Обещания амнистии, похищения и внедрение в антибольшевистские организации: как советские спецслужбы разгромили остатки Белого движения в эмиграции

Белые армии за границей

В 1917 — начале 1920-х годов Россию покинули около 2 миллионов человек. Среди уехавших были тысячи солдат и офицеров белых армий. Они рассеялись по всему миру, но в основном жили в Европе и Маньчжурии, где была многотысячная российская колония.

Читайте также

Казаки, калмыки, евреи, старообрядцы, революционеры и другие: кто и почему эмигрировал из Российской империи до 1917 года

В первое время никто не верил, что большевики надолго задержатся у власти, а лидеры Белого движения старались сохранить армию и готовились к новой войне с красными. В ней они надеялись свергнуть большевиков с помощью иностранных держав (это называли «активизмом»). Главным на этом поприще стал организатор эвакуации белых войск из Крыма генерал Петр Врангель. Под его началом за рубежом были сформированы три корпуса суммарной численностью около 60 тысяч человек. В них поддерживалась армейская дисциплина вплоть до военно-полевых судов.

Однако время шло, российские эмигранты-политики не могли договориться между собой, а армия, лишенная финансирования, разваливалась. В 1924 году Врангель распустил ее и основал Русский общевоинский союз (РОВС). Это движение должно было сохранить связи между белогвардейцами, чтобы при необходимости быстро развернуться в военную силу. РОВС объединял бывших военнослужащих, а также принимал молодых людей призывного возраста. К 1930 году его отделы действовали в Европе и на Дальнем Востоке.

РОВС не только служил для связи, но и готовился к будущей войне с Советской Россией. Например, при нем были курсы, где изучали опыт прошедших войн и устройство Красной армии.

Была у союза и своя разведывательно-диверсионная тайная организация — «Внутренняя линия». Она организовывала «особую работу» против СССР: готовила небольшое число самых отчаянных офицеров к подрывной и террористической работе, вербовала агентов и заручалась поддержкой генштабов Польши, Франции и Финляндии для заброски спецгрупп.

Количество членов РОВС доходило до 100 тысяч в 1920-е годы и до 40 тысяч в 1930-е, а его предводители подчеркивали, что при необходимости военных действий могут удвоить или утроить это число.

Политической платформой для РОВС стал монархизм. Врангель, который изначально придерживался нейтральных позиций, увидел в правых единственную эмигрантскую силу, способную к активным действиям. В 1923 году он признал верховенство одного из претендентов на роль престолонаследника — великого князя Николая Николаевича, дяди Николая II и главнокомандующего российской армией в 1914–1915 годах. После смерти Врангеля в 1928 году и Николая Николаевича в 1929-м единоличным лидером РОВС стал генерал Александр Кутепов, ранее курировавший «Внутреннюю линию».

Под руководством Кутепова, сторонника активных и скорейших действий против большевизма, с 1927 года РОВС стал (во многом это был ответ на действия советских спецслужб в среде русского зарубежья) засылать террористические группы в СССР. Одна из них смогла устроить взрыв в ленинградском партийном клубе, другая — пожар (правда, быстро потушенный) в здании ГПУ на Малой Лубянке в Москве. Впоследствии заброски продолжались, но без особых успехов. Практически все диверсанты были либо арестованы, либо уничтожены.

Именно РОВС, представлявший наиболее весомую военную организацию в эмигрантской среде, стал главной целью советских спецслужб. Но были и другие.

Например, в Париже работала тайная организация «Центр действия» (1920–1923), которая собирала информацию о положении дел в СССР. Активную деятельность в приграничных с Советским Союзом странах вел эсер-террорист Борис Савинков. Он пытался установить связь с антибольшевистскими силами в СССР, вел переговоры с Симоном Петлюрой. На Дальнем Востоке отряды белых, активно участвовавшие в войнах китайских милитаристских группировок между собой, также смогли сохранить боеспособность.

Советские власти стремились не допустить объединения антибольшевистских сил в эмиграции, пресечь любые их попытки свергнуть коммунистический строй и сблизиться с зарубежными разведками. И надо сказать, они весьма в этом преуспели.

