Стать самим собой. Философия как искусство самоформирования

В последние три десятилетия в нашем понимании истории западной философии происходит тихая революция. Настолько тихая, что не многие ее замечают. Эта революция вызвала осознание того, что некоторые из наиболее влиятельных на Западе философов (прежде всего философы Античности, но также и Монтень, Шопенгауэр, Ницше и др.) хотели, чтобы их философия была не просто совокупностью доктрин, чисто интеллектуальным действом, но прежде всего «искусством жизни». Подобно большинству революций, суть упомянутой в том, как мы относимся к прошлому.

В конце 1970-х годов Пьер Адо (1922–2010), выдающийся французский философ-классик, стал использовать термин exercices spirituels («духовные упражнения»), чтобы описать то, чем занимались древние философы. Он позаимствовал это выражение у Игнатия Лойолы, но значительно расширил сферу его применения. При этом Адо думал, что возвращает термину первоначальный смысл. Лойола в Exercitia spiritia (1548) пишет, что данный термин является не чем иным, как христианской адаптацией старой греко-римской традиции. Как ни важна работа Игнатия, в итоге именно к «древности мы должны вернуться, чтобы объяснить происхождение и значение этой идеи». В 1981 году Адо публикует свою первую книгу на тему Exercices spirituels et philosophie antique. Мгновенным поклонником книги становится Мишель Фуко (1926–1984). Его энтузиазм был безграничен. Фуко не только помог Адо получить работу в Коллеж де Франс, ведущем учебном заведении страны, но и сделал нечто более важное. Он воспринял точку зрения Адо о том, что по своей сути философия, особенно античная, представляет собой «образ жизни» (une manière de vivre). Вмешательство Фуко стало решающим для принятия идей Адо.

Стиль работ Адо — сдержанный и простой. В отличие от других французских философов, включая самого Фуко, он избегает риторических изысков и ненужной концептуальной сложности. Есть что-то сдержанное, почти аскетическое в стиле Адо, как будто сам процесс написания был для него духовным упражнением.

Можно только догадываться, как этот самый нефранцузский из всех французских философов стал столь влиятельным. Кто смог бы разглядеть его незамысловатую прозу в потоке непрекращающейся стилистической оргии французской философии?

Трудно бы ему пришлось, если бы не дружеская поддержка Фуко. Подход Адо к истории античной философии, хотя иногда и оспариваемый, завоевал последователей не только во Франции, но и в других странах. Позже, в 1995 году, в работе Qu’est-ce que la philosophie antique?, он разрабатывает свое видение, придавая ему более сложную форму; при этом его основы были прочно заложены в книге 1981 года, которая захватила воображение Фуко. Последняя работа Мишеля Фуко, «История сексуальности» в трех томах, вышла незадолго до смерти автора, в 1984 году. В частности, в третьем томе, Le souci de soi («Забота о себе»), явно чувствовалось влияние понимания Адо античной философии как набора «духовных упражнений». Благодаря этой книги Фуко внес значительный вклад в распространение идей Адо. Хотя, возможно, в определенном смысле он и «предал» в ней взгляды Адо, и обратился к решению собственной, довольно конкретной problématique. Фуко пользовался мировой популярностью, что придало идее Адо гораздо бóльшую известность.

Возникло мнение, известное как exercices spirituels (у Адо) и pratiques de soi («практики самости»), пропагандируемое Фуко, что философствование касается не столько окружающего мира, сколько самих философов. Точнее сказать, философствовать — значит участвовать в проекте самореализации (réalisation de soi). Идея обретала все более широкую международную известность, и в 1990-х годах она перестает быть «французской идеей», найдя отклик в разных странах, культурах и языках. К концу десятилетия возникло ощущение, что искусство жизни неотделимо от античной философии и Мишеля Фуко. Название одной из книг Александра Нехамаса звучит так: «Искусство жизни. Сократические размышления от Платона до Фуко». Сегодня многие ученые склонны придерживаться рассматриваемой нами точки зрения, даже не чувствуя необходимости упоминать имена Адо или Фуко, что является неоспоримым, хотя и косвенным доказательством того, насколько убедительной и широко распространенной стала их интерпретация.

«Ты обязан изменить свою жизнь»

В основе философии как искусства жизни лежит понятие трансформация. Эта идея не нова. Действительно, такое представление о философии было широко распространено в восточных традициях, например в конфуцианстве и буддизме, основатели которых отвергли как «бесполезные» пустые метафизические спекуляции, не имевшие отношения к искусству жизни. Другим примером, уже из западной философии, может служить марксизм, который полностью сосредоточился на трансформации в обществе. В «Тезисах о Фейербахе» (1845) Маркс, как известно, бросает вызов философии:

Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его.

