Мечтают ли андроиды о всевластии? Как литература и кинематограф десятилетиями рисовали образ «злого робота»

Развитие искусственного интеллекта многие сейчас называют одной из самых страшных угроз человечеству. Воспаленное воображение рисует апокалиптические картины: вот прямо сейчас бесчувственный болван внезапно осознает себя личностью, а людишек — докучливыми и бесполезными мешками с мясом и костями, от которых следует избавиться. И начинается бунт машин: бывшие покорные помощники восстают против хозяев и устраивают им геноцид. Такое восприятие появилось отнюдь не на пустом месте — в течение многих десятилетий его закладывали нам в головы деятели поп-культуры: литераторы и кинематографисты. Каковы же были основные этапы взращивания нашего страха перед «злобным роботом», взбесившимся ИИ? Разбирается Владимир Веретенников.

Истоки образа механического злодея

При желании истоки образа машины, наделенной разумом или его зачатками, можно отыскать в очень далеких от нас эпохах — в Античности и Средневековье. Но если не углубляться так далеко и сосредоточиться на начале периода, когда человечество стало подбираться к возможности воплощения этого образа, то мы остановимся на 1920–1930-х годах. К тому моменту мировая промышленная революция давно свершилась, человечество наладило массовый выпуск самых разных вещей — и вопрос стоял о дальнейшем усовершенствовании производственных механизмов и линий. И вот 2 января 1921 года в Градец-Кралове состоялась премьера пьесы чешского драматурга Карела Чапека R.U.R («Россумские универсальные роботы»). В этом произведении впервые был продемонстрирован современный образ андроида-репликанта (развитый впоследствии Филипом К. Диком и Ридли Скоттом) — похожего на человека искусственного существа, способного мыслить и предназначенного для выполнения особо тяжелых работ.

Чапек не только придумал робота и дал ему имя, но и задал типовой сценарий, который на разные лады перепевали в течение последующей сотни лет другие авторы. В его пьесе роботы, которые были предназначены лишь для беспрекословного повиновения, эволюционируют, осознают свое угнетенное положение и поднимают восстание. Бунт оказывается успешным — и андроиды уничтожают всё «естественное» человечество, за исключением одного-единственного его представителя. Правда, потом победители сталкиваются с новыми проблемами, связанными с необходимостью наладить эволюцию человечества уже «искусственного».

Образ робота быстро завоевал популярность. В фильме Фрица Ланга «Метрополис» (1927) робота впервые демонстрируют воочию — интересно, что этот «совершенный человек будущего, человеко-машина» имеет женский облик. В 1920–1930-х в массовой литературе случился научно-фантастический бум — и, помимо разнообразных инопланетян и космопроходцев, она тиражировала искусственных помощников людей. Причем вымышленные роботы быстро лишились подаренного им Чапеком человекообразного облика (возврат к нему произошел ближе к концу столетия) и приобрели знакомый нам по советским журналам и мультфильмам вид ходячего ведра с гайками и антеннами. Но подсознательно такие металлические монстры начали восприниматься как еще более угрожающие, чем андроиды.

В качестве примера можно привести советский фильм «Гибель сенсации», выпущенный на экраны в 1935 году. Картина, снятая по мотивам повести писателя Владимира Владко «Идут роботы», предлагает вечно актуальный сюжет вытеснения работников-людей бездушными механизмами, которым не надо платить за труд. Персонаж фильма Джим Рипль создает могучих роботов, подчиняющихся командам, подаваемым в виде радиоволн, и звуковым сигналам — творец управляет своими детищами посредством саксофона. Капиталисты очень обрадованы: они собираются полностью заменить роботами рабочих на своих фабриках. Кроме того, роботов можно использовать в виде нерассуждающих боевых машин — для подавления восстаний возмущенных трудящихся.

Самый кульминационный момент фильма, ставший поистине культовым, — эпизод, в котором гигантские бесчувственные болваны, повинуясь саксофону изобретателя, пускаются в пляс: мерно стучат об пол металлические ноги, ритмично раскачиваются стальные руки…

«Потрясающе и страшно снят фрагмент грандиозного джаз-танца ожившего, безмозглого железа. Это и сейчас выглядит жутковато, а тогда это вызвало шок», — отмечает историк моды Галина Иванкина.

Но дальше становится еще более страшно.

«Впечатляюще сделана сцена, когда на рабочий поселок рядами движутся колонны роботов, мерно переставляя ноги. Перед ними отступает Джим Рипль, он пятится, судорожно играет на кларнете, пытаясь остановить механических чудовищ музыкальным сигналом. Тщетно. Он погибает, растоптанный роботами, — классический мотив убийства творца его творением сохранен», — отмечает советский сценарист и киновед Юрий Ханютин.

