Спасение от безумия: 7 литературных шедевров, созданных в трудные времена

Боясь будущего, люди часто вспоминают о прошлом. Сейчас есть очень хорошая причина это сделать: найти в том, что было, источники вдохновения. Многие вспомнили, например, Болдинскую осень — самый плодотворный период в творчестве Пушкина, когда поэт три месяца провел на карантине, завершив за это время «Евгения Онегина», «Повести Белкина», «Маленькие трагедии» и написав еще 32 стихотворения. Боккаччо создал «Декамерон» во время чумной пандемии, от которой спасался в деревне. И это далеко не единственные примеры шедевров, созданных в смутные времена.

Трудные времена проходят, искусство остается. Творчество помогает не потерять себя в период испытаний, становится опорой и поддерживает нас. И чужое творчество, и особенно — собственное. Советуем брать пример с гениев прошлого, о которых мы рассказываем.

Пэлем Грэнвилл Вудхауз

Когда началась Вторая мировая война, Вудхауз только закончил роман «Раз — и готово!» Жил он тогда в нормандском местечке Лё Туке, где купил дом. Первый шок прошел быстро: никто не верил, что немцы перейдут линию Мажино. В первую зиму войны Вудхауз был погружен в работу над новым идиллическим романом «Радость поутру» и не чувствовал никакой паники. А потом Франция пала. Произошло это, казалось, мгновенно. Когда Вудхауз с женой собрались уехать, Лё Туке уже оказался за линией огня.

21 июля 1941 года всех англичан, которым еще не исполнилось 60 лет, отправили в лагерь. Вудхаузу было 59. На сборы дали 10 минут.

Немцы пытались использовать известного автора для пропаганды: его выпустили из лагеря, привезли в Берлин и предложили выступить по радио с оптимистическими рассказами.

На родине это восприняли как коллаборационизм. Вудхауз бранил себя за эти выступления до конца жизни, хотя лишь злейшие враги могли упрекнуть его в предательстве: виной всему его политическая наивность. В Англии его защищали Джордж Оруэлл, Ивлин Во и Дороти Сэйерс. Журналист и сатирик Томас Маггеридж говорил, что Вудхауз «не годится для жизни во время идеологических конфликтов».

После он еще два года не мог уехать из Германии, найдя с женой пристанище в деревне у хозяйки-англоманки. Без денег, в холоде (не было дров), Вудхауз, не отрываясь, почти судорожно дописывал «Радость поутру». Тогда же он начал новые романы «Полная луна», «Лихорадка» и «Деньги в банке». В 1943 году ему разрешили вернуться во Францию. В Париже Вудхауз начал еще более веселый роман «Дядя Динамит». Писал он его, голодая и холодая вполне буквально. Никаких надежд на публикации не было: он писал просто потому, что не хотел останавливаться.

К окончанию войны постаревший, измученный и обессиленный Вудхауз задумал один из самых смешных романов в истории литературы — «Брачный сезон» о Дживсе и Вустере. Пожалуй, это можно назвать чудом.

В статье для Российского общества Вудхауза знаменитая переводчица и эссеист Наталья Трауберг писала:

Жан-Батист Мольер

Медицина в XVII веке хотя и шагнула вперед со времен чумной пандемии, но все равно оставалась в ужасающем состоянии. Королевские медики, как деревенские коновалы, знали два основных способа лечения: клистиры и кровопускания. Одной из жертв этой медицины был страдавший туберкулезом Мольер. Собственная болезнь заставила его интересоваться медициной и биологией. Он выяснил, что консервативный медицинский факультет Сорбонны гонит любую прогрессивную мысль, и в том числе отвергает новшества Уильяма Гарвея, недавно открывшего кровообращение.

Мольер решил сделать вклад в разоблачение бездарной медицины.

После пережитого им в августе 1665 года воспаления легких, когда у него случилось первое кровохарканье, едва оправившись от болезни, великий комедиограф написал фарс «Любовь-целительница, или Врачи». Если прежде он представлял собирательный образ доктора-шарлатана, то теперь обрушил свои издевки на элиту — на четырех придворных врачей, причем одному из них дал имя Дефонандрес («Убивающий людей»). Нападок такого уровня в то время не позволял себе никто, к тому же Мольер разоблачает «фуфломицины» (что не утратило актуальности):

Мольеру становилось все хуже, и его пьесы становились все более яростными. Сделав из собственных мучений топливо для сатиры и просвещения, Мольер до конца дней нападал на консерваторов. Он обращался к этой проблеме в восьми своих пьесах, и, по свидетельству современника, передового врача Ги Патена, многих заставил задуматься.

