Рождение нефтяной монополии: молодость Джона Рокфеллера, первого долларового миллиардера в истории
Зарабатывать деньги, добывая нефть? Нет, это слишком опасно и непредсказуемо, считал в начале 1860-х годов Джон Рокфеллер. Но зато можно заняться ее переработкой и транспортировкой! Автор канала «история экономики» Александр Иванов — о том, как начиналась первая нефтяная корпорация.
Бедность загнала англичанина Самюэля Эндрюса довольно далеко от дома: в 1859 году он, недоучившийся химик, оказался на краю земли — в американском Кливленде, штат Огайо. Первые месяцы его жизни там были мучительным испытанием на выживание. Он хотел найти работу в области химии, к которой был так привязан, но какое-то время приходилось перебиваться случайными заработками. Впрочем, Эндрюсу в итоге повезло: он оказался в нужном месте в нужный момент, так как именно в том самом 1859 году, а именно 27 августа, когда там была пробурена первая нефтеносная скважина, в соседней Пенсильвании началось то, что позже назовут «нефтяной лихорадкой». Ну а раз есть нефть, нужны и химики, способные превратить исходное сырье в керосин, лучшее в мире топливо для ламп освещения. Спрос на керосин рос тогда такими темпами, что их просто не с чем было сравнивать, — никогда до того не существовало ни одного продукта, который развивался бы так стремительно.
Химиков в самой Пенсильвании и окрестностях было, мягко говоря, немного. А может быть, их совсем не было — во всяком случае, дело для Эндрюса находится быстро: он становится помощником некого Дина (по протекции и рекомендации своего земляка Мориса Кларка, которому еще найдется место в нашем рассказе), владельца свечного завода, на котором Эндрюс нашел работу.
Эндрюсу удается убедить своего работодателя провести эксперименты с получением из нефти керосина (первый заказ на нефть был 10 баррелей — этого хватило на пробы), так как керосин, по его убеждению, был более перспективен как осветительный материал, чем свечи. Благодаря активности Эндрюса в Кливленде появляется первый нефтеперерабатывающий завод. Надо сказать, что химиком он оказывается чрезвычайно талантливым. Он не просто копирует процесс перегонки нефти, разработанный львовскими аптекарями Лукасевичем и Зехом, чем занимались в то время примерно все, — нет, Эндрюс придумывает процесс разделения сырой нефти на фракции и добивается получения очень качественного керосина.
В один прекрасный весенний день 1862 года, во времена, когда добыча нефти уже была вполне популярным бизнесом, а производство и продажа керосина — рутинным делом, Эндрюс, преуспевающий и известный инженер, встречается с неким Джоном Рокфеллером, младшим партнером фирмы «Кларк и Рочестер», занимающейся поставками продовольствия. Мы не знаем, где, как и при каких обстоятельствах происходила эта встреча, но знаем, что Рокфеллера с того дня буквально поглотила идея завести собственное производство керосина. Известно также, за что именно зацепился ум Рокфеллера: его просто поразила разница в цене сырой нефти и керосина.
Да, цены на нефть постоянно менялись, но тенденция сохранялась: в момент встречи Эндрюса с Рокфеллером баррель (примерно 159 литров) сырой нефти стоил $0,35–0,5, тогда как на побережье керосин уже продавался по цене $0,25–0,3 за галлон (3,78 литра), то есть цена возрастала более чем в 40 раз!
При этом издержки при производстве и транспортировке керосина, как понял Рокфеллер со слов Эндрюса, были во много раз ниже.
Цифры ошеломили Рокфеллера. Ошеломили настолько, что на следующий день после первой встречи с Эндрюсом он встретился с ним еще раз, чтобы уточнить, нет ли в цифрах неточностей. Неточностей не оказалось, и Рокфеллер, будучи человеком необыкновенно предприимчивым, тут же решил для себя, что этим делом надо заниматься. Причем заниматься немедленно, пока существует такой замечательный баланс между вложениями и доходами. Заниматься, пока в эту нишу не набежали конкуренты.