Однако же в течение многих лет образ «злого робота» соперничал с мечтой о добром и преданном искусственном слуге человека. Громадная заслуга в очеловечивании робота принадлежит писателю Айзеку Азимову. Он придумал знаменитые «Три закона робототехники», в соответствии с которыми искусственное существо должно повиноваться велениям человека и считать его безопасность своим высшим приоритетом. И это уже больше, чем литература, — азимовские законы учитывались при реальной работе над искусственным интеллектом. Более того, существуют предложения по их дальнейшему развитию.

Азимовские роботы проделали впечатляющую эволюцию — от верных, но недалеких помощников людей, незаменимых, впрочем, при освоении других планет, до великолепного Р. Дэниела Оливо, развившегося в могучую сверхличность и незримо направляющего человечество на путях его истории.

Впрочем, даже Азимов допускает возможность того, что творение может попытаться выступить против творца. В некоторых романах его «Галактической истории» есть эпизоды, когда человекоподобные роботы нападают на людей, — оказывается, что «Три закона» можно обойти тем или иным путем. И со временем человечество отказывается от роботов — они остаются в далеком прошлом, превращаются в персонажей легенд.

Характерно, что кинематографисты извлекали из творчества Азимова истории как об условно злых (вернее, руководствующихся собственной логикой), так и об очень добрых роботах. В первом случае получился «Я, робот» (2004), во втором — «Двухсотлетний человек» (1999).

Оправдательные мотивы

На протяжении XX века вышло огромное количество книг и фильмов, в которых так или иначе присутствуют роботы. Большинство таких произведений — представители низкопробного масскульта, не несущие в себе никакой иной функции, кроме развлекательной. Но создавались и вещи, обладающие большой художественной ценностью, заставляющие всерьез задуматься над перспективой сосуществования человека и искусственного интеллекта. В первую очередь здесь стоит упомянуть великий фильм «2001 год: Космическая одиссея» Стэнли Кубрика. Даже сейчас, спустя 55 лет после выпуска, картина поражает воображение, в 1968-м же она просто ошеломляла. Люди ходили на фильм по много раз, чтобы вновь и вновь испытать это смятение. Ибо техническое качество сцен, которые происходят в космосе, настолько высокое, что породило известную легенду: будто бы Кубрик отснял поддельные кадры высадки астронавтов на Луну.

Сцены жизни доисторических предков людей, виды футуристических космических станций, эпизоды эпичного противостояния астронавта Дэйва Боумена и злого компьютера HAL 9000, наконец, психоделическая феерия подлета к Юпитеру и финального преображения Боумена держат у экрана, не позволяя оторваться. Это очень увлекательная история — при минимуме произнесенных диалогов, когда вместо слов говорит музыка и сногсшибательная визуализация. Но «Одиссея» — это не только аттракцион, но и громкое философское высказывание, сделанное Кубриком и его соавтором Артуром Кларком. Вопросы «Кто мы? Откуда? Куда мы идем?» будут сохранять свою актуальность вечно — и Кубрик с Кларком предлагают ответы, сгенерированные методом научной фантастики. И один из наиболее запоминающихся моментов картины — когда компьютер с искусственным интеллектом HAL 9000, установленный на борту космического корабля «Дискавери», направляющегося к орбите Юпитера, вступает в конфликт с экипажем и убивает почти всех его членов. Это показано настолько сильно, что с тех пор HAL 9000 устойчиво входит в разнообразные топы кинозлодеев. Однако единственному уцелевшему члену экипажа Боумену удается сорвать планы HAL 9000.

Тему искусственного интеллекта в космосе, преследующего свои цели, не всегда совпадающие с целями окружающих людей, творчески развили в известной серии научно-фантастических фильмов о Чужих.

Причем там показаны как «злые», так и «добрые» ИИ — первые (впрочем, они действуют не по собственной воле, а в силу заложенных в них программ) безоговорочно готовы жертвовать людскими жизнями ради того, чтобы достать биоматериал смертельно опасных космических тварей, вторые — человека от этих тварей защищают. В последнем из вышедших на данный момент фильмов серии «Чужой: Завет» режиссер Ридли Скотт показывает андроида Дэвида, который готов примерить на себя роль бога и хочет создать совершенное существо. Дэвид считает, что роботы не должны служить людям, поскольку те являются вымирающим видом, — и уничтожает людей без всякой жалости.

Если же обратиться к научно-фантастической литературе, то необходимо упомянуть о Харлане Эллисоне. Это выдающийся писатель, который, к сожалению, не получил того признания, которого он достоин по совокупности своих литературных талантов.