Ивлин Во

Один из величайших стилистов XX века сам попросился на войну, бросив ради этого роман, который так и не закончил и опубликовал в 1943 году его фрагменты под названием «Приостановленная работа и другие истории».

Писателя зачислили в морскую пехоту в 1939 году. Все военные годы он испытывал удачу и всегда хотел очутиться в самых жарких местах. Биографы предполагают, что он мечтал о героической смерти, но та его не замечала. В 1941 году на Крите Во бравировал своим бесстрашием, прогуливаясь во время бомбардировок. Ум сатирика переплавлял окружающие его кошмары в нечто совершенное иное — в гротескное, абсурдное, почти сюрреалистическое. Впоследствии на просьбу описать войну одним словом, он ответил: «Нелепо».

В начале войны Во написал свой самый едкий и острый сатирический роман «Не жалейте флагов», опубликованный в 1942 году: прощание с мирной жизнью, когда скука и леность британцев из высшего общества сменяются ощущением целеустремленности и значимости существования. Но даже в высоких интонациях Во слышится насмешка, словно он отказывается принимать мир всерьез. Единственное, что по-настоящему волновало Во — это его совесть и католическая религия, в которую он обратился в 1930 году.

Именно религиозность он и разглядывает под микроскопом в своем главном шедевре, романе «Возвращение в Брайдсхед»: писатель закончил его в 1944 году, взяв трехмесячный неоплачиваемый отпуск из-за того, что сломал бедро во время учений.

Завершив роман и долечившись, Во отправился в Ливию, где участвовал в десантной операции, за которую ему присвоили звание капитана. Он служил до сентября 1945 года и вынес из войны два романа, массу замыслов на будущее и видение мира как бесконечного трагифарса. В некрологе в журнале Time будет сказано, что Во «со злобным весельем… нападал на столетие» . Но злое веселье и стремление как можно скорее передать его бумаге послужило хорошей опорой в ситуациях вроде описанных им событий на Крите: «Это ад. Ад. Бомбы все время…»

Томас Нэш

Принято считать, что Шекспир написал «Короля Лира» на карантине. Это не совсем так. После начала эпидемии бубонной чумы власти приказали закрыть все увеселительные заведения, и театральная жизнь замерла почти на год. Хотя карантина как такового в Лондоне не вводили, Шекспир, бывший в то время актером и совладельцем театра «Слуги королевы», остался без работы.

За тот безработный год он и написал «Короля Лира», а еще «Макбета» и «Антония и Клеопатру».

Зато другой видный автор елизаветинской эпохи, драматург и сатирик Томас Нэш, действительно написал одно из произведений в добровольной изоляции. После вспышки чумы в 1592 году Нэш покинул Лондон. В деревне он создал единственную дошедшую до нас пьесу — «Последняя воля и завещание Саммерса». Монолог из пьесы, позднее прославленный под названием «Литании чумы», начинается со знаменитой строки «Adieu! Farewell earth’s bliss!». Он стал в англоязычном мире своего рода гимном, Danse Macabre в стихах — впоследствии его много раз перекладывали на музыку.

Иван Бунин и Александр Бахрах

На относительно свободном юге разгромленной Франции, среди лавандовых полей Грасса, Бунин с женой снимали маленькую дачу. Под крышу его дома стекались русские эмигранты, и писатель всех привечал. Однажды к нему пришел литературовед и журналист Александр Бахрах. Сам Бунин рассказывал об этом так:

Чтобы раздобыть немного денег, жена Бунина продала его фрак — тот самый, в котором он получал Нобелевскую премию. Ходить в нем все равно было некуда.

Никто Бунина, конечно же, не печатал: казалось, что никакого будущего нет.

И тогда Бунин одолевает мерзлую картошку и само это страшное время: он садится за свою лучшую книгу о любви. Рассказы следовали один за другим: «Дурочка», «Антигона», «Волки», «В Париже»… Бунин писал «Темные аллеи», не веря, что книга когда-либо будет издана, не веря уже ни во что:

Книгу впервые выпустили в Америке в 1943 году, скромным тиражом в 600 экземпляров, но это все равно была победа.