Добыча сырой нефти представлялась Рокфеллеру чем-то совершенно ужасным и ненадежным. Да, он, как и все тогда в Америке, знал о десятках людей, сказочно разбогатевших благодаря найденным ими нефтеносным жилам, но он знал и о тысячах разорившихся, о том, что в районе Ойл-Крик, ручья, вдоль которого старатели бурили свои скважины, каждый день находили тела самоубийц или тех, кто кому-то в чем-то помешал. Словом, добыча нефти представлялась Рокфеллеру занятием опасным, избыточно рисковым и крайне ненадежным, царившая среди добытчиков анархия еще долгие годы не будет вызывать в нем ничего, кроме раздражения.
Но был другой способ войти в Большую Игру — переработка нефти. Именно здесь он углядел слабое звено во всей цепочке оборота черного золота (впервые применительно к нефти эту формулировку употребил один из кливлендских журналистов в начале 1860-х годов): именно переработка создавала продукту ту самую невероятную прибавочную стоимость. Анархия среди добытчиков была, по мнению Рокфеллера, только на руку переработчикам: добытчиков слишком много, их разъедают взаимные претензии, они никогда не смогут договориться о твердой цене на сырье, и на их противоречиях можно будет сыграть.
Словом, все эти мысли в голове Рокфеллера довольно быстро сложились в бизнес-план, с которым он в тот же день пришел к старшему партнеру своей фирмы, Морису Кларку, англичанину, который, как и Эндрюс, в свое время приехал в Америку в поисках работы и разбогател на оптовой торговле продовольствием.
Впрочем, говоря о ранних годах Эндрюса и Кларка, кажется, самое время поговорить и о том, откуда взялся Джон Рокфеллер, который, как ни крути, является центральным персонажем нашей истории.
Джон был вторым (из шести) детей в семье Уильяма Рокфеллера и Луизы Дэвисон. Его дедами были немец, англичанин, ирландец и шотландец, и каждая из этих наций считает Джона своим. Луиза была истовой баптисткой, внушавшей детям, что труд и бережливость — самые главные качества в человеке. Наверное, ее влияние на детей было определяющим, потому что Рокфеллер-старший, чья жизнь была полным опровержением убеждений его жены, появлялся дома нечасто. Его вспоминают как человека обаятельного и остроумного, готового пуститься на любую аферу и спекуляцию, двоеженца, мошенника, выдававшего себя за «ботанического доктора» и продающего (под чужим именем) снадобья, якобы спасающие от рака. Свою роль в воспитании детей он видел в том, чтобы объяснить им в свои нечастые приезды домой, что такое спекуляции, прибыль и как вообще зарабатываются деньги, но стоит сказать, что это объяснение его роли в жизни Джона — сильно отредактированная и отшлифованная поздними биографами версия его отцовства. На самом деле реальная картина выглядела иначе: дети жили с мамой, иногда наездами появлялся дядька, который требовал называть себя папой (воспитанные мамой в религиозном духе дети не противились, понимая, что «папа» — это что-то очень важное), всячески глумился над детьми, обманывал их, щелкал по носу и снова надолго исчезал.
К счастью, Джон имел обыкновение задумываться над самыми разными (и странными) вещами, и все встречи с отцом, которые, как правило, сводились к тому, что Рокфеллер-старший надувал своих сыновей на какое-то количество центов, в самом деле воспринимал как урок.
Джон Рокфеллер в детстве пробовал и «мамин» путь, выращивая свиней на продажу, и «папин», выдавая ссуды под хороший процент соседским фермерам. И, хотя сам Джон никогда об этом не говорил, похоже, что папин вариант — зарабатывать на спекуляциях, понравился ему больше, чем мамин — зарабатывать трудом и сбережениями. Но что совершенно точно, он умудрился довольно органично соединить оба подхода.
В 16 лет Джон Рокфеллер окончил школу, и пришло время подумать о будущем и о том, как зарабатывать себе на жизнь. Вспоминают, что он хорошо учился и что многие пророчили ему продолжение образования в университете, однако ему такой путь к самостоятельности показался слишком долгим. Он предпочел университету трехмесячные бухгалтерские курсы — это, по его мнению, открывало ему дорогу в мир бизнеса.
