Собственность или жизнь? Как менялось отношение к абортам в раннем Средневековье

Жизнеописание святого Германа Парижского (ок. 496–576) начинается с рассказа, как его мать, женщина благородного происхождения, устыдившись того, что зачала одного ребенка вслед за другим, решила сделать аборт. Она приняла специальное снадобье, но оно не навредило ребенку, затем, ложась на живот, она пыталась «задушить» ребенка, но он «сопротивлялся» и боролся с ней в ее утробе. Будущий святой спасал свою мать от греха убийства. Герман родился невредимым, а его мать осталась невиновной, он сотворил чудо еще до рождения, что, по мнению автора жития, предсказало его будущую жизнь святого. Несмотря на то, что этот эпизод помещен в житие в первую очередь для формирования образа святого, интересно упоминание самой попытки аборта и социального давления, которое было связано с темой деторождения.

Отношение к абортам в поздней Античности

Говоря об отношении к абортам в поздней Античности и раннем Средневековье, нужно иметь в виду, что источники, которыми располагают исследователи (законы, церковные постановления, повествовательные источники), практически не содержат упоминаний реальных историй, в основном они отражают точку зрения светских и церковных властей по этому вопросу, христианскую точку зрения.

Первый вопрос, который возникает у исследователя: является ли христианское видение (неприятие) абортов моральной революцией, или оно продолжает древние традиции? Точного ответа нет, вопрос остается дискуссионным. В Древнем Риме аборты были довольно распространенной практикой, несмотря на то, что по большей части они осуждались. Хотя звучали и голоса врачей, которые говорили о разных случаях, когда аборт являлся меньшим из зол, а в художественной литературе могли содержаться и размышления женщин, которые отчасти отражали их точку зрения и социальный контекст, под влиянием которого могли приниматься подобные решения. Героиня одной греческой повести, узнав о беременности, восклицала:

«В какую вступаешь ты жизнь? Раба, сироту, без родины, в надежде на что предстоит мне тебя вынашивать?»

Римское законодательство рассматривало аборты с точки зрения интересов мужей и их наследников (имущественных отношений), а также с позиции регулирования использования ядов и других веществ, которые могли нанести вред здоровью женщины при попытке сделать аборт.

Согласно закону начала III века, женщина, сделавшая аборт, подвергалась наказанию (временной ссылке), так как она «лишила мужа детей». В данном случае делалась отсылка к Цицерону (106–43 годы до н. э.) — к упомянутой им однажды вдове из Милета, которая сделала аборт, получив взятку от соперничающих наследников, и тем самым «предала интересы покойного мужа». По мнению Цицерона, она оскорбила и наследника рода, и память о супруге. Таким образом, в римском праве аборт считался преступлением, если он наносил ущерб имущественным правам мужчин или ставил под угрозу жизнь женщин. Но он никогда не наказывался как убийство плода.

Негосударственная точка зрения могла быть различной — например, аборт был предметом разногласий среди врачей. Согласно древнеримскому врачу Скрибонию (I–II века), Гиппократ (V–IV века до н. э.) выступал против абортов, считалось, что они ставят под угрозу целостность «медицины как науки об исцелении».

Древнегреческий врач, практиковавший в Риме, Соран Эфесский (98–138), труд которого «О женских болезнях» оставался основным источником по акушерству, гинекологии и педиатрии вплоть до XVII века, проводил различие между противозачаточным средством и абортивным средством, которое «разрушает то, что было зачато», или «изгоняет». Им также ставился вопрос о прерывании беременности в случае угрозы жизни матери, это была сложная этическая дилемма, но в данном случае аборт воспринимался как необходимость.

