Уроки для мигрантов, трудных подростков и людей с ментальной инвалидностью: российские волонтеры — о своих просветительских проектах

Светлана Медведева — о книжном клубе для людей с ментальными нарушениями «Черным по Белому»

Я живу на Крайнем Севере, в Сыктывкаре, столице Республики Коми.

По образованию я экономист, но сейчас учусь на психолога-терапевта и работаю администратором в медицинской клинике.

Мне очень нравится общаться с людьми, и у меня хорошо развита эмпатия, поэтому мне хотелось заняться такой деятельностью, где эти мои качества были бы востребованы.

Я начала искать разные варианты в своем городе и поняла, что, хотя у нас и существуют различные благотворительные фонды, они не проводят никаких занятий с подопечными. Им помогают только деньгами — я тоже помогаю финансово, но, мне кажется, этого недостаточно. Мне хотелось стать частью сообщества, где я могла бы раскрыть свои организаторские способности и быть полезной.

Я случайно увидела по телевизору рекламу московского фонда «Лучшие друзья», и меня вдохновила их миссия — помогать людям с нарушениями развития и интеллекта познакомиться и подружиться со сверстниками без инвалидности.

Наверное, у каждого в школе был знакомый, который отличался от других. И хотя сегодня много говорят о толерантности и равенстве, людям с ментальной инвалидностью по-прежнему тяжело интегрироваться в общество. Они очень нуждаются в друзьях, с которыми могли бы общаться на равных и быть собой.

На собеседовании с координаторами фонда мы решили, что будет здорово, если мы создадим литературный клуб. Потому что книги — моя огромная страсть. Это не значит, что я прочла всю мировую классику или у меня были одни пятерки по литературе. Я просто люблю хорошие и интересные истории — со сложным сюжетом и скрытым смыслом, или когда можно вместе с героями посмеяться и извлечь уроки. К тому же я сама сочиняю рассказы и стихотворения. У меня есть несколько законченных рассказов, которые осталось немного доработать, и они станут полноценной книгой. Я делаю это для своих двоих детей — пишу и создаю иллюстрации вручную.

Перед первым занятием с ребятами с ментальной инвалидностью было немного страшно: как они меня воспримут, будет ли им интересно? Всё сложилось более чем хорошо. Я стараюсь проводить наши занятия в дружеском формате. Знаю, что у них есть уроки чтения, рисования, первой помощи, но у нас более неформальные встречи. Мы созваниваемся по Zoom раз в неделю. В начале занятия мы рассказываем об интересных событиях за прошедшую неделю, иногда делимся чем-то важным и грустным. Они доверяют мне, и я им тоже могу доверить что-то, что не могу сказать другому человеку.

На наших встречах в Zoom собирается от 6 до 15 человек в зависимости от дня и времени проведения. В чате в WhatsApp больше двадцати человек, и все очень активно общаются, делятся какими-то мыслями, но не всегда могут посещать собрания или стесняются. Некоторым проще переписываться, они не очень удобно чувствуют себя перед камерой. Мы не давим на них, но как показывает опыт, со временем эти ребята тоже присоединяются к нашим видеовстречам.

Перед каждой встречей я предлагаю тему.

Мы уже говорили с ребятами о космосе, любви, дружбе, профессиях, различных городах и странах, изобретениях, мистике и колдовстве.

В зависимости от выбранной темы мы знакомимся с творчеством разных писателей. Это могут быть как знаменитые литераторы, например О. Генри, Пушкин, Толстой, Чехов, Мамин-Сибиряк, Брэдбери, так и малоизвестные. Иногда мы читаем притчи, японские и испанские сказки или даже поучительные рассказы, которые выложили в интернет неизвестные авторы. Я вывожу рассказ на главный экран, и мы все по очереди читаем, а затем обсуждаем тему. Иногда после чтения остается немного времени, и мы загадываем друг другу загадки. Например, я приводила факты из биографии Пушкина, а ребята угадывали, правда это или вымысел.

Мне очень интересно работать с этими ребятами: у них нестандартное видение всем известных произведений. Например, если в рассказе печальный конец, многие считают его хорошим, и наоборот.

Они очень открытые и искренние, никогда не притворяются и не пытаются казаться лучше, чем они есть.

Я люблю всех ребят, а с одним из участников — Константином — мы очень сильно подружились, так как у нас очень похожие взгляды. И хотя он живет в Красноярске, я всегда чувствую его поддержку, мы всё время на связи.

