Президент против монополий: конец корпорации Standard Oil

Неожиданное вступление, которое, как выяснится позже, имеет самое прямое отношение к теме нашего повествования

Еще в середине XIX века американская пресса превратилась в большой бизнес, изданий — от одноцентовых газет до роскошных журналов — было множество, все они дружно пропагандировали идею о том, что человек, не читающий периодику, лишает себя знаний о мире, понимания реалий и, как следствие, денег (то есть лишает себя возможности заработать, в отличие от людей читающих и знающих, откуда ветер дует). При этом издатели яростно сражались за читателя, придумывая новые маркетинговые ходы, формы дистрибуции и даже, чего уж там греха таить, — сами «новости» для привлечения читателя.

Впрочем, для солидного журнала McClure’s, главным редактором которого в 1899 году стала Ида Тарбелл, фейк-ньюс не представляли интереса: издание считалось серьезным и завоевало свою аудиторию качеством подаваемого материала.

Издатель, Сэмюэл Макклюр, сделал ставку на материалы глубинные — популярность его изданию принесли публикации в стиле научпоп, разного рода «профили» — биографии выдающихся людей, но больше всего — расследовательская журналистика.

Вот они, главные коммуникаторы на рубеже XIX–XX веков, разносчики газет

Женщина-журналистка в то время уже не была сенсацией, более того, Ида Тарбелл к моменту ее появления во главе журнала была известна чуть ли не каждому американцу, особенно благодаря написанным ею «профилям» Наполеона и Линкольна, которые обеспечили прибыль Макклюру и одновременно, выйдя в виде книг, сделали знаменитой Иду Тарбелл.

Тарбелл была находкой для Макклюра — он пытался вовлечь ее в редакционную работу с момента основания своего журнала McClure’s и даже приезжал уговаривать ее сотрудничать во Францию, куда Тарбелл отправилась писать биографию так восхитившей ее мадам Ролан, писательницы, революционерки и салоньерки, в которой она видела образец служения обществу. Увы, но по мере знакомства с историей своей героини Тарбелл испытывала всё большее и большее разочарование, и мадам Ролан под ее пером трансформировалась фантастическим образом — от достойной восхищения мужественной женщины до террористки, готовой на любые мерзости. Макклюр увидел в этом журналистскую честность, порядочность и умение, которое он сам посчитал редким, — не настаивать на своих заблуждениях вопреки реальности (очень популярный грех), а принимать факты такими, какие они есть. Кроме того, Макклюр оценил стиль письма Тарбелл: она умела рассказывать о сложном простым языком, излагать факты, а не давить на эмоции, при этом сами тексты Тарбелл казались ему безупречными и по-настоящему захватывающими.

Чтобы показать, какие именно темы продвигал Макклюр, насколько хороша была Тарбелл и какими сюжетами очаровывал читателя журнал McClure’s, приведем название первой статьи Тарбелл, опубликованной в нем: «Мощение улиц Парижа». Статья была не о строительстве, а о том, как во Франции организуются общественные работы: кто и как принимает решения, кто платит и как распределяются подряды, как минимизируются проблемы, связанные с этим, для горожан и какова компенсация за связанные со строительством неудобства, а также кто и как оценивает качество работ. Может, кому-то эта тема и сам интерес к ней покажется мелкой (хотя… постойте, а как решаются все эти вопросы в том городе, где живет уважаемый читатель?), но в Америке, стране молодой и только-только приобретающей подобный опыт, статья «зашла» прекрасно.

Американское общество в те годы было устроено иначе, чем европейское (это различие, впрочем, сохраняется и сейчас): в нем было мало официальных запретов, но сильно давление общественного мнения, и хорошая журналистика — это журналистика, которая осознает потребности общества и понимает слабые места, уязвимость системы сосуществования интересов личности и общества.

В конце позапрошлого века Америка была страной трестов — объединений большого количества компаний, как правило, в одной отрасли, которые не могут проводить самостоятельную политику и действия которых подчинены интересам управляющей фирмы. По сути, трест — это монополия в концентрированном виде, вершина пирамиды, устроенной монополистом.

Практика трестов, некогда начатая Рокфеллером и его Standard Oil, к концу XIX века охватила всю Америку — появились стальные, мясные, угольные тресты. Они всячески препятствовали развитию новых компаний и проявлению частной инициативы. Мгновенно сжирая новых игроков на рынке, они устанавливали цены на выпускаемые товары по своему усмотрению, распоряжались временем и зарплатами миллионов рабочих и служащих, препятствовали появлению технологических новаций… Словом, на рубеже веков американцы обнаружили, что целиком и полностью зависят от трестов, которые, по сути, контролируют всю их жизнь.

Для американского общества это не было новостью — например, в то время много писали о том, что железнодорожные тресты появлялись за счет льгот, выделяемых государством (от безвозмездного отчуждения земель под строительство дорог до налоговых послаблений), и общество задавалось вопросом: соответствует ли отдача, которую получает Америка от их деятельности, общественным затратам, которые выливались в создание многомиллионных капиталов?

Тема была актуальна, и Макклюр решил, что ясное описание того, что из себя представляют тресты, как они рождаются и какой вред наносят обществу, будет очень кстати.

К тому моменту, когда Тарбелл заняла пост главного редактора, в редакции горячо обсуждали вопрос, начинать ли изучение трестов с мяса или угля, но Тарбелл настояла на нефти. Уроженка Пенсильвании, чьи детские годы прошли именно в районе Ойл-Крик и отец которой стал жертвой политики Standard Oil, неплохо понимала, что происходит в отрасли.

Позднее недоброжелатели будут обвинять Тарбелл в мести, хотя, судя по ее характеру и характеру самих публикаций, в этом ее упрекнуть невозможно — в текстах Тарбелл мало эмоций, зато богатая фактура и сдержанный стиль, что в итоге только усиливало эффект от прочитанного.

