Шпион-травести или жертва королевского юмора? Жизнь и мифы Шевалье д’Эона — дипломата, авантюриста и торговца своей биографией

Сиятельный потомок

В нем есть что-то от маркиза. Удлиненное лицо, тонкий нос, высокий лоб с венчиком белоснежных, будто напудренных волос и удивительно молодые глаза — ярко-синие, с озорными искорками. Он чрезвычайно вежлив и ироничен. Парик и кафтан были бы ему к лицу.

Но Филипп Люит показывает свой музей в потертых джинсах и заношенной рубашке. Просто потому, что он у себя дома. Он здесь живет. Музей — его собственность. Даже больше — смысл жизни.

Месье Люит — потомок шевалье. С 15 лет собирает всё, что с ним связано. Когда на продажу выставили старинный особняк, принадлежавший д’Эонам, Люит его приобрел и в 2015 году открыл здесь музей. Посетителей, правда, пока немного. Но даже тех, которые, подобно мне, бесцеремонно сваливаются на голову, господин директор лично водит по залам и терпеливо показывает лучшие экспонаты. Здесь их около трехсот. Большинство напрямую связаны с шевалье.

Месье Люит не только коллекционирует. Он изучает, глубоко и ревностно, жизнь своего великого предка, пытаясь отделить факты от мифов. И он такой не один.

В Европе сформировалась уже целая школа ученых-«дэонистов». Благодаря им, а также месье Люиту, теперь об Эоне известно довольно много, в том числе пикантные подробности его жизни в женском обличии.

«Мальчик без изъянов»

Шарль д’Эон де Бомон происходил из крепкой дворянской семьи. Отец — юрист, крупный чиновник, советник короля, владелец породистых бургундских виноградников. Мать, Франсуаза де Шарантон, дочь генерала, главы военного комиссариата Франции. Если верить автобиографическим запискам Шарля, первые несколько дней после рождения врачи никак не могли установить его пол. А позже он якобы и сам не мог понять — мужчина он или женщина. Но это легенда. Правду сообщают документы. В архиве департамента Йонна, ныне доступном исследователям, хранятся пухлые старинные гроссбухи с информацией о том, кто и когда в этом регионе появился на свет, был крещен и умер. Согласно им, 5 октября 1728 года в Тоннере в семье Луи д’Эона де Бомона родился мальчик и 7 октября при крещении был наречен Шарлем-Женевьевом.

«То, что пишет мой предок в записках, — это красивая ложь. — В синих глазах месье Люита заискрилась ирония. — Он был настоящим мальчиком, анатомически и чувственно, так сказать. Он хулиганил, но отлично учился, интересовался науками, политикой и женщинами — не пропускал ни одной юбки, как сейчас говорят. И он превосходно фехтовал — был лучшим в своей школе. Дрался, как Марс. Шарль д’Эон был настоящим мальчиком — без изъянов и без пощады к врагам».

Думаю, в этом с месье Люитом можно согласиться. Д’Эон писал свои записки на склоне лет, когда жил в Англии, носил платья и дрался на шпагах с мужчинами, за скромный гонорар развлекая публику в цирке. Автобиографию он тоже сочинил ради денег — знал, что читатели ждут от него пикантных откровений. И читателей не разочаровал.

В юности он действительно был «мальчиком без изъянов» — бойким, нагловатым, дерзким, уже неплохо фехтовал, увлекался точными науками. Играючи, поступил в престижный Коллеж Четырех Наций (Коллеж Мазарини), стал первым учеником. В свободное время писал стихи и влюблялся в женщин. Окончив лицей, занялся секретарской работой и переводами. Познакомился с кузеном короля, принцем Конти, совершенно его очаровал, и тот сделал Шарля агентом «Королевского секрета», шпионской сети. А вскоре в его жизни случилась Россия.

Была ли Лиа?

Принц Конти поручил д’Эону ответственное задание. Ему вместе с другим дипломатом и шпионом, Александром Дугласом, следовало приехать в Санкт-Петербург, внедриться в ближний круг императрицы Елизаветы Петровны и попытаться убедить ее в том, что в предстоящей войне с Пруссией Россия должна выступить на стороне Франции.

Но была одна проблема. Конти справедливо полагал, что двое месье, вдруг приехавшие в Петербург и прорывающиеся к царице, могут вызвать подозрение. А вот ежели Дуглас прибудет в столицу с очаровательной спутницей, то всё пойдет как по маслу. В автобиографии шевалье сообщает, что он выполнил приказ принца, надел платье и шляпку, превратился в мадемуазель Лию де Бомон и в августе 1756 года вместе с Дугласом приехал в Петербург.

Но архивные документы уничтожили и эту красивую легенду. Не было ни платья, ни шляпки, ни мадемуазели.

Шарль действительно приехал в Петербург в 1756 году, но не в августе, а в июле, и не в платье, а в элегантном скромном кафтане, кюлотах и треуголке посольского секретаря. В его паспорте, выданном русской Государственной коллегией иностранных дел, значится: «Д’Эон де Бомон, секретарь посольства французского».

