Настоящая американская готика: как Дэвид Юджин Эдвардс (16 Horsepower, Wovenhand) стал евангелистом темного кантри

Дэвид Юджин Эдвардс родился 24 февраля в Энглвуде, штат Колорадо. Детство мальчика сложно назвать счастливым: его мать вышла замуж за хронического алкоголика, байкера из банды The Warlords, частенько пропадавшего со своими дружками черт знает где. Жизнь Эдвардса-старшего оборвалась рано, но не в пьяной драке и не в аварии. Когда Дэвиду исполнилось шесть, отец скончался от лейкемии; мать не сумела выдержать свалившееся на нее горе и слегла. Воспитанием Эдвардса и двух его сестер занялись родители отца. Набожная бабушка заставляла Дэвида посещать похороны всех членов ее конгрегации и петь в церковном хоре, а дед, странствующий проповедник Церкви Назарянина, брал ребенка в каждую из своих поездок по штату и строго следил за тем, чтобы Дэвид не поддавался мирским страстям.

Назаряне — одна из самых строгих евангелических церквей, сосредоточенная на прижизненном достижении святости.

Только так, согласно их учению, можно заслужить спасение: во избежание греховных мыслей членам назарянских общин запрещается даже ходить в кино и исполнять музыку кроме как во славу Христа. Дед Эдвардса, потрясенный смертью сына, бунтовавшего против человеческого закона, что притворяется Законом Божьим, воспринял заботу о внуке как личное испытание перед лицом Господа. Конечно, участие четырнадцатилетнего Дэвида в панк-группе Restless Middle Class его совсем не порадовало. А в семнадцать Эдвардс, женившийся без благословения, и вовсе сбежал из дома и отправился в Денвер, столицу штата, — искать собственный путь к Богу. И музыкантов, разделяющих его пристрастия.

Как и многие американские юноши середины 1980-х, Дэвид Юджин увлекся постпанком.

В 1985 году под впечатлением от творчества ливерпульцев Echo & the Bunnymen и австралийцев The Birthday Party Эдвардс и его приятель Джеффри-Пол Норландер сколотили группу Pavilion Steps, а через год взяли на борт дружка Норландера Слима Сессну и сменили название на Blood Flower. Они играли так называемый каупанк — омоложенный инъекцией примитивизма кантри-рок, который завоевал в Штатах местечковую популярность. Но, в отличие от аризонцев Meat Puppets, раздиравших психоделическими джемами свой пустынный хардкор, или калифорнийцев The Long Ryders, ориентировавшихся на приближенный к мейнстриму «звенящий» гитарный саунд, Blood Flowers сосредоточились именно на простоватом электрическом кантри. На их первом и единственном сингле уже можно заметить, что Эдвардс, до того учившийся играть на ударных, уже осваивает резкий перкуссионный стиль игры на гитаре, благодаря которому прославится позже. В погоне за успехом Blood Flower переместились в пригород Бостона, где дали три или четыре концерта, устроили не привлекший особого внимания тур по стране, а затем вернулись в Денвер несолоно хлебавши.

В 1988 году Норландер и Эдвардс создают еще одну группу, The Denver Gentlemen, и в 1989-м переезжают в поисках работы в Лос-Анджелес. Там, на площадках голливудских студий, мастеря декорации для фильмов Роджера Кормана, они знакомятся с двумя французами, ударником Жаном-Ивом Тола и басистом Паскалем Юмбером. Группа Тола и Юмбера Passion Fodder, благодаря покровительству лейбла Beggars Banquet сменившая тоскливый Париж на солнечную Калифорнию, играла похожее по стилю постпанковое кантри и нередко делила сцену с «Денверскими джентльменами». Однако Норландер, не выдержавший темпа работы и регулярных выступлений, в самом начале 1990-х уехал обратно в Денвер. Уже без него Эдвардс, Тола и Юмбер собрали коллектив, который стал новейшей легендой американского кантри.