Римские моральные нормы, касающиеся абортов, резко подчеркивали гендерный аспект аборта как преступления, совершаемого женщинами, что отражало социальную структуру брака и общества в целом. Это деяние часто использовалось для формирования определенного мнения о том или ином человеке. Аборт был одним из сфабрикованных поводов для казни Клавдии Октавии, жены императора Нерона, в 62 году. Но аборты являлись негативным фактором и при характеристике мужчин (как затем церковники прибегали к инсинуациям об абортах, чтобы атаковать своих соперников). Император Домициан, согласно Светонию, обольстил свою племянницу Юлию Флавию и заставил ее сделать аборт, который стал для нее смертельным. Этот факт используется автором для в целом отрицательной характеристики правителя, в том числе его «безмерного сладострастия».

Христианизация, конечно же, имела огромное влияние на жизнь римского общества, в том числе на восприятие аборта. Отказ от абортов воплощал в себе христианское неприятие любых убийств и насилия.

Раннехристианский апологет Тертуллиан (160–240), осуждая аборты, писал: «То, что станет человеком, есть человек; весь плод уже заложен в семени».

Плод был не просто человеческим существом, но и Божьим созданием. Умерщвление плода означало уничтожение «объекта Божьей заботы» и противодействие созидательной силе Господа.

Постановления церковных соборов IV века об абортах

С распространением христианства важную роль в регулировании жизни общества, помимо светского законодательства, стали играть постановления церковных соборов, которые регулировали самые различные вопросы жизни населения. Аборты были одной из обсуждаемых проблем, тем более что распространение монашества и целибата в позднеантичном и раннесредневековом христианстве породило новую категорию «нежелательных беременностей», и для таких нарушителей обычно предусматривались отдельные, более строгие наказания.

Самым ранним свидетельством являются постановления церковного собора в Эльвире (Испания) в начале IV века. Значительное число канонов Эльвиры — более трети — касалось сексуальных отношений, брака и гендерных ролей. Один из таких канонов касался замужних женщин, убивших собственных детей:

«Если какая-либо женщина забеременела в результате прелюбодеяния в отсутствие своего мужа и совершила убийство после совершения этого преступления, было решено, что ее не следует причащать перед ее смертью, потому что она удвоила свое преступление».

Здесь не совсем ясно, идет речь об аборте или убийстве уже рожденного ребенка, но важным является упоминание прелюбодеяния.

Сокрытие измены или сексуальной связи вне брака, по всей видимости, довольно часто становилось причиной абортов.

К началу IV века относится и собор в восточной части империи в Анкире (современная Анкара), там также рассматривался подобный вопрос:

«Что касается женщин, которые совершают прелюбодеяние и либо убивают потомство, либо используют снадобья для прерывания беременности, им определяется срок в десять лет епитимьи» (отлучение от причастия).

Постановления этих двух соборов сформировали ядро западной канонической традиции в отношении абортов. Хотя их влияние было неодинаковым: греческий канон из Анкиры, переведенный на латынь и неоднократно дополнявшийся, получил более раннее и последовательное распространение на латинском Западе, в то время как распространение постановления из Эльвиры за пределами Пиренейского полуострова до VII века почти не прослеживается.

Церковные иерархи об абортах

Представители церкви высказывали свое мнение об абортах не только в официальных постановлениях, но и в различных сочинениях, толкованиях и проповедях. Например, Амвросий Медиоланский (ок. 340–397) в своем толковании первых книг Бытия («Шестодневе») упрекает богачей, которые «убивают детей в собственном чреве, отнимая жизнь прежде, чем она будет дана», и всё это для того, чтобы избежать раздела состояния между несколькими наследниками.

Аврелий Августин (354–430) говорил об абортах с точки зрения брака. С христианской точки зрения сексуальные отношения должны существовать только в браке и только для зачатия детей, всё остальное (в том числе попытки контрацепции) является удовлетворением похоти и грехом. Августин отмечает, что некоторые пары под покровом брака скрывают свое бесстыдство, а аборт раскрывает их подлинную сущность:

«Эта похотливая жестокость доходит до того, что они приобретают снадобья для бесплодия и, если ничто другое не помогло, каким-то образом разрушают зародыши в утробе матери, желая, чтобы потомство умерло до того, как оно оживет, или, если оно уже было живым в утробе матери, было убито еще до рождения».