Борьба с белоэмигрантами, способ 1: (псевдо)амнистия

Попытки разобщить Белое движение начались в последние годы Гражданской войны. Одним из методов стали обещания безопасного возвращения на родину бывшим его участникам. Первую амнистию большевики объявили отступавшим врангелевцам в Крыму. О ней говорилось в воззвании, которое подписали не только лидеры РКП(б), но и бывший Верховный главнокомандующий русской армией в Первой мировой войне Алексей Брусилов. Однако на деле после взятия Крыма большевики расстреляли, только по официальным данным, больше 56 тысяч человек.

Следующую амнистию советское правительство объявило в 1921 году для белых солдат, матросов и казаков. Просьбы о возвращении от вышестоящего руководства и бывших жандармов рассматривались в индивидуальном порядке. В этот раз большевики действительно хотели вернуть уехавших. Ведь среди них было много образованных людей, а они очень бы пригодились в СССР, чтобы укреплять, например, Красную армию, двигать вперед науку и производство.

За годы, что действовала амнистия (1921–1931), назад вернулись свыше 181 тысячи человек, большинство в первые пару лет.

Частично этому способствовали и настроения среди самих эмигрантов. Так, в Праге сложилось движение «сменовеховства» (по названию сборника «Смена вех» 1921 года). Его участники призывали признать большевистскую революцию свершившейся и помогать советской власти в восстановлении «великой России». Они надеялись, что большевизм изживет себя изнутри, что НЭП — это знак того, что коммунисты отказались от утопии и перешли к здравому смыслу. Похожие набиравшие популярность идеи высказывали и евразийцы (позже их еще будут называть «младороссами»).

Однако, несмотря на амнистию, прошлое вернувшихся белоэмигрантов большевики не забыли и на бывших царских «спецов» всё еще смотрели как на врагов, как бы те ни старались встроиться в новое общество. Уже к началу 1930-х годов в Советском Союзе стали нарастать недоверие и шпиономания, а за ними последовали репрессии.

Например, вернувшихся в СССР генералов, работавших преподавателями, — Юрия Гравицкого, Евгения Гамченко и Александра Секретёва — расстреляли в 1931 году. А во время операции «Бывшие люди» ОГПУ в феврале-марте 1935 года арестовало и выслало из Ленинграда 1177 бывших белых и царских офицеров. Повторные аресты 1937-го высланные уже не пережили.

В 1937–1938 годах также были расстреляны или погибли в лагерях и репатриировавшиеся сменовеховцы с евразийцами. И даже те возвращенцы, которых всё-таки не репрессировали, жили с клеймом бывших белых.

Все те, кто остался за рубежом и не получил советского паспорта до июня 1922 года, были лишены гражданства. Следующую возможность вернуться на родину они получили только после Второй мировой войны — в 1946 году. Но в этот раз ею воспользовались немногие: во Франции около 11 тысяч человек обратились за гражданством, а около двух тысяч репатриировались. Возвращались люди и из других стран. На родине им назначали определенное место жительства, некоторые попадали в лагеря.

Борьба с белоэмигрантами, способ 2: внедрение в белые организации

Советская разведка сложилась еще в ходе Гражданской войны. Ее основой стали структуры и кадры разведки императорской армии. В частности, ее руководитель, генерал-лейтенант Николай Потапов, одним из первых предложил большевикам свои услуги. Среди других генералов, добровольно пошедших на сотрудничество с коммунистами, были связанные с разведкой и контрразведкой Михаил Бонч-Бруевич, Александр Самойло, Алексей Игнатьев и др.

Разведкой и контрразведкой СССР заведовали ВЧК-ОГПУ-НКВД, а также Красная армия (РККА). Несмотря на то, что многие агентурные сети после октября 1917-го пришлось выстраивать заново, советские разведчики отлично наладили дело и умело вели шпионскую игру.