Наши уроки — это взаимный обмен энергией. Ребята много читают, и у них невероятный объем знаний — они тоже рассказывают мне много нового. У меня даже есть идея написать вместе с членами нашего клуба книгу. Хочется, чтобы как можно больше человек поучаствовали. Сейчас я думаю, как организовать этот процесс. Уверена, все будут в восторге от этой идеи.

А еще они все зовут меня в гости. Большинство ребят живут в Москве, потому что там находится головной офис «Лучших друзей». Так что в следующем году я обязательно приеду в столицу, и мы проведем живую встречу нашего клуба.

Вероника Макарова — о «Телефонных сказках»

В прошлом году, перед самым началом карантина, мы поняли, что нужно что-то предпринять, чтобы наши читатели оставались на связи с нами. Мы разместили в соцсетях объявление о том, что готовы читать книги всем желающим, но прежде всего детям. Думали, делаем это только для жителей нашего района и история не будет особо популярной, поэтому смело выложили номера своих личных мобильных телефонов в интернет. Но совсем скоро нам стали звонить жители со всего Петербурга. Затем благодаря СМИ об акции узнали жители других городов, информация о нас дошла до министра культуры и за рубеж, а потом про нас даже сняли фильм китайские документалисты.

Мы не копировали чужой опыт, и только спустя время вспомнили, что у Джанни Родари есть книга «Сказки по телефону» и что в Советском Союзе была похожая услуга, только тогда текст начитывал робот. Но, конечно, это было больше похоже на аудиокниги, а мы предлагали живое общение. Мы с коллегами Мариной и Серафимой разделили рабочие часы на три смены. Каждая из нас отводила чтению три часа в день с понедельника по пятницу.

Вначале (с марта по июнь) было очень много звонков. Мы уделяли всем слушателям по 10–15 минут, и каждая из нас успевала поговорить с 12–15 ребятами. Телефон был был всё время занят. Летом, когда многие дети уехали из города на каникулы, стало меньше желающих. Но у нас уже были постоянные слушатели, которые нам еще долго звонили. Мы с ними прочитали не одну толстую книжку!

Мы делали акцент на современных произведениях, ведь классику дети и сами прекрасно знают и читают с родителями. Это книги Роальда Даля, Тоона Теллегена, Бьёрн Рёрвик, Николаса Шуффа, Нины Дашевской, Михаила Яснова — всех и не перечислишь.

Многое я читала впервые: мой ребенок уже взрослый, и детские книги я давно не читаю. Поэтому пласт новой детской литературы оказался вне поля моего зрения, и я вместе с детьми эти книги для себя открывала. Мы обсуждали сюжет, удивлялись и пытались угадать, что будет дальше.

Современная литература для детей поднимает темы, которые в советской литературе поднимать было не принято.

Как-то раз нашей сказочнице Марине позвонила девочка, и в ходе разговора выяснилось, что у нее умер питомец. Но с родителями ей об этом, видимо, говорить было неловко, потому что они не до конца понимали ее тревогу. И Марина прочитала этой девочке книгу Ульфа Нильсона «Самые добрые в мире» — про детей, которые организовали похоронное агентство для домашних животных. Девочке стало намного легче: она нашла в этой книге сопереживание, героев с похожей историей.

Книга — один из способов поговорить с ребенком о чем-то сложном, очень полезно иметь такую литературу дома. Однако в интернете на нее масса отрицательных отзывов: взрослые не понимают, зачем детям произведение со столь мрачным сюжетом.

Мы всегда выясняем, что дети читают и чем увлекаются, чтобы подобрать книгу по интересам. Однажды мне позвонила девочка и сказала, что читать она совсем не любит, а набрать мой номер ее заставила мама. Гораздо больше ей нравилась музыка. Я предложила ей стихи, ведь они тоже могут быть ритмичными или тягучими, их тоже можно слушать как песню. «Что-то в этом есть», — ответила она.

Чаще нам звонили дошкольники и дети до 10 лет. Но были и очень маленькие дети, даже двухлетние, — родители ставили сказки на громкую связь. Реже к нам обращались подростки. Один из наших постоянных слушателей, которому было лет 12–13, звонил каждой из нас по очереди и с каждой из нас читал какое-то одно произведение. Я прочитала с ним вместе не одну объемную книгу.

Конечно, у детей сегодня много развлечений. Думаю, «Телефонные сказки» стали такими популярными, потому что это в первую очередь живое общение.