Суждение Августина отличается от большинства тем, что аборт не ассоциируется только с женщиной, мужчина также несет ответственность.

Контрацепция тоже запрещалась, в этом случае нередко ссылались на библейского персонажа Онана (Быт. 38:9), которому после смерти старшего брата было поручено жениться на его вдове и обеспечить брата наследниками, но «Онан знал, что семя будет не ему, и потому, когда входил к жене брата своего, изливал [семя] на землю, чтобы не дать семени брату своему». За что был умерщвлен.

Августин истолковывал действия Онана как преднамеренную контрацепцию. Епифаний Кипрский (315–403) и Иоанн Кассиан (360–435) говорили о «деле сына Иудина, по имени Онан» как и о прерывании полового акта, и о мастурбации (впоследствии онанизме).

Другим вопросом, которым задавались церковные и светские власти, было состояние плода и его влияние на восприятие аборта. В данном случае служители церкви нередко ссылались на правило из Ветхого Завета:

«Когда дерутся люди, и ударят беременную женщину, и она выкинет, но не будет другого вреда, то взять с виновного пеню, какую наложит на него муж той женщины, и он должен заплатить оную при посредниках» (Исх. 21:22-5).

По поводу интерпретации этого правила существует дискуссия, но что интересно, в Септуагинте (переводе Ветхого Завета на древнегреческий) в этом отрывке есть разграничение между штрафом за уничтожение «несформировавшегося» плода и расплатой жизнью за уничтожение «сформировавшегося» плода. Подобное различие было доступно в переводах Библии на латинский язык на основе Септуагинты, но не в Вульгате Иеронима, который использовал тексты на иврите.

Так или иначе, подобное разграничение продолжило существование в других раннесредневековых текстах и правилах, но среди церковников не было единого мнения, как состояние плода влияет на тяжесть совершенного деяния. Василий Кесарийский (330–379) выражал следующее мнение в одном из своих писем:

«Женщина, которая намеренно делает аборт, считается виновной в убийстве. И любое тонкое различие относительно того, являлся ли [плод] полностью сформировавшимся или несформировавшимся, недопустимо среди нас».

Так как это двойное убийство: покушение на собственную жизнь (попытки аборта нередко заканчивались смертью женщины) и уничтожение плода, независимо от его состояния, ключевым является греховное намерение того, кто осмеливается на подобное деяние.

Цезарий Арелатский (470–542) говорил, что для христианки, которая не хочет иметь детей, единственное средство — это целомудрие:

«Ни одна женщина не должна принимать снадобья для прерывания беременности и убивать своих детей, независимо от того, зачаты они или уже родились; но она должна вырастить их, сколько бы она ни зачала, сама, или передать их на воспитание другим, иначе в Судный день она предстанет перед судом как обвиняемая в убийстве».

Таким образом, «плодовитость» или отсутствие детей являются частью Божьего замысла, а аборты лишают общество потенциальных праведных христиан.

Постановления церковных соборов VI века об абортах

Постановления других позднеантичных и раннесредневековых соборов в отношении абортов в основном повторяли уже вышеупомянутые правила, в отличие от некоторых церковных соборов вестготской Испании.

Например, состоявшийся в 546 году собор в Лериде выражал обеспокоенность преступлениями сексуального характера как среди мирян, так и среди священнослужителей:

«Тем, кто пытался убить или с помощью какого-либо снадобья посягнуть на то, что было зачато в прелюбодеянии, причащение должно быть предоставлено по истечении семи лет, при условии, что они будут в скорби и смирении всю свою жизнь».

В данном случае нарушителями могут быть как мужчины, так и женщины.

