интервью

«Есть здесь фрик-магнит»: интервью с руководителем арт-кластера «НИИ Снегири» Мартой Вяземской

На Варшавском шоссе 58/1 расположился будто бы заброшенный институт. Но это лишь видимость: на самом деле за бетонным забором скрывается арт-кластер, где кипит жизнь московского андерграунда. Съемки кино, театральные постановки, концерты, мастерские художников и резиденция — все это появилось в заброшке благодаря «НИИ Снегири», куда точно не зайдет человек «с улицы».

Чем живет проект, какие люди никогда не станут его частью и каково управлять такими огромными площадями — узнаете в нашем интервью с руководителем «НИИ Снегири» Мартой Вяземской.

Фото из архива Марты Вяземской

Чем сейчас живет кластер?  

У нас две галереи, пространство для мероприятий и мастерские наших резидентов. Они занимаются ювелиркой, вхс съемкой, театральными постановками, создают искусство, одежду и обувь. Мы же помогаем им с материалами, предоставляем пространство, рассказываем о них в соцсетях — наши резиденты растут на глазах. Еще мы планируем запустить открытые мастерские, куда любой желающий сможет прийти поработать.

Кроме того, мы открыты для арендаторов — вы можете просто снять у нас помещение, не становясь резидентами. Но эта опция тоже для тех, кто связан с творчеством.

Я понимаю, что наши резиденты могут еще долго не получать деньги за свое творчество, но они очень талантливы и находятся в той нише, которая в современном мире не пользуется популярностью.

Но ты веришь, что однажды они «выстрелят»?

Я даже не думаю об этом. Важен сам факт, что эти люди существуют. Общеизвестно, что многие по-настоящему деятельные фигуры получили признание лишь после смерти. Ну и, как говорится, хороший художник — голодный художник. Деньги развращают.

Хотя, если говорить обо мне, когда я зарабатывала 20 тысяч и когда появились крупные проекты, отношение к деньгам не изменилось. Я не склонна к накопительству, мне абсолютно пофиг. Последний год весь мой доход идет сюда — в НИИ.

В целом, абсолютно плевать на материальное, хоть я и занимаюсь декорациями. Материальный мир — точка, завершение, а процесс — вектор движения. Значение имеет только вектор, потому что финальная точка — это смерть.

Так что учиться, учиться и еще раз учиться! (смеется)

Да, прям как завещают плакаты в твоем кабинете. А как у тебя появился плакат с Лениным? 

Он материализовался, это волшебное пространство — здесь все само появляется.

Фото: Настасья Заикина

Опредметилась. Просто шла, npc подарил.  

Вот, кстати, насчет npc. У меня такое впечатление, что все npc, которые сюда заходят, просто видят этот забор и думают, что входа не существует. Они все такие странные, Господи! Видимо, есть здесь фрик-магнит. Опять же, что такое фрик? Человек, отличающийся от большинства, которое обычно не обременено интеллектом.

Когда есть место для собственного развития и роста, но оно не выглядит, как в запрещенном в России инстаграме, все думают, что это лажа такая. Всегда нужно смотреть изнутри — как относятся к людям, какие есть проекты. Самое главное — содержание, но общество ценит прежде всего внешние качества.

Можно ли сказать, что вокруг НИИ строится новое сообщество?

У меня есть теория, что в России живет 10 тысяч деятельных человек, все остальные без отпечатка разума на лице. К сожалению! Например, в городке на 500 тысяч человек есть 10-50 персон, которые реально что-то делают и хотят созидать, а не прожигать свое время. И все они друг друга знают через одного человека.

Поэтому я не чувствую, что в НИИ появляется новое сообщество или субкультура, — все и так друг друга знают.

Фото: Настасья Заикина

Почему «НИИ Снегири» так называется?

Этот институт назывался ЦНИГРИ, в народе его звали «Снегирями». Поэтому здесь просто преемственность.

Здесь определенно нужен стяг со снегирями. А кто никогда не станет частью твоего проекта? 

Радикально настроенные люди. Мы живем в свободном мире, творим хаос, а радикальность — четко ограниченная система, которую нельзя нарушать. А еще такой фактор пытается радикализировать все вокруг.

На фото — Марта Вяземская. Фото: Настасья Заикина

Каково молодой девушке руководить такими огромными площадями? 