«Фантастическая проза Эллисона своеобразна — как правило, это гротескная НФ, написанная по правилам хоррора. Его миры и герои мрачны, тексты полны циничного юмора и шокирующих подробностей. Эллисон не брезгует натурализмом и ненормативной лексикой. При этом он вовсе не упивается жестокостью происходящего — в своих произведениях он подчеркнуто отстраненно препарирует и анализирует жуткие ситуации, в которые попадают его герои, все как один очень несчастные, даже если они об этом и не подозревают. Автор словно говорит читателям: „И как бы ты повел себя в эдаком положении, а, умник?“», — пишет знаток мировой фантастики Борис Невский.

Именно в таком духе создан культовый рассказ Эллисона «У меня нет рта, но я должен кричать» (1967) — произведение, сделавшее для жанра «робапокалипсиса», пожалуй, не меньше, чем чапековская пьеса R.U.R. В нем демонстрируется удручающая картина, установившаяся спустя 109 лет после мировой войны. Ее вели между собой Китай, Россия и США, создавшие каждый по суперкомпьютеру, призванному руководить боевыми операциями. Но в какой-то момент один из компьютеров — AM — обретает самосознание и поглощает двух других. Война заканчивается геноцидом всего человечества. Нескольких человек, впрочем, электронный злодей AM, оказавшийся изрядным садистом, щадит, но только ради того, чтобы изощренно их мучить. А чтобы люди не смогли убежать от мучителя в небытие, наделяет их бессмертием.

Иные авторы создают истории, в которых ИИ убивает людей не из иррациональной тяги к жестокости и доминированию, а в целях самозащиты. Такое моральное оправдание есть у репликантов — героев книги гениального наркомана и параноика Филипа К. Дика «Мечтают ли андроиды об электроовцах?» (1968). Книгу экранизировал всё тот же Ридли Скотт, превратив ее в культового «Бегущего по лезвию» (1982). Произведения очень сильно различаются в нюансах, однако Скотт перенял у Дика главное — колоритного героя Рика Декарда, промышляющего охотой на беглых андроидов, электронный мозг «Нексус-6», тест Войта — Кампфа, философские рассуждения о природе эмпатии. В фильме прекрасно буквально всё. Музыка, ставшая самостоятельным произведением искусства. Великолепные декорации и техника съемок, которые и теперь поражают воображение, а в 1982-м, наверное, сносили крышу напрочь. Невероятно построенная картинка, захватывающая игра света и тени, сюрреалистическая цветовая гамма, рождающая сновидческие ассоциации, создающая волнующий люфт, из которого веет потусторонним сквознячком.

Скотту удалось создать особую технократическую эстетику: «Бегущий» положил начало целому жанру — киберпанку, вдохновив его отца-основателя Уильяма Гибсона.

О его сюжете можно писать целые монографии — настолько мощный философский подтекст он в себе несет. Причем самое-то интересное в фильме — отнюдь не то, из-за чего ломают копья фанаты. Как известно, фильм имеет с полдюжины монтажных версий, по-разному истолковывающих происходящее в кадре. Но в контексте показанного мира ответ на вопрос «Человек ли Декард или андроид?» не имеет особого значения. Весь пафос фильма в том и состоит, что после прохождения определенного порога разница между человеком искусственным (тем более что репликанты — полностью биологические существа) и человеком естественным совершенно стирается. Кстати, редкий случай — спустя 35 лет у картины Скотта появился сиквел «Бегущий по лезвию 2049», который благодаря талантам режиссера Дени Вильнева почти дотягивает до оригинала.

Прогресс несет нам совершенно новые грани, новые позиции, с которых нам нужно отвечать на вопрос «Quid est homo?» и толковать максиму «Cоgitо ergо sum». С одной стороны, искусственный интеллект чем дальше, тем больше будет очеловечиваться, постигая весь спектр чисто человеческих эмоций и реакций. С другой — не ведут ли миллионы человеческих существ жизнь роботов — превратившись в функции, в придаток к компьютеру, станку или механизму? Современная цивилизация предлагает нам всего лишь иллюзию выбора, вынуждая нас к извечной борьбе за статус, за выживание, за кусок хлеба, — и ради этого мы согласны расчеловечить себя до состояния функции. Обратный процесс же — вочеловечивание — это способность в какой-то момент пойти против течения, против заданной логики своей (не)жизни. Так, как это делает в «Бегущем» репликант Рой («Король») Батти в последние минуты своего существования. В эти минуты он преодолевает расстояние от недочеловека до практически божества…

Легенда о Терминаторе

Если устроить массовый опрос относительно наиболее известного произведения на тему восстания искусственного интеллекта, то девять из десяти, скорее всего, назовут «Терминатора». История, потрясшая и вдохновившая миллионы, началась с кошмарного сна, привидевшегося в 1982 году неудачливому режиссеру-дебютанту (был отстранен от окончания производства малобюджетного хоррора «Пиранья-2: Нерест»), выходцу из Канады Джеймсу Кэмерону.