Standard Oil, беспечный властитель недр и душ

К концу века дела Standard Oil шли невероятно бодро, несмотря на все проблемы, с которыми сталкивалась и сама компания, и нефтяная отрасль. Конкурентов в Америке у нее практически не было: Standard Oil контролировала более 90% (по некоторым данным — более 95%) всей отрасли. Некогда начинавшая с переработки нефти, эта компания теперь главенствовала везде: в добыче нефти, ее транспортировке (по железным дорогам или трубам), в изготовлении тары, дистрибуции. Словом, если в мире (где доля Standard Oil, впрочем, тоже была запредельно высокой — около трех четвертей общего объема мирового рынка) периодически какие-то неприятности ей доставляли компании братьев Нобелей, или Royal Dutch, или Shell, то внутри страны конкурентов не существовало вовсе.

Standard Oil и его основатель на пике своего могущества

Компания, изначально производившая осветительную жидкость, успешно пережила массовый отказ от керосина в пользу электричества, обнаружив умение развивать новые рынки вроде необъятного рынка смазочных масел или нарождающегося рынка бензина и дизельного топлива. Standard Oil первой сделала ставку на шумные, ненадежные и опасные тележки с двигателем внутреннего сгорания, которые были плохи буквально всем, но при этом были лучше своих электрических и паровых соперников и быстро доказали, что могут составить конкуренцию даже лошадям.

Будущее наступало не быстро, но ощутимо: производство никому не нужного раньше бензина (он считался отходом производства) удвоилось за последнее десятилетие XIX века и утроилось за следующие десять лет.

Кроме того, инженеры и химики искали способ применения мазута, и в конце концов им это удалось — мазут стали использовать в качестве топлива для производственных нужд, сначала только на нефтеперегонных заводах, а затем и во всех отраслях.

Конечно, периодически находились отважные люди, которые бросали вызов системе, построенной Рокфеллером и его компаньонами, но средств для подавления таких восставших в распоряжении Standard Oil хватало с избытком. Подкуп «слабого звена» среди конкурентов был самым распространенным методом, да и убийство чужого бизнеса монопольным правом диктовать рынку цену всегда было в ходу, причем не только цену… Очень часто конкуренты обнаруживали, что их продукцию никто не собирается перевозить (или цены на перевозку делали производство бессмысленным). Был случай (а может, и не один), когда некая компания столкнулась с тотальным отсутствием тары. В общем, поднять голову Standard Oil не давал никому.

Несмотря на постоянно возникающие проблемы, состояние Standard Oil можно было охарактеризовать как устойчивое и стабильное. Это позволило выйти на пенсию основателям компании — самому Джону Рокфеллеру (который, однако, остался на посту председателя совета директоров) и всем его соратникам по созданию треста, в том числе неутомимому Генри Флеглеру.

В 1897 году новым директором непотопляемой Standard Oil стал Джон Арчболд, которого Рокфеллер приметил еще во времена создания компании. Тогда Арчболд возглавлял нефтяников Ойл-Крик, бастовавших против монополии компании Рокфеллера, и выступал против Standard Oil и лично ее основателя настолько резко, что эти высказывания невозможно воспроизвести на бумаге.

Может быть интересно

Эра Standard Oil. Расцвет первой нефтяной монополии

Остается только позавидовать самообладанию Рокфеллера, на которого эта площадная брань не произвела ровно никакого впечатления, а вот Арчболд его заинтересовал. Он оценил бульдожью хватку Арчболда, его гибкость, умение оценить обстоятельства и приспособиться к ним. В итоге Рокфеллер предложил Арчболду работу, на которую тот сразу же согласился, радикально изменив свою позицию. Рокфеллер получил вместо врага преданного сотрудника, Арчболд постепенно разбогател и, пройдя множество ступеней карьерной лестницы, в один прекрасный день оказался во главе крупнейшей в мире монополии. Маленький, юркий, если не сказать — вертлявый, он обладал железным характером и при этом слыл шутником и даже мог сыграть роль рубахи-парня — идеальный переговорщик, следующий только за своим внутренним компасом, который указывал ему кратчайший путь к цели.

В жизни Арчболда, кроме работы, было только одно хобби — он был большой любитель выпить, причем это увлечение могло захватывать его целиком и полностью. Во всяком случае при подписании и самого первого с ним контракта, и всех последующих Рокфеллер, совершенно не понимавший таких радостей жизни, вносил в каждый договор статью о воздержании от регулярного употребления спиртного.

Но в общем и целом эта страсть не мешала Арчболду управлять трестом: он не допускал ошибок и ухитрялся контролировать буквально все аспекты жизни самой большой компании на планете. Арчболд, как считали все акционеры, был идеальным управляющим их капиталами: империя Standard Oil росла, дивиденды превосходили ожидания и постоянно увеличивались — всё шло настолько хорошо, что вряд ли можно было ожидать лучшего.

Прогрессизм и предпосылки охоты за акулами капитализма

Правда, бульварные писаки постоянно кусали Standard Oil, выискивая какие-то грехи в этом безукоризненно работающем механизме, и никто из руководителей Standard Oil не в состоянии был принять или даже хотя бы понять суть претензий, который они ничем иным, кроме зависти к своему безупречному бизнесу, объяснить не могли.

В 1890 году был принят антимонопольный закон, названный по имени его создателя — сенатора Шермана — законом Шермана, на который в Standard Oil никто всерьез не обратил внимания, а зря, потому что этот закон, по сути, описывал именно Standard Oil. В нем было много любопытного — например, запрещались антиконкурентные соглашения и так называемое «одностороннее поведение», то есть попытки монополизировать рынок. Виновные в этих нарушениях обязаны были покрывать убытки пострадавших в тройном размере. При этом было объявлено, что естественным образом возникшая («благодаря заслугам») монополия относилась к так называемой «невинной монополии». Если ее участники и создатели прилагали усилия для ее сохранения, то есть участвовали в «гнусных сделках», то они должны были нести ответственность, если же гнусных сделок не обнаруживалось, то такая монополия имела право на существование.

