все, бросившие курить опий, перестают курить табак и пить водку», — удивляется Арсеньев.

Записки Приамурского Отдела Императорского Русского Географического Общества, том X, в. 1, с. 147–148

Он приводит еще и способ лечения головных болей, которыми нередко страдали потребители опиума. Курильщики сильно щипали друг другу лоб и переносицу — до появления кровоподтеков. Считалось, что это помогает.

Меры и контрмеры

Значительная часть произведенного в Приморье опиума свозилась во Владивосток. Главным городским центром опиекурения стал район Миллионка, населенный преимущественно китайцами, корейцами и японцами. Это был комплекс тесно стоящих строений со множеством входов и выходов, с лабиринтом запутанных и тайных проходов и тупиковыми двориками. Там находились жилые помещения, ночлежки, харчевни, лавки, парикмахерские и опиекурильни.

В опиекурильнях Миллионки посетителям предлагали не только собственно опиум, но и курительные принадлежности.

«Трубки в большинстве случаев — деревянные, но некоторые китайцы делают их из слоновой кости, украшают серебряной резьбой и ценят очень дорого. Опиекурильная трубка устроена следующим образом. Сбоку ее, приблизительно на две трети мундштука, имеется отверстие величиной с небольшую монету, в которое вставляется граненая или круглая головка (да-ен-тау) с плоской, немного сфероидальной верхушкой, посредине которой проделано отверстие, ведущее в мундштук… Во время курения опия трубка поддерживается левой рукой. Опий все время подогревается на лампе. Он кипит, бурлит, дымится, сползает, вспыхивает и гаснет. Китаец через мундштук сильным всасыванием втягивает в себя дым», — сообщает Владимир Арсеньев.

Записки Приамурского Отдела Императорского Русского Географического Общества, том X, в. 1, с. 146

Там же, в укромных местах Миллионки, происходили встречи представителей наркобизнеса, по итогам которых заключались крупномасштабные сделки. Если говорить о внешнем экспорте, то выращенные в России наркотики уходили, главным образом, в Китай, где конкурировали с опиумом, полученным из Британской Индии. Туда отправлялись наиболее крупные партии. Ну а розничная торговля велась среди местных жителей. Сообщается, что к употреблению опия манзы пристрастили и коренных обитателей Уссурийской тайги — малочисленные народы тазов и удэгейцев. Сначала манзы в качестве угощения или лекарства предлагали покурить наркотик. Затем люди, подсевшие на эти «угощения», соглашались выполнять любую работу, даже отдавали своих жен и дочерей, чтобы получить новую дозу.

28 марта 1908 года указом главы края опиекурильни и игорные дома обложили ежемесячной официальной платой-штрафом, а с мая 1910 года их содержателей стали привлекать к уголовной ответственности. Как правило, это было трехмесячное тюремное заключение и высылка из страны. Только за период с 1 мая по 4 октября 1910 года во Владивостоке было закрыто 83 опиекурильни. Однако вместо закрытых возникали новые, а производство опиума продолжало набирать обороты. Развитию опиумных плантаций в России послужил тот факт, что в 1905 году власти Китая постановили бороться с торговлей психоактивными веществами и приняли программу по ее искоренению. В этой ситуации торговцы, сбывавшие опиум в Китае, сочли за лучшее всё в больших масштабах переносить производство на территорию соседнего государства и оттуда завозить свою продукцию контрабандным путем. В итоге в 1914 году в Приморье под мак отводилось, по подсчетам исследователей, уже 60 тыс. десятин (65,5 тыс. гектаров) тамошней земли. С какого-то момента, согласно произведенным подсчетам, ежегодно в Приморском крае производилось до 200 пудов (примерно 3200 кг) опиума.