Так и произошло: Рокфеллер быстро нашел работу счетовода в компании «Хьюитт и Татл». Позже он вспоминал, что был настолько поглощен мечтами и ожиданиями, что даже не спросил о зарплате — его просто захватывало всё то, что он открывал для себя каждый день на рабочем месте. «Хьюитт и Татл» занимались коммерческой недвижимостью, товарными спекуляциями и доставкой грузов, и амбициозный юноша оказался в той самой стихии, в которой так мечтал оказаться. Вскоре ему удалось проявить себя, и Исаак Хьюитт, владелец компании (Татл к тому времени уже отошел от дел), стал доверять ему самостоятельные задания, сначала попроще, а чем дальше — тем сложнее. Три с половиной года спустя управляющий директор компании покинул ее и освободившееся место предложили Рокфеллеру. Правда, ему была предложена зарплата $700 в год, тогда как его предшественник получал $2000. Рокфеллер потребовал больший оклад, на что по-отечески относившийся к нему Хьюитт никак не соглашался: ему казалось, что он и так предлагает невероятно большие деньги для столь юного человека (пожалуй, так и было — зарабатывать столько для ровесников Рокфеллера было делом нереальным). Можно было торговаться и искать компромисс, особенно с учетом добрых отношений работодателя и работника, но Рокфеллер решил иначе: он потребовал расчета.
Так заканчивается первый и единственный опыт работы по найму для Джона Рокфеллера, которому к тому времени не исполнилось и 20 лет. При этом у него уже есть отличные связи и прекрасная репутация среди торговцев, банкиров и перевозчиков.
Рокфеллер с детства говорил о том, что у него обязательно будет собственный бизнес, и вот такой момент настал: он встречает того самого Мориса Кларка, который уже начал собственный бизнес, и начал довольно неплохо. Кларк ищет младшего компаньона в торгово-закупочную компанию, которая будет заниматься оптовыми поставками продовольствия (у самого Кларка такой опыт уже есть). Правда, Кларку нужен компаньон, способный внести $2000.
Рокфеллер к тому моменту скопил $900, недостающие деньги он занимает у отца под хороший (для отца, не для Джона) процент — и становится совладельцем бизнеса, который благодаря активности и работоспособности компаньонов довольно быстро растет.
Впрочем, в основе бизнеса не просто желание показать «крутизну», а точный расчет: количество переселенцев на Запад быстро растет, главные торговые пути смещаются от русла Миссисипи вглубь страны благодаря быстро растущей сети железных дорог, спрос на продовольствие растет кратно росту числа переселенцев, которые десятками и даже сотнями тысяч едут обживать новые места. И в первый же год своего существования компания заключает сделок на $450 000, а к концу года компаньоны объявляют прибыль в $4400.
Рокфеллер рассчитывается с долгами, более того, с первого своего дохода он делает пожертвование в пользу баптистской церкви: заработав за первые четыре месяца ведения бизнеса $95, он отчисляет $9 в пользу церкви — это притом, что зарабатывает в тот момент он очень мало и отказывает себе буквально во всём. Если в бизнесе он реализует то, чему учил его отец, то в жизни он руководствуется заповедями, усвоенными от матери: с этого момента и до конца жизни он — один из самых щедрых благотворителей в истории. Причем пожертвования он начинает делать не будучи миллионером — для того чтобы помогать людям и делиться с ними, вовсе не обязательно быть сверхбогатым. В дальнейшем благотворительность станет для него нормой жизни, и вовсе не случайно он будет объявлен самым щедрым благотворителем в истории человечества.
Что же касается бизнеса, то партнеры развивают свой успех, открывают склады за пределами Кливленда, и к тому моменту, когда в Америке начинается Гражданская война, их фирма уже один из самых известных, надежных и эффективных поставщиков продовольствия для армии.
Дела компании идут прекрасно, и в этот момент Рокфеллер как раз обращается к своему партнеру с идеей насчет их участия в нефтяном бизнесе.
О Рокфеллере пишут и вспоминают как о человеке, который не позволял брать эмоциями верх над рассудком, и к Кларку он приходит с цифрами в руках, довольно сухо излагает свою идею, но цифры выглядят столь убедительно, что Кларк мгновенно соглашается вывести часть денег из текущих дел и начать новое предприятие.