Через некоторое время Второй собор Браги (572 год) постановил:

«Если какая-либо женщина прелюбодействовала и убила младенца, который впоследствии родился, или пыталась сделать аборт и убить то, что было зачато, или прилагала усилия, чтобы не забеременеть, будь то в прелюбодеянии или в законном браке, более ранние каноны предписывали, что такие женщины должны причащаться только перед смертью. Однако мы считаем, что такие женщины или те, кто причастен к этим же преступлениям, должны понести наказание в виде десяти лет епитимьи».

Здесь, в отличие от предыдущих постановлений, проводится четкое различие между убийством младенцев, абортом и попытками контрацепции.

Постановление Третьего Толедского собора (589 год), на котором председательствовал недавно перешедший из арианства в ортодоксальное христианство король Реккаред I, также имеет некоторые интересные детали:

«В некоторых частях Испании родители, склонные к прелюбодеянию, не ведая о благочестии, убивают своих собственных детей. Если для них обременительно иметь больше детей, они должны сначала отругать себя за блуд, ибо они вступают в брак ради производства потомства, а те, кто демонстрируют, что они вступают в брак не ради детей, а ради похоти, убивая свой собственный плод, считаются виновными как в убийстве, так и в блуде… Епископы на местах должны тщательно расследовать это злодеяние вместе с судьями и пресекать его с помощью жестких мер, вплоть до смертной казни».

Характерным является тесное сотрудничество светских и церковных властей в регулировании общественной жизни, что стало отличительной чертой вестготского государства, начиная с правления Реккареда, целью которого была консолидация королевства на основе единой религии.

Законы варварских королевств об абортах

Регулировало аборты и связанные с ними деяния и постримское светское законодательство, так называемые варварские правды, которые в основном содержали перечисление штрафов за различные правонарушения.

Например, Салическая правда (законы франков, VI век) предусматривала штраф за убийство, но размер штрафа за убийство женщины зависел от ее репродуктивного статуса: 200 солидов за убийство «свободной девушки до того, как она может иметь детей» или «женщины после того, как она уже не может иметь детей», но 600 солидов за убийство «свободной женщины, которая может иметь детей».

Алеманнская правда содержит следующее правило:

«Если кто-то спровоцирует аборт у беременной женщины и есть возможность определить, был ли это мужчина или женщина: если это был мужчина, следует выплатить компенсацию в размере 12 солидов, а если женщина, то в размере 24. И если невозможно распознать, был ли это мужчина или женщина, так как еще не проявились очертания тела, необходимо компенсировать 12 солидов».

С чем связана бо́льшая ценность жизни женщины — вопрос дискуссионный, возможно, опять же с ее потенциальными репродуктивными способностями.

Вестготское право больше внимания уделяло абортам и связанным с ними преступлениям:

«Если кто-либо ударил беременную женщину или каким-либо другим способом спровоцировал у свободной женщины аборт, и после этого она умерла, он должен быть наказан за убийство. Но если женщина никоим образом не пострадала, и известно, что это было совершено свободным мужчиной по отношению к свободной женщине, то, если он убил сформировавшегося младенца, он должен заплатить 150 солидов, если не сформировавшегося, то он должен заплатить 100 солидов».

Также, в отличие от других варварских правд, вестготское законодательство предусматривает наказание за добровольные аборты и за изготовление различных снадобий в подобных целях.

Согласно закону от VII века аборт или убийство новорожденного младенца предусматривает наказание в виде публичной казни или ослепления, такую же ответственность несет и муж, если он «приказал или допустил» подобное действие.

Таким образом, регулирование абортов в вестготском праве повлекло за собой криминализацию добровольного прерывания беременности. Церковные соборы в вестготской Испании, как и светское законодательство, рассматривали вопрос абортов более всесторонне, чем любое другое законодательство, принятое в постримский период. Они выделяли женщин, которые добровольно делали аборт, тех, кто предоставлял средства для аборта, и другие случаи, когда аборт был спровоцирован путем физического насилия. Ни один другой раннесредневековый правовой корпус не был столь всеобъемлющим, как вестготский.