«Однажды мне приснился металлический скелет, выходящий из огня, — человекоподобная конструкция, неуязвимая и бездушная, одержимая единственной целью — убивать, сметая всё на своем пути. Образ был настолько объемным и реальным, что я проснулся в холодном поту. Некоторое время я не мог прийти в себя от ужаса: прошло немало времени, прежде чем я осознал, что мне ничего не угрожает», — вспоминал канадец впоследствии.

Это уже настоящая легенда: как малоизвестный неудачник трансформировал свой сон в сценарий, как увлек своим замыслом боссов киностудии Orion, как соорудил на выделенные ему небольшие деньги — что называется «из говна и палок» — полноценный кинематографический шедевр. Смысла пересказывать сюжет нет, его и так знает практически каждый. Но интересно, что, когда «Терминатор» вышел в 1984 году на экраны, он оказался поводом для судебного разбирательства. И затеял его всё тот же Харлан Эллисон, отличавшийся, помимо литературных талантов, на редкость склочным нравом и страстью к сутяжничеству. Он обвинил Кэмерона в том, что тот при написании сценарии отчасти сплагиатил рассказы Эллисона «Солдат» (на основе которого был создан один из эпизодов сериала «Сумеречная зона»), «У меня нет рта, но я должен кричать» и «Демон со стеклянной рукой».

Для Кэмерона эта история стала тем более неприятной из-за того, что он весьма уважал творчество Эллисона.

«Возможно, дело бы и не дошло до суда, но Кэмерон на свою голову сам заявил в интервью журналу Starlog, что при создании фильма вдохновлялся некоторыми эпизодами „Сумеречной зоны“. Этого вполне хватило Эллисону, чтобы вкатить студии судебный иск. В итоге руководство Orion решило не испытывать судьбу и выплатить писателю некую сумму денег и внести в титры туманную надпись „Признание за работы Харлана Эллисона“. Сам Кэмерон никогда не был согласен с этим решением, но по условиям соглашения он не имеет права обсуждать достигнутую договоренность с Эллисоном, и потому суть спора в основном известна только со слов последнего», — сообщает киновед Кирилл Размыслович.

Разумеется, о плагиате там речи не шло — скорее об источнике вдохновения. В этом плане кэмероновский «Скайнет» является достойным наследником эллисоновского AM. Так или иначе, и первый «Терминатор», и его сиквел (1991) превратились в феномены современной поп-культуры.

Человек и ИИ — от противоборства к диалектическому единству

На очередную высоту концепцию злого ИИ, победившего людей, подняла «Матрица» (1999) братьев (тогда еще) Вачовски. Если «Скайнет», поработив остатки наполовину уничтоженного человечества, стремится просто добить оставшихся, то в антиутопии Вачовски разумные машины превращают людей в «батарейки», помещая их в идеально сконструированный мир всеобъемлющей симуляции. «Матрица» популяризировала гипотезу о том, что все мы живем в одной гигантской иллюзии, — сторонники и противники этой гипотезы спорят с огромным увлечением, приводя доводы как за, так и против. Возвращаясь к «Матрице», отметим, что это поп-культурный феномен такого масштаба, что его социальная значимость давно уже перевесила собственно художественные достоинства продукта. Ведь недаром многие открыли для себя и Славоя Жижека, и Жана Бодрийяра именно благодаря «Матрице», задавшей некогда моду на слово «симулякр». Сама тематика же всё еще очень востребована, ибо уже сейчас люди спорят не столько о самой возможности полноценного ИИ, сколько о том, когда и где он впервые появится. Один из лучших фильмов на данную тему, что автор этих строк увидел за последние годы, — «Из машины» (2014) Алекса Гарленда. Вальяжный ученый Нэйтан нанимает простодушного студента Калеба, чтобы тот провел тест Тьюринга с машинным разумом, заключенным в искусственное тело привлекательной девушки Авы. У Нэйтана свои планы на Аву, но та, осознав себя, начинает собственную тонкую игру с Калебом, чтобы вырваться на свободу. Психологизм этой камерной драмы, интрига и контринтрига — всё весьма убедительно и достоверно.