Компаньоны уговорили участвовать в их бизнесе Эндрюса — это было несложно, так как сам Эндрюс уже тяготился своим положением на заводе Дина и вполне созрел для перемен (как знать, может быть, его «случайная» встреча с Рокфеллером была частью его плана по выходу в самостоятельный бизнес?). Более того, в руках у Эндрюса к тому моменту оказался небольшой капитал, который он вложил в основание компании «Эндрюс и Кларк» (Рокфеллер в компании по-прежнему младший партнер, его имени нет в названии) и в строительство нефтеперерабатывающего завода, названного компаньонами «Флэтс».
Компания была создана очень вовремя: именно в 1863 году в Кливленд, который и так не был обделен вниманием железнодорожных магнатов, пришла дорога компании «Атлантик» (спроектированная еще до нефтяного бума), которой суждено было стать главным «керосинопроводом» Америки, соединив Тутсвилль, центр добычи нефти, с Кливлендом, а Кливленд — с Нью-Йорком и Чикаго. Вдоль всех линий железных дорог «Атлантик» мгновенно стали возникать нефтеперерабатывающие заводы, правда, все довольно маломощные.
«Флэтс», как и любое предприятие на свете, испытывал серьезные трудности — на любом предприятии ничего не происходит абсолютно гладко. Эндрюс буквально дневал и ночевал на заводе (у него даже была оборудована спальня в помещении заводоуправления, больше напоминавшем в то время сарай), внедряя свою оригинальную технологию получения керосина. В какой-то момент проблемой стала тара: нефть тогда возили в бочках, тех самых селедочных бочках, чей стандарт, названный «баррель», используется в нефтяном деле по сей день. Бочки периодически становились бутылочным горлышком бизнеса, как и любая возвратная тара, а бондари, пользуясь моментом, страшно завышали цены на свою продукцию, которые в какой-то момент доходили до $3,5, а в кризисы и до $5 за бочку. Эндрюс и Рокфеллер потратили много времени на то, чтобы организовать производство бочек у себя на заводе. Что, надо сказать, далось им не сразу и было сопряжено с большими трудностями (а кто сказал, что сделать простую бочку легко?), но всё-таки полтора года спустя они наладили производство отличных дубовых бочек, которые красили в синий цвет (такими они и останутся на следующих предприятиях Рокфеллера и станут самой узнаваемой тарой на планете), стоимостью $0,94 за штуку. И это была не кустарная мастерская, а настоящее промышленное предприятие, чем компаньоны очень гордились.
Между тем у партнеров компании не было единства в том, что они делают. Кларк, давно приятельствующий со своим земляком Эндрюсом (именно Кларк пристроил Эндрюса в свое время на свечной завод, дав, таким образом, старт его карьере) и благоволивший Рокфеллеру, в спорных ситуациях, однако, становился на сторону других компаньонов — двух своих братьев.
Три брата Кларка считали нефтяной бизнес делом побочным и сопутствующим и были крайне недовольны, если развитие нефтепереработки или транспортировки нефти и керосина требовало дополнительных вложений. Под натиском своих братьев Кларк, главный акционер компании, постоянно угрожал Рокфеллеру и Эндрюсу своим выходом из бизнеса. Возможно, ему казалось, что столь радикальное предложение должно было образумить его друзей, заставить их понять, что главное дело, благодаря которому они имеют то, что имеют, — торговля продовольствием, это база, опора, истоки, это огромные и растущие контракты с армией, а нефть — временная штука, хороший попутный доход, но не более того, и чрезмерное увлечение им может помешать главному бизнесу.
Рокфеллер и Эндрюс, получая такие угрозы, какое-то время отмалчивались, но так не могло продолжаться вечно: в один из моментов Рокфеллер, к величайшему изумлению Кларка, в ответ на очередную угрозу последнего покинуть бизнес вдруг сказал, что готов к такому обороту дела.
Кстати, последовавший за этим эпизод чаще всего описывают как совершенно неожиданное и спонтанное решение Рокфеллера: мол, он, выражаясь современным жаргонным языком, просто «психанул». Но «психануть» — это вообще не про Джона Рокфеллера, это про какого-то совершенно другого человека.