Вести о таком положении дел стали мало-помалу доходить до центральных властей в Санкт-Петербурге. В 1910 году на стол премьер-министру России Петру Столыпину, являвшемуся одновременно председателем Комитета по заселению Дальнего Востока, лег на стол документ о ситуации с производством опиума и опиекурением в Приамурском генерал-губернаторстве. Там сообщалось, что привычка к употреблению опиума охватила многих жителей Владивостока, Благовещенска, Николаевска, Сахалина. Причем, как отмечалось, опиекурильни и курительные комнаты при пивных, харчевнях и продуктовых лавках стали открываться не только в кварталах, где компактно проживали китайцы, но и в местах обитания русского населения. Авторы доклада жаловались на то, что из-за посевов мака в регионе сокращались посевы хлеба, который приходилось ввозить из китайской Маньчжурии. Широкомасштабное выращивание мака било и по пчеловодческой отрасли: пчелы, садившиеся на эти цветы, погибали.

Правительство России получило предложение бороться со сбытом психоактивных веществ совместно с властями Китая. В 1911 году Китай согласился ввести наказание за вывоз своими гражданами спирта на российскую территорию. В Пекине ждали ответного шага — чтобы Россия запретила ввоз от себя опиума на китайские земли. Как уже говорилось, власти запретили русским крестьянам сдавать свои участки в аренду китайцам и корейцам. Многие русские, впрочем, этот приказ проигнорировали, а проконтролировать всех и каждого не представлялось возможным. Впрочем, административные преследования, с которыми они сталкивались, заставляли китайцев переносить часть производства опиума далеко в тайгу. Так, 17 июля 1910 года военный отряд, преследуя бандитов-хунхузов, натолкнулся в бассейне реки Сучан на падь длиной в двадцать и шириной в четыре версты, где проживали китайцы, высланные за нарушение паспортного режима. Зимой они добывали пушнину, а летом возделывали посевы мака и делали из него опиум.

Впрочем, многие так далеко не забирались. 10 июля 1914 года власти Китая, обращаясь в российский МИД, жаловались, что русские подданные без разбора отдают китайцам и корейцам в аренду земельные участки. В этом обращении приводилась информация о китайцах и корейцах, сообща занимавшихся выращиванием мака на участке площадью более 10 гектаров в окрестностях села Полтавка. Кроме того, десять китайцев открыли опиекурильни в Иманском уезде и занимались куплей-продажей опиума.

«Насколько удалось узнать, русские не обращают никакого внимания на принятие мер к запрещению культуры мака», — отмечали китайские чиновники.

В свою очередь, сотрудник российского пограничного окружного суда в секретном письме на имя посланника в Пекине, объясняя причины малой эффективности борьбы с производством опиума, отмечал, что дело это перешло от одиночек к организованным преступным группам. Кроме того, китайские власти, как и российские, были не прочь погреть руки на контрабанде. Общая сумма взяток пограничным властям от контрабандистов накануне войны оценивалась в сумму около 1 млн долларов.

Столыпин предложил уголовно преследовать производителей опиума. В свою очередь, министр юстиции Иван Щегловитов счел, что бороться с одними лишь посевами мака будет неэффективно — в силу слабой заселенности края и отсутствия там полицейских сил, достаточных для обеспечения контроля над ним. Щегловитов предложил лишать свободы на срок от двух до восьми месяцев также за потребление, хранение и распространение опиума. Кроме того, глава Минюста выступил за применение такого закона на всей территории России, а не только в Приморском крае. Рассмотрение соответствующего законопроекта решили начать в Госдуме в 1913 году. Но дело продвигалось крайне медленно — обнаружились подводные камни, которых сначала не разглядели.

«Многие полагали, что опиум курят преимущественно китайцы, а не русские. Производством вещества тоже занимаются именно они. Российский закон не мог касаться иностранных подданных, значит, наказать их не было возможности. Единственный выход — высылать нарушителей на родину, где законы, кстати говоря, были куда более суровыми. Но тогда вступал бы в действие принцип экстерриториальности, противоречивший интересам России как великой державы. Ссылаясь на него, китайцы могли сказать, что во всех сферах подчиняются законодательству своей страны, даже находясь на территории соседнего государства», — пишет историк Оксана Баринова.