Шестнадцать лошадиных сил

Популярная байка гласит, что группа 16 Horsepower получила название в честь народной песни об убитом горем вдовце, который потерял жену и запряг похоронную повозку шестнадцатью вороными лошадьми. Эдвардс действительно вспомнил эту душераздирающую историю, но лишь тогда, когда понял, что с названием Horsepower («лошадиной силой» тогда на жаргоне называли героин) его новое детище вряд ли чего-то добьется. И был прав. Первое и последнее лос-анджелесское шоу Horsepower в конце 1992 года прошло едва замеченным, после чего группа, сменив название и потеряв по пути Юмбера (он, как и Норландер, присоединится к ней четыре года спустя), также перебралась в Денвер. Там ее заметили очень быстро: промосингл 1994 года Shametown оказался на столах боссов мейджор-лейбла A&M, смекнувших, что им попалось нечто по-настоящему редкое.

В начале—середине 1990-х Америка переживала очередной кантри-бум, но пришедший не из Нэшвилла, штат Теннеси — центра этой музыкальной культуры, и не из прошлых ее очагов вроде Калифорнии, Техаса и Джорджии. Во всех захолустьях страны, от Аризоны до Северной Каролины, разворачивалось движение, интуитивно подзвучивавшее кантри-мотивами альтернативный рок. Uncle Tupelo, Whiskeytown (чей фронтмен Райан Адамс позже сделает более чем успешную сольную карьеру), Giant Sand — вот лишь немногие из первопроходцев альт-кантри, жанра, который оставался одной из популярнейших веток внутриамериканской независимой дистрибуции вплоть до начала 2010-х. Группу 16 Horsepower обычно также относят к этой волне, но при ближайшем рассмотрении она оказывается скорее альтернативой всему кантри как таковому, включая его рок-крыло, которое пело о проблемах добрых, но одиноких белых мужчин и женщин, сховавшихся по медвежьим углам свободного мира.

Поначалу 16 Horsepower ориентировались на электрифицированный звук, но их сердцем были контрабаси виолончель (в отсутствие Юмбера за них взялся друг Эдвардса Кивен Солл), а также инструменты, буквально выкопанные Эдвардсом на калифорнийском развале: слайд-гитара, банджолина и две ручные гармоники, немецкая концертина и мексиканский бандонеон, повидавшие еще XIX век. Посмотрев на все эти агрегаты, лейбл доверил им самим сводить первый EP, но, не удовлетворившись результатом, предложил музыкантам выбрать любого продюсера на их вкус. Sackcloth ’n’ Ashes, их дебютный альбом 1996 года, продюсировал Уоррен Брюли, известный по работе с Лу Ридом и Violent Femmes — первой постпанк-группой, которая почти целиком отказалась от электричества в пользу акустики.

Даже спустя почти тридцать лет альбом Sackloth ’n’ Ashes производит весьма своеобразное впечатление. Эту музыку сложно назвать порождением своего времени, но в ней нет никакой хонтологической неопределенности, зато есть вполне конкретные ориентиры. Критики не раз отмечали, что первый полноформат 16 Horsepower многим обязан народной музыке Аппалачских гор, где ирландские и шотландские мотивы соединились с германской полькой, но не двинулись вслед за фронтиром к Тихому океану и не познакомились с традиционной музыкой американского Юга и бывших испанских территорий. Звук на Sackloth ’n’ Ashes состарен до этнографичности, до первых записей Ральфа Пира, открывшего американскому городу сельскую музыку в 1920-х, до первых штудий семейства Ломаксов, фиксировавших народные мелодии и напевы в начале—середине 1930-х. Вокал Эдвардса — жестяной, надрывный, скрежещущий — также уточняет измерение его музыки: по сути это кантри-госпел, но не в сглаженном варианте дуэта The Louvin Brothers, записавшего меметичный альбом Satan Is Real (1959), а в его первоначальном, характерном для 1930-х годов виде. Эта музыка дышит бедой, даже если не вслушиваться в тексты песен, повествующих об отчаянии, покинутости и жажде спасения. Вероятно, именно с таким настроем попавшие в Пыльный котел несчастные фермеры уезжали на заработки в большие города, опустошенные Великой депрессией.