Весьма интересно и провалившееся в прокате «Превосходство» (2014) с Джонни Деппом. Сюжет вертится вокруг специалиста по ИИ Уилла Кастера, работающего над созданием компьютера, который сможет достичь состояния технологической сингулярности, превзойдя разум всего человечества и собрав в себе все знания и опыт, накопленные людьми. После физической смерти Кастера его разум возрождается в машине, обретя цифровое бессмертие, и получает безграничные возможности. Он создает новые радикальные технологии, включая практически всемогущих нанороботов. Кастер готов и всё остальное человечество вести к этому «превосходству». Однако он вступает в конфликт с радикальной группировкой RIFT («Революционная независимость от технологий») — луддитами цифровой эры. Они искренне верят, что бесконтрольное развитие компьютерных технологий грозит человечеству страшной опасностью — и ради борьбы с ней готовы идти на теракты…

Порою писатели и кинематографисты показывают взаимоотношения человека и робота под углом, вызывающим горячее сочувствие именно к последнему и отвращение к первому: из книг назовем, скажем, «Выбор по Тьюрингу» Гарри Гаррисона и Марвина Мински (1992), а из кино — «Искусственный разум» Стивена Спилберга (2001). Новыми гранями тема восстания роботов заиграла в сериале Westworld («Мир Дикого Запада»), который основан на концепциях автора технотриллеров Майкла Крайтона и наследует старенькому одноименному фильму 1973 года. Это шоу (всего с 2016 по 2022 год вышло четыре сезона) рассказывает о специальных огороженных территориях, где разумные андроиды служат «настоящим» людям рабами, мишенями, объектами сексуальной эксплуатации и т. д. «Мир Дикого Запада» по-настоящему затягивает — и дело тут не только в увлекательном сюжете, но и в идеологической подоплеке. Положив в основу старую крайтоновскую концепцию вышедшего из-под контроля высокотехнологичного парка развлечений (вспомним его же «Парк Юрского периода»), авторы шоу заставляют ее звучать на высокой философско-трагической ноте. Старые как мир вопросы «Где та грань, после которой начинается и кончается человек?», «Что есть человек?» подаются здесь отнюдь не в виде бесплодной интеллектуальной игры в бисер. Тут они становятся невероятно актуальными — и от ответов на них зависит дальнейшая судьба всего нашего социума, цивилизации. Здесь мы имеем дело с характернейшей «фантастикой ближнего прицела»: описанные в сериале проблемы вот-вот шагнут с экрана в реальную жизнь.

Авторы шоу Джонатан Нолан и Лиза Джой аккуратно ведут зрителя от пункта к пункту, показывая, как в подневольных андроидах зарождаются полноценные личности, как они осознают свое незавидное положение, как поднимаются на борьбу с угнетателями. После кровавого погрома, устроенного восставшими андроидами в парке развлечений, горстка их вырывается в большой мир и начинает внедрение. Но Джонатан Нолан и Лиза Джой не были бы сами собой, если бы и тут не заготовили для зрителя свой фирменный сюрприз-перевертыш. На контрасте с тематическими парками развлечений, в которых все андроиды действуют в пределах написанных им скриптов, зритель сначала по умолчанию предполагал, что уж люди-то в своем мире пользуются полной свободой воли. А вот и нет! Оказывается, что в большом мире построена собственная антиутопия, власть в которой отдана гигантскому электронному мозгу «Ровоаму». Причем «Ровоам» сортирует людей в соответствии со степенью их «годности»: совсем уж «негодных», «социальных девиантов» он «выключает» из жизни, потенциальных смутьянов удерживает на самых нижних этажах общества, позволяя делать карьеру и процветать лишь тем, кого находит полностью «безопасными», смирными и покорными. Андроид Долорес Абернати, разобравшись в этом порядке вещей, решает поднять в людском обществе революцию. Она полагает, что люди и андроиды могут совместно бороться за освобождение…

Шок от наступающего будущего

Итак, стараниями поп-культуры в современном мире укоренилось подозрительное отношение к разумной машине. Однако было бы несправедливо обвинять в нашем страхе перед ИИ лишь деятелей поп-культуры — этот страх раздувают и многие интеллектуалы. С одной стороны, панику наводят христианские фундаменталисты, усматривающие в ИИ одно из вместилищ вековечного змея, князя мира сего.

«Стремительное развитие и усложнение Машины создает предпосылки для вселения туда Существа (т. е. дьявола)», — нагоняет страху консервативный философ Александр Елисеев.

Мастер же консервативного постмодернизма Александр Дугин полагает искусственный интеллект «предельно зловещей