Нашлись возражения и у Министерства земледелия: там заявили, что мак является ценной культурой, а опиум можно и нужно применять в качестве медицинского препарата.

«Среди прочих доводов указывали, что курение опиума — дорогое удовольствие, недоступное большинству русских жителей Дальнего Востока. Противники закона справедливо замечали, что крестьянин скорее выберет более привычную и дешевую водку. Экономическая подоплека вопроса заключалась еще и в том, что свои заработанные деньги китайцы оставляют в России, покупая опиум и куря его. Так зачем добровольно лишать казну дополнительного дохода? Казаки и крестьяне Приморского края начали жаловаться местной администрации, обвиняя власть в том, что она лишает их главного источника дохода и обрекает на бедность. Действительно, лучшие земельные участки сдавались ими под посевы мака, и теперь налаженная за десятки лет система оказывалась под угрозой», — рассказывает Баринова.

С началом в 1914 году мировой войны многие дальневосточные поселенцы были мобилизованы и отправились на фронт.

«Оставались китайцы и корейцы, труд которых по возделыванию мака скоро окажется под запретом. Каково, вопрошали казаки, будет солдатам возвращаться домой с мыслью, что их хозяйства разорены?» — пересказывает Баринова витавшие тогда настроения.

Однако по мере обострения и затягивания боевых действий все прежние сомнения оказались отброшены. Ведь с точки зрения правительства вся экономика государства без остатка должна быть переведена на военные рельсы. В Петербурге считали, что нужно заставить дальневосточных поселенцев выращивать хлеб, ковать металл, ловить зверя, то есть приносить прибыль империи. А для этого их надо было лишить доступа к легким деньгам.

7 июня 1915 года, спустя год после вступления государства в войну, Николай II подписал указ «О мерах борьбы с опиокурением», запрещавший посевы мака в Приамурском генерал-губернаторстве и Забайкальской области Иркутского генерал-губернаторства. Также вводился запрет на ввоз из-за границы опиума и курительных трубок. Нарушившие указ арендаторы и владельцы земель, держатели помещений для курения опиума облагались штрафами разной степени тяжести. Указ, впрочем, выполнялся ни шатко ни валко. Население Приморья не собиралось так просто отказываться от своих доходов. Более того, властям стали поступать угрозы. Всего через несколько дней после обнародования императорского указа, 15 июня 1915 года, в правительстве и Департаменте полиции получили телеграмму от вдовы некоего есаула Шестакова из Полтавского станичного округа Приморской области Приамурского генерал-губернаторства. В письме содержалось предупреждение: в случае уничтожения 8000 десятин (11 600 га) с посевами опийного мака 4000 арендаторов устроят «полный разгром» ввиду «сильного среди них брожения».

Профессор Калачев предполагает, что это послание отправили дельцы, занимавшиеся производством опиума:

«Речь идет о китайской триаде. Ее члены, арендовавшие не менее трети пашенных земель казаков и крестьян, сказали, наверное, владельцам: или вы пишете угрожающую телеграмму в Петроград, и мы спасаем посевы, у вас будут деньги; или вы останетесь без дохода, так как ни урожая хлеба, ни урожая мака не будет. Тактика для представителей триады вполне привычная».

Ну а тот факт, что в Приморье к тому времени уже сложилась этническая организованная преступность, выявил всё тот же Арсеньев, который в книге «Китайцы в Уссурийском крае» рассказал о добытом им кодексе чести триады, о структуре организации, принятых в ней мерах конспирации и т. д.

Власти испугались угроз — и позволили арендаторам в «последний» раз собрать урожай опия. Однако 12 июля поступила шифрограмма от российского консула в китайском Харбине. Тот сообщал:

«Местные китайские власти обращают мое внимание на то, что, по их сведениям, в пределах Приамурского генерал-губернаторства в нынешнем году обширные площади вновь засеяны маком».