A&M постарались надлежащим образом оформить альбом. Набор, который рассылали прессе по выходу Sackloth ’n’ Ashes, был упакован в холщовый мешочек, содержавший кроме компакт-диска буклет, стилизованный под сборник церковных гимнов, деревянную открытку и видеокассету с клипами на песни Black Soul Choir (его сняли не работавшие до того с музыкальными видео братья Квай) и Haw. Впрочем, главный триумф 16 Horsepower был связан всё же не с А&M. Выпустив в 1997-м вторую пластинку группы, Low Estate, лейбл расстался с Эдвардсом и компанией: годом позже А&M купил алкогольный гигант Seagram, и они бросили всех артистов, не приносивших достаточной прибыли. Тогда 16 Horsepower перешли на Glitterhouse (ранее — немецкое отделение альтернативного титана Sub Pop, а теперь уже отдельный лейбл, специализирующийся на «взрослой» альтернативной поп-музыке и современном американском фолке). Собственно, еще до этого 16 Horsepower получили большую часть своей популярности именно в Европе, а после выхода третьей пластинки, Secret South (2000), которая стала жемчужиной и без того почти безупречного ростера Glitterhouse, гастроли группы в Старом Свете стали проходить с завидной регулярностью.

Готическое кантри

Их музыку окрестили «готическим кантри» практически с самого начала, подразумевая ее близость к литературной южной готике: мрак йокнапатофской трилогии Уильяма Фолкнера, потусторонний рурализм «Других голосов, других комнат» Трумена Капоте — то есть лишенный всяких иллюзий взгляд на замкнутый мир сельского юга Америки, но вопреки всему очарованный им. В альбоме Secret South это ощущение воплощено буквально — вряд ли в мире найдется еще одна пластинка, в которой столько же опустошенности, сколько и любви. Тексты в буклете напечатаны сплошняком, без разбивок и знаков препинания, поэтому глаз то и дело натыкается в них на несуществующие слова, которые складываются из частей настоящих слов. Музыка вторит — предпоследний трек, Nobody ‘Cept You — авторства Боба Дилана, но на альбомах самого нобелевского лауреата никогда не появлялся, а вторая композиция, Wayfaring Stranger — американская народная песня о встрече с отцом (неясно, земным или небесным), полна надежды, которой ни в одном прежнем ее исполнении отродясь не было.

Чужие песни особенно удавались группе 16 Horsepower.

Впрочем, что еще можно было ожидать от ансамбля, собственный материал которого всегда звучал так, будто его написал не коллектив из нескольких человек, а неизвестный и давно скончавшийся несчастливец. Пластинка же Folklore (2002), записанная Эдвардсом, Тола и Юмбером без посторонней помощи, практически целиком составлена из обработок (за исключением первого, срединного и предпоследнего треков). Венгерская баллада о засмотревшемся на звезды конокраде, подсмотренная у группы Muzsikás, давних друзей коллектива, чередуется с песнями Хэнка Уильямса и The Carter Family, тувинской мелодией и каджунской кадрилью. А чеканное эдвардсковское исполнение «Грешника» наверняка до сих пор вынуждает Нину Симон вертеться в гробу — от зависти, конечно.

Музыка 16 Horsepower до сих пор считается мрачной и темной, но это не более чем общая характеристика их палитры. Да и в жизни участники группы были не такими уж смурными людьми, а если и были, то окружающие над этим искренне потешались. Джеффри-Пола Норландера порядком задолбали шутки о том, что в 16 Horsepower задерживаются только люди с тройными именами, и он сократил свое, оставив только две первые части, то есть избавившись от фамилии, чем и вызвал новую волну издевок — друзья не знали, как теперь его называть, Джеффри или все-таки Полом. Тьма музыки 16 Horsepower служила также оболочкой для самой разной начинки. Взять, к примеру, их кавер на 24 Hours группы Joy Division: там, где сомнение Кертиса оборачивается страхом перед неизвестностью, нервное напряжение Эдвардса перерастает в пускай скрытое, но всё же ликование перед неведомым очищением. Примечательно, что Дэвид Юджин долгое время не любил Joy Division и проникся в итоге не кертисовским ангстом, но его же универсализмом и честностью, допускающей любые интерпретации, какие только угодны душе.

Точнее, не душе, а Богу. Дедово влияние оказалось куда более сильным, чем хотелось самому Эдвардсу.

В 2005 году 16 Horsepower официально расстались, главным образом — из-за политических и религиозных противоречий. Тола и Юмбер, уставшие от пыла Дэвида, порывались уйти еще в 2000-м и сосредоточиться на предприятии под названием Lilium, но под давлением обстоятельств остались. В начале 2000-х оба они стали коннозаводчиками уже совершенно буквально, каждый со своим ранчо (Юмбер, впрочем, в начале 2010-х вернулся обратно во Францию), и это дело периодически требовало существенных вложений, которые обеспечивались европейскими турами 16 Horsepower. Выручив необходимые средства, музыканты покинули группу.