Тем не менее для философии как искусства жизни все внимание направлено не на изменение мира, а на трансформацию самого философа. В некотором смысле «изменить мир» очень легко, потому что никто точно не знает, что это значит. И революционеры, и политтехнологи никогда не перестают говорить об «изменении мира», что может привести к своего рода социальной анестезии. Слишком большое количество революционных разговоров может быть самым безопасным способом задушить революционный порыв еще в зародыше. Достаточно скоро мы избавляемся от дискомфорта жизни в мире, который, несмотря на все внешние признаки, действительно не меняется. Plus ça change… Напротив, необходимость «изменить себя» может превратиться в такую насущную потребность, что, когда она проявится, никакие техники самообмана не смогут ее задушить. Поэтому призыв Рильке звучит резче обычного: «Du mußt dein Leben ändern» («Ты обязан изменить свою жизнь»). Приди к вам такое чувство, вы поймете, что оно самое беспощадное из всех угнетателей: жестокое и неприятное, злобное и зудящее, оно сверлит вас насквозь без пощады, постоянно. Вы носите его в себе как шип во плоти, пока наконец не признаете очевидное. Более того, все в ваших собственных руках: если вы не измените себя посредством философских размышлений, никто другой не сможет сделать это за вас.

В данной ситуации главной причиной изучения философии является не желание узнать больше о мире, а глубокое чувство неудовлетворенности тем состоянием, в котором находится человек.

В один прекрасный день ты внезапно мучительно осознаешь, что чего-то важного в твоей жизни не хватает и что существует слишком большой разрыв между тем, кем ты являешься, и ощущением, кем ты должен быть. И, прежде чем ты поймешь, эта дисгармония начинает снедать тебя. Возможно, ты еще не знаешь, чего именно желаешь, но прекрасно осознаешь, чего не хочешь: оставаться тем, кто ты есть в данный момент. Тебе может быть так стыдно за свою настоящую жизнь, что ты даже не решишься назвать ее «бытием»: ты просто пока не существуешь должным образом. Возможно, именно в этом смысле Сократ использовал термин «повитуха» для обозначения того, чем он занимался. Подчиняя свое окружение суровым правилам философии, Сократ приводил его к достойному существованию. Теснейшим образом связанная с самоотвращением, вполне возможно, философия начинается не с удивления, а со стыда. Если вы слишком довольны собой, если вам нечего стыдиться, вам не нужна философия. И ничего менять в себе вам не нужно!

***

И вот тут прочтение Адо истории античной философии выходит на первый план. По его мнению, главный урок, который мы усваиваем у древних, заключается в том, что философию следует понимать как «приглашение, адресованное каждому человеку, преобразовать себя». Философствовать — значит заниматься пересотворением. Философия, пишет он, представляет собой «обращение, преобразование бытия и жизни». Адо серьезно относится к использованию термина обращение. В биографии любого человека обращение — катастрофическое событие, которое «переворачивает всю нашу жизнь с ног на голову». Существуют разные виды обращения: религиозное, моральное, художественное, политическое или философское. Но результат всегда один и тот же: решительная перестройка (re-making) жизни. Адо считает, что эта перестройка играла ключевую роль в осмыслении древними философами того, чем они занимались. Делая обзор основных философских школ классической Античности, он приходит к выводу, что все они полагали, что человек до своего «философского обращения» оказывается в «состоянии несчастной тревоги» (un état d’inquiétude malheureuse):

Поглощенный заботами, раздираемый страстями, он не живет настоящей жизнью и не чувствует себя самим собой [il n’est pas lui-même]. Все школы также согласны с тем, что человека можно освободить из этого состояния. Он может примкнуть к подлинной жизни, улучшить себя, преобразовать себя и достичь состояния совершенства [un état de perfection].

Данный фрагмент дает нам более ясное представление о том, что Адо подразумевает под «философским обращением»: это не движение от одного случайного «я» к другому, а процесс «становления самим собой», как любил выражаться Ницше. До этого обращения человек может представлять собой нечто, но это не настоящая самость (il n’est pas lui-même). Только благодаря философской трансформации он получает возможность максимально использовать то, что в нем заложено. Какие бы функции философия ни выполняла в других контекстах, например в качестве социальной критики, общего мировоззрения или лингвистического анализа, в данном случае она определенно выступает в качестве инструмента для самоформирования.

И вот тут дискуссия о «я» как о «незавершенной работе», которая была начата мной ранее в данной главе и которую я хочу возобновить сейчас, приобретает новое направление. Начиная с эпохи Возрождения отчетливо ощущается, что «я» представляет собой нечто, создаваемое «с нуля». Постренессансный проект самоформирования приобретает радикальный смысл, поскольку развивается в мире, из которого Бог постепенно уходит, и появляется все больше и больше возможностей для самотворения. Акцент теперь делается на возможности абсолютного самоформирования в рамках онтологического устройства, где трансцендентность все чаще отсутствует. В античном мире, исследуемом Адо, божественно-космический порядок никогда не оспаривался: любая попытка самоформирования проходит внутри него. Теперь же особое внимание уделяется тому, как индивид должен перейти из «состояния несчастной тревоги» в «состояние совершенства». Происходит это благодаря дисциплине, методологии и техникам самоформирования. Адо обнаруживает, что во всех основных философских школах Античности присутствовал определенный набор фундаментальных методик: «обучение жизни», «обучение смерти», «обучение диалогу», «обучение чтению» и т. д.