В столице убоялись возлагать на себя ответственность и доверили право окончательного решения генерал-губернатору Приамурья Николаю Гондатти. Губернатор, воспользовавшись законом военного времени, призвал казаков из Уссурийского войска — и те начали уничтожать посевы мака. Китайцев же и корейцев, уличенных в причастности к этому делу, стали депортировать за пределы государства. Те же, чтобы скрыть свой промысел, обрывали лепестки у мака, а после того как собирали урожай опиума, засевали поле репой, которая уничтожала следы мака.

Одновременно властями принимались меры к тому, чтобы пресечь контрабанду, которая шла морским путем. Китайский каботаж осуществлялся большей частью на небольших шаландах — на них вывозились опиум, мак, звериные шкуры, овощи, зерно, табак и прочие товары. Власти еще с 1907 года начали принимать ограничительные меры, требуя от китайцев официальной регистрации с получением лицензии на право плавания в русских водах, за которую нужно было платить. Те стали избегать Владивостока и производили загрузку своих шаланд в безлюдных местах на побережье, вдали от глаз властей. Если же им требовалось посещать именно гавань Владивостока, китайцы и тут находили обходные пути.

«Они подняли русские флаги и наняли подставных лиц из числа русских безработных, которых всегда есть достаточно в любом портовом городе. За ничтожную плату, даже за бутылку водки, такой безработный встречает шаланду, когда она подходит к берегу, заявляет властям, что судно это принадлежит ему, что именно он хозяин груза и что приехавшая на шаланде партия китайцев — его матросы. Затем матросы эти снова превращаются в пассажиров, сходят на берег и увозят свои товары», — рассказывает Владимир Арсеньев.

Записки Приамурского Отдела Императорского Русского Географического Общества, том X, в. 1, с. 191

Незаконченное послесловие

Первая мировая война остро поставила вопрос о необходимости наличия больших запасов опия, ведь он требовался в госпиталях. Ежедневно на больничных койках оказывались тысячи людей — и все они остро нуждались в средстве для облегчения их страданий. Причастные лица начали решать: где взять достаточное количество опия? Высказывались предложения о введении государственной монополии на производство и продажу опиума, которая помогла бы обогатить казну и в то же время позволила бы ограничить деятельность нелегальных наркоторговцев. Однако эти планы реализовать не успели — события внешней войны перешли в революционные потрясения, а потом в войну уже гражданскую.

Пользуясь революционной неразберихой, многие высланные наркодельцы после 1917 года вернулись на Дальний Восток и в Туркестанский край. А многие вообще сумели избежать высылки — они лишь затаились на время. Потом некоторые из них, приспосабливаясь к новым условиям, попытались проникнуть в административные и даже правоохранительные структуры новой власти, стремясь обеспечить себе крышу. Более того, когда 26 мая 1921 года белые повстанцы свергли красную власть во Владивостоке и создали продержавшееся почти полтора года Временное Приамурское правительство, они, дабы наполнить свою казну, разрешили свободное макосеяние в сельских районах для получения опиума. Сеятелей мака обложили налогом в 50 рублей с десятины, при неуплате которого штраф взимался в троекратном размере.

Выдавались официальные разрешения на право содержания опиекурилен, был введен институт инспекторов по делам опиума. А японская фирма «Якуро-Сиокай» получила лицензию на то, чтобы скупать, перерабатывать, импортировать и экспортировать собранный в Приморье опиум. Владельцы арендуемой земли оказались очень довольны: в 1921 году такие семьи получили в среднем по 250 золотых рублей. Недовольны же остались официальные представители Китая, выступившие с протестом против легализации опиума. Также Временное Приамурское правительство столкнулось с сильной конкуренцией в лице хунхузов — китайских бандитов, отбиравших у макосеев до половины их доходов.

