Младороссы против нацмальчиков. Как русские эмигранты первой волны передрались из-за отношения к советской власти

В русском зарубежье 1920–1930-х годов издавалось множество газет, листков, бюллетеней, журналов. Помимо сообщений о тех или иных событиях, их авторы вели полемику со своими идеологическими противниками. Зачастую она длилась годами. Как, например, в эпоху «двух газет». Этим словосочетанием обозначали соперничество двух парижских гигантов — «Последних новостей» и «Возрождения». Левоцентристы из «Последних новостей» ругали эмигрантов из правого лагеря, и наоборот. Не отставали печатные органы более мелких объединений — младороссов, утвержденцев, возвращенцев, солидаристов, «штабс-капитанов», казаков-самостийников и др.

Временами в статьях разных группировок проскакивали обидные «шкурник», «дурак», «международная сволочь», «чернь» и проч. Еженедельник «Дни» сообщал:

«В результате нашлись сторонники, — частью из старых польско-украинских прислужников <…>, частью, наконец, из свихнувшихся донцов».

Но всё же газетчики держали себя в руках и не опускались до оскорблений.

Споры велись не только на страницах газет, но и на открытых лекциях, собраниях, диспутах и так называемых чашках чая. Подобных мероприятий в разных городах зарубежья было очень много. Накал полемики понятен — как правило, разговор шел о судьбах родины и мира в целом. Но что делать, если оппонента не получается победить словом? В ход шли кулаки.

Первый всплеск насилия

Громким делом, всколыхнувшим русское зарубежье, было убийство в 1922 году в Берлине Владимира Набокова (отца знаменитого писателя. — Прим. ред.). Один из лидеров кадетской партии был убит во время покушения на другого известного политика — Павла Милюкова. Убийца — эмигрант-монархист Сергей Таборицкий — был схвачен на месте. Безусловно, он действовал по политическим мотивам.

Известны и другие случаи, в которых правонарушения были мотивированы политикой. Так, тот же Таборицкий, встретив в метро Александра Гучкова, побил его зонтиком. Бывшему депутату Госдумы монархисты не могли простить активную роль в падении царской власти в 1917 году. Еще одно нападение на политика, «виновного в революции», произошло в Югославии. Жертвой стал Михаил Родзянко. Молодых монархистов не смутил возраст Родзянко — ему не могли простить участие в отречении царя Николая. Правда, стоит отметить, что насилие в эмигрантской среде 1920-х не было массовым.

Однако в начале 1930-х годов многое изменилось. Мир охватил экономический кризис, от которого страдали незащищенные слои населения, прежде всего приезжие. Также в странах, предоставивших убежище русским, росли националистические настроения, отношение к приезжим ухудшалось. Эмигрант мог услышать в свой адрес «Грязный чужак!», «Русские нас объедают» и в Париже, и в Белграде. При этом внутри диаспоры надежды на скорое возвращение домой рассеивались. И на политическую сцену вышла окрепшая молодежь: солидаристы, младороссы, фашисты. Они, эти эмигрантские «дети», ругали «отцов» за поражение и не признавали их лидерство. Эмоциональный обмен мнениями между ними перерастал в конфликты и травлю. Так, ее жертвой стал профессор Петр Струве. В молодости Струве увлекался марксизмом, дружил с Лениным. Однако после революции 1905 года сильно изменил свои взгляды, а позднее принял участие в Белом движении, за рубежом призывал к активной борьбе с советской властью. Несмотря на эти факты, Струве нередко припоминали прошлое — об этом даже написали в анонимном памфлете «X.YZ. Г. Г. Штрандман, Струве, А. Ксюнин, Пронин и К», изданном в Белграде в 1936 году. Его автор винил «старого масона» Струве во всех смертных грехах революции. Утверждалось, что он «„освободил“ Россию от ее национальной власти, надев на русский народ свирепое жидовское ярмо, а нас, беженцев, лишив последней рубашки, изгнал мыкать горе в чужие края». В этом же памфлете в масонстве, заигрываниях с левыми и в подрыве деятельности правых организаций обвинялся делегат по защите русских беженцев в Югославии Василий Штрандман. Всё его окружение — «левые тунеядцы, разрушители России и развратители эмиграции».

На межпоколенческий конфликт наложились политические противоречия.