А такой же оголодавший и постоянно рисковавший разоблачением своего еврейства Бахрах ходил с Буниным на прогулки, когда тот вставал из-за письменного стола, и задавал ему вопросы в журналистской манере. Из этих бесед, восстановленных по памяти, по зарисовкам, позже получилась замечательная книга «Бунин в халате» — ценнейшее свидетельство о жизни русского литературного зарубежья.

Станислава Пшибышевская

Станислава Пшибышевская, вчерашняя студентка, в 1922 году заинтересовалась марксистским учением и устроилась продавщицей в книжный магазин, владельцы которого были коммунистами. Подозрительные связи в стране, не так давно воевавшей с Советами, привели к аресту Станиславы. Из тюрьмы ее выпустили через неделю за недостатком доказательств, но результатом недолгого заключения стала ее заинтересованность жертвами несправедливых судов и репрессивного государственного устройства.

Современники писали, что она могла бы уйти в политику, но вместо этого Станислава обратила взгляд в прошлое, на события Французской революции, и стала буквально одержимой личностью Робеспьера, представляя его как идеального неподкупного борца за народную свободу.

Видения из ее произведений прежде не встречалось в литературе; Пшибышевская исследует мышление гениев, способных изменить ход истории, политические механизмы революции, коллективное сознание толпы.

В последние десять лет своей недолгой жизни (она умерла всего в тридцать три года) писательница полностью сосредоточилась на работе. После смерти любимого мужа она жила уединенно, даже одиноко. Получая крошечную стипендию, страдала от настоящей нищеты и многочисленных болезней. Из-за сильных болей врач назначил ей морфий. Она писала о колесе истории в деревянных бараках общежития при Польской гимназии. Первой работой стала, увы, утерянная одноактная пьеса «Девяносто третий».

В 1929 году появился ее лучший текст — «Дело Дантона»: блистательный анализ самой сути политической власти. Пьесу дважды ставили на сцене при жизни писательницы, но оценена по достоинству она была лишь после ее вольной экранизации — фильма «Дантон» (1975) Анджея Вайды. Умирая в одиночестве, не имея средств на еду и обезболивающие, Пшибышевская работала над последней пьесой «Термидор», которая осталась незаконченной. Она писала в то время:

И… продолжала.

Всего двух сохранившихся работ хватило для того, чтобы поляки признали Пшибышевскую одним из своих самых выдающихся драматургов. Ее пьесы ставят на родине и в других странах. «Дело Дантона» остается в числе самых значительных работ о Французской революции и политике.

Карел Шульц

1920–1940-е годы ознаменовались расцветом чешской литературы. Имена Гашека и Чапека знают все, Карела Шульца — к сожалению, немногие. Между тем ему принадлежит один из самых необычных и недооцененных романов первой половины XX века. Роман о Микеланджело «Камень и боль», написанный уникальным образным языком, можно назвать стилистическим экспериментом. И хотя о великом мастере написано немало, Шульц выделяется на фоне других авторов литературных байопиков.

Писатель не только погрузился в головокружительные глубины личности и творчества Микеланджело и его антагониста Леонардо да Винчи, но и развернул невероятную по масштабу панораму эпохи в самом сердце Возрождения: искусство, политика, религия, войны, сама жизнь Италии XV столетия.

Если во времена Ренессанса творили титаны, подпиравшие плечами облака, то и Шульц проделал титанический труд.

При взгляде на один только первый том, «В садах медицейских», узнав даты его написания, решишь, что вкралась ошибка: невозможно всего за год создать такой грандиозный эпос, больше напоминающий работу демиурга по сотворению мира. Но ошеломление становится еще сильнее, когда узнаешь конкретную дату: 1942 год, время нацистской оккупации Чехии.

Шульц не принимал участия в боевых действиях, он сражался иначе. Его протест — духовный, столь же важный в обезумевшем сгорающем мире, как сражения на фронтах. Литературовед и переводчик Дмитрий Горбов писал в предисловии к роману:

Карел Шульц умер, не успев завершить свое полотно в прозе, едва начав в 1943 году второй том «Папская месса», не дожив до 44 лет и не узнав, что его страна будет освобождена. Но роман остался — не как мраморный памятник умершим гениям, а как живой источник силы. Возрождение в нем — феномен человеческого духа, способного отыскать вдохновение, красоту и крепость камня в любые, даже самые страшные времена.