Но Мистри Зубин полагает, что отсутствие наказания за добровольные аборты в других варварских правдах не означает, что эта сфера не регулировалась, просто в подобных случаях полагались на авторитет церкви (хотя о каких-либо реальных прецедентах информации нет), а светское право сосредотачивалось на других проблемах и имущественных вопросах. Историк называет это «слепым пятном» в средневековом законодательстве.

Пенитенциалии (покаянные книги)

Другим важным источником для реконструкции отношения к абортам в раннем Средневековье являются покаянные книги (пенитенциалии), они служили руководством для настоятелей монастырей и приходских священников, которое содержало список грехов и сообразных способов искупления (обычно в виде поста). Пенитенциалии позволяют судить о доминирующих ценностях в духовной жизни европейцев раннего Средневековья, они раскрывают подходы священнослужителей к разрешению различных моральных вопросов, связанных с абортами.

Покаянные книги появились в Ирландии примерно в одно время с соборными постановлениями об абортах, изданными в Испании в VI веке, и вскоре распространились на англосаксонскую Англию и Галлию. Аборты упоминаются в большинстве из сохранившихся книг, хотя рекомендации часто повторяют друг друга.

Самое раннее упоминание об абортах относится к раннесредневековой Ирландии. Оно появилось в старейшей из сохранившихся рукописей, датируемой концом VI века:

«Если женщина погубила чье-то потомство своим злодеянием, она должна в течение полугода соблюдать епитимью, ограничиваясь хлебом и водой, и воздерживаться от вина и мяса в течение двух лет».

За некоторыми исключениями к абортам, как правило, относятся не так сурово, как к другим преступлениям, убийствам или супружеским изменам. Особое внимание уделялось поведению самих священнослужителей:

«Если кто-либо из священнослужителей потерпел величайшее падение и зачал ребенка, то блуд и человекоубийство — тяжкое преступление, но его можно искупить покаянием и Божьей милостью».

Видимо, речь идет о попытках скрыть одно преступление (блуд) другим.

В другом сборнике (VII век) появляется новое правило:

«Женщин, сделавших аборт, следует судить по одному и тому же правилу, если это сделано через 40 дней после зачатия (после того, как появляется душа), она должна понести епитимью как убийца, то есть три года, если до — один год».

Подобное разграничение связывают с Феодором Кентерберийским (620–690) и его экзегетическими рассуждениями относительно зачатия и формирования плода на основе интерпретации истории Иисуса. Феодор в своих размышлениях, которые являлись «странной смесью эмбриологии, аллегорического подхода и исторических данных», пришел к следующему выводу относительно зачатия:

«В течение шести дней семя, имеющее вид молока, остается в утробе матери. Затем в течение девяти дней оно превращается в кровь, затем в течение двенадцати дней она растет, а после этого в течение восемнадцати дней она сворачивается и приобретает очертания тела».

Считается, что упоминание в покаянных книгах 40 дней как времени образования души — это вольная интерпретация рассуждений Феодора.

Более поздняя покаянная книга (X–XI века) включает наказание за аборт в виде десятилетней епитимьи, но при этом учитываются определенные обстоятельства:

«Если женщина с помощью какого-либо злодеяния сделала так, что она никогда не сможет забеременеть, чтобы скрыть свою похоть, она подвергается наказанию на 10 лет. Но женщины, которые делают это, чтобы избежать смерти или осложнений при родах, должны понести епитимью сроком три года».

То же относится и к аборту «по необходимости», в этом случае наказание смягчается. До этого оно также смягчалось, если женщина забеременела, будучи в неволе, пленницей.