После того как на Дальнем Востоке окончательно утвердились коммунисты, они приняли постановление «О воспрещении посевов мака для выработки опия». За его нарушение полагался либо штраф до 300 рублей золотом, либо принудительные работы сроком до трех месяцев. Задачу обеспечить выполнение этого постановления возложили на органы милиции и сельские советы. Советские милиционеры выявляли маковые плантации, уничтожали их и штрафовали виновников. Но поначалу в местной милиции просто не было достаточного количества сотрудников, чтобы выявить все плантации.

Даже в середине 1920-х годов площади посевов опийного мака на Дальнем Востоке СССР колебались в пределах 10–15 тыс. десятин. В июле 1923 года Губернское земельное управление ходатайствовало о смягчении запрета на посевы мака на территории Приамурской губернии. Там предлагали, оставив в силе запрет на опийный мак, дозволить к посеву культуру масличного мака — при условии официальной регистрации плантаций. Данное ходатайство было удовлетворено, однако это внесло путаницу в деятельность милиции. В итоге в конце 1925 года было принято решение «об уничтожении засеянных маком полей путем выкашивания мака на корню».

С 1926 года в СССР установили общегосударственную монополию на покупку, переработку и сбыт опиума — для чего была создана особая организация («Акоспо»). Предполагалось, что отныне производители опиума будут сдавать его государству по закупочной цене в 13,50 рубля за килограмм. Но власти Дальнего Востока стали настаивать на том, чтобы полностью уничтожить плантации опиумного мака на своей территории. Там указывали, что в их распоряжении нет достаточных ресурсов, чтобы обеспечить полный контроль над посевом, сбором мака и его сдачей государству. А под боком находилась граница с Кореей и Китаем, откуда являлись контрабандисты, предлагавшие несравнимо более высокую цену — 125 рублей за килограмм.

В итоге в 1927 году Москва разрешила властям Дальнего Востока запрещать макосеяние по собственному усмотрению. Но сразу же воспользоваться этим правом не удалось — уже были произведены посевы, которые, как уверяли хозяева плантаций, они намерены сдать «Акоспо». Однако по факту получилось наоборот: практически весь урожай контрабандным путем отправился за границу. А в начале нового, 1928 года Далькрайисполком издал распоряжение о запрете посева опийного мака. Хозяева плантаций этот приказ саботировали: произвели посев как ни в чем не бывало. Районные исполкомы и сельские советы настойчивости в проведении в жизнь воли властей не проявили, а крестьяне продолжали сдавать свободные от запашки земли в аренду наркоторговцам. Это обеспечивало им непосредственную материальную выгоду: крестьяне получали арендную плату по 100 рублей за десятину, плюс 15% выручки с собранного опия.

В 1928 году в одном только Владивостокском округе имелось 4077 десятин посевов мака. Общая же площадь маковых плантаций в Дальневосточном крае определялась в 6000 десятин. Всё это привело власти в состояние крайнего раздражения: рейды по выявлению и уничтожению плантаций активизировались. К концу года удалось полностью ликвидировать все подпольные маковые делянки в Хабаровском и Читинском округах (соответственно 336 и 8 десятин). Было уничтожено три четверти плантаций и на территории Владивостокского округа.

Против таких действий протестовали в «Акоспо», предложив хотя бы частично легализовать произведенные посевы — при обеспечении гарантии сдачи урожая государству. Но президиум Далькрайисполкома эти предложения отверг. В местном НКВД утверждали, что искоренить наркобизнес не удастся до тех пор, пока во Владивостоке существует Миллионка. В 1936 году власти приняли решение о ликвидации во Владивостоке старой Миллионки, вслед за чем последовали массовые депортации китайского и корейского населения. Тем не менее полностью уничтожить посевы мака в регионе не получилось до сегодняшнего дня — невзирая на все усилия. Новости о выявлении очередной нелегальной плантации регулярно поступают до сих пор.