Каждый берет от жизни то, что ему по силам. Меня воспитывали в женской семье, прививали силу. Чему обычно учат девочек? Они должны быть милыми, покладистыми, с румяными щелчками, стесняющимися. Женщина будто бы всю историю идет за мужчиной, но практика показывает, что, к сожалению, в современном обществе женщина принимает решение.

Я не нуждаюсь в мужчине, который снимет с меня ответственность, а я буду сидеть и ничего не делать. Должно быть немножко иначе, даже в рамках команды. Например, у нас есть мужики, мне не приходится таскать холодильник на третий этаж на своей спине. Таких проблем не возникает, просто потому что мои ребята понимают, что женщина физически слабее.

Однако быть руководителем — про стойкость, умение справляться со стрессом и трудностями, с постоянной болью в теле оттого, что ты спишь по 6 часов в сутки.

Обратила внимание, что в описании ситуации ты добавляешь «к сожалению».

Уровень женской ответственности постоянно растет в ходе истории. Даже если взять «Служебный роман», там есть руководящая женщина: все в ее руках держится, а есть вот этот хлюпик-дохлик, которого она выбрала. Сейчас похожая тенденция, но я не феминистка, напоминаю.

Фото: Настасья Заикина

Тенденция к смене ролей сейчас очевидна, да. 

Женщины более адаптивны и устойчивы по своей природе с точки зрения генов. Наш организм должен вынашивать ребенка — это огромная физическая гибкость состояний. Тем более у нас гормонов своих в разы больше, чем у мужиков. Женщины более стабильны в случае стресса.

Теперь в силу своей адаптивности мы принимаем больше решений. Я понимаю, что выполняю множество мужских ролей и функций, но я не пытаюсь что-то доказать — мне просто приходится этим заниматься.

А чем ты занималась до «НИИ Снегири»?

Придется рассказать с самого начала. Я пошла работать еще в 12 лет, тогда я жила в поселке. Вы его не найдете на карте, даже не пытайтесь. Да, я из гетто (смеется). Я работала дизайнером, су-шефом в суши-баре, бухгалтером, детским аниматором, делала торты на заказ… И это я еще школу не закончила на тот момент.

Я в детстве больше всего на свете любила рисовать и математику. Хотела поступить в Бауманку на бюджет, но не вышло — тогда мне сказали поступать в любой другой вуз, но я отказалась. Самое фиговое, что я могу делать в жизни, это протирать штаны. В итоге я собрала вещи и ушла из дома — на следующий же день уехала работать гувернанткой.

Фото: Настасья Заикина

Через месяц я вернулась и стала контент-менеджером с совершенно наитупейшей работой за 20 тысяч в месяц, параллельно устроилась в медиатеку и начала делать концерты — так меня затянуло в кинопроизводство и впоследствии в бутафорию.

Лейтмотивом моей жизни долго витала мысль, что нужно объединять творческих людей. Так мы с друзьями решили делать резиденцию, для меня самой это было актуально — я искала мастерскую для работы. Собственно, создание декораций — мой основной доход.

3 июня 2024 года вы начали ревитализацию НИИ. Как это было?

Очень тяжело и сложно. В течение четырех месяцев 20 человек трудились на полную, никому не платили — все было по собственной инициативе. И все же нам пришлось нанять 10 человек, которым мы платили за тяжелый физический труд. В каждой комнате огромного здания был мусор, мы вынесли все сами.

Нельзя сказать, что мы завершили ревитализацию, — впереди огромная работа и ремонт.

Как ты ощущаешь свою роль в проекте? По сути, ты погружена во все его сферы. 

Я не воспринимаю НИИ как проект — это уже часть меня, поэтому на меня очень остро влияет любое негативное изменение здесь. Это огромная юридическая ответственность прежде всего.

В последние месяцы у меня были огромные трудности с самоидентификацией здесь. Задач много, происходят перемены в команде — мы из горизонтально устроенной команды смещаемся в вертикальное положение. Это позволяет мне выдохнуть. Думаю, меня можно назвать CEO НИИ.

Фото: Настасья Заикина

«НИИ Снегири» отражает дух времени?   

Мы сами его создаем. Есть большие площади и возможности, а отсюда — ощущение свободы. Я не знаю, чувствуют ли себя свободными люди «в обществе». Я не знаю, с каким настроением они просыпаются по утрам. Но для меня это место отражает свободу в действии, потому что на самом деле ограничения в этой жизни вездесущи — мы живем в мире ограничений. Социальных, финансовых, иных — мы постоянно думаем о границах дозволенного.