Синтез всех этих практик можно сравнить с «лепкой собственной статуи» (sculpter sa propre statue), образом, который Адо заимствует у Плотина. Вряд ли можно найти лучшую иллюстрацию философии как процесса самоформирования.

Такое прочтение античной философии представляет человека необработанным материалом, который может быть превращен в нечто более утонченное с помощью серии «духовных упражнений», цель которых заключается в «своего рода самоформировании, или paideia, призванном научить нас жить». Духовные упражнения — это практики и рутина, которые всегда выполняются в состоянии повышенного самосознания, задействуя и тренируя определенные человеческие способности: внимание, память, воображение, самоконтроль. Адо рассматривает несколько таких практик, которые присутствовали сначала в греческих, в затем в римских философских школах. Одним из примеров является «внимание настоящему моменту». Сосредоточивая свое внимание на настоящем, мы освобождаемся от тех страстей, которые возбуждают в нас прошлое и будущее (ни то ни другое мы не можем полностью контролировать). К таким страстям относятся сожаление, страх, опасение, гнев, печаль. Внимание к настоящему моменту дает нам также ощущение «космического сознания» и помогает оценить «бесконечную ценность каждого мгновения». То же самое касается «предвосхищения зла» (praemeditatio malorum), еще одного ключевого упражнения, предполагающего постоянное осознание наличия дурных вещей в мире (бедности, страданий, смерти и т. д.), которые могут в любой момент обрушиться на нас. Благодаря такой медитации мы высвобождаем ментальное пространство для подобного рода вещей в нашей жизни и готовим себя на случай, если несчастья обрушатся на нас. Через осознание того, что может случиться с нами, мы обретаем контроль над страхом перед неизвестностью. В качестве последнего примера возьмем «взгляд сверху», который помогает понять, насколько наша жизнь ничтожна, если поместить ее в большую космическую картину. Это упражнение призвано излечить нас от болезни высокомерия. Акцент на том или ином упражнении может отличать одну школу от другой и одного философа от другого, но в той или иной форме духовные упражнения должны были присутствовать во всех школах.

Конечно, античная философия включала в себя систематический дискурс о мире, состоянии человека и общем благе. Поэтому для нее было характерно производство и распространение текстов (стихов, договоров, диалогов), получивших название «философской литературы». Однако — и здесь мы сталкиваемся с главным герменевтическим сдвигом, который предлагает Адо, — такие дискурсы и тексты были не самоцелью, а лишь инструментом трансформации тех, кто их писал или читал. Эти работы, указывает Адо, будучи «теоретическими и систематическими», были написаны «не столько для того, чтобы проинформировать читателя о содержании доктрины», но чтобы «сформировать его», чтобы настроить его «на прохождение определенного маршрута, в ходе которого он добьется духовного прогресса».

Временами кажется, что Адо стирает хронологические рамки и говорит так, будто предметом его размышлений является уже не мир античных философов, а наш собственный.

В одном месте он пишет: «Мы забыли, как читать». Мы больше не знаем, «как делать паузу, освободиться от наших забот, вернуться к себе, оставив в стороне наш поиск утонченности и оригинальности», чтобы «медитировать спокойно, размышлять и позволять текстам говорить с нами». Знание «как читать» никогда не было тривиальной вещью; действительно, это «духовное упражнение, причем одно из самых сложных».

Читайте также

Платон и новые основы справедливости. Интервью с историком философии Дмитрием Бугаем — о том, как читать величайшего философа Античности

Опираясь на стоическое различие между дискурсом о философии (с ее делением на физику, этику и логику) и самой философией (то есть стоическим образом жизни), Адо выступает за понимание философии как определенной включенности в мир. Суть философии не состоит — и не должна состоять — в том, что она отделяет нечто от жизни и постулирует сие как ее сущность. Напротив, речь идет об улучшении бытия и о возведении его на более высокий уровень. По словам Адо, философия представляет собой «конкретное отношение и определенный образ жизни», то, что «охватывает все существование». Это не просто то, о чем вы читаете, пишете или говорите, а модус бытия в мире:

Философский акт происходит не только на когнитивном уровне, но и на уровне «я» и бытия. Это прогрессия, которая заставляет нас становиться более наполненными и делает нас лучше. Она поднимает человека из искусственного состояния жизни, омраченного бессознательным и преследуемого беспокойством, к подлинной жизни, в которой он достигает самосознания, точного видения мира, внутреннего мира, и свободы.

Возможно, мнение Адо нуждается в поправках: его представление о том, что древнюю философию можно свести к ряду духовных упражнений, требует прояснения определенных нюансов, как говорили некоторые его критики. Однако, и это касается предмета данной книги, концепция, представляющая философию как искусство жизни, получает решающее преимущество, потому что в ее рамках смерть философа ради собственных идей предстает философски значимым событием. Ведь искусство умирания может существовать только как часть искусства жизни. До тех пор, пока философию считают чисто академическим занятием, факту смерти мыслителя из-за его собственного философствования не всегда придается философское значение. Его смерть вряд ли выходит за рамки обыденной истории. Если же философия понимается как воплощение определенного мировоззрения и его проживание, то такая смерть внезапно становится чрезвычайно актуальной.