Сплетенная рука

Проект Wovenhand (изначально это название писалось в два слова) возник по той же причине: выступления были единственным источником дохода для Эдвардса. До небольшого перерыва перед записью Folklore 16 Horsepower турили с весьма крупными артистами — Шейном Макгоуэном, Morphine, Ником Кейвом и Bad Seeds, не говоря уже о сольных гастролях. Слава Эдвардса как руководителя одной из самых востребованных групп, исполняющих традиционную музыку, обеспечивала необходимый доход, но нуждалась в постоянной поддержке. И дело вовсе не в жадности музыканта: у его его сына Элайджи, родившегося в 1997 году, оказался синдромом Дауна — раз Дэвид не мог проводить всё свое время с семьей, он должен был ее обеспечивать. Поначалу концерты сольного проекта Эдвардса выезжали за счет старых и всеми любимых лошадиных сил, но продлилось это недолго.

На обложке первого, одноименного альбома (Woven Hand, 2002) — изображение, выполненное в классической американской технике пинстрайпинга, с помощью которой принято украшать автотехнику (ко времени распространения полимерных наклеек она успела перекочевать в разряд «общего» декоративно-прикладного искусства). Но не стоит воспринимать это как хвастливое заявление Эдвардса, что он мол — главный творческий мотор своих проектов. Ближе к концу 1990-х Дэвида Юджина часто спрашивали в интервью, почему его музыка так востребована в Европе, а в Штатах — не очень. «Думаю, для американцев слишком привычно то, из чего она состоит, — отвечал музыкант, — а для европейского уха это не так очевидно. И, вероятно, всё еще звучит как экзотика».

Первая одиночная проба пера стала экзотикой и для самого Эдвардса. В отличие от ярого исступления 16 Horsepower, этот альбом спокоен как тихая молитва — собственно, название «Сплетенная рука» и отсылает к молитвенному жесту [в смысле «сплетать руки», а не «плести руку». — Прим. ред.] — и почти бесстрастен. Даже перепевка Ain’t No Sunshine Билла Уизерса лишена всей своей черноты и превращена в холодную просьбу — на которую, кажется, удается получить ответ. Свой излюбленный прием — пение вживую в два микрофона, из-за чего голос приобретает то замогильный, то небесный оттенок — музыкант во время записи этого альбома впервые применил в студийных условиях.

Европейцы были в восторге. Бельгийский хореограф Вим Вандекейбус, руководитель труппы Ultima Vez, предложил Эдвардсу сочинить музыку к своему новому спектаклю Blush. Вандекейбусу, успевшему поработать с импровизатором Марком Рибо и Дэвидом Бирном, хотелось заполучить музыканта без какого бы то ни было театрального опыта. Эдвардс пошел ва-банк: он пересвел дебютный сольник, который залезал (в отличие от 16 Horsepower) на территорию того самого альтернативного кантри — так, чтобы от последнего не осталось и следа, а наиболее характерные моменты просто переиграл. Получившийся абстрактный фолк оказался подходящей музыкой не только для высокохудожественного модернового танца, но и задал направление, в котором Wovenhand движется до сих пор.

Денверский саунд

К середине нулевых в Денвере сложилась целая музыкальная сцена с кантри-корнями. Занятно, что все ее участники прошли через The Denver Gentlemen Норландера, всё это время не забывавшего о своей группе. Живые и переигранные записи «Джентельменов» издали только в период с 2001 по 2007 год, но это наследие дало жизнь сразу нескольким группам. Slim Cessna’s Auto Club искажали блюграсс и вовсю издевались над представлением о традиционном кантри как чертовски серьезной музыке висельников, убийц, бандитов, проституток и честных тружеников, вдобавок пародируя пасторский тон ее исполнителей.

Череполицый Джей Манли, второй фронтмен «Автоклуба» после Слима Сессны, вместе со своей девушкой Ребеккой Верой выпустил охапку альбомов, также полных сардонических шуточек насчет знаковых архетипов американской культуры — от поездок представителей русской культуры по одноэтажной стране до горестей ее поэтов и недугов американских президентов. Аргентинка Кэл Кахун и ее группа Tarantella осовременивали ковбойскую музыку, особо напирая на ее испано-мексиканские корни — корридо, ранчеру, нортеньо и техано. Группа Тома Хагермана и Ника Юраты Devotchka смешивала салунные песни с цыганскими мелодиями, клезмером и европейским кабаре.