Русское зарубежье было наводнено советскими агентами, в том числе ими становились сами эмигранты. Мотивы сотрудничества были разными: кто-то разочаровался в Белом движении или его лидерах, кто-то был обижен увольнением из рядов армии. Многие испытывали материальные трудности или тосковали по родине. Наконец, часто на сотрудничество с красными шли из-за угроз или шантажа. Так чекисты смогли проникнуть даже в монархические организации и антибольшевистские политические салоны. Москва, например, имела полный доступ к почте бывшего министра иностранных дел Временного правительства Павла Милюкова. Были советские агенты и среди сменовеховцев с евразийцами. Так, одним из них был публицист и литератор-евразиец, муж Марины Цветаевой Сергей Эфрон.

Чекисты охотились за документами, прессой и агитками эмигрантских организаций — они стали важным инструментом разведывательной аналитики. Так, уже в 1921 году в СССР с их помощью установили состав, численность, размещение, политико-моральное состояние армии Врангеля, ее связи, а также узнали о деятельности других эмигрантских организаций. И когда Русская армия только задумывала действовать, чекисты уже готовы были встречать ее десант.

Еще одним важным источником информации была слежка за военно-политическими и военными лидерами Белого движения, бывшими офицерами и даже просто образованными людьми. На основе добытых данных и аналитики в разведуправлениях готовили подробные справки о деятелях эмиграции, составляли картотеки с поименными списками участников Белого движения.

Связи эмигрантов с высшими кругами стран рассеяния позволяли добывать и конфиденциальные сведения о капиталистических странах.

Однако, хотя советская разведка имела вполне достоверные сведения о российской эмиграции, она переоценивала угрозу белой армии. Во многом именно усилиями чекистов подпитывался миф о постоянной угрозе империалистического вторжения, который стал одной из причин ужесточения режима в СССР.

Но одной разведкой дело не ограничивалось. Так, у царской охранки ГПУ позаимствовало и один из основных методов — провокацию. Если до революции чиновники Третьего отделения засылали подсадных уток, чтобы разваливать революционные кружки изнутри, то чекисты стали создавать подставные антибольшевистские организации. Те якобы представляли советское подполье, искали выходы на лидеров эмигрантских объединений, чтобы затем развернуть там подрывную деятельность.

Так, в начале 1920-х годов ГПУ создало фиктивную антисоветскую организацию под кодовым названием «Трест» («официально» она именовалась МОЦР — Монархическое объединение Центральной России). Первые контакты с будущим РОВС «Трест» установил через белогвардейского офицера в Ревеле (ныне Таллин) еще в 1921 году. Представитель «Треста», агент ГПУ Александр Якушев утверждал, что в СССР якобы сложились мощные антибольшевистские силы, которые глубоко проникли в руководство СССР и Красную армию и хотят выйти на контакт с руководством РОВС и видными деятелями эмиграции. Легенда была хорошо прописана и включала больше 50 человек, среди которых были и настоящие бывшие белые.

Лидеры РОВС, Александр Кутепов и Николай Николаевич, так загорелись идеей связи с подпольем в СССР, что не замечали подозрительных вещей. Например, Якушев настаивал на том, что борьба с большевиками должна вестись без вмешательства иностранцев и старых лидеров Белого движения — исключительно внутренними антисоветскими силами (которых на самом деле не было). А еще открыто провозглашал, что многие последствия революции, вроде Советов, уже необратимы. Не обращали внимания предводители РОВС и на открытые предостережения коллег о возможной связи Якушева с чекистами: тот в итоге даже лично встретился с Николаем Николаевичем.

К 1925–1926 годам «Трест» так глубоко внедрился в РОВС, что фактически взял его под контроль. Например, стал играть на противоречиях в организации, пытаясь вбить клин между Врангелем и Николаем Николаевичем.

Но самая виртуозная акция «Треста» — это организация поездки одного из идеологов Белого движения Василия Шульгина в СССР в 1925–1926 годах. Шульгин сам попросил переправить его через границу. Под надзором чекистов он посетил Москву, Ленинград и Киев и благополучно вернулся назад. После этой поездки он написал книгу «Три столицы», главная мысль которой — перерождение большевизма началось, а эмиграция должна изменить подход к борьбе с большевиками. Издание этой книги одобрили в Москве: якобы в «Тресте», но на самом деле в ОГПУ. Позднее, когда выяснилось истинное лицо «Треста», политическая карьера Шульгина фактически завершилась.