Ведь всегда приятно, когда кто-то уделяет тебе внимание и готов не только что-то рассказывать, но и слушать. Для родителей это тоже было некоторой помощью. Во время карантина многие не только ухаживали за детьми, но и совмещали это с полноценной удаленной работой. И благодаря нам у родителей появлялся хотя бы пятнадцатиминутный перерыв. Иногда нам говорили: «Спасибо! Я успел доварить суп», «Благодаря вам у меня появилось свободное время, чтобы спокойно выпить кофе и отдохнуть».

Поскольку нам продолжали звонить и осенью, мы задумались над тем, чтобы развить идею, и создали проект «Телефонные сказки +». Почему плюс? Потому что количество сказочниц увеличилось, появился даже сказочник, теперь у нас один многоканальный номер, и мы ориентированы не только на детей, но и на взрослых.

Мы рассчитываем, что этой услугой смогут пользоваться в том числе дети, которые долго лежат в больницах или имеют какие-то особенности здоровья и проводят большую часть времени дома в одиночестве. Возможно, это будут одинокие пожилые люди или те, кому сложно читать из-за проблем со зрением.

Полина Бахтурина — об уроках для детей мигрантов

Я преподаю русский язык и литературу детям мигрантов. В первую очередь потому, что я безумно люблю детей, общение с ними всегда казалось мне чем-то важным. Моя мама — воспитатель, и я помогала ей в детском саду, детском доме и интернате.

Почему сейчас я работаю именно с детьми мигрантов, я не до конца для себя понимаю. Возможно, потому, что всегда была убеждена: границ между государствами не должно существовать.

Волонтеры, которые приходят в центр «Дети Петербурга», преподают русский и английский языки и математику. На моих занятиях мы читаем интересные книги на русском, которые не входят в школьную программу, — дети максимально погружаются в язык.

Я намеренно выбираю непростые тексты — мы читаем то, что подходит ученикам по возрасту. Для многих детей это очень важно: как правило, они страдают от того, что их отправляют учиться на класс младше. Предположим, у себя на родине они учились в 5-м или 6-м, но здесь их отправляют в 4-й. Бывает еще хуже: ты приехал, год учишь язык, и тебя отправляют в 4-й класс, при том, что все твои сверстники учатся уже в 7-м. И если в этот момент ребенку вдобавок ко всему предложить читать «Курочку Рябу», он сойдет с ума от дереализации и непонимания, кто он такой на самом деле.

С совсем маленькими детьми мы читали «Малыша и Карлсона» Астрид Линдгрен, с ребятами постарше — «Муми-тролля и комету» Туве Янссон, «Коралину» Нила Геймана. Я никогда не видела такого количества детей, которые были просто влюблены в чтение! Возможно, когда ты отрываешься от места, где привык жить, ты начинаешь по-другому относиться к учебе. Этих детей не нужно было заставлять заниматься.

Сейчас я выбираю новую книгу для них и колеблюсь между «Гарри Поттером» и «Хоббитом». Сложно понять, какая из историй детям будет ближе. С какого-то момента я начала помогать устраивать детей в школы и узнала, что такое отдел образования и РОНО. Так что мне лично ближе «Властелин колец», рассказ о том, как отнести кольцо в Мордор, и что можно встретить на своем пути. В этих отделах ты сталкиваешься с совершенно разными историями, и иногда начинает казаться, что корень многих проблем детей мигрантов кроется в национализме. Например, когда учитель ругается с мамой ученика и хочет отчислить его из класса в середине учебного года, потому что тот не делает домашние задания.

Но потом понимаешь: причина неприятия ребенка из другой страны скорее в том, что учителя просто не понимают, что делать с учеником, для которого русский язык не родной.

Учебные планы педагога расписаны на год, постоянно нужно заполнять огромное количество документов, университет был давно, или не было дополнительных курсов по преподаванию русского языка как иностранного. Первое, что начинает делать человек в подобной ситуации, — паниковать. Поэтому в конечном итоге я прихожу забирать ребенка из школы в середине года, и картина примерно такая: учителя кричат друг на друга в коридоре, а ребенок плачет, потому что не хочет уходить из школы, в которой встретил много друзей.

Возможно, эта система заставляет детей чувствовать себя более одинокими. Но зато у них потрясающие родители. Я никогда не видела настолько сплоченных семей в таком количестве. И точно никогда не видела такое количество отцов, которые были бы вовлечены в осознанное родительство, хотя им вряд ли знаком этот термин. Кроме того, никто из детей, у которых я преподавала, никогда не рассказывал о нетерпимости со стороны одноклассников. Наоборот, у них много друзей.

