Топ-5 художественных книг о мутациях, биоэтике и экологическом кризисе

Тревога об увядшем окружающем мире и о том, что однажды он из последних сил даст человечеству сдачи, волновало как фантастов, так и христианских мистиков. Отдельные примеры произведений, спекулирующих на теме экологии, разбросаны по истории мировой литературы: в Библии был всемирный потоп, в средневековых трактатах — сверхъестественные бури, у Жюля Верна — загрязнение окружающей среды, а с начала ХХ века писатели всё чаще стали конструировать мир недалекого будущего, погрязшего в экологических катаклизмах. В антиутопии Анны Каван «Лед» земной шарик глазирован ледовитой корочкой, а в «Мечтают ли андроиды об электроовцах?» Филипа Дика плотность смога так велика, что люди не видели солнечный свет десятилетиями.

Однако очень долго подобная литература не могла прибиться ни к одному течению и тем более оформиться в конкретный жанр. Чаще всего тематика эко была важной составляющей научной фантастики и киберпанка, пока не отпочковалась в собственный жанр — клай-фай (climate fiction).

Одними из первых образчиков клай-фая можно считать «Под морским ветром» Рэйчел Карсон (1941), «На берегу» Невила Шюта (1957) и «Красную тревогу» Питера Джорджа (1958), хотя само название появилось лишь в 2007 году благодаря экоактивисту Дэну Блуму.

Укреплению роли экотематики в литературе сопутствовало всё более удручающее положение реальных дел: угрозы ядерной воды, глобальное потепление и гипотезы специалистов о том, что ожидается шестое вымирание видов. Пагубные последствия деятельности человека на Земле способствовали созданию контекста, который сплотил содержание клай-фай-книг.

«Аннигиляция», 2014

Джефф Вандермеер

Фантаста Джеффа Вандермеера относят к представителям так называемых новых странных — нового субверсивного жанра сай-фай, интересующегося мутациями органической природы, смешиванием вещественных потоков и детерриторизацией (когда автор «заставляет» вид жить на несвойственном ему ареале).

Одной из книг цикла «новой странной» фантастики стала «Аннигиляция», недавно экранизированная Алексом Гарлендом с Натали Портман в главной роли.

В США организация «Южный предел» обнаруживают аномальную «Зону Х», где вся флора и фауна замкнута в бесконечном цикле мутаций. Отправившийся туда отряд биологов, физиков и антропологов обнаруживает, что цветы разных видов произрастают на одном стебле, аллигаторы вооружаются акульими зубами, а медведи способны впитывать генотип человека и разговаривать по-английски, завлекая жертв криками о помощи.

«Аннигиляция» в точности повторяет строки трактата Тита Лукреция Кара «О природе вещей», где «длинные ветви порой вырастали б из тела живого; множество членов морских у земных бы являлось животных, да и химер бы тогда, извергающих пламя из пасти, на всеродящей земле выращивать стала природа».

У Вандермеера вошедшие в «Зону Х» с первых шагов подвергнуты мутациям: после нескольких дней они начинают превращаться в ходячую благодатную почву для цветов, в то время как их легкие становятся? как у огнедышащего дракона.

Он восхищен кругами мутаций и предоставляет неофауне и неофлоре, разрастающимся в ползучей, пугающей и вместе с тем прекрасной динамике, отыграться на человечестве.

К слову, Вандермеер — морской биолог-любитель (в родном городе писателя Таллахасси, Флорида, он изучает, как дельфины адаптируется к пресным водоемам), а его гипотезы о будущем симбиозе людей и грибов всерьез изучают микологи и спекулятивные реалисты.

«Люди среди деревьев», 2013

Ханья Янагихара

Известная многим по роману «Маленькая жизнь», пробравшемуся в шорт-лист Букеровской премии, Ханъя Янагихара всегда интересовалась давлением и властью, инкорпорированными практически во все сферы жизни.

И если «Маленькая жизнь» была о смычке тела и псевдодемократической власти, то «Люди среди деревьев» — о бионасилии и нарушении биоэтики.

Вирусолог Нортон Перина вместе с антропологом Полом Таллентом отправляются на микронезийский остров Иву’Иву, чтобы обнаружить там нелюдимое племя. Пробравшись в сердце острова, исследователи открывают не только иву’ивцев, но и секрет их долголетия. Аборигены, которых Перина позже назовет сновидцами, демонстрируют недюжинную физическую выносливость, несмотря на то, что им по несколько сот лет. При этом упорствующая старению молодость компенсируется ярко выраженными когнитивными нарушениями.

Перина выясняет, что их секрет кроется в ритуальном поедании мяса черепахи опа’иву’экэ. Ради исследования он готов нарушить табу, запрещающее прикасаться к рептилии всем, кроме избранных: несмотря на многочисленные протесты коллег, он похищает черепаху.

Это преступление совести оборачивается открытием секрета молодости: фармакологические компании начинают растаскивать остров на золотые кирпичи. Численность животных резко сокращается, девственные заросли вырубаются для застройки под заводы, а местных жителей пытаются отлучить от их знаний и принудить к работе.

Янагихара задается вопросом, насколько современная антропология отдалилась от истока своего зарождения — колониальных кампаний. Осознают ли антропологи, какой урон они наносят дикой невинности исследуемых племен? Думают ли они о том, что в экспедиции привносят свой технократический смысл инвесторы, уничтожающие первобытность флоры и фауны?

В то же время это и критика академической сферы: она способствует расширению не только границ познания, но и западного империализма с его желанием унификации и капитализации всего сущего.

