Не мозгом единым. Как тело участвует в когнитивной деятельности человека

Представьте яблоко. Какое оно — большое или маленькое, красное или зеленое? Где оно расположено? На столе или на прилавке? Представьте его так же живо, как если бы вы смотрели на него прямо сейчас.

Мы смотрим на настоящее яблоко или воссоздаем его образ у себя в голове — а есть ли разница для нашего мозга? Оказалось, что нет: восприятие предмета и его представление задействуют одни и те же зоны зрительной коры мозга. Но что это значит? По этому поводу пока нет единого мнения: всё зависит от того, как интерпретировать эти данные.

В научных вопросах мы больше доверяем аппаратам и точной информации. Томография и другие методы сканирования мозга впервые позволили получить прямые, а не косвенные данные о его работе. Это вызвало бурное развитие науки и пробудило надежду понять про человека всё.

Открытия нейробиологии сильно повлияли не только на естественно-научные дисциплины, но и на представления о человеке в гуманитарных науках и в обычной жизни. Мы теперь беспрекословно доверяем всему, что начинается с «нейро-».

Корреляции, обнаруженные в ходе нейроисследований, часто принимаются как жесткие причиннo-следственные связи. Легко поддаться искушению и сделать выводы о влиянии моцареллы на количество докторских степеней.

Но не всё так просто.

Сама по себе информация о том, что восприятие и представление задействуют одни и те же зоны мозга, ничего нам не дает.

Дебаты о представлении

В конце 1970-х — начале 1980-х попытки интерпретировать данные сканирования мозга привели к так называемым дебатам о представлении. Его участников больше всего волновал вопрос о том, где проходит граница между визуальными и когнитивными процессами. Можно ли вообще четко разграничить представление и восприятие?

Исследователи соглашались, что восприятие устроено так: глаз делает презентацию для мозга, а мозг будто смотрит фильм о том, что видит глаз. Иначе говоря, картинка передается не напрямую, а репрезентируется. Репрезентации — это такой дублер-представитель образа внешнего мира в мозге.

А вот во взгляде на то, что собой представляет эта репрезентация, ученые разошлись.

Депиктивисты (от слова picture — «картинка») считали, что процессы представления и восприятия так похожи, потому что оба оперируют визуальными образами. То есть когда мы представляем яблоко и смотрим на него, в мозге происходит примерно одно и то же. Данные о том, что при восприятии и представлении активируются одни и те же области мозга, здесь трактуются буквально: поскольку мы представляем образы, они задействуют визуальные механизмы. Впрочем, профессор Гарварда Стивен Косслин, главный сторонник этого подхода, признает, что депиктивизм что-то упускает.

Им возражали дескриптивисты. Канадский профессор когнитивистики Зенон Пилишин считает, что то, что оба процесса активируют одну и ту же зону мозга, не говорит о том, что ментальные образы имеют изобразительный или визуальный характер. То есть не факт, что информация из глаза-регистратора передается в зрительную кору мозга, обрабатывающую визуальную информацию, именно в виде картинки. Пилишин полагает, что передача этой информации (ее репрезентация) происходит через символические описания. Если Косслин сравнивает этот процесс с просмотром фильма на экране, то для Пилишина это больше похоже на дигитальную передачу — перекодировку образа в текст и обратно.

Например, если бы вас попросили представить большое яблоко рядом с маленьким, вам не обязательно было бы представлять их. Самое важное — знать, что крупные предметы имеют больше видимых деталей и нужно больше времени для их восприятия. То есть когда испытуемых просят представить объект, они опираются на знания, которые дают видение этого объекта.

Позже появились и другие теории, которые расширили и дополнили депиктивизм и дескриптивизм. Например, одна из них обращает внимание на данные айтрекинга, или окулографии. Устройства отслеживания движения глазных яблок показывают, что при восприятии используются те же паттерны, что и при представлении. Это похоже на инструкцию по сборке мебели: мозг использует воспринятую информацию, чтобы правильно собрать фрагменты изображений.

Если ограничить движение глаз, когда человек вспоминает об объекте, то нарушится процесс его представления. Однако последующие исследования показали, что глаза во время представления мысленных образов могут двигаться и по-другому. Но ученые считают, что независимо от того, является ли активность глаз во время представления попыткой упростить получаемую информацию, паттерны движения глаз — это своего рода леса для строительства внутренних мысленных образов.

Теория симуляции расширяет этот подход до всех телесных процессов, задействованных в восприятии. Оказывается, представление воспроизводит те же двигательные (сенсомоторные) процессы, что и восприятие. Мозг хранит нейронную схему нашего тела: представьте штопор — и ваш мозг тут же сгенерирует телесную инструкцию, по которой тело будет действовать, если возникнет необходимость открыть бутылку. Это уже похоже не на сборку мебели, а на справочник, как ездить на велосипеде.

Споры продолжаются

Третье поколение переводит дебаты на другой уровень. Новое поколение ученых отказывается от идеи, что восприятие пассивно и основано на передаче информации из глаза в зрительную кору. Восприятие — это активный познавательный процесс. То есть мозг не просто сканирует изображения реальности, а активно их создает, взаимодействуя с окружающей средой.

В рамках этой концепции существует два взгляда: энактивистский подход и сенсомоторная теория.

Энактивисты считают, что восприятие невозможно без активного взаимодействия с окружающей средой. А сторонники сенсомоторной теории — что тело вовлекается в процесс взаимодействия с окружающей средой благодаря знанию о накопленном телесном опыте.

Ключевой момент: мозг и тело больше не противоположности. Восторг от достижений нейробиологии привел к тому, что к мозгу стали относиться как к сложному аппарату, который отдает приказы телу. Эмоции, чувственный опыт, поведенческие привычки стали рассматриваться в этой парадигме. Но новые теории отходят от представления о мозге как о машине ментальных операций.