Понятно, акционеры Standard Oil искренне считали свою нефтяную монополию «невинной» и не сомневались, что она образована благодаря заслугам — и их собственным, и руководством компании.

В общем, благополучие внутри Standard Oil сыграло с акционерами злую шутку — они так и не поняли, что время монополий ушло. Забавно, что почти все акционеры Standard Oil, во всяком случае большинство из них, объявляли себя прогрессистами.

Об истоках этого движения, в верности идеалам которого клялись четыре подряд президента США (что и позволяло им набирать голоса избирателей), наверное, стоит поговорить отдельно, и разговор никак не выйдет коротким, но основные положения упомянуть всё-таки стоит. Сторонники этого политического движения видели смысл человеческого существования в улучшении жизни путем социальных реформ, основанных на достижениях науки, современных технологиях и общественных преобразованиях. Которые, кстати, предусматривали и механизмы перераспределения богатств и улучшения жизни трудящихся.

В истории США период с 1896 по 1917 год получил название прогрессивной эры, и столпы общества и лидеры мнений дружно объявляли о своей приверженности идеям прогрессизма.

Быть прогрессистом означало в те времена, что ты выступаешь против любых форм насилия, жадности и скупости, классовой войны, расизма и вообще любых форм неравенства, за соблюдение прав всех людей — словом, прогрессизм принес в наступающий ХХ век много полезного и ценного.

Так представлялась прогрессистам американская действительность

Прогрессисты считали, что общество должно самостоятельно решать свои проблемы путем реформ, не допуская никаких форм доминирования одних людей над другими. Среди свобод, декларируемых прогрессистами, важное место занимала свобода предпринимательства, а она полностью противоречила практике монополий и самому смыслу их создания, хотя именно в начале прогрессивной эры монополии стали доминировать на американском рынке.

Заметим, что, хотя период, объявленный прогрессивной эрой, был относительно небольшим историческим отрезком в жизни страны, сами прогрессисты и прогрессивные взгляды никуда не исчезли и доминируют в американском обществе по сей день.

Первый трест в стране — Standard Oil Trust — был создан в 1882 году, и с тех пор тресты плодились в невероятных количествах. К концу XIX века их было уже сто, а в первые годы ХХ века и вовсе впору было сбиться со счета (в середине нулевых их число превысило четыре сотни), причем капитализация всех трестов Америки была вполне сопоставима с ВВП страны (6 млрд против 8 млрд). Разумеется, тресты, само существование которых противоречило картине мира, к которой стремились прогрессисты, были для них идеальной мишенью, и их разгром выглядел делом, достойным приложения сил.

Самый молодой (и, возможно, самый энергичный) президент США, прогрессист и консерватор одновременно

В 1901 году анархист Чолгош убивает президента Маккинли, и, согласно Конституции, новым лидером страны становится 42-летний Теодор Рузвельт, до того прозябавший в тяготившей его роли вице-президента (эта работа без прав и полномочий никак не соответствовала его деятельному, если не сказать — взрывному, характеру). Американские историки считают, что его президентство было одним из самых ярких и полезных в истории США. И в самом деле, столь энергичный человек не мог не блистать своими выдающимися качествами.

Но, начав рассказывать о «президенте Тедди», как его называли американцы (что, заметим, бесило самого Рузвельта), мы бы ушли далеко от Standard Oil, больно уж увлекательным и неоднозначным персонажем был 26-й президент США, поэтому сообщим лишь важное для нашего повествования — Рузвельт был прогрессистом. То есть он понимал, что монополии создают большие проблемы и для экономики, и для социальной сферы страны и что требуются радикальные перемены в этой сфере. Кажется, Белый дом не знал более разностороннего, бурлящего идеями и решительного президента: приняв на себя обязанности первого лица страны, Рузвельт не стал тратить время на раскачку.

Стоит отметить, что политического опыта у Рузвельта хватало (к тому моменту он успел побыть и губернатором Нью-Йорка, и заместителем министра), и никак нельзя было сказать, что власть перешла к человеку случайному. Он сразу же высказался насчет приоритетов, связанных с его неожиданным президентством, и его планы не могли не порадовать прогрессистов.

Приоритетами Рузвельта стали несколько важных для жизни страны шагов, например, контроль качества продуктов питания и лекарств — что было предпринято очень вовремя, так как проблема с отравлениями, особенно из-за набравших невероятную популярность консервов, стояла крайне остро.

Также была объявлена программа по защите окружающей среды, созданию национальных парков и заповедников, которая нашла горячий отклик в сердцах американцев. Заметим, что любовь к природе в те годы выглядела несколько иначе, чем сейчас. Рузвельт, с детства знакомый с таксидермией, был заядлым и удачливым охотником, убивавшим животных в каких-то диких, буквально промышленных количествах. Любовь же к ним демонстрировалась охотничьими трофеями в его доме (сейчас это музей), но тогда это выглядело вполне приемлемо и диссонанса не вызывало.

Именно благодаря активности Рузвельта (в том числе внешнеполитической) было начато строительство Панамского канала. Его важным внешнеполитическим достижением считается посредничество, приведшее к окончанию Русско-японской войны, но в основном его дипломатические усилия были всё-таки сосредоточены на Центральной Америке и соседях США. При Рузвельте американский ВМФ стал один из крупнейших в мире, а сама Америка не вела войн — Рузвельт приписывал это именно демонстрации военной мощи страны, чем он неукоснительно занимался.

Бедой американского общества в те годы видели коррупцию, которой Рузвельт, снискавший репутацию человека честного, объявил войну.