Рост международной напряженности 1930-х привел зарубежье к расколу на «оборонцев» и «пораженцев». Одни, несмотря на претензии к советской власти, были готовы защищать СССР как свою родину — Россию. Другие полагали, что борьба с красными продолжается и в войне с коммунизмом можно пользоваться услугами абсолютно разных союзников.

«Хоть с чертом, но против большевиков» — такую фразу часто приписывают «пораженцу» генералу Краснову. Это не так, ее автор неизвестен. Правда, само предложение верно отражало пораженческий настрой.

По мере усиления раскола противоборствующие стороны стали чаще использовать насильственные практики. Одни радикалы старались помешать другим. Это могли быть попытки срыва собрания, распространения прессы. Основными противостоящими сторонами были «Союз младороссов» и «Национально-трудовой союз нового поколения» (НТС, они же солидаристы, иронично — нацмальчики).

Младороссы причудливо сочетали элементы корпоративизма, национал-большевизма, евразийства, фашизма, монархизма и православия. Их лозунг «Царь и Советы» вместе с положительным отношением к революции был пощечиной политически активному зарубежью.

Солидаристы, в свою очередь, также были русскими националистами и сторонниками корпоративизма, но не могли примириться с симпатиями к советской власти.

Наверное, первый случай массовой драки был зафиксирован в 1933 году в политической столице зарубежья — Париже. Майским вечером должен был состояться открытый доклад лидера младороссов Казем-Бека. Учитывая неоднозначную репутацию партии младороссов, на собрании ожидался ажиотаж. Действительно, по сообщениям прессы, в зале присутствовало более ста представителей самых разных политических течений зарубежья. Однако уже после первых слов докладчика среди публики раздались выкрики с требованием начать обсуждение. Организаторы-младороссы попытались выставить скандалистов из зала. Но наведение порядка переросло в побоище хозяев и гостей из НТСНП. Можно оценить масштаб потасовки: более ста дерущихся, десять задержанных, не менее пяти раненых. Неудивительно, ведь стороны активно использовали подручные средства.

«Г<осподин> Надежнов стулом бил по лицу младоросса офицера Беляева, георгиевского кавалера, трижды раненого на войне», — отмечал журналист.

Рост насилия в диаспоре

Это побоище запустило волну насилия. До этого случая эмигранты, принадлежавшие к одному лагерю «национально настроенной» эмиграции, в решении противоречий старались избегать рукоприкладства. Известный искусствовед и политический публицист П. П. Муратов сокрушался, что раньше эмиграция справедливо гордилась своим хладнокровием.

«Это будет очень печальное зрелище, если молодежь эмигрантская будет драться между собой», — предостерегал Муратов.

Но следующие рукопашные не заставили себя долго ждать.

В марте 1934 года в Белграде, узнав о вступительной лекции нового профессора местного университета — Петра Струве, — студенты-младороссы решили действовать. Вместе с местными коммунистами они забросали лектора гнилыми яйцами, скандируя «Долой ренегатов», «Вон» и «Живела (да здравствует) Советская Россия». В результате нападавшие добились своего, лекция была сорвана.

Практика срыва неудобных выступлений набирала обороты. Алексей Кочетков, один из членов малочисленного, но активного просоветского «Совнарода», вспоминал разные случаи. Например, в 1936 году в Париже была запланирована открытая лекция на тему «Оборона России». Ее организаторами были члены Оборонческого движения. В начале вечера Кочетков сразу заметил присутствующих в зале оппонентов: «Налево рассаживаются нацмальчики. Скандал обеспечен». Действительно, группа солидаристов попыталась сорвать выступления. Они прерывали ораторов выкриками «Большевистский выкормыш!», «Убирайтесь в свой рай!», но после короткой потасовки с оборонцами были вынуждены покинуть зал.

Стоит отметить, что уличное насилие было характерно для Европы того времени. Немецкие, австрийские, испанские правые и левые дрались регулярно. Французы, как правило, сталкивались на Бульмише.

Этот парижский бульвар тянется через студенческий Латинский квартал и, соответственно, всегда многолюден. Его часто использовали для продажи газет и распространения листовок. Поэтому бульвар был негласно поделен на две части враждующими сторонами, каждая из которых хотела увеличить свои владения. Георгий Сосенко, в ту пору подросток-лицеист, вспоминал, как вместе с друзьями атаковал правых. Трофеями победителей были отобранные газеты.

Описание драки на Бульмише против монархистов оставил упоминавшийся ранее Алексей Кочетков. В процессе продажи газет вместе с французским товарищем он наткнулся на большую группу молодых французских монархистов. Видя явное неравенство сил, Кочетков с другом побежали за подмогой к своим.