Психолог Джеймс Джером Гибсон одним из первых среди когнитивистов стал рассуждать о роли телесного опыта и движения в восприятии. Он создал экологическую теорию восприятия, согласно которой органом зрения является не только глаз, связанный с мозгом, но целая система, в которую входит всё тело. Сюда относится и движение: чтобы воспринять какой-то объект, нужно подойти к нему, обойти вокруг него. То, как мы воспринимаем действительность, тесно связано с нашими возможностями передвижения — так, животное не знает мира дальше ареала своего обитания. Изучать восприятие по секундной информации о мире, зафиксированной данными, которые передал в мозг неподвижный глаз, всё равно что изучать страну по открытке. Восприятие существует только в движении.

Как вы думаете, где кончается тело паука на сплетенной им паутине? Ученый Грегори Бейтсон предложил переопределить сознание — посмотреть на него не как на способность мозга, а как на нечто присущее всему телу и окружающей его среде. Единица выживания — не просто человек или животное, но человек или животное в конкретной среде.

Эти идеи связаны с кибернетикой, которая изучает системы. Любой организм, взаимодействуя с окружающей средой, приспосабливается к ее изменениям разумным способом, продолжая воспроизводить себя.

Энактивизм

Похожие мысли развивают энактивисты. Основные идеи этого подхода впервые сформулировали чилийский биолог, нейрофизиолог и философ Франсиско Варела и его коллеги в книге «Воплощенный разум» в 1991 году. Одна из идей гласит, что восприятие не «случается» с нами или в нас, а мы активно воспринимаем и интерпретируем мир, одновременно достраивая его.

Вернемся к проблеме восприятия и представления. Энактивисты опираются на тезис реэнакмента: представление (mental visualization — теперь, наверное, это уже нельзя назвать представлением, потому что само слово «пред-ставлять» отсылает скорее к репрезентациям) — это репетиция или воссоздание восприятия. Этот тезис строится на предположении, что восприятие тесно связано с действием. Видеть — значит исследовать окружающий мир по определенным тропам, по которым потом воспроизводится представление.

Если метафорой для теорий репрезентаций был экран, то для телесно-ориентированных подходов — танец. Хореография взгляда во время восприятия записывается как партитура, а представление — это воспроизведение записанной хореографии по партитуре.

Чем это отличается от более ранних теорий? Энактивисты не рассматривают выводы об активности глазных яблок как пространственные маркеры, позволяющие построить внутреннюю связную картину того, что изображается. Когда мы представляем что-то, мы не воспроизводим картинку-репрезентацию — воспроизводится именно активность восприятия, модель двигательного поведения, а не картинка. При этом восприятие — это не эталон, на который ориентируется представление. Восприятие ничем не лучше представления, они просто задействуют одни и те же неявные телесные знания.

Сенсомоторная теория

На этот счет у сенсомоторной теории есть несколько хороших примеров. Сторонники этой теории, как и энактивисты, считают, что видеть — это способ действовать. Особую роль в этом действии играют сенсомоторные знания — набор доступных внутренних гипотез о внешнем мире, телесная готовность.

«Возьмите чашку и поставьте ее на стол перед собой. Отойдите и посмотрите на нее. Вы видите только одну ее сторону, но визуально ощущаете чашку целиком: вы ощущаете присутствие в отсутствии».

Алва Ноэ, теоретик сенсомоторного подхода

Можно повращать эту чашку в своем воображении, и, если заглянуть за нее, ничего удивительного мы там не обнаружим. Представление «отсутствующей» части чашки участвует в нашем восприятии. Получается, что мы воспринимаем чашку целиком.

Но чтобы сделать это, нужно иметь определенный телесный и двигательный опыт. Если, согласно тезису реэнакмента, представление — это репетиция или воссоздание восприятия, то в сенсомоторной теории представление — это не воспроизведение хореографии восприятия, а готовность к нему. Тело готово задействовать целый ряд двигательных возможностей, если понадобится.

Например, чувствовать себя как дома — значит знать, ощущать своим телом, что всё под рукой. Вам не нужно разучивать, как запирать дверь, где у вас выключатель или на какой полке лежит мыло: ваша рука знает, куда за ним потянуться.

Опыт с чашкой показывает, что, несмотря на то, что мы располагаем информацией только о ее передней стороне, в нашем сознании она целая благодаря тому, что мы потенциально можем вступить в контакт с ее невидимыми частями.

Среди исследователей известно «правило полусекунды»: восприятие чашки запускает импульс в мышцах за полсекунды до того, как принято сознательное решение взять чашку.

Тот же механизм активируется, когда субъект видит, что кто-то другой выполняет действие.

Кроме эксперимента с чашкой, который показывает, что в процессе восприятия представление тоже играет свою роль, есть еще один отличный пример. Если вас попросят нарисовать по памяти увиденное изображение, то очень вероятно, что в нем будут лишние подробности, как если бы объект сфотографировали издалека. Эти «ошибки» в границах объектов показывают, что обработка сенсорной информации учитывает пространственные ожидания от подвижности зрения.

Каковы последствия?

Представление — это часть процесса восприятия. Восприятие не только ментальный процесс, в нем принимает участие всё тело. Вернее, мир и наше восприятие активно создают друг друга во взаимодействии. Если восприятие — часть одной динамичной системы со средой, то восприятие можно рассматривать еще и как культурный процесс, ведь среда бывает не только природная. Французская исследовательница Катрин Малабу в своей книге «Что нам делать с нашим мозгом?» доказывает, что мозг не машина. Он пластичен, а потому легко поддается влиянию среды. Социальная среда влияет на наш мозг, выстраивая его по своим законам. И для Малабу это имеет политические последствия.