«Зверь», 2016

Пол Кингснорт

Ирландский поэт, писатель и «зеленый» активист Пол Кингснорт призывает к мягким формам анархо-примитивизма: не нужно уничтожать мегаполисы. Однако если вовремя не остановиться, то грядущее обречет их обитателей на медленное вымирание. Города, когда-то бывшие домами для миллионов людей, опустеют; их огни еще какое-то время будут вспыхивать, пока окончательно не поглотятся тьмой ночи.

Эта трагическая картина становится точкой зарождения философии главного героя экотриллера «Зверь» Эдварда Бакмейстера.

Бакмейстер жил условностями среднего класса, ни разу не ослушивался предписаний консюмеризма, пока в один момент не понял, что должен покинуть город и семью ради лесов у торфяных болот.

Он кормится корешками и разрешает себе одну плитку шоколада в месяц, прислушивается к полифоническому пению шотландских птиц и старается жить, согласно канону агиографического сборника. Став добровольным анахоретом ХХI века, он считает, что практики природной жизни, роднящей с чащами и лесом — залог будущего вне катастроф.

Однако «Зверь» — вовсе не буколическая идиллия в духе Торо и Эмерсона. Бакмейстер заключает с природой очень двусмысленный и скользкий контракт, ведь, несмотря на всю отдачу и приверженность ей, он становится объектом охоты мистического существа.

Существо это метафорическое и олицетворяет внутреннее знание того факта, что человеческие существа никогда не были центром мироздания. В «Звере» существование человека, хвороста, древоточца и некоей мистической сущности — онтологически уравниваются. Кингснорф призывает к растворению в ночи леса и не обманываться величием этого решения: ведь отношения человека и природы не более уникальны, чем отношения пыли и дождя.

«Банда гаечного ключа», 1975

Эдвард Эбби

Эдвард Эбби был одной из самых заметных радикальных фигур движения энвайронментализма — движения за сохранение окружающей среды. Именно Эбби стал прародителем радикальных экоорганизаций, в конце 1950-х придумав практику экотажа (экологического саботажа). Он считал духовным авторитетом Толстого, а его самого называли «Торо Запада».

В своем главном романе «Банда гаечного ключа» Эбби очерчивает идеи, которые немногим позже перекочуют в другие его работы, а затем и в реальный экологический терроризм активистов.

В книге группа экологических радикалов в попытках сохранить природный участок обращается к экотажу, то есть к повреждению техники, предназначенной для вырубки лесов и бурения. Например, главные герои уничтожают бульдозеры и подрывают железную дорогу, предназначенную для транспортировки древесного угля.

В этом романе Эбби, как в каком-нибудь «Пути мирного воина» Дэна Миллмана, манифестирует десять заповедей воина — эковоина:

Кроме того, эта книга проникнута чувственными поисками 60-х и восточными созерцательными практиками, поэтому герои порывают с капиталистическим обществом и неохватными сетями коммуникаций ради священных кактусов и стрекота лесов.

«Углеродные идеологии», 2018

Уильям Т. Воллманн

Уильям Т. Воллманн на сегодняшний день, пожалуй, последний представитель великого американского романа, пишущий в реалистичной манере. Каждое его произведение — это неизменно увесистый том раблезианских размеров, иногда на несколько тысяч страниц.

На этот раз издательство Viking, патронирующее Воллманна, сжалилось над читателем и разделила 1268 страниц рукописи на две части: «Вне опасности» и «Без альтернатив».

Как и почти все книги Воллманна, «Углеродные идеологии» — это стык репортажа, интервью, фоторомана, воображаемых диалогов с великими мыслителями прошлого, многостраничной солипсической лекции и исторического полотна. Для того чтобы завершить свой труд, писатель на протяжении шести лет путешествовал по миру и интервьюировал представителей крупнейших нефтеперерабатывающих компаний, шахтеров, браконьеров, экоактивистов, представителей ООН и ученых.

Он рассказывает о личном отношении к природе работников АЭС «Фукусима-1», индийских шахтеров, добытчиков нефти в Объединенных Арабских Эмиратах и перемежает их слова с собственным самобичеванием из-за непонятно зачем купленного пластикового подноса в токийском магазине, которое затем превращается в вязкий экскурс в историю добывания эпоксидной смолы, поливинилхлорида и последствий разложения этих материалов на лоне природы.

Кроме того, Воллманн переносится во времена Будды или современника Шекспира Эдмунда Спенсера и беседует с ними о таких далеких и фантастических для них понятиях, как глобализм, радикальный экоактивизм и парниковый эффект.

«Идеологии» — это не только мультикультурное и надисторическое, но еще и мультимодальное исследование, изобилующее визуальным материалом: идеограммами, схемами и таблицами об уровне радиации в Нигерии, возрастании потребления мяса по всему миру и истощению природного газа в Колорадо.

Однако не нужно пробираться через всю толщу страниц, чтобы понять основную мысль Воллманна (и это не мысль морализатора, надеющегося на то, что этот труд способен подтолкнуть человечество к изменениям).

«Идеологии» — это записка от имени всех самоубийц. Документ, оставленный даже не для следующих поколений, а для постчеловеческой эпохи, какой бы она ни была.

Воллманн говорит, что ничего в сложившейся на планете ситуации изменить не получится — прежде всего, из-за антропоцентрической картины мира и нашего самозабвенного нарциссизма. А нарциссизм (как и любое явление, доходящее до крайности) превращается в свою противоположность — самоуничтожение.