Денверский саунд, как окрестили всю эту тусовку журналисты по аналогии с другими топологическими кантри-сценами, не стал явлением национального масштаба. Те же SCAC до сих пор радостно выступают в каждой балканской дыре, хотя у сцены есть поклонники и в условном мейнстриме — например, Элайджа Вуд. Но все эти группы породили потрясающее количество учеников, последователей и эпигонов разной степени одаренности, которые по сей день появляются то тут, то там — в разных концах света. По аналогии с 16 Horsepower всю эту блажь также окрестили «готической американой», но постепенно указание на тематику и звуковые находки сменилось обозначением принадлежности к сложившейся субкультуре.

Денверцы же были и остаются весьма интеллигентными людьми, прекрасно понимающими, кто они и в каком мире живут. На обложке их семплера Crossbreeding Begins at Home, выпущенного под новый 2004 год, изображен крест с плащаницей, распространенный протестантский символ Воскресения, — только у денверцев он так и норовит упасть, да и сам Иисус, терновый венец которого выглядывает из-за перекрестья, словно бы всё еще висит на нем, повернувшись к нам задом. Эдвардс хоть и играет вместе с ударником SCAC Орди Гаррисоном, но смеется куда реже, по крайней мере — в собственной музыке. Впрочем, нагнетать жути больше необходимого он тоже не любит. В последовавших за дебютником Wovenhand альбомах Consider the Birds (2004) и Mosaic (2006) кантри постепенно уступает место иным решениям: гитарному дрону, растянутым клавишным пассажам, глубинной фолк-психоделии. От былого проповеднического тона Эдвардс также отказывается, даром что теперь песни он пишет через одну на библейские сюжеты, а иногда даже импровизирует на тему конкретных стихов из Писания.

Золотой зуб в кривой усмешке Господа

Общаясь с журналистами в 2000-х, Эдвардс любил строить из себя эдакого художника в духе бергмановской «Седьмой печати»: люди — все как один грешники, Ад — вот он, прямо перед нами, а смерть — совсем близко, и лучше о ней как следует задуматься. Но если присмотреться к его манере общаться в том же фейсбуке, то постинг всяческой юродской чепухи и исключительной любимой музыки может навести на мысль, что Дэвид Юджин далеко не так прост, как хочет казаться. Скорее он, по выражению кантри-певца Джима Уайта, ищет «золотой зуб в кривой усмешке Господа» — и неизменно находит. В 2008–2010 годах Wovenhand пускается в эксперименты со звуком: то дает первостатейного рока и босановы на, пожалуй, самом неоднозначном (но безусловно интересном) альбоме Ten Stones, то копается в ближневосточной, креольской и индейской музыке на последовавшей за ним пластинке The Threshingfloor. Последний, в отличие от многого, и правда выглядел как натуральное возвращение к корням. Дед Эдвардса по матери был коренным американцем, дрессировщиком медведей, он таскал ручного барибала по всей стране в собственной машине, да и у деда-назарянина не обошлось без индейской родни. Может показаться, что Дэвид, который всё чаще появляется на публике с крестом, украшенным орнаментом в стиле народа арапахо, с перьями в волосах и на шляпе, страсть как полюбил выпячивать свое культурное наследие. Занудные металлисты Tool, когда группе Wovenhand довелось разогревать их в туре, были поражены, когда Эдвардс, прежде чем выйти на сцену и поставить стул к микрофону, сперва расстелил на ней индейский ковер. Но Дэвид, за четверть века раскачавшийся из худосочного юнца в ухмыляющегося здоровяка, просто-напросто хорошо понимает, что без подобных спецэффектов соотечественников ему не пронять.

Молчащая смерть

Эдвардс живет на окраине Денвера, в бывшем шахтерском районе, в доме голландского иммигранта, прибывшего туда в конце XIX века. В пятнадцати минутах езды — центр Денвера. Столько же — до гор. Идиллическая картина, если не вспоминать о том, что за этот клочок земли бились испанцы и французы, горняки Западного побережья и скотоводы Восточного, а до них — племена апачей, шайеннов и шошонов. Колорадо — земля человеческих приливов и отливов: последняя людская волна затопила штат меньше десяти лет назад, как только под конец 2013 года там полностью легализовали марихуану.