В Петербурге, следуя плану, он с Дугласом проник в ближний круг Елизаветы Петровны, наладил связи с ее поверенными. Дуглас передал графу Михаилу Воронцову, агенту французского влияния, письмо от министра иностранных дел Руйе. В бумаге содержались некоторые деликатные просьбы дипломатического характера и выражались искренние надежды на его бесценное участие. Вместе со «звонкой монетой» сребролюбивый русский граф получил от Дугласа драгоценное бургундское из личных погребов д’Эонов — целых 1900 бутылей.

С осени 1756 года Шарль стал навещать императрицу в ее личных покоях. Она всё чаще поминала в разговорах Людовика XV и всё жестче отзывалась о графе Бестужеве, агенте английского влияния. В 1757 году Елизавета Петровна наконец поставила свою подпись в союзническом договоре, официально перейдя на сторону Франции и объявив войну Пруссии.

С радостными вестями и секретными бумагами в шкатулке д’Эон помчался во Францию — спешил так, что загнал нескольких лошадей и подвернул ногу. Он не хотел возвращаться в Россию и рвался на разгоравшуюся войну. Но ему приказали вновь отбыть в Санкт-Петербург, чтобы стать посредником в тайной переписке между Людовиком XV и царицей. Шарль пробыл в России до 1760 года и покинул ее таким же подтянутым и бравым месье, каким был четыре года назад.

В его русском паспорте значилось: «Показатель сего чрезвычайный курьер д’Эон де Бомон, первый секретарь посольства французского, капитан от драгун».

На нем были каска и элегантный кавалерийский мундир. Лиа де Бомон — миф.

Чепец, фишю и «корсет для меня»

Людовик XV отблагодарил своего верного рыцаря по-королевски — назначил пожизненную пенсию в две тысячи лир. Другой бы успокоился, переехал в провинцию и зажил бы вольготно и сыто. Но только не д’Эон. Он рвался на войну, и король разрешил ему присоединиться к войскам маршала де Брольи. В славной баталии под Ультропом Шарль был ранен. За проявленную храбрость его наградили орденом св. Людовика. С этой наградой он запечатлен на многих гравированных портретах.

Впрочем, известны и другие портреты — шевалье в чепце, дамском платье со смелым декольте, к лифу приколот орден св. Людовика. Это не злые карикатуры завистников.

Д’Эон действительно превратился в женщину, но не в Петербурге, как утверждал в мемуарах, а гораздо позже. И к травестии его склонили король и неприятные обстоятельства.

С 1763 года Шарль де Бомон жил в Лондоне, исполнял обязанности французского посла и занимался тем, что получалось у него лучше всего, — шпионажем. Всё было сверхотлично, пока не появился граф де Герши, новый посол. За ним стояла мощная политическая партия, возглавляемая мадам де Помпадур, влиятельной любовницей Людовика XV. Д’Эон же представлял интересы ее соперника, маршала де Брольи. И в этой тайной подковерной битве шевалье проиграл.

Его обидно понизили в должности. Де Герши открыто издевался над ним, находил любой повод осмеять его «мужское достоинство». С подачи графа по Лондону пошел слух, что шевалье — дама. Этим слухам верят и современные исследователи. Например, в 2010 году Кимберли Крисман-Кемпбелл опубликовала ряд документов д’Эона, подтверждающих якобы слова де Герши о том, что шевалье увлекался травестией и носил женские платья.

Но что именно в этих документах?

В Университете Лидса в собрании Бровертона действительно хранятся личные счета шевалье. Самые любопытные подшиты к делу № 65 фонда № 11. Из них следует, что в течение 1774–1776 годов он заказывал и покупал множество дамских вещей — корсажи к платьям, воротники-берты, косыночки-фишю, кружева, ожерелья, чепчики, передники, подъюбники, парики. Возле некоторых предметов он сделал пометки — «для служанки», «для мадам…», «для NN».

Шевалье часто покупал корсеты и в счетах отмечал: «Для меня». Эти отметки историки считают доказательством того, что шевалье практиковал трансвестизм и «в домашней обстановке ходил в женской одежде».

Но есть большая проблема с этими «доказательствами». Возможно, исследователи не знают, но в 1760-е — 1770-е годы щеголи довольно часто носили корсеты, не женские, а самые что ни на есть мужские. Просто потому, что кафтаны тогда всё еще шили тесными, с зауженной талией и слегка расходящимися полами. И чтобы вписаться в модный силуэт, требовалось «затягиваться», то есть носить корсеты.

Шевалье в те годы было уже за сорок. Судя по его портретам, он был склонен к полноте. Но оставался модником — это отмечали даже его враги. И корсеты были ему необходимы. Он покупал их дюжинами, отмечая в счетах, какие заказал для себя, а какие для «мадам…».