Инструментов для борьбы с коррупцией тогда явно не хватало, получение законодателями и государственными служащими разного рода подношений от трестов считалось вполне нормальным. Применительно к нефтяной теме это выражалось, например, в том, что Standard Oil регулярно присылала чеки сенаторам с приписками насчет того, как именно Standard Oil видит те или иные регламенты и законы. В мире хватало американских консульств, и консулов США нефтяники нагружали работой по заключению контрактов на поставки нефтепродуктов (разумеется, за вознаграждение). В самой Standard Oil не видели в том греха и, более того, просто не понимали, зачем нужны все эти сенаторы и консулы, если не для продвижения интересов американских граждан, пусть даже и небольшого их числа, ограниченного акционерами Standard Oil.

На время президентства Рузвельта пришелся пик американских монополий: практически все отрасли либо были монополизированы, либо стремились к монополизации. Это вызывало возмущение и негодование прогрессистов, профсоюзов, а больше всего тех американских предпринимателей, которым монополии закрывали возможность заниматься бизнесом. Именно это для американского общества, где свобода предпринимательства сродни культу, являлось дичайшим нарушением прав граждан (в будущем именно это и поставят в вину монополиям вообще и Standard Oil в частности).

Сам Рузвельт полагал, что монополизация есть процесс естественный и неизбежный, вроде течения реки, которому противостоять глупо, но которое можно регулировать дамбами и запрудами. Именно так президент и видел свое предназначение: он собирался воевать с трестами, хотя и предполагал, что стремление к монополизации — это что-то вроде закона природы и тресты будут появляться снова и снова, может быть, видоизменяясь и мимикрируя.

Теодор Рузвельт, самый молодой президент США, правление которого принято считать одним из самых успешных в американской истории

Рузвельт прекрасно понимал, что задачи, которые он сам себе обозначил на время президентства, не могут быть решены силами одной только президентской команды, как бы велика она ни была (а была она, да и остается, весьма небольшой), поэтому полагался на общество и общественное мнение, в частности на прессу и журналистов.

Пресса — явление неоднозначное и неподконтрольное, самому Рузвельту часто и много (в том числе и незаслуженно) доставалось от журналистов, и однажды он назвал пишущую братию «разгребателями грязи», причем использовал это вовсе не в положительном значении. Но журналисты подхватили это название и с гордостью именовали себя так (только не Ида Тарбелл), и Рузвельт подстроился: он прекрасно понимал, что пресса, особенно прогрессистская, играет за его команду и что без нее он не смог бы выполнить и сотой части своих обещаний.

В годы Рузвельта его администрация так активно использовала закон Шермана, что даже была обвинена в «нарушении доверия» между обществом и властью. И в самом деле, за всё время президентства трех предшественников Рузвельта американская администрация обращалась к закону Шермана в общей сложности 18 раз, тогда как только против железнодорожной монополии Рузвельт подал 44 иска, и в итоге эта монополия была разрушена.

Всё это происходило на фоне большого числа антикоррупционных дел. Журналисты помогли вскрыть и обнародовать дела о взятках и конфликтах интересов во множестве американских ведомств. Но важнее всего, что в обществе возобладало мнение о том, что человек, выполняющий какие-либо общественные или государственные функции, должен, во-первых, быть совершенно прозрачен в поступках, мотивациях и доходах, во-вторых, иметь незапятнанную репутацию.

Понятно, что коррупция — болезнь, которую невозможно победить один раз и навсегда, но правление Рузвельта стало переломным моментов в истории США и оказало огромное влияние на понимание во всем мире того, что такое политика и как должен выглядеть политик.

Новый жанр журналистики — расследование

Однако нам стоит вернуться к Standard Oil и журналистам, в частности к одному из самых популярных журналов страны — McClure’s. Еще в 1899 году его издатель рассуждал о том, что тема трестов могла бы быть самой популярной в стране и тот, кто напишет о ней лучше, ярче и понятнее всех, соберет максимальную подписку. Теперь же, при Рузвельте, время для таких публикаций пришло. Тем более что Макклюр имел в своей команде лучшее перо Америки — Иду Тарбелл, которая как раз и была способна писать одновременно ярко, глубоко и ясно. Вот только было непонятно, где черпать материалы для публикаций.

Не сказать, что убийственных для Standard Oil материалов не хватало — в конце концов, в стране было полно людей, пострадавших от действий монополиста. Ида Тарбелл не просто была родом из нефтяного района — ее отца лично разорила Standard Oil. Ее брат, нефтяной трейдер, отлично знал изнанку бизнеса и мог разъяснить ей механизмы работы нефтяной монополии, но Тарбелл также надеялась получить доступ к документам самой Standard Oil и понять позицию корпорации не по слухам, а через прямую речь, для чего стала настойчиво искать встреч с представителями компании. Ей обычно не отказывали, но пользы от таких встреч было немного: собеседники явно не горели желанием объясняться, чаще всего прямо заявляли, что не хотят или не будут отвечать на вопросы.

Отец Иды умолял ее прекратить расследование, так как не сомневался, что это крайне рискованно — и для самой Иды, и для ее издания, но всё это были пустые разговоры (будто он не знал характер своей дочери!).

Наконец, случилось то, после чего Ида твердо сказала себе, что обязательно завершит свое дело, — один вице-президент аффилированного со Standard Oil банка в личном разговоре напрямую стал ей угрожать, если она не прекратит работу. Благо работы было много: вдруг оказалось, что и свидетельств, и вполне реальных документов о деятельности Standard Oil вокруг огромное множество.

Стоило только пошевелить это болото, и у журналистки оказалось немало добровольных помощников — библиотекари присылали ей сохраненные протоколы принятия тех или иных решений и деклараций, офисные курьеры Standard Oil передавали предназначенные к уничтожению документы. У Тарбелл собралась большая коллекция разного рода писем и записок, которыми топ-менеджеры Standard Oil обменивались между собой или посылали своим оппонентам и жертвам.