Рокфеллеру каждое его решение давалось с трудом, он был одержим сомнениями и боролся с ними, но когда сомнения были преодолены, то дальше он действовал быстро, жестко и решительно. Причем его действия всегда были действиями по плану, импровизации не его стиль, только расчет и натиск. И, заметим, его расчеты были верны практически всегда.
Итак, дело происходило в конторе компании «Эндрюс и Кларк», в присутствии всех акционеров и главных служащих. Кларк в очередной раз пригрозил компаньонам своим выходом из бизнеса и был крайне изумлен, услышав, что Рокфеллер согласен на это.
Тут же было решено провести аукцион за право владения компанией, для чего был выбран формат торгов с повышением.
Морис Кларк торговался от себя лично и от имени своих братьев и начал торг с суммы в $500 долларов. Рокфеллер не уступал, и когда цена дошла до $72 500, Кларк сдался: «Бизнес ваш». На этом компаньоны расстались. Так Рокфеллер в 26 лет стал обладателем собственного бизнеса, который тут же был реформирован и два года спустя преобразован в компанию «Рокфеллер, Эндрюс и Флеглер» — предшественницу знаменитой Standard Oil.
Кларк, «пугая» своих компаньонов, полагал, что они всячески будут оберегать его присутствие в нефтяном бизнесе: он видел, что «раскрутка» нефтеперерабатывающего завода требует постоянного вливания капитала — в связи с тем, что объемы перерабатываемого сырья росли слишком быстро, чтобы можно было в какой-то момент притормозить и просто получать прибыль, не тратясь на расширение производства, и считал, что компаньоны не смогут обойтись без его денег, но он недооценил Джона Рокфеллера.
Рокфеллер с самого начала их совместного бизнеса отвечал за финансовую сторону работы их продовольственной компании и лично вел все дела с банками и банкирами. В этом мире он завоевал репутацию очень надежного, щепетильного в делах и очень расчетливого (не удачливого, а именно — расчетливого, умно планирующего финансовые затраты и рассчитывающего прибыль) человека.
Поэтому вопрос заемных денег, даже в условиях изъятия Кларком из дела его капиталов, Рокфеллер решил — не только кредитованием (любой банк был счастлив дать ему кредит), но и тем, что сама его репутация притягивала частных инвесторов.
2 марта 1865 года Рокфеллер публикует в прессе заявление о том, что уходит в отставку из компании по оптовой продаже зерна «Кларк и Рокфеллер». Сам Джон Рокфеллер в будущем станет называть именно эту дату началом своей самостоятельной коммерческой деятельности, хотя, как мы видим, к тому времени он уже весьма опытный, умный и решительный бизнесмен.
Рокфеллер известен как крайне расчетливый человек, склонный к длительным раздумьям, сомнениям и самой тщательной аналитике до того, как сделать какой-то шаг, — так что решительный разрыв с Кларками говорит о том, что и этот шаг был самым серьезным образом продуман. Рокфеллер избавился от балласта, который мешал ему принимать решения. В финансовом отношении он переживет 1865 год как самый сложный в своей карьере (это известно и из сохранившихся записей о пожертвованиях: только один раз в его жизни траты на благотворительность в этом году будут заметно ниже, чем в предыдущем), но все дальнейшие его шаги покажут, что к тому времени он уже имел в голове твердый план развития своей компании.
Рокфеллер и Эндрюс к тому моменту владели самым большим нефтеперерабатывающим заводом в Кливленде: их предприятие выпускало почти в два раза больше нефтепродуктов, чем все конкуренты вместе взятые. Кроме того, в актив можно было занести высокое качество керосина: благодаря в основном стараниям Эндрюса это был продукт высочайшего уровня, такого качества тогда мало кто мог достичь. При этом не Кливлендом единым развивалась отрасль, заводы возникали в Питтсбурге и Филадельфии, Цинциннати и Нью-Джерси. И это у себя в Кливленде Рокфеллер и Эндрюс выглядели королями, производя 330 баррелей нефтепродуктов в сутки, а завод Гумбольдта в долине Ойл-Крик производил 800 баррелей. Эпоха многочисленных маленьких предприятий подходила к концу, надо было или расти и укрупняться, или уступать поляну быстро растущим монстрам, которые находили средства, чтобы наращивать мощности.