Правда вскрылась неожиданно. «Трест» то ли по своей воле, то ли по указу из Москвы выдал в газетной статье бежавший в Финляндию агент Александр Опперпут-Стауниц. Публикация вызвала шок: стало понятно, что советские спецслужбы несколько лет виртуозно манипулировали эмигрантами. Поразительно, но даже после этого среди эмигрантов нашлись те, кто не хотел верить, что «Трест» — выдумка советских спецслужб.

«Трест» был не единственной шпионской операцией. Как и в случае с Шульгиным, советская разведка использовала внешнюю агентуру, чтобы заманивать представителей Белого движения на советскую территорию — якобы для контакта с антисоветчиками. Только назад их уже не выпускали. Таким образом были пойманы атаман Юрий Тютюнник в 1923 году, уже упоминавшийся Борис Савинков в 1924-м и пытавшийся организовать антибольшевистский переворот британский разведчик-авантюрист Сидней Рейли в 1925-м. Тютюнник и Рейли были расстреляны, а Савинков покончил с собой. В 1932–1935 годах в рамках похожей на «Трест» операции «Мечтатели» был также схвачен руководитель РОВС в Маньчжурии полковник Кобылкин и уничтожена следовавшая за ним диверсионная группа.

Борьба с белоэмигрантами, способ 3: похищения и убийства

Еще советская разведка проводила акции за границей, убивая или похищая белых лидеров. Так, в 1921 году было совершено неудавшееся покушение на Врангеля (по одной из версий, ГПУ всё же дотянулось до барона, отравив его, но официальная причина смерти Врангеля всё же туберкулез легких). Там, где граница охранялась слабо, советские войска и вовсе проводили небольшие военные операции. Например, в ходе одной из таких в 1921 году в Западном Китае был убит атаман Александр Дутов.

Но самыми известными стали похищения руководителей РОВС. Так, 26 января 1930 года генерал Кутепов сказал жене, что собирается на встречу с хорошим знакомым, а потом на панихиду. На панихиде Кутепов так и не появился. Несмотря на то, что французская полиция быстро приняла меры и оцепила границы (похищение считалось вполне возможным), его больше никто не видел. Советское правительство всячески отвергало свою связь с его пропажей.

Но 35 лет спустя одна из советских газет случайно опубликовала свидетельство о том, что это всё же было делом рук разведки СССР. Имитируя арест, двое неизвестных в желтых пальто под присмотром дозорного-полицейского (все они были французами — агентами ОГПУ) схватили Кутепова и запихнули в машину на углу рю Удино и рю Русселе в Париже. Кто дал наводку на генерала, до конца неизвестно до сих пор, как и обстоятельства его смерти. По одной версии, у Кутепова случился сердечный приступ от передозировки снотворным. По другой, он при похищении оказал сопротивление и был убит.

Похищение Кутепова было показательной акцией. Оно должно было не только обезглавить РОВС (в течение трех лет последовательно умерли Врангель, Николай Николаевич и Кутепов), но и запугать тех, кто еще надеялся вернуться в СССР с оружием в руках.

Что характерно, НКВД смог похитить и сменившего Кутепова на посту генерал-лейтенанта Евгения Миллера. 22 сентября 1937 года тот исчез так же внезапно, как и предшественник. Однако на этот раз провести операцию чисто не удалось. Миллер что-то подозревал и перед похищением оставил своим подчиненным записку, велев открыть ее, если вдруг пропадет. В ней он указал, что идет на встречу с генерал-майором Николаем Скоблиным. Тот на вопросы пришедших к нему офицеров РОВС заявил, что никакой встречи у него с Миллером не было, а затем, воспользовавшись возможностью, сбежал.

Оказалось, что Скоблин, георгиевский кавалер с безупречной репутацией белого генерала, руководитель «Внутренней линии» с 1935 года и возможный будущий руководитель РОВС, был советским шпионом. Еще в конце 1920-х его завербовал однополчанин и друг Георгий Ковальский, перешедший на сторону Советов в 1921-м. Как именно Ковальский склонил Скоблина к сотрудничеству, неизвестно.