В конечном итоге пенитенциалии подверглись критике со стороны каролингского духовенства (IX век) за разночтения и порой несоответствие общему учению церкви, но они были удобным инструментом и продолжали использоваться как минимум еще в течение нескольких столетий.

Восприятие абортов в раннесредневековом обществе

Хотя источники с трудом позволяют реконструировать отношение к абортам простого населения на раннесредневековом Западе, некоторые эпизоды позволяют увидеть, с какими социальными нормами, ожиданиями и давлением были связаны темы брака и деторождения.

Подобный эпизод содержится в житие святого Эммерама Регенсбургского (VII век), в котором рассказывается, как последствия нежелательной беременности в рядах баварской знати стали причиной цепи событий, кульминацией которых стала ужасная мученическая смерть Эммерама. История заключается в том, что Ута (Ота), незамужняя дочь знатного баварского герцога Теодона I, зачала ребенка от придворного своего отца. «Едва сумев скрыть свой позор», они обратились за помощью к епископу Эммераму, «опасаясь, по обыкновению грешников, настоящего наказания больше, чем вечных мук души». Эммерам упрекнул их за совершённый грех, но, размышляя об их затруднительном положении, посоветовал назвать себя отцом ребенка, поскольку «понимал, что, если это преступление будет раскрыто публично, он никоим образом не сможет добиться снисхождения к ним от отца девочки». Как только стало известно о беременности Уты, Эммерам встретил свой мучительный конец от меча ее брата Лантберта: епископа жестоко пытали и бросили умирать у дороги. Предчувствия Эммерама насчет реакции отца Уты не обманули его. Ута также подверглась наказанию. Приближенным Теодона пришлось вмешаться, чтобы отец в ярости не напал на нее.

Эта история, независимо от того, является она реальной или нет, драматично характеризует тяжелые последствия нежелательной беременности.

В законодательных кодексах, особенно в их положениях о супружеской измене и других преступлениях сексуального характера, также содержатся указания на подобное давление и реакцию общества и попытки их избежать с помощью аборта.

Интересной с точки зрения восприятия обществом абортов является история многочисленных попыток развода короля Лотарингии Лотаря II (855–869) и его жены Теутберги. Уже через два года после заключения брака король начал им тяготиться, тем более что у него всё еще не было наследников. Он захотел развестись с Теутбергой и жениться на своей бывшей любовнице Вальдраде. Бракоразводный процесс, который сопровождался созывом нескольких церковных соборов, вовлечением папы Николая I (858–867), подкупом и интригами, так и не закончился при жизни Лотаря, но интересным является тот факт, что обвинение в аборте было одной из причин (скорее всего, сфабрикованных) для развода. Теутберга обвинялась в инцесте со своим братом Хукбертом, в противоестественном половом акте (содомии) и аборте. Немногочисленные сторонники Теутберги справедливо задавались вопросом: возможно ли зачать ребенка после совершения «постыдного противоестественного совокупления, которое совершают некоторые мужчины»? Учитывая невозможность подобного зачатия, обвинение в аборте в дальнейшем Тетуберге не предъявлялось. Да и другие обвинения были признаны несостоятельными, и супругов так и не развели. Но эта история примечательна тем, какие средства использовались для того, чтобы опорочить королеву. Это один из немногих известных историкам реальных случаев обвинения в аборте в раннем Средневековье, и хотя оно было сфабрикованным, оно показывает отношение общества к этому явлению, когда подобные обвинения, наряду с другими преступлениями сексуального характера, использовались для того, чтобы сформировать негативный образ и опорочить супругу короля.

Из вышесказанного можно сделать некоторые выводы, но сложно понять, каким было реальное положение дел. Большая часть информации — это светское и церковное законодательство, и вовсе не является очевидным, насколько оно было актуальным и в какой степени исполнялось. Но также можно заметить определенную преемственность и устойчивость традиций — например, в некоторых религиях по сей день не допускается использование контрацепции или допускается только в «исключительных» случаях.