Гражданская война внесла свои коррективы в экономику Америки: если раньше главной строкой американского экспорта был хлопок, то теперь, когда война поделила страну на Юг — тот самый, что давал основной, хлопковый, доход, и на Север, где привычных экспортных инструментов до той поры не существовало, именно керосин закрыл прорехи в бюджете, что было крайне важно для воюющей страны.
Дешевизна доставки керосина по морю в Европу поражала: американский керосин довольно легко выигрывал ценовую конкуренцию у других известных на тот момент нефтеносных районов — у австро-венгерской Галиции, не имевшей дорог для переброски керосина даже внутри собственной империи, и у очень богатого нефтью российского Баку, откуда еще долго нефть будут доставлять в бурдюках на верблюдах.
Морские перевозки быстро доказали свое решительное преимущество перед всеми другими видами транспортировки, и если добыча нефти в Баку была почти вдвое дешевле добычи в Пенсильвании (в Баку нефть била фонтанами, в Пенсильвании ее приходилось выкачивать из земли), то стоимость для конечного покупателя складывалась в пользу американского продукта: в Петербурге пенсильванский керосин стоил в 2,5 раза дешевле, чем бакинский. Рокфеллер открывает компанию в Нью-Йорке, цель которой — экспорт. Он предвидит кризис перепроизводства и понимает, что экспорт будет жизненно необходим, и когда наступит момент — а он, учитывая безгранично растущие мощности, никак не согласующиеся с уровнем потребления, наступит обязательно, — именно экспорт станет своего рода спусковым клапаном, куда уйдут, без потери денег, излишки продукта.
На рубеже 1865 и 1866 годов Рокфеллер сдал часть офиса компании «Рокфеллер и Эндрюс» своему старому знакомому, с которым они приятельствовали еще в те времена, когда оба занимались закупками продовольствия, — некому Генри Флеглеру. Флеглер, будучи человеком крайне любопытным (все мы знаем джентльменов, которым до всего есть дело), заинтересовался делами компании, расположенной этажом ниже. Проблемы роста и развития были ему понятны, и Флеглер обратился к компаньонам с предложением войти в их бизнес, разумеется, внеся солидную сумму в качестве своей доли.
Сведений о том, каковы были вложения Флеглера, не сохранилось, говорят, больших денег у него не имелось и максимум, который он мог внести, — $50 000, что к тому времени для Рокфеллера и Эндрюса не было огромной суммой. По другой версии (которая выглядит хитрее, вполне в духе Флеглера, но не факт, что реалистичнее), он уговорил своего сводного брата вложиться в бизнес Рокфеллера с условием, что Флеглер займет место в совете директоров. Но, что называется, не в деньгах счастье: Флеглер оказался тем самым человеком, который реализовал концепцию монополизации отрасли, задуманную Рокфеллером.
В то время существовала жестокая конкуренция между железными дорогами за грузы. Не станем утомлять читателя описанием количества железнодорожных компаний, их слияний и поглощений, строительства новых веток и совершенствования подвижного состава, скажем только, что в какой-то момент, когда завод «Флэтс» стал довольно сильным игроком на рынке, Флеглер встретился с руководителем одной из железных дорог.
В тот момент перевозка одного галлона по железной дороге стоила цент, соответственно, стоимость перевозки барреля — 42 цента. Флеглер предложил перевозчикам довольно большой объем груза эксклюзивно, обещая эти объемы наращивать согласно представленному им весьма заманчивому графику, но при условии эксклюзивной скидки на доставку.
Предложение выглядело разумно. О сумме этой скидки мы ничего не знаем (эта договоренность не фиксировалась на бумаге), но исследователи полагают, что она составила как минимум 15 центов с барреля.
Высокие договаривающиеся стороны ударили по рукам и отправились заниматься каждый своим делом: железнодорожники — готовить подвижной состав и пропускную способность под новые объемы, а Флеглер и его компаньоны… консолидировать отрасль, благо такую возможность открывала перед ними новая политика взаимодействия с железнодорожными компаниями. Собственных объемов у них для следования графику не хватало, зато они были уверены в том, что, имея в своем распоряжении ценовой инструмент в виде скидки, легко подгребут под себя объемы сырья своих коллег-конкурентов.