Зато известно, что Скоблин стал одним из лучших агентов ОГПУ-НКВД. Он смог втереться в доверие к Миллеру и заманил его в ловушку на конспиративной квартире. Здесь престарелого генерала накачали наркотиками и в деревянном ящике с дипломатической печатью доставили на пароход «Мария Ульянова», который тут же выплыл из Гавра в Ленинград. Затем Миллера тайно (под именем Петра Иванова) перевезли в Москву на Лубянку, где и расстреляли два года спустя. Видимо, по замыслу Москвы, после его похищения Скоблин должен был стать во главе РОВС и окончательно подчинить союз чекистам. По другой версии, в СССР опасались, что предводитель РОВС войдет в контакт со спецслужбами нацистов.

Помог сбежать Скоблину внук основателя Третьяковской галереи Сергей Третьяков. Он разочаровался в эмигрантской деятельности и ее перспективах, испытывал финансовые трудности, много пил и даже чуть не покончил с собой. На деньги советской разведки Третьяков снял три квартиры в Париже и, установив там прослушку, сдавал РОВС по низкой цене. Также к похищению была причастна жена Скоблина — известная эстрадная певица («курский соловей», по выражению Николая II) Надежда Плевицкая. Ее также завербовал Ковальский.

Конец РОВС и конец советской агентуры

Операция «Трест», похищения Кутепова и Миллера и другие успехи советского шпионажа породили в РОВС атмосферу взаимного недоверия и подозрительности. Организация стала разлагаться. Молодые участники были недовольны старым руководством и его нерешительностью. Появились группки разной ориентации: на Францию, на Германию. Разногласия между участниками организации крепли и на фоне реальных успехов экономики и внешней политики СССР. Уже было понятно, что власть коммунистов оказалась не такой хрупкой, как многие ожидали. Попытки террористических вылазок не дали никакого результата и постепенно сошли на нет. Кроме того, эмиграция, пронизанная советскими шпионами, утратила доверие зарубежных разведок.

Хотя свое существование РОВС прекратил лишь в 2000 году, единым он уже не был. Особенно сильным раскол стал во время Второй мировой войны. Руководство РОВС поддержало режимы Гитлера и Муссолини и даже создало коллаборационистские вооруженные формирования в рядах вермахта и финской армии. В то же время многие рядовые члены РОВС вступили в армии союзников или участвовали в Движении Сопротивления. Некоторые заняли нейтральную позицию.

Судьба осведомителей и агентов советской разведки в эмигрантской среде в основном сложилась печально.

Александр Опперпут, по официальной версии, примкнул к террористам РОВС и погиб в столкновении с сотрудниками ОГПУ в 1927 году. По другим сведениям, он продолжил работать на советскую разведку и в 1943 году был расстрелян немцами в Киеве как глава подпольной группы.

Руководитель «Треста» Александр Якушев вернулся в СССР, был репрессирован в 1937 году и умер от инфаркта. Репатриировавшийся тогда же, в 1937-м, евразиец-агент Сергей Эфрон был арестован два года спустя и расстрелян в 1941-м.

Участник похищения генерала Миллера Николай Скоблин то ли бежал в Испанию и погиб при бомбежке в Барселоне в 1937–1938 годах, то ли его попросту устранили свои же. Его жена Надежда Плевицкая стала единственной осужденной по делу похищения Миллера. Она умерла во французской женской тюрьме в 1940 году, когда страну оккупировали нацисты. Завербовавший супругов Георгий Ковальский вернулся в СССР, работал бухгалтером, был обвинен в шпионаже и расстрелян в 1937 году. Хозяин парижской квартиры с прослушкой Сергей Третьяков был раскрыт германскими властями после оккупации Франции. Нацисты расстреляли его в 1942 году.

Советские власти же продолжили преследовать бывших участников Белого движения. С помощью созданных картотек уже во время и после Второй мировой войны НКВД и СМЕРШ опознали тысячи захваченных белогвардейцев.

Среди них были как германские и японские коллаборационисты, так и деятель I Государственной думы Петр Долгоруков, журналист и писатель, эсер Сергей Постников, обманутый чекистами из «Треста» Василий Шульгин. Последний вышел из тюрьмы только в 1956 году и умер спустя 20 лет во Владимире, так и не отказавшись от своих убеждений.