Сбор материалов о Standard Oil затянулся на несколько лет, в течение которых Тарбелл исколесила полстраны, встречаясь с нефтяниками и собирая документы и свидетельства. Нет никаких сомнений в том, что она довела бы дело до конца в любом случае, но в 1902 году судьба подбросила козырей в ее колоду — она познакомилась с вице-президентом Standard Oil, на тот момент вторым человеком в компании, неким Генри Хаттлстоном Роджерсом. Роджерс в Standard Oil был аж с 1874 года. До того он пережил примерно всё, что переживала сама отрасль: взлет собственного бизнеса, его разорение, поглощение, снова выход на первые роли в качестве партнера поглотившей его бизнес фирмы, война против Standard Oil, где Роджерс был одним из лидеров противников монополиста, затем соглашение со Standard Oil и снова движение вверх внутри самой могущественной компании, где он заявил о себе проектом самой крупной сети нефтепроводов и его реализацией, а затем активностью в поглощении других компаний и сопутствующих бизнесов. Короче говоря, Роджерс был тем самым человеком, который знал о кухне Standard Oil всё и, более того, был на этой кухне шеф-поваром, прошедшим путь от поваренка.

Ида (Аида Минерва) Тарбелл и возглавляемый ей журнал

Роджерсу были вовсе не чужды прогрессистские устремления, хотя, как это часто бывает, в себе самом он вовсе не видел мишени для прогрессистов и не понимал, чем его собственная жизнь и работа могут вызвать у кого-то недовольство.

В свое время он подружился с Марком Твеном, чьим большим поклонником был. Он сильно помог писателю, вызвавшись привести в порядок его крайне расстроенные финансовые дела, и сделал это в высшей степени успешно. После этого они с Твеном стали друзьями, и писатель называл Роджерса лучшим человеком, которого он встретил в своей жизни. Твен был отлично знаком и с Тарбелл, которую высоко ценил. Словом, по его протекции и без того неизбежное — встреча корпорации с ее могильщиком — свершилось. Более того, Роджерс сам попросил Твена о встрече с Тарбелл, мотивируя это тем, что если уж она хочет написать о Standard Oil, то всё равно напишет (к этому моменту архив Тарбелл о делах треста был уже невероятное велик), а раз так, то пусть получает неискаженные домыслами версии, а правдивые и реалистичные. Да, получает из первых рук — именно то, о чем мечтала Тарбелл.

Тут надо сказать, что всю свою жизнь руководство Standard Oil не понимало (не хотело понять или не могло), в чем суть претензий общества к ним. Они, в конце концов, просто хорошо делают свое дело. Они просто работают лучше других, поэтому именно они — на вершине. И разве не в этом суть конкуренции и соревновательности?

Все те приемы, с помощью которых они подчиняли себе отрасль, не казались им чем-то нехорошим. В конце концов, и Роджерс, и Арчболд повидали и испытали на своей шкуре в этой конкурентной войне примерно всё, но вот они победили и пользуются плодами своих трудов, что, по их мнению, было совершенно логично.

Даже взятки, которые вместе с меморандумами о своих ожиданиях они отправляли сенаторам, казались им хорошим и правильным делом — почему бы и нет? Разве сенаторы и конгрессмены не должны служить народу и разве не являются народом Америки акционеры Standard Oil?

В общем, Роджерс был уверен, что он просто объяснит журналистке очевидные вещи, тем более что Тарбелл показалась ему человеком разумным, а ее возражениям насчет того, что ни сама монополия, ни формы и приемы, используемые для ее создания, неприемлемы, он не придал значения как нелогичным. Их беседы с Тарбелл (встречались они весьма часто и разговаривали подолгу) он воспринимал как сражения логики и ее отсутствия — причем, понятно, он был убежден, что логика на его стороне, и Тарбелл, будучи человеком умным, либо должна эту логику принять, либо, будучи человеком честным, его мнение донести до своих читателей без искажений, и тогда его логику примут другие.

Говорят, что Роджерс был уверен, что статьи Тарбелл станут исключительно комплементарными в отношении и его лично, и Standard Oil, и продолжал встречаться с Тарбелл даже тогда, когда в журнале McClure’s появились первые статьи о нефтяном тресте.

Казалось, Тарбелл вырабатывала свой неповторимый литературный стиль именно для этих публикаций. Она отстраненно, без эмоций и ярких метафор, последовательно и подробно, не отрицая гения и трудолюбия Рокфеллера и его сподвижников и отмечая там, где это заслуживало быть отмеченным, их выдающийся вклад и промышленную сметку, излагала историю взращивания монстра — историю подкупов, провокаций, тайных сговоров, мошенничества, коррупции, обмана. И всё это было подкреплено десятками документов, показаниями участников событий, высказываниями руководителей самой корпорации и ее конкурентов, мнениями экспертов из академической среды и из числа участников рынка. Такого до Иды Тарбелл не делал еще никто и никогда.

Возник новый, невиданный раньше жанр — журналистское расследование, для которого проделанная Тарбелл работа стала образцом того, как глубоко и добросовестно следует заниматься такого рода проблемами.

А для всей Америки это было более чем познавательное чтение, раскрывающее создание треста и его существование как преступление. В шоке от прочитанного были даже прогрессисты, которые и раньше-то не сильно любили тресты. Да что там рядовые прогрессисты — прочитанное повергло в изумление президента страны. В кругу близких Рузвельт заявил, что свержение Standard Oil станет личной задачей его президентства.