Нам необходимо признать, что мы, как и весь мир, должны учиться работать с людьми, которые приезжают в нашу страну получать образование и трудиться. Наверное, стоит вводить курсы в вузах по преподаванию русского языка как иностранного.

Возможно, тогда страх уйдет и возникнет понимание, что нужно делать — с профессиональной точки зрения.

Было бы здорово, если бы у детей мигрантов существовало больше возможностей интегрироваться в социум.

У себя на родине они, как и все дети, ходили в кружки: занимались английским, боксом, учились игре на музыкальных инструментах, и всё это они автоматически теряют при переезде. А у родителей нет сил и ресурсов, чтобы им это дать, или они не знают, как заниматься дополнительным образованием детей в новой стране.

У меня есть ученица из Ирана, которая прекрасно для своего возраста говорит на английском языке. Когда я взяла ее учебник по английскому за 5-й класс, я увидела, что они еще учат алфавит. Мы пытаемся изо всех сил помогать таким детям, но сейчас у нас почти нет людей, которые могли бы преподавать английский на уровне Advanced.

Пока мы не работаем с родителями и учим только детей. Я знаю, что в Москве были организованы курсы для матерей-мигранток по повышению квалификации. Из этого мало что получилось, потому что у большинства женщин несколько детей, за которыми нужно присматривать. Для того чтобы эти матери учились, необходимо было создать какое-то пространство, где их дети на небольшой промежуток времени могли бы оставаться с нянечкой. У меня были случаи, когда ко мне на занятия приезжали всей семьей: младший ребенок спит в коляске, второй играет, а со старшим мы пишем сочинение по русскому языку.

Чтобы преподавать в «Детях Петербурга», не обязательно иметь педагогическое образование. Иногда даже студенты, немного поработав с детьми, очень хорошо справляются с ролью учителя. Это вопрос опыта: первое время у любого преподавателя не всё гладко на практике. Но этот опыт того стоит: мне кажется, наши ученики дают нам не меньше, чем мы им. Например, мой последний день рождения был лучшим за всю мою жизнь. Он как раз пришелся на период работы детского лагеря, когда мы организовали для ребят. Когда тебя поздравляют 15 детей, к которым ты невероятно привязан, это очень приятно!

Алина Тимерина — о поддержке учителей, работающих с трудными подростками

До 2018 года я работала в одной из лучших школ Москвы, с высоким рейтингом и невероятным конкурсом при поступлении. Когда по городу прокатилась волна объединения школ, наша не стала исключением. В результате у нас появился первый за 20 лет общеобразовательный класс, и мне доверили вести уроки английского в 8-м классе. Оказалось, что две трети детей, без преувеличения, не понимали почти ни слова по-английски.

Первую неделю я была в ужасе от происходящего: я раньше никогда не видела таких «немотивированных» учеников. Они прогуливали уроки, отвлекались, мешали вести занятия, у них был минимум знаний и навыков.

Я сама закончила эту школу, и в прежние времена подобных учеников у нас просто отчислили бы. Но потом я собралась с силами, разделила их на группы по уровню владения языком, начала с одной из групп заниматься с нуля, организовала факультатив, и мы стали работать.

Я решила дать им возможность начать заново. Сейчас мне кажется такой подход очевидным, но другие учителя всё пытались взывать к их совести и говорили почти прямо, что с ними что-то не так.

Работая в этом классе, я задалась вопросом: что происходит с детьми, которых из нашей школы отчислили? Они же не исчезают! Эти дети существуют в среде, где школа — это наказание, кромешный ужас, и они уверены, что ничего не добьются и им просто нужно как-то прожить эти 9 (чаще всего) школьных лет. Но это точно не злой умысел взрослых. Я знаю много учителей, которые используют самые разные методы и очень по-разному общаются с учениками, но их объединяет одно: они все хотят как лучше, но часто не знают как.

Размышляя об этом, я случайно наткнулась на сайт проекта «Шалаш», который на тот момент проводил занятия для детей с опытом сиротства и набирал ведущих. Тогда я поняла, что у этих ребят намного больше ответов на мои вопросы, чем у моих коллег в крутой гимназии, что профессионализм заключается в умении работать с трудностями.

