Как антиутопии способствуют радикализму в реальном мире
С чем связана популярность книг и фильмов в жанре антиутопии, влияют ли они на политические взгляды людей и стоит ли об этом беспокоиться? Американские политологи задались целью ответить на эти вопросы с помощью серии экспериментов. О том, к каким выводам они пришли, рассказывает Aeon.
Популярность жанра антиутопии продолжает стремительно расти. Согласно сайту Goodreads.com, который насчитывает 90 млн пользователей, доля книг в категории «антиутопия» в 2012 году была наивысшей за 50 лет. Бум начался после терактов 11 сентября 2001 года в США. Количество антиутопий затем снова резко увеличилось в 2010 году, так как издатели спешили заработать на успехе трилогии Сьюзен Коллинз «Голодные игры» (2008–2010), рассказывающей о тоталитарной стране, «возникшей из пепла на том месте, которое когда-то называли Северной Америкой».
Возможно, большинство политологов отнесутся к этому исследованию скептически. Кажется неправдоподобным, чтобы вымышленные истории могли влиять на мировоззрение людей в реальном мире.
Однако всё больше исследований показывают, что мозг не умеет переключаться между реальностью и вымыслом. Люди — часто сами того не осознавая — формируют свои убеждения на основании уроков, извлеченных из произведений искусства.
Влияние антиутопий объясняется их политическим подтекстом. В данном случае мы рассматриваем антиутопии о тоталитарных режимах, правители которых контролируют граждан и нарушают их основные свободы.
Само собой, антиутопии о тоталитарных режимах бывают разными. В романе Джорджа Оруэлла «1984» (1949) речь идет о тотальной слежке и пытках; в цикле романов Нила Шустермана «Обреченные на расплетение» (2007–…) — о воровстве органов; в цикле Скотта Вестерфельда «Мятежная» (2005) — о принудительной пластической хирургии; в «Дающем» (1993) Лоис Лоури — о контроле над сознанием; в «Рассказе служанки» (1985) Маргарет Этвуд — о неравенстве полов; в трилогии Элли Каунди «Обрученные» (2010–2012) — о браках по принуждению; в пенталогии Джеймса Дэшнера «Бегущий в лабиринте» (2009–2016) — о климатической катастрофе.
Но все эти истории соответствуют конвенциям жанра. Как отмечают Керри Хинц и Элейн Остри, редакторы книги «Утопическая и антиутопическая литература для детей и взрослых» (2003), все подобные книги описывают общество, в котором «мечты о его улучшении приобрели зловещий оттенок».
Центральное событие в антиутопиях (за некоторыми исключениями) — это бунт отважного меньшинства.
Чтобы проверить влияние антиутопий на формирование политических взглядов, мы случайным образом распределили взрослых участников эксперимента на три группы: первая группа читала отрывок из «Голодных игр», а затем смотрела отдельные сцены из экранизации; вторая группа делала то же самое, только с другой книгой — романом Вероники Рот «Дивергент» (2011), рассказывающем об обществе, разделенном на пять фракций-каст и изгоев, не подошедших ни одной из них; третья, контрольная группа, не читала и не смотрела антиутопий перед тем, как отвечать на вопросы о своих общественно-политических взглядах.
Результаты эксперимента поражают. Несмотря на вымышленный характер описываемых в них событий, антиутопии существенным образом повлияли на взгляды людей. По сравнению с участниками контрольной группы участники первых двух групп на 8% чаще оправдывали радикальные действия вроде насильственных протестов или вооруженных восстаний. Они также охотнее соглашались с тем, что иногда насилие необходимо для установления справедливости.
Почему так происходит? Возможно, причиной тому эффект предшествования. Сцены жестокости вполне могли произвести возбуждающих эффект на участников и тем самым подтолкнуть их к оправданию политического насилия. Известно ведь, что жестокие компьютерные игры повышают уровень агрессии.
Чтобы проверить эту гипотезу, мы провели второй эксперимент, на этот раз выбрав участников из числа студентов колледжа, которых тоже разделили на три группы. Первая группа снова читала и смотрела «Голодные игры», а вторая смотрела сцены насилия из серии фильмов «Форсаж».
И снова оказалось, что прочитанное и увиденное в «Голодных играх» повлияло на этические суждения участников, подтолкнув их к оправданию радикальных политических действий.
А вот просмотр сцен из «Форсажа» не произвел на участников подобного эффекта. Так что само по себе насилие не объясняет полученные нами результаты.
Третий эксперимент должен был ответить на вопрос, является ли решающим фактором сам сюжет — борьба отважных граждан против репрессивного государственного аппарата. Поэтому на этот раз вторая группа читала и смотрела новости о протестах против коррупции в Таиланде и их разгоне при помощи слезоточивого газа и водометов.
Несмотря на то, что в этих роликах показывались реальные события, они не имели существенного влияния на взгляды участников. После их просмотра участники второй группы готовы были оправдывать политическое насилие не больше, чем участники контрольной группы.
А участники группы, читавшей и смотревшей «Голодные игры», намного охотнее оправдывали радикальные и насильственные действия. Таким образом, можно заключить, что политические взгляды людей формируются скорее на основании вымышленных, а не реальных историй.
Означает ли это, что антиутопии несут угрозу демократии и политической стабильности?
Не обязательно. Однако тот факт, что они часто подвергаются цензуре, свидетельствует о том, что некоторые правители так думают.
Например, «Скотный двор» (1945) Джорджа Оруэлла до сих пор запрещен в Северной Корее, и даже в США среди десяти наиболее часто изымаемых из школьных библиотек книг есть две антиутопии: «Голодные игры» и «О дивный новый мир» (1931) Олдоса Хаксли.
Отношение людей к государственным институтам нередко формируется под влиянием антиутопий. Подобные нарративы могут играть положительную роль, обращая внимание граждан на несправедливость и злоупотребления властью. Но избыток антиутопий также может подтолкнуть некоторых людей к радикальной политической риторике и даже к агрессивным действиям.