Кстати, о мадам. Месье Люит считает, что его предок был истинным ловеласом, обожал женщин, имел множество любовниц и был к ним чрезвычайно щедр. Это, между прочим, косвенно подтверждает послание д’Эона, отправленное из Петербурга:

«Прелестницы! Они совершенны, восхитительны, роскошны. Русскую царицу окружает целый полк изящных нимф!»

Так он писал о русских придворных дамах.

Прелестницы окружали его и в Лондоне. И те дамские вещи, которые он покупал, скорее всего, предназначались для них. Не случайно, что возле некоторых приобретений он делал отметки «для мадам» или «для NN», не раскрывая их имен. Возможно, некоторые были его тайными информаторами и за драгоценную ленту фламандского кружева или шляпку от Розы Бертен, готовы были достать необходимые сведения. Но эти обстоятельства исследователи почему-то не учитывают, когда делают выводы о поле и гендере д’Эона.

Метаморфоза

И всё-таки шевалье женщиной стал. Но не в Петербурге и не в Лондоне. Это произошло во Франции в августе 1777 года.

Тогда уже правил Людовик XVI. Шевалье, испытывавший в Англии большие финансовые затруднения и, кажется, всеми забытый, решился написать суверену покаянное письмо. Он сожалел о совершенных дипломатических ошибках, о том, что придал огласке некоторые секретные документы, связанные с прежним королем Франции. Умолял простить его и позволить возвратиться на родину, по которой он истосковался.

Новый король, обладавший своеобразным чувством юмора, разрешил опальному шевалье вернуться, но с условием — тот будет жить под женским именем и носить платья. В рескрипте указывалось:

«Повелеваем шевалье д’Эону де Бомону отныне носить одежду его, то есть женского, пола и запрещаем появляться где бы то ни было в одежде, не присвоенной сему роду».

Словом, король простил Шарля и одновременно над ним посмеялся.

Приехав в Париж летом 1777 года, бывший дипломат и кавалерист снял мундир, нацепил немыслимые фижмы, платье, парик и чепец. К его услугам были лучшие столичные портнихи, галантерейщицы, кружевницы и парикмахеры. Одно или несколько платьев ему сшила лично Роза Бертен, портниха королевы Марии-Антуанетты. Но как ни старался, д’Эон не смог превратиться в идеальную даму, выглядел в платьях карикатурно и был объектом злых насмешек.

В 1780-е годы он переехал в Лондон, оставаясь в женском обличии. В период Великой французской революции потерял королевскую пенсию и почти все накопления. Вынужден был распродавать имущество. Когда больше ничего не осталось, шевалье стал продавать свой миф — ходил по хлебосольным гостям, бесстыже предавался чревоугодию и травил байки из жизни, приправляя их сальными шутками и политическими секретами, давно уже потерявшими ценность. На потеху публике он, в дамском платье и чепце, фехтовал с партнерами-мужчинами.

Шевалье скончался в 1810 году в Лондоне в полной нищете, но даже после смерти продолжал интересовать высший свет. Кажется, вся Европа застыла в ожидании вердикта хирурга, производившего вскрытие его тела. Сенсации, однако, не случилось. Хирург сказал как отрезал: «Органы шевалье д’Эона прекрасно сформированы и относятся к мужскому полу». В присутствии свидетелей художник Чарльз Тёрнер выполнил рисунок органов. Его гравированная копия хранится в Британском музее. Любопытная вещица.

Жемчужины месье Люита

«В женском обличии мой предок всегда оставался мужчиной. Он превосходно фехтовал даже в дамском платье. И даже под юбкой он носил кавалерийские ботфорты».

Месье Люит, потомок шевалье, упорствует. Он не считает д’Эона ни трансвеститом, ни транс-женщиной, хотя и признает его «особенность». Но ведь в странном XVIII столетии «особенными» были почти все и почти все переодевались — царицы, короли, дипломаты, офицеры…

Музей в Тоннере — это пока еще краткий, но точный пересказ жизни д’Эона. Всё здесь расставлено по полочкам и витринам. Люит терпеливо водит посетителей и показывает жемчужины экспозиции. Здесь вы увидите драгунскую каску XVIII века, принадлежавшую, как утверждается, шевалье. Его изящную шпагу — первое приобретение Люита. Его письма, его фарфор, его портреты — и в женском, и в мужском костюмах. Но самая важная витрина стоит в углу, слева от входа в зал. На верхней полке — потемневшие от времени тяжелые мужские фехтовальные перчатки д’Эона. А под ними — его подлинное женское платье, единственное сохранившееся. Оно относится к самому началу 1780-х годов — шевалье тогда было уже за пятьдесят.

Месье Люит мечтает когда-нибудь найти его платье, сшитое Розой Бертен, портнихой королевы. А пока он восстанавливает часовню д’Эона, пополняет коллекцию и радушно принимает туристов, которые помогают ему содержать музей и создавать новую легенду о шевалье.