Между тем тираж журнала McClure’s перевалили за 350 тысяч (это был рекорд за все годы его существования), и издатель на этом не собирался останавливаться — статьи Тарбелл объединили в книгу «История компании Standard Oil», которая была издана на пике покупательского спроса, стоила максимально дорого, выдержала столько переизданий, что сегодня не удается установить ее общий тираж (первый выпуск был напечатан в количестве 70 тысяч экземпляров и мгновенно распродан). Макклюр ковал железо, пока горячо.

В 1905 году Тарбелл добивает соперника в глазах общественности, сделав очередной шаг в жанре, который в свое время принес ей славу, — в профайлах. На этот раз она публикует профайл самого Джона Рокфеллера, основателя Standard Oil. Сам Рокфеллер на эту книгу публично не реагирует никак — он привык к сопротивлению и к нападкам и на его дело, и на его личность. Разве что называет отныне Тарбелл «Тар-баррель», что, видимо, по его мнению, ругательство.

Судебное дело о судьба крупнейшей в истории монополии

В 1904 году Рузвельт довольно уверенно избирался на новый президентский срок. О своих обещаниях разобраться с монополией Standard Oil он не забыл, чего вполне можно было бы ожидать от человека со столь кипучей энергией, который занимался десятками дел одновременно. Всё это время его команда готовила документы для обращения в суд, благо собранные Тарбелл материалы, по сути, уже и были готовым обвинением. В 1906 году администрация Рузвельта успешно завершила тяжбу с монополией на железных дорогах. В том же 1906-м сам президент стал первыми в истории американцем, получившим Нобелевскую премию, — он был удостоен премии мира за личный вклад в окончание Русско-японской войны. Словом, опыта, регалий, авторитета у него вполне хватало, чтобы сразиться с крупнейшей в мировой истории монополией. И 15 ноября 1906 года федеральное правительство подает в суд исковое заявление о нарушении закона Шермана с требованием принудительного разделения компании Standard Oil.

Как мы уже не раз подчеркивали, позиция руководителей Standard Oil, в том числе создателя компании Джона Рокфеллера, к тому моменту вышедшего на пенсию, не менялась — они искренне не понимали, в чем проблема и в чем их вообще можно упрекнуть (не говоря уже о том, чтобы их можно было судить за то, что они хорошо делали свою работу в интересах своих же акционеров). Тем не менее Standard Oil платила гонорары лучшим в стране юристам, которые выстроили эшелонированную оборону. Не сказать, что офис Standard Oil на Бродвее, 26, все те годы, что шло судебное разбирательство, хранил безмятежное спокойствие, но всё-таки паники там не наблюдалось. Судебные иски на компанию подавались и раньше — например, один губернатор некогда пробовал национализировать предприятия Standard Oil и сделать их собственностью штата. Но практически все серьезные судебные разбирательства в штабе Standard Oil привыкли выигрывать, правда, не в этот раз, хотя для выигрыша было сделано всё возможное, в том числе вложены огромные средства в избирательную кампанию бывшего друга Рузвельта, ставшего его конкурентом, — Уильяма Говарда Тафта. Тафт в итоге победил, вот только он, как и любой возможный кандидат в президенты США, тоже заверял избирателей в своих прогрессистских взглядах и тоже обещал им бороться с монополиями. Так что инвестиции Standard Oil в смену администрации не сработали.

Генри Роджерс и Сэмюэл Клеменс (Марк Твен), друзья на всю жизнь

При этом юристы Standard Oil, оспаривая каждый представленный суду документ (требуя экспертиз, опроса свидетелей и проч.), делали важное для треста дело, потому что, как известно, Васька слушает да ест. Разного рода сделки и приобретения компаний отрасли продолжались полным ходом. Например, в 1908 году была куплена компания Chesebrough, названная так по имени изобретателя вазелина, крупнейший в мире производитель этого нефтепродукта. В составе Standard Oil фирма Chesebrough просуществовала всего три года, после чего вновь обрела независимость, но акционеры треста успели получить от этого поглощения весьма внушительную прибыль.

Позже можно будет услышать, что обвинения в адрес Standard Oil якобы были несправедливы, так как цена нефти и нефтепродуктов почти два десятилетия держалась на одном и том же уровне, а доля Standard Oil в нефтепродуктах постоянно снижалась; что обвинение добилось эффекта, противоположного ожидаемому, так как с 1910-х годов цены на нефть стали расти. Но, принимая эти аргументы во внимание, не лишним будет заметить, что это вовсе не означало превращение монстра и хищника в благотворительное сообщество, делающее уступки конкурентам. Просто мировая конъюнктура цен на нефть складывалась иначе — если с рождения Standard Oil (1874 год) и почти до конца века существовал спрос только на керосин, то в ХХ веке керосин перестал быть главным нефтепродуктом, зато резко вырос спрос на бензин и мазут (которые до того считались отходами и повсеместно сливались в водоемы).

Выросли конкуренты — так, нефтяники бакинского района нашли способ транспортировки своих продуктов по всему миру, нефть стали успешно добывать в Индонезии, Румынии, Мексике. В самих Соединенных Штатах, как выяснилось, месторождений нефти так много, что даже такой спрут, как Standard Oil, оказался не в силах контролировать всех и вся: нефтяные лихорадки охватывали то Огайо, то Калифорнию, то Техас, то Нью-Мексико. Еще в конце XIX века Рокфеллеру сильно досаждали предприятия братьев Нобелей, но появились и другие, очень быстро растущие компании вроде Royal Dutch и Shell (объединившись в 1907 году, они увеличили свой потенциал). Мир вступал в совершенно новый этап своего развития. При решении о принудительном разделении Standard Oil судьи в большей степени руководствовались тем, что монополия препятствует свободному предпринимательству и свободе торговли, лишая возможности любого гражданина США заниматься бизнесом, так как монополия устанавливает правила игры на рынке.