И вот теперь я веду здесь занятия для других педагогов и придумываю, как сделать так, чтобы столкнувшиеся с трудным поведением учителя получали помощь и поддержку и имели полный доступ ко всем инструментам, которыми пользуются ведущие занятий в «Шалаше».

Как может выглядеть трудное поведение? Дети отказываются выполнять задания, прогуливают уроки, проявляют агрессию, участвуют в травле в разных ролях, воруют и обманывают. Наши внутренние опросы показали, что в каждом классе есть хотя бы один ребенок с трудным поведением.

При этом преподавателей не учат, как нужно реагировать на критические ситуации. По своему опыту я знаю, что всё, что предлагают молодым учителям, — это «быть построже», «не давать им собой манипулировать» или, что еще страшнее, наоборот, «подружиться» с детьми.

Ну или пожаловаться родителям — такое средство «от всех болезней». Считается, что только семья несет ответственность за поведение ребенка. Но исследования, на которые мы опираемся в работе, и наш собственный опыт говорят о том, что учитель может управлять ситуацией, когда у него есть нужные знания и инструменты. Если у нас возникает вопрос, сначала мы анализируем прошлый опыт — что об этом уже сказали зарубежные и российские исследователи. Часто этого бывает достаточно. Если ответ не удалось найти, мы запускаем свое исследование: проводим опрос, глубинные и экспертные интервью, иногда используем дискурс- и контент-анализ, чтобы узнать мнения и настроения. Если мы хотим понять степень распространенности проблемы, мы обращаемся к статистикам, находящимся в открытом доступе.

Я в «Шалаше» провожу образовательные мероприятия для учителей: вебинары, воркшопы, курсы. Мы хотим выстроить систему образовательной поддержки учителей, чтобы как можно больше из них умели работать с трудным поведением, могли использовать накопленные нами знания. Все программы разрабатываем мы сами, наши методисты и авторы курсов.

Дольше всего мы работаем с детьми — как я уже упомянула, фонд с этого начинал. В наших группах занимаются дети из приемных семей и из семей, находящихся в трудной жизненной ситуации.

Мы помогаем им развивать разные учебные навыки: читательскую и информационную грамотность, критическое и проектное мышление, учим работать в команде.

Для учителей на платформе «Я Учитель» мы записали бесплатный курс «Работа с трудным поведением: принципы и инструменты». В нем мы рассказываем, как учителю выстроить образовательное пространство, в котором любому ученику не страшно пробовать новое. А еще в курсе есть SOS-инструкции, как реагировать на конкретные проявления трудного поведения, раздел про работу с родителями и практические задания для тренировки. Нам важно, чтобы учителя умели не только реагировать на проявления трудного поведения в моменте (например, что делать, если у ребенка в классе пропала вещь), но и знали, что можно сделать заранее, превентивно, чтобы снизить вероятность повторения таких ситуаций в будущем.

Еще одна важная часть — про границы ответственности учителя. В сложной ситуации родители и учителя часто начинают злиться друг на друга и обвинять в том, что кто-то со своей стороны недоработал. Эта борьба отнимает очень много сил у взрослых, а ребенку никак не помогает. Он остается один на один со своими проблемами, потому что родители и учителя не знают, что с ним делать. В курсе есть отдельные уроки, объясняющие, почему важно, чтобы родители ученика были союзниками, а не оппонентами учителя.

Мы создаем для участников наших занятий пространство, в котором они чувствуют себя в безопасности: правила понятны всем и работают для всех, можно ошибаться, принято заботиться о себе и других, можно просить о помощи и предлагать помощь. Никогда раньше на работе я не чувствовала такой мощной поддержки. Детей поддерживают ведущие, но это же требует колоссального ресурса! Поэтому выстраивается целая пирамида: ведущие поддерживают друг друга, а еще у групп есть кураторы, которые сопровождают ведущих, дают бережную и конструктивную обратную связь после занятий, помогают придумать решения для сложных ситуаций.

У наших участников чаще, чем у других школьников, бывают дефицит внимания, гиперактивность, проявления агрессии, они чаще отказываются выполнять задания. Сначала это может пугать взрослых, которые к этому не привыкли, но со временем они начинают видеть в «трудных» детях детей, которым трудно. Намного легче приходить на следующее занятие и искать новые решения, если знаешь, что делаешь это не в одиночку, что, если что-то не получится, можно будет попробовать снова, и что всё это не зря. А мы это точно знаем, потому что в своей работе опираемся на статистику и исследования.