«А что касается того киоска, то, когда мы вернулись с подкреплением, его монархисты уже разбирали и нам всего пара досок достались», — позже оправдывался товарищ Кочеткова.

Алексей при этом сокрушался, что за плохую продажу газет руководство ругает, а в единственном месте, где она идет бойко, постоянно возникают драки.

В потасовках на идейной почве в 1930-е годы под руку попадали даже одиночные несогласные. Так, не интересовавшийся политикой белградский художник-карикатурист Лобачев забрел однажды на собрание НТСНП. Послушав выступления, Лобачев назвал происходящее глупостью и… вынужден был подраться с недовольными солидаристами.

Но подобное положение вещей не сильно огорчало молодежь. Георгий Сосенко, как нам кажется, не без удовольствия отмечал, что, приходя домой с синяком под глазом или в разорванной рубашке, мог не обращать внимания на беспокойные крики матери. По его словам, он «был счастлив». Смущенные, но озорные юные глаза после выговоров от старших за драки отмечал и Алексей Кочетков. Его оппонент, сын бывшего министра Столыпина, красочно описал драку, «во время которой Владимир Поремский бил какого-то младоросса стулом по голове; мне это понравилось, я захотел с нацмальчиками познакомиться поближе». Безусловно, Столыпин кокетничает, его путь в НТСНП объясняется прежде всего идейными предпочтениями. Но нельзя отрицать, что драка и умение применить силу импонировали многим молодым эмигрантам.

Драки ветеранов Белого движения

Если столкновения взрослеющих юношей — явление частое, то в русском зарубежье дрались и более взрослые мужчины. Многие из которых прошли мясорубку Гражданской войны. Их участие в потасовках объясняется противостоянием пораженцев и оборонцев, вышедшим на более высокий уровень ненависти.

Также положение усугублял целый ряд скандалов 1936–1937 годов. Например, один из журналистов правой газеты «Возрождение» Алексеев был обвинен в шпионаже на немцев. В другом случае общественность всколыхнули убийства советских чекистов-невозвращенцев Агабекова и Рейсса. Наконец, похищение советской разведкой лидера военной эмиграции генерала Миллера больно ударило по самолюбию непримиримых белоэмигрантов. В такой атмосфере усилились трения даже между близкими организациями — РОВС и НТСНП. Последние обвиняли РОВС в том, что в их ряды проникли агенты советских спецслужб и смогли занять руководящие должности.

В такой атмосфере солидаристы подготовили турне Бориса Прянишникова. Было запланировано посещение трех городов на юге Франции для чтения докладов с «разоблачениями» РОВС. Организаторы справедливо опасались провокаций со стороны давних противников — младороссов. Но учитывая тему доклада Прянишникова, солидаристы были готовы также к противостоянию с идейными товарищами из РОВСа.

Ожидания не обманули: в двух из трех городов выступления сопровождались драками. Если в Виши безопасность смогли обеспечить члены НТСНП, то в более крупном Марселе могли возникнуть сложности.

В итоге во время чтения Прянишниковым доклада президиум был атакован младороссами и примкнувшими к ним возвращенцами. При этом союзники были вооружены стульями. Члены НТСНП были готовы к такому развитию событий. Они заранее заняли выгодные места в конце зала и ринулись на младороссов с тыла. Солидаристы смогли одержать верх, тем более что к ним на помощь подоспели члены РОВСа.

Порядок был восстановлен, но выяснение отношений продолжилось. Так, после собрания атаман Марсельской казачьей станицы набросился на председателя местных возвращенцев.

Увы, но в 1930-е подобное выяснение отношений в зарубежье перестало быть редкостью. Поэт-сатирик Аргус отразил эту особенность в стихотворении «Собрание»:

Порой вопрос длиннее, чем доклад,
И в нем нет вопросительного знака.
Два члена общества на третьего кричат.
Возможно, что начнется скоро драка.

Вместо эпилога

Почему же идеологические споры между эмигрантами выливались в массовые драки? На наш взгляд, 1930–1940-е годы были для Европы периодом насилия. Методом, с помощью которого можно было доказать правоту своих взглядов и самоутвердиться. Не избежали соблазна насилия и российские эмигранты. Тем более что в положении неопределенного будущего хотелось показать и доказать свою значимость, отомстить врагам за горечь поражения. А желание поквитаться было довольно сильным.