Обвинение настаивало на том, что политика Standard Oil должна быть характеризована как дискриминационная в отношении участников рынка, и суд такое определение по итогам многолетних споров поддержал, признав и само понятие дискриминации в отношении действий Standard Oil, и то, что именно Standard Oil являлась единственным бенефициаром таких действий. Сами методы работы Standard Oil были признаны неприемлемыми. В заключение судьи постановили, что «доминирующее положение Standard Oil Co. в нефтеперерабатывающей отрасли было обусловлено недобросовестной практикой — злоупотреблением контролем над трубопроводами, дискриминацией на железных дорогах и несправедливыми методами конкуренции при продаже нефтепродуктов».

Standard Oil по решению суда была принудительно разделена по географическому признаку — первоначально на 36, а позже на 46 компаний (по числу штатов в составе США на тот момент, в каждом из которых Standard Oil имела свои подразделения). Позже всякого рода слияния и поглощения привели к образованию семи компаний, и эта «большая семерка» вышла на лидирующие позиции в мире. Их называли «семью сестрами», потому что некоторые подозревали эти фирмы в согласованности действий на рынке и обвиняли якобы в картельных сговорах. Впрочем, слово «сестры» — это еще и напоминание о том, что все они либо полностью, либо частично вышли из одной и той же компании — Standard Oil.

«Семь сестер» существуют до сих пор, их имена (в процессе слияний и поглощений они иногда звучали иначе) — British Petroleum, Exxon, Gulf Oil, Mobil, Royal Dutch Shell, Chevron и Texaco.

Не хладнокровные убийцы, а санитары леса?

Что касается самого судебного процесса, то споры вокруг справедливости подобного решения не утихают по сей день. Периодически то какие-то политики, то заметные бизнесмены или просто обыватели вдруг заявляют, что сокрушение Standard Oil было актом глупым, несправедливым и основанным исключительно на предположениях, а существовавшая монополия якобы и есть то самое логичное обустройство мира и даже квинтэссенция капиталистической устремлений. В этом есть часть правды (весьма небольшая): стремление бизнеса захватить максимальную долю в своей отрасли в самом деле можно рассматривать как вполне естественное развитие, и сам факт того, что тресты и монополии получили такое развитие в США в короткий период максимальной свободы для бизнеса, как бы является тому подтверждением. В то же время монополия обязательно приводит к затормаживанию прогресса, росту цен для потребителя и падению качества — и сторонники монополизации очень часто приводят Standard Oil как образец компании, в которой ничего подобного не произошло.

Когда-то само название Standard было выбрано как обозначение высокого и стабильного качества продукции (керосина), которое должно было отличать эту компанию от всех остальных, менее строгих в деле контроля готовой продукции и технологических новаций, и этот ход обеспечил Рокфеллеру и его партнерам стартовый рывок. Технологически Standard Oil везде либо была первой, либо быстро ориентировалась в мире технологий, подхватывая новации или выкупая их (как было, например, с трубопроводами: независимые трубопроводные сети грозили подорвать монополию Standard Oil на железнодорожные перевозки, и Standard Oil выкупила все имеющиеся трубопроводы и построила множество новых, став монополистом и в этом виде транспортировки). Но известны и случаи прямого противодействия новым веяниям. Например, когда танкеры компании Shell получили разрешение на проход через Суэцкий канал (до этого провоз нефти и нефтепродуктов там был запрещен из-за противопожарных правил), то Standard Oil, чей танкерный флот в сравнении с передовым и прорывным флотом Shell выглядел примерно как ноль, потратила массу сил и денег на возобновление запрета, а заодно провела отчаянную кампанию в мировых СМИ против использования танкеров, изобретенных Shell, и за запрет их приема в портах мира (к счастью, попытки были безуспешными). Цены во времена господства Standard Oil и в самом деле были относительно стабильны (колебания в пределах пары центов за галлон в год, хотя случались и обвальные снижения цен, когда Standard Oil душила ценами конкурентов, и пиковый, запредельный рост — когда конкурентов на горизонте не возникало). Но относительное равновесие в цене, конечно же, не было благотворительной акцией со стороны монополиста: колебания спроса, относительно невысокого по сравнению с его взрывным ростом в 1910-х, и конкуренция со стороны в первую очередь международных компаний оставляли монополисту весьма узкий ценовой коридор для повышения цен.

Подсчет прибыли и убытков и неожиданные результаты

В офисе Standard Oil после решения суда царила паника — для акционеров привычный мир рухнул и было непонятно, как их жизнь сложится дальше, в каком состоянии окажутся их финансы и что станет с прибылью компании. В целом все без исключения были уверены, что теперь их дела пойдут значительно хуже, а акции, размытые в десятках компаний, станут давать совокупно меньший доход, чем раньше. Эксперты рынка с этим соглашались: одно дело — нефтяной гигант, монополист и крупнейшая корпорация на планете, и совсем другое — какие-то мелкие компании, за которыми даже уследить тяжело. Напрасно Арчболд и Рокфеллер пытались успокоить акционеров, уверяя их в том, что дело обстоит вовсе не катастрофично, — все были безутешны.

Но произошло обратное — вдруг оказалось, что акции, собранные воедино, были недооценены, как и потенциал любой из получивших самостоятельность компаний. Прибыль компаний и, соответственно, доходность акций не рухнула — она увеличилась в несколько раз. Именно после разделения Standard Oil выяснилось, что создатель этого монстра, Джон Рокфеллер, — первый в мировой истории миллиардер.