«Быть американцем, — говорит Эдвардс, — значит жить в чужом доме и на чужой земле. Зависеть от окружающих тебя вещей, а не от чего-то внутреннего или вышнего». И Дэвиду не очень нравятся эти вещи. Образование. Прогресс. Успех. Деньги. «Закон, ставший Богом, а не Бог, ставший законом». 16 Horsepower (а вместе с ними — еще несколько представителей денверского саунда) появлялись на музыкальных сборниках журнала «Тир» — традиционалистского издания, одним из составителей которого был Майкл Мойнихан, лидер неоязыческой индустриально-фолковой группы Blood Axis и радикальный журналист, написавший «Князей хаоса», одиозный труд про возникновение норвежского блэк-метала. Кроме того, прежняя группа Эдвардса и первые альбомы Wovenhand писались на студии Absinthe, принадлежащей Бобу Фебраху, еще одному члену Blood Axis и бывшему музыканту SCAC, другу некогда главного штатовского мизантропа и провокатора Бойда Райса.

Именно поэтому Тола и Юмбер однажды покинули Эдвардса, но, впрочем, едва ли денверского анахорета в миру можно назвать людоедом.

Его никогда не интересовала ни печаль всех вещей, ни жалкие попытки человечества избавиться от нее путем массово-принудительных решений, ни провоцируемая ими единоличная гордыня. Название Low Estate, второго альбома 16 Horsepower (1997), позаимствовано из Послания Апостола Павла к Римлянам: «Будьте единомысленны между собою; не высокомудрствуйте, но последуйте смиренным (condescend to men of low estate); не мечтайте о себе» (Рим 12:16). Европейский промосингл к Low Estate с каверами на калифорнийский панк-блюзовый проект The Gun Club и Леонарда Коэна помогал записывать Бертран Канта, лидер французской рок-группы Noir Désir. Канта присоединился к записи по просьбе Тола и Юмбера; карьеру Бертрана запустил фронтмен их прошлого проекта, Тео Акола. Но Канта, по-видимому, так и не понял главной идеи альбома: через шесть лет он до смерти изобьет свою девушку Мари Трентиньян, дочь известного актера Жана Трентиньяна, и станет персоной нон-грата для всей Франции.

Смерть, молчащая в записях Эдвардса со времен последней пластинки 16 Horsepower, питает особую любовь к своему бывшему певцу и постоянно подталкивает его вытащить из забвения то, что уже скончалось. Не без его помощи запустился мемориальный проект Джеффри Ли Пирса, вожака Gun Club и бывшего соигольника Ника Кейва, оставившего после себя изрядное количество неозвученных песен. Эдвардса взяли в возрожденный ансамбль Crime & the City Solution, знаковую группу австралийского постпанка — по партиям ее гитариста Роуланда С. Хоуварда, покинувшего мир в 2009 году, он учился играть. Вместе с Александром Хаке, басистом давно мертвых внутри, но всё еще не преставившихся Einstürzende Neubauten Дэвид Юджин записал одну из лучших пластинок в весьма обширной «вненовостроечной» дискографии немца. Наконец, Эдвардса внимательно слушают те, кто сам регулярно занимается танатографией.

Проект Wovenhand появился на свет и выпустил первые три альбома в годы зарождения и наивысшей популярности христианского альтернативного метала и металкора в Америке. Но этот срез недовольных молодых людей к Эдвардсу не тянулся: кто-то, вроде участников группы Demon Hunter, и вовсе посылали свой мерч в Ирак, услышав, что американский контингент пытает их песнями пленных. Куда пристальнее Дэвида Юджина слушала на первый взгляд неподходящая публика: на скандинавские концерты 16 Horsepower и Wovenhand с удовольствием ходили блэк-металлисты — как задротско-прогрессивного толка, вроде норвежцев Manes, сделавшие кавер на трек с Secret South практически сразу после выхода альбома, так и откровенно дуболомного — такие как группа Marduk, записавшая в 2012 году свою версию песни об обуреваемом страстями иконописце с альбома Consider the Birds.

Современные столпы экстремального метала вроде восходящих звезд экстатического дета Suffering Hour также в восторге от музыки Дэвида Юджина.

