Делать науку или продавать науку: как устроена жизнь российского ученого за рубежом

Научная эмиграция — это не только новая ступень карьеры, но также непредсказуемость и риск, связанные с особенностями зарубежного академического рынка труда и ученого сообщества. Западная научная среда полна противоречий, таит в себе немало подводных камней и крайне неохотно принимает в свои ряды «чужаков».

Чем мотивирован отъезд из России

Две давние проблемы отечественной науки — недофинансирование и слабая интегрированность в мировые научные тренды — заставляют аспирантов и ученых задумываться об отъезде, но все же не всегда являются главными причинами. Представители старшего поколения, претендующие на определенный статус и имеющие солидный исследовательский багаж, руководствовались финансовыми соображениями, многих добивала необходимость постоянно изыскивать источники дохода, наука становилась блажью/хобби, вместо того чтобы быть хорошо оплачиваемым квалифицированным трудом.

Молодых будущих ученых тоже не воодушевляет аспирантская стипендия в 7000 рублей, однако их спектр ожиданий и интересов куда шире: они рассчитывают на некое научное путешествие, на изучение чужой академической культуры и приобщение к ней. Хорошо осознавая отсталость ряда исследовательских направлений в России от аналогичных западных, они стремятся уменьшить существующую пропасть. В конце концов, для кого-то это возможность увидеть мир или переехать в страну своей мечты.

Так, Александр (вирусолог, США) покинул Россию в начале 2000-х, будучи уже зрелым исследователем с докторской степенью:

«Я уехал с целью значительно поправить материальное положение своей семьи, поскольку в США мне предложили зарплату до 6000 долларов в месяц (в два раза выше среднего американского оклада в то время — 2001–2007 гг.). Вторая причина — работа в крупнейшем мировом медико-биологическом центре (US Food and Drug Administration — FDA), который занимается контролем лекарственных средств, причем контроль весьма сложный, хай-тековский».

Сергей (физик, Германия) желал заниматься только наукой и не отвлекаться на сторонние заработки, потому также решил перебраться в другую страну:

«Мне важно было вести исследовательскую деятельность, не особо думая о том, где брать деньги на жизнь, да и просто лучше условия, богаче научная среда».

Ольга (социолог, Англия) имела хорошую исследовательскую базу и возможности в России, но зарубежная аспирантура была необходима для совершенствования ее научных разработок и интеграции в международную науку:

«Я поехала, чтобы провести очень непростое исследование, посвященное социальной трансформации и конфликтам, с поддержкой факультета, на котором есть целая команда ученых с похожими темами. Второй моей целью была интернационализация. Хотелось узнать, как устроено образование в Великобритании, меня всегда интересовала эта страна, а в особенности — ее культура социологических исследований. Я рассматриваю PhD в Кембридже не как повтор аспирантуры, а как очередной опыт академической работы, который даст мне возможность много узнать, прочитать и написать большой труд совершенно незнакомым для меня способом в новой системе координат, а также подать в будущем на последующие работы в разных странах».

Схожими соображениями руководствовался Евгений (Франция):

«Уехал я с целью продолжить образование, оставаться на длительный период изначально не планировал. Ожидания были связаны скорее с неким академическим гран-туром, чем с конкретными планами по продолжению карьеры. Хотя, как я теперь понимаю, лично для меня это была едва ли не единственная возможность остаться в профессии».

Владимир (экономист, США) решил продолжить научную деятельность за рубежом «для продвижения по службе (в России) и для расширения возможностей трудоустройства после получения степени». США он выбрал потому, что это страна с лучшим образованием в его области.

«Уехала с целью получить зарубежную степень, это всегда было моей мечтой, — признается Анна (экономист, Италия), — несмотря на то, что уже являлась кандидатом экономических наук: на Западе нашу степень не признают, в отличие от физиков, например. Кроме того, я хотела изучить эконометрику, без которой в экономике исследования не проводятся».