Конечно, сказался и резко появившийся спрос. Можно сказать, что вся отрасль все 1910-е годы работала на удовлетворение этого спроса, это была своего рода игра в догонялки, которую открыла серия социальных потрясений, известных как бакинские пожары, после которых каспийская нефть уже не вернулась к прежним объемам. Затем спрос подстегнул двигатель внутреннего сгорания — надо было чем-то кормить многочисленные самолеты и аэропланы. Кроме того, с 1912 года флот начинает переход с угля на мазут. Так что нефтедобыча и нефтепереработка с трудом удовлетворяют растущие потребности. В общем, акционеры после разделения остались в таком выигрыше, о котором раньше и мечтать не могли. Что касается потребителя, то он, с одной стороны, проиграл в цене керосина (она несколько выросла и продолжила расти в будущем, что объясняется сильным снижением спроса, а меньшие объемы производства неизбежно ведут к повышению себестоимости), зато выиграл в получении новых нефтепродуктов, ставших куда более востребованными, чем керосин (его решительно вытесняло из быта людей электричество), а уже в 1910-х годах бензин стал более массовым продуктом.

Государство в итоге тоже осталось в выигрыше, так большая прибыль компаний означала суммарно большее количество налогов, а общий рост отрасли — совокупно большее количество рабочих мест.

Новые компании, образованные решением суда, потребовали новых кадров — старые были нацелены исключительно на исполнение приказов из офиса на Бродвее, 26, и большинство из них не смогли вписаться в новые реальности. Акционеры быстро заменили их людьми молодыми и амбициозными, которые вошли в дело с азартом («Нам пришлось отправить на места несколько мальчишек из нашего нью-йоркского офиса», — скажет потом Арчболд об этой кадровой революции). Вновь образованные компании, получив самостоятельность, решали на местах множество проблем, которые не могли решить бывшие директора, так как они привыкли исполнять команды из центра, а из центра далеко не всегда были видны и понятны местные сложности. Более того, чтобы контролировать действия руководителей на местах, в богатейшей компании мира существовало правило согласовывать любые капитальные вложения на сумму больше 5000 долларов. Ситуация, когда центр забирает все деньги у тех, кто их зарабатывает, и распределяет их так, как посчитает нужным, нашему читателю наверняка покажется знакомой, а люди, побывавшие «внутри системы», подтвердят, что такая практика порочна и ведет к деградации на местах.

Кроме того, директора новой волны, эти получившие самостоятельность мальчишки, как оказалось, были технически грамотнее своих предшественников, лучше образованы (большинство из них не просто получили высшее образование, но имели докторские степени), и технологические прорывы не замедлили себя ждать. Все эти разобщенные компании оказались готовы к «революции моторов» и внесли немало новшеств в процессы, связанные с выпуском бензина. Так кадровая революция разрешилась в пользу молодости, образованности и готовности принимать нестандартные решения.

Наступление автомобильной эры во всей красе: одна из первых заправочных станций, 1907 год. Можно сказать, экспериментальный бизнес. Бум создания сетей АЗС пришелся на 1910-е годы, и в этом активно участвовали все компании, появившиеся из-за разделения Standard Oil

Ида Тарбелл, одна из главных героинь этой истории, ушла из журнала McClure’s в 1906 году, так как к этому времени в связи с болезнью владельца (у Макклюра был обнаружен рак) некогда самый популярный журнал страны находился в неуправляемом состоянии.

Вместе со своими коллегами, также покинувшими это издание, она стала выпускать The American Magazine (ему будет уготована долгая, по меркам американской журнальной прессы, жизнь — он просуществует полвека), который поставил своей задачей не бичевание пороков общества, а рассказы о положительных и позитивных примерах из американской жизни. Тарбелл теперь расхваливала бизнес, который создавал хорошие условия для рабочих, среди ее новых героев был, например, Генри Форд. Можно сказать, что ее жизнь и ее литература меняются весьма радикально. Она издает свой первый (и единственный) роман, но он далеко не так популярен, как ее «профили», к которым она возвращается, в частности описывая Бенито Муссолини, которого сравнивает с Наполеоном — получается весьма лестная для диктатора работа.

Тарбелл многие женщины Америки в то время рассматривают как героиню, женщину умную, независимую и самодостаточную, и желают видеть в ней лидера-феминистку, но, увы, она не оправдывает их ожиданий и даже пишет серию статей, в которых выражает сомнения в необходимости наделения женщин избирательным правом. После этого ей припоминают многое — в частности, не перестают подчеркивать, что она, так никогда не выйдя замуж и не познав счастья материнства, не в состоянии понять, о чем пишет, когда касается «женской темы».

Умерла Тарбелл в 1944 году, в возрасте 86 лет, сделав невероятно успешную журналистскую карьеру, но в истории она осталась всё-таки как могильщик Standard Oil и как основатель жанра журналистского расследования.

А что касается Standard Oil, то компания, пережив немало ярких и постыдных эпизодов, не исчезла, ее лучшие достижения были продолжены не только образовавшимися после ее разделения компаниями, но и нефтяной отраслью в целом.

Кстати, в 1912 году Рузвельт решит вернуться в Белый дом, и одной из мишеней его предвыборной кампании снова станет… уже несуществующая к тому моменту Standard Oil. В своих выступлениях он будет громить отрасль и призывать к еще большему ее дроблению, мотивируя это тем, что стоимость акций выросла более чем на 100% и Рокфеллер и его компаньоны фактически удвоили свои капиталы, то есть решение, которое, по мнению Рузвельта, было направлено против «жирных котов» — сверхбогачей, привело к обратному результату.

Кстати, эта его идея нравилась биржевикам с Уолл-стрит, которые в шутку (понимая, что больше подобного в нефтяной сфере не произойдет) «готовы были молить бога за еще одно разделение» — понятно, что биржи на росте акций сумели отлично заработать.

Прогрессисту Рузвельту, чтобы попасть в бюллетень, пришлось создать специальную партию, так как республиканцы предпочли ему прогрессиста Тафта, действующего президента, который в итоге займет последнее место. Рузвельт тоже проиграет. А победит демократ Вудро Вильсон — разумеется, прогрессист. Он продолжит антимонопольную политику предшественников, благо для всей Америки разделение Standard Oil тогда выглядело отличным примером и прекрасным решением.