Немалую популярность Wovenhand принесли выступления на голландском фестивале Roadburn, посвященном необычной гитарной музыке со всего света. Wovenhand играли там дважды, в 2011-м и 2015-м. Причем если в первый раз они выступили в Тилбурге с фолк-программой, то в следующий раз приехали уже с совсем другим репертуаром. В 2012 году Эдвардс сманил к себе своего товарища Чака Френча, гитариста денверской металлизированной эмо-группы Planes Mistaken for Stars. С Френчем Дэвид записал три невероятных альбома: Laughing Stalk (2012), Refractory Obdurate (2014), Star Treatment (2016), в ходе работы над которыми пригодился как весь прошлый музыкальный опыт всех участников Wovenhand, так и замысел, который Эдвардс прежде не решался озвучить.

Нынешние Wovenhand играют психоделический рок — этот жанр одновременно и консервативен, и подталкивает к бесконечным экспериментам, причем в случае Эдвардса сложно сказать, какой из аспектов преобладает. Он окончательно освободил психоделию от ее блюзовых корней, снова взяв за основу музыку кантри. И такого умения сочинять лаконичные, броские, и в то же время богатые всевозможными звуковыми нюансами песни рок-музыка с кантри-корнями не видела со времен Creedence Clearwater Revival. Россыпь тегов, которыми поклонники Wovenhand отмечают очередной альбом, простирается от скелетарной готики до мудреного упоротого металла — но, впрочем, безо всяких джемовых рассусоливаний.

Кроме того, сейчас Wovenhand — просто крайне удобная для промоутеров группа. Зачав проект в одиночку, Дэвид Юджин вытворял невероятные вещи с драм-машиной и единственным усилителем, но сегодняшний квартет (Френч потихоньку перетащил в группу своего коллегу Нила Кинера) также не требует хитрой акустики и многотонных саунд-систем. Это невероятное торжество человека и ремесла, обеспеченное его многолетней дружбой с инструментом. Уже в первых альбомах 16 Horsepower аудиторию привлекали ладность и напор. Дэвид Юджин Эдвардс до сих пор ничего не исследует, не вскрывает и не деконструирует, но зато своей трансовой, ритмически совершенной музыкой он явно заклинает что-то, кроме своих слушателей.

Серебряный пояс

«Все мифы нашей страны — в ее песнях. В них — нерассказанные истории, белые пятна хроник и книг; музыка сохраняет наши воспоминания. В этих же песнях — то, что поведали мне родители, Библия и все, что я успел прочитать. Все это — фундамент моих представлений об Америке. Но я — не хранитель традиции. Я всего лишь мастеровой, который каждый день занимается тем, что умеет делать лучше всего: поет и играет. Это единственное, что я усвоил. Я всего лишь следую за музыкой. Так что если я пою о своих переживаниях, это всегда переживания самой Америки. Америка — огромная страна. И еще Америка — это всегда только начало идеи…»

Это — предисловие к «Черным чернилам», сборнику стихов и рисунков Эдвардса (он участвовал в оформлении практически всех своих записей, начиная с Blood Flower), что вышел в самом конце 2011 года. Десять лет спустя его слова все еще верны. В апреле 2020-го Wovenhand должны были снова выступить на Roadburn, но моровое поветрие смешало все планы. В том числе и на запись новой пластинки, прервав темп, который Дэвид стабильно поддерживал чуть меньше двадцати лет. На карантине он то и дело обменивался наработками с Френчем, а у последнего скопилось достаточно записанного, но не пущенного в ход материала. Результат — его самый тревожный, но вместе с тем самый мечтательный альбом за долгое время.

Появившаяся в прошлом месяце пластинка Silver Sash — это личная история Америки, сочиненная Эдвардсом и сплетенная с сюжетами Книги Исход. Горький вердикт Моисеева жезла, превращенного в змея и сулящего казни египетские. Слушателю — в том числе. Филип Дик, останный фанатик Нового света, был уверен, что мы все еще живем в мире как в Риме. Ему повезло. Он ошибся. Те, кто готов присягнуть, что наше царство — Вавилон, известный свободой нравов и деспотами во дворцах, пускай отчаются еще больше. Потому что мы все еще не вышли из египетского рабства, а о том, какая пустыня ждет нас впереди, лучше даже не думать. Как и о тех, кто поведет нас через нее. Если таковым вообще дозволено будет родиться.