Рокфеллер и его компаньоны начинали с того, что выкупали небольшие производства — по сути, с целью их уничтожения, а образовавшееся «свободное сырье» предпочитали забирать на «Флэтс» и перерабатывать его там, постоянно наращивая свои объемы. Впрочем, чаще всего на предложение о выкупе конкуренты не соглашались, и тогда Рокфеллер и его компаньоны шли, что называется, длинным путем (оказавшимся в итоге более рентабельным): они предлагали конкурентам воспользоваться их эксклюзивной скидкой на транспортировку. Перевозка, как мы уже говорили, всегда была ахиллесовой пятой отрасли, а тут такое ценное предложение! Под которое можно было брать кредиты, расширять производство, закупать намного больше сырья, нанимать дополнительную рабочую силу и резко увеличивать прибыль — в голове любого опытного в своем деле человека мгновенно рисовался замечательный бизнес-план.
Как подтверждение своих намерений, фирма Рокфеллера начинала выполнять контрактные обязательства сразу же, так сказать, подсаживая конкурента на ценовую иглу. В тот момент, когда кредиты взяты, оборудование закуплено, контракты на сырье заключены и рабочие наняты, появлялся Флеглер и с сокрушенным видом сообщал, что договор на доставку, увы, расторгнут и более выполнять его компания Рокфеллера не может. Бизнес-план мгновенно рушился, взятые кредиты становились невозвратными, закупленное сырье было бессмысленно обрабатывать, поскольку это стало бы генерацией убытков.
Правда, всегда оставалась возможность поговорить с Рокфеллером и тем же Флеглером, выглядевшими буквально ангельски: они предлагали хорошие деньги за разоряющееся предприятие. Более того, Рокфеллер считал, что обиженных быть не должно, — он всегда предлагал бывшим собственникам не только оплату их долгов, но и акции своей компании. И, между прочим, ничего не известно о тех, кто оказался бы в итоге в проигрыше, зато мы много знаем о тех, кто, потеряв бизнес и став акционером Рокфеллера, заработал огромные деньги.
Схема Рокфеллера — Флеглера ширилась и довольно быстро вышла за пределы сначала Кливленда, потом штата Огайо, а затем стала общеамериканской.
В 1870 году компания «Рокфеллер и Эндрюс» была преобразована в Standard Oil (слово «стандарт» должно было подчеркнуть стабильно высокое качество продукта, что в те годы было, заметим, важным отличием — далеко не все нефтепродукты делались добросовестно).
Капитал новой компании составил 1 миллион долларов, что уже делало ее самой крупной компанией из существующих на тот момент на планете. Доля Рокфеллера составила 27%, кроме него компаньонами стали его брат Уильям, Флеглер (занявший пост исполнительного директора), Эндрюс и несколько других вкладчиков.
Компания Standard Oil стала первым в отрасли акционерным обществом — это была очень удобная форма для привлечения сторонних капиталов: 10 000 акций, оцененные в $100 каждая, были распределены не только среди основателей компании «Рокфеллер, Эндрюс и Флеглер», кроме них в дело вошли несколько банкиров из Нью-Йорка.
Новая компания располагала довольно большими мощностями и огромными возможностями. Завод по производству бочкотары, когда-то с таким трудом запущенный Рокфеллером и Эндрюсом, стал самым большим тарным предприятием страны. Завод «Флэтс» был к тому моменту самым большим предприятием по переработке нефти не только в Огайо, но и во всей стране, и более того — самой передовой компанией с технологической точки зрения, с контролем качества, понятной покупателям ценовой политикой и твердыми сроками поставки оговоренных объемов, что делало новую компанию лучшим из возможных партнеров.
Но самое главное, что Standard Oil уже нащупала слабое звено в отрасли — это логистика — и, пользуясь огромной конкуренцией в отрасли перевозок, умно использовала ценовую войну железнодорожных магнатов для собственной выгоды, что в итоге дало ей возможность прибрать рынок к рукам.
Но история Standard Oil — история создания самой крупной в мировой истории монополии (в какой-то момент ей будет принадлежать более 90% рынка США и около 75% мирового рынка нефтепродуктов) — заслуживает отдельного описания, которое, разумеется, последует.