Как получить стипендию и найти работу

Опять-таки огромный разрыв между российскими и западными научными школами, институтами и системами осложняет поиск работы даже для очень талантливых исследователей. Относительно легко трудоустраиваются те, кто уже состоялся как специалист в той или иной области на родине и, самое важное, имеет значительное количество зарубежных публикаций, опыт стажировок, сотрудничества с международными научными центрами и пр. — иными словами, является ученым с мировым именем. Человек с таким резюме может получить приглашение на работу на основании его заслуг перед наукой.

Именно так Александр начал новый этап своей карьеры в США: он был хорошо известен в зарубежных журналах и лабораториях и имел связи в американской ученой среде.

«На работу я устроился по приглашению от FDA. Сделать это самостоятельно было бы нелегко, — считает Александр. — Для удачного трудоустройства надо иметь впечатляющий бэкграунд, публикации в ведущих журналах — то есть достаточно громкое имя. Многое зависит от значимости того, чем ты занимаешься. Например, я получал государственную стипендию под весьма востребованный проект — анализ новой вакцины».

Зато молодым ученым без опыта зарубежной работы и соответствующего признания приходится начинать все с начала. Для них это своего рода дауншифтинг.

«Я думала подать на работу в Британии, но после аспирантуры в России невозможно было претендовать на место в западных университетах, — говорит Ольга. — Чтобы выйти на международный рынок труда, нужна была степень PhD». Причем проблема коренится отнюдь не в протекционизме по отношению к «своим» выпускникам: «Степени из России в области социальных наук не конкурируют с западными из-за структурного глобального неравенства — после нашей аспирантуры нам часто пишут рекомендации не совсем так, как нужно, и не совсем те ученые, которых узнают при отборе на работу; темы исследований и заявки на финансирование могут быть сформулированы не совсем привычным образом для тех, кто отбирает претендентов на вакантное место».

Стипендию или грант в Англии, как считает Ольга, трудно получить из-за сильных различий в системах финансирования (не всегда прозрачных!) разных научных учреждений. «Существуют внутренние гранты и общие фонды. Даже в отдельных колледжах Оксфорда и Кембриджа у каждого из них бывают свои гранты и дедлайны». Кроме того, аспирантскими льготами и 50%-ми скидками на обучение в Англии могут воспользоваться только британцы и граждане ЕС (для них предусмотрено большее количество пособий и фондов), в то время как на всех остальных (так называемых overseas) этот принцип не распространяется. Потому аспирант из России, не получивший стипендию, будет вынужден платить за учебу «по прайсу» (а это около 16 000 фунтов в год, например в Университете Шеффилда, и от 22 000 в Кембридже без учета проживания).

Существуют лайфхаки для получения стипендий и грантов, хотя и они не всегда приносят ожидаемый эффект.

Как повысить свои шансы выиграть полное финансирование проекта? По словам Ольги, предпочтение отдают исследованиям с трендовой для выбранного факультета тематикой; ваш научный руководитель должен бороться за вас, за выделение вам бюджета, хорошо, если между вами существует взаимная сильная заинтересованность. Большую роль играют рекомендательные отзывы от известных зарубежных коллег.

Во Франции похожая ситуация, с той лишь разницей, что образование там бесплатное и стипендия должна покрывать только расходы на жизнь. «Источников финансирования несколько: есть, к примеру, стипендии французского правительства или совместные программы с определенными странами, — говорит Евгений. — Раньше была альтернатива в виде Евросоюза, но в последнее время бюджет на исследовательские и образовательные проекты сократился в несколько раз по сравнению с началом-серединой 2000-х. Что касается грантов, то требуется быть включенным в определенную исследовательскую сеть и понимать логику работы организации или института, финансирующего ваши научные изыскания».

В Италии, как считает Анна, процесс получения стипендии и поступления в докторантуру осложняется местными особенностями: «Очень забюрократизирована сама заявка на участие в конкурсе (так будет в любом итальянском государственном вузе). Нужно проставить апостиль на иностранный диплом, потом перевести на итальянский и получить декларацию о соответствии (dichiarazione di valore) в консульстве. Проводятся вступительные экзамены. Меня выручило хорошее знание языков».

По мнению Владимира, в США все устроено проще, там больше возможностей и более гибкая система финансирования: «Практически никто из аспирантов (и не только экономических специальностей), обучающихся в США, не платит за образование. Чаще всего источник дохода — работа преподавателем, помощником преподавателя или помощником исследователя (teaching/research assistantships). Так можно не только покрыть стоимость обучения, но и получить дополнительный доход, который вполне позволит прожить одному человеку».

Тем не менее, сколь бы талантливым и оригинальным ни было ваше исследование, возможность выбить финансирование прежде всего зависит от того, какую значимость имеет ваша работа для университета, факультета и руководителя.

Как функционирует академический рынок труда

Если вы получили стипендию и довели диссертацию до защиты, это еще не гарантия последующего благополучного трудоустройства. На такой сценарий можно рассчитывать разве что в некоторых российских вузах, которые известны инбридингом, крайней закрытостью и действуют «по звонку»: так происходит из-за того, что рынок труда ученых и преподавателей фактически отсутствует.

Напротив, западные университеты нанимают сотрудников согласно общим рыночным принципам, хотя в ряде стран институт личных связей все же имеет значение. Там проводятся открытые конкурсы, что, казалось бы, должно облегчить задачу трудоустройства. Этот механизм объясняет В., физик, много лет проработавший в Германии: «Академическую работу на входном уровне (assistant professor, tenure track) ищут после аспирантуры и одного-двух сроков постдока, когда уже ясно, кто есть кто, и сильнейшие получают даже несколько предложений. У тех, кто еще не устроился, два пути: или уходить из академического сектора (удел большинства), или еще какое-то время жить на „мягких деньгах“ — пока есть грант там, где их держат. Кого-то такая неопределенность достает, и они могут рассматривать экзотические варианты — от переезда в развивающиеся страны до возвращения (если есть куда). На старшем уровне (full professor) академические вакансии, как правило, заполняются по индивидуальному приглашению (хотя и объявляется конкурс), но это уже для очень известных людей».

Здесь и начинаются проблемы. Во-первых, сильнейшая конкуренция и огромные конкурсы — от 100 человек на место, в зависимости от страны и статуса университета.

Кроме того, для младшего профессорского состава (аналог российских доцентов) практически нет постоянных позиций: с молодыми учеными заключаются краткосрочные трудовые договоры до пяти лет. Во Франции в последние годы и вовсе вводилась практика найма научных сотрудников и преподавателей на годичный срок без гарантии продления контракта, что вызвало серию забастовок в университетах.

По словам Сергея, «проблема, которую активно обсуждают, при этом не принимая никаких реальных мер, — это именно отсутствие постоянных непрофессорских позиций.

То есть чтобы продвинуться по карьерной лестнице, недостаточно быть хорошим ученым — нужно еще обладать „пробивными“ способностями, и зачастую успеха добиваются не те, кто делают хорошую науку, а те, кто эту науку лучше „продают“».

В научных организациях даже у приглашенного исследователя с отличной репутацией не всегда есть возможность получить постоянную позицию, и причины могут быть самыми разными: «До отъезда в США я в течение двух лет работал в Германии (Университет Генриха Гейне, Дюссельдорф), — говорит Александр. — Перспектив остаться там, если ты не известная научная величина или этнический немец, не было никаких. Уровень вирусологии был ниже, чем в Америке, в результате я ничего в профессиональном плане не приобрел — наоборот, применив свою уникальную методику, помог немецким коллегам решить одну проблему. Меня просто использовали за не очень высокую плату».

«Без западной PhD получить постоянную академическую работу в области социальных наук там почти невозможно, — утверждает Ольга. — Но и это даже в топовых вузах не гарантия трудоустройства. На многие исследовательские вакансии в Кембридже и Оксфорде конкурс составляет минимум 400 человек. Рассылка заявок — это своего рода нетворкинг: даже если тебе отказывают и ты не попадаешь в шорт-лист, о тебе узнают, просматривают твое резюме. Самое сложное — это вторая академическая работа, то есть — желательно — контракт на несколько лет или постоянная должность. Упрощенная формула, о которой часто говорят аспиранты в США и в Британии, такова: ты получаешь место в вузе на один ранг ниже по рейтингу, чем тот, где ты защитился. А иногда просто остаешься без работы, потому что выпускников аспирантуры гораздо больше, чем рабочих мест в университетах».

Еще одна серьезная проблема, по словам кембриджского инсайдера, — это неприспособленность выпускников аспирантуры к работе в коммерческой сфере и вообще за пределами академии:

«Во время обучения ты не набираешь опыт на обычном рынке труда и получаешь квалификацию, которая для неакадемического сегмента чаще всего не имеет ценности».

Впрочем, по словам Владимира, в США такой проблемы не существует: «PhD-выпускник может работать и в академической среде, и в частном бизнесе, и в госорганах, и в НКО, и размер его зарплаты, естественно, будет различаться — все зависит от конкретной специализации, позиции, отрасли».

Нередко молодые ученые между защитой диссертации и получением более-менее постоянной должности становятся университетскими «чернорабочими»: «Зарплаты на первых позициях после окончания аспирантуры чуть выше стипендии, — продолжает Ольга. — У нас на факультете трудится на краткосрочных контрактах целая бригада людей, чьи должности называются unestablished teaching officer. Они тянут большую преподавательскую и административную нагрузку и часто вынуждены снимать жилье в деревнях за пределами Кембриджа, так как не могут позволить себе жить в городе (цены на аренду здесь сравнимы с лондонскими)».

Французская система академического трудоустройства, по словам Евгения, страдает тем же пороком, что и британская: непонятно, в какой сфере найдет себе применение выпускник аспирантуры и даже магистратуры.

Проблемы, из-за которых студенты бастовали на баррикадах в 1968 году, сохраняются, и одна из них — переизбыток дипломированных высококвалифицированных специалистов, возникающий из-за того, что высшее образование бесплатно и общедоступно, а это значительно усложняет трудоустройство за пределами академии. «Для того, чтобы повысить свои шансы найти работу, необходимо участвовать в конференциях, публиковаться, заводить контакты и, как говорят французы, „надувать резюме“.

Конкуренция за получение постоянного контракта в университетах очень высокая — от 100 человек на место и выше.

Все конкурсы на замещение должностей открытые и публичные, для временной работы необходимо поддерживать личные связи, эти предложения редко бывают „в свободном доступе“.

Во Франции существует система высших школ и государственных экзаменов на должность преподавателя лицея („агрегасьон“). Формально для того, чтобы работать по этой специальности, быть „агреже“ не требуется, но фактически успешное участие в конкурсе является необходимым этапом карьеры преподавателя. Изначально этот конкурс был открыт только для граждан Франции, сегодня к нему допускаются жители Евросоюза, но французским языком необходимо владеть на уровне носителей. Поэтому о равных стартовых условиях речи не идет. Постоянную позицию, или „мэтр де конферанс“ (доцент), во Франции получают в среднем раньше большинства коллег в Британии или США. Хотя их уровень дохода ниже, у них больше уверенности в завтрашнем дне в случае успешного развития карьеры».

Нужно также иметь в виду, что во Франции традиционно сильны профсоюзы, в том числе и преподавателей вузов. Они по-прежнему сплоченны и готовы к действию — достаточно вспомнить бурные выступления против университетской реформы в годы президентства Николя Саркози. В целом же, заключает Евгений, уровень дохода преподавателя государственного вуза средний, нередко ученые предпочитают принять более выгодные предложения в коммерческой сфере, в частных школах, «избранных» лабораториях и пр.

Невелики доходы и в итальянских университетах, утверждает Анна. Там также непросто получить постоянную позицию — но, скорее, потому, что редко проводятся конкурсы, вузы гораздо чаще практикуют инбридинг и обращают внимание на личные связи. И типично итальянская проблема — коррупция.

«Недавно арестовали семерых профессоров права по подозрению в коррупции и двадцати двум временно запретили преподавать в Италии. Все началось с того, что один профессор попросил коллегу отозвать свою заявку с конкурса, ибо место должно уйти другому. Тот записал этот телефонный разговор и заявил в полицию».

Академическая культура

В российских университетах карьерные перспективы зависят в основном от уровня преподавательской нагрузки, научная деятельность при этом второстепенна и является приложением к «учительской». На Западе все наоборот: вас оценивают в первую очередь не как педагога, но как специалиста, разрабатывающего ту или иную исследовательскую проблему, поскольку западные университеты — это прежде всего наука, в то время как российские — это скорее образование, и преподаватель там по больше части ученый, а не учитель или поставщик услуг.

Казалось бы, правильная модель того, как все должно быть на самом деле, идеальная академическая жизнь. Но и здесь можно столкнуться с трудностями. Например, ты не всегда волен определять тематику своего исследования: большую роль здесь играют интересы научного руководителя и факультета в целом. По словам Ольги, «если некому за вас бороться или если ваша тема не вызывает огромного энтузиазма, то шансов на поступление будет мало. Если же тот предмет, что вы собираетесь исследовать, соответствует профилю факультета, но у вас нет никакого опыта работы в данной сфере, заявка не будет рассматриваться всерьез». В Италии, как полагает Анна, ситуация осложняется тем, что при формальной свободе выбора темы исследования («лишь бы тебя публиковали, и тебе никогда не скажут нет»), ты при этом можешь не вписаться в научный тренд, не получить поддержки руководителя, и разбираться с последствиями этого придется в одиночку.

При всех перечисленных достоинствах европейской академической культуры, как полагает Евгений, она не всегда открыта для иностранцев как в этическом, так и в рабочем плане:

«Многие специальности и стипендии предполагают не дальнейшее развитие карьеры во Франции или получение работы, а возвращение в свою страну, куда обладатель диплома должен нести ценности французского (свободного) мира.

Убедить кого-то в том, что французская наука нуждается именно в вашей скромной персоне, достаточно непросто. При этом любая критика местной системы воспринимается крайне болезненно, и я бы не рекомендовал поднимать эту тему в разговорах с коллегами».

Перспективы возвращения

Как и в случае отъезда, вариант вернуться в Россию и продолжить / начать здесь заново рассматривается сквозь призму многих факторов, а не только карьерных перспектив. После нескольких лет работы в США Александр принял решение возвратиться и успешно продолжил свою научную деятельность:

«Я вернулся в Россию, поскольку США (при всех очевидных плюсах) явно не моя страна с точки зрения психосоциальной и культурной. Я не видел там никаких перспектив для членов своей семьи.

По возвращении в Россию моя карьера сложилась довольно успешно (как в профессиональном, так и в материальном плане). Я никогда не сожалел о том, что не остался в США и не вывез туда семью. Я рассматриваю свою работу в Америке как курсы повышения квалификации, за что я этой стране весьма признателен».

Сергей и Ольга не столь категоричны и в принципе готовы продолжать карьеру как в России, так и за рубежом — лишь бы были условия для работы. По словам Сергея, он в данный момент не планирует возвращаться, хотя и не исключает такой сценарий: «Никаких принципиальных причин не ехать в ту или иную страну у меня нет. Главное, чтобы была работа и при этом не нужно было отвлекаться на побочные вопросы».

«Мне очень нравится Москва, это мой любимый город, — говорит Ольга. — Я хотела бы в будущем там оказаться, а также иметь возможность заниматься самыми сложными темами и участвовать в международных академических спорах, дискуссиях, диалогах. Есть люди, которым удается делать это, не покидая пределов России, и я ими восхищаюсь: настоящий uphill battle».

Владимир предпочитает в данный момент остановить свой выбор на США, это решение обусловлено его профессиональными интересами: «Пока что у меня горизонт планирования не длиннее пяти лет, которые я собираюсь потратить на исследования и публикации. Лучшее место для этого в моей специализации — США».

Евгений и Анна не возвращаются в Россию скорее в силу личных, семейных обстоятельств. Жизнь в выбранных ими странах стала для них привычной, комфортной, они находят там свои преимущества, и в первую очередь именно это, по словам Евгения, повлияло на его решение остаться там, а не «наличие/отсутствие карьерных перспектив на родине». «У меня маленькая дочь, мне хочется, чтобы она росла в человечной среде. — говорит Анна. — Несмотря на все противоречия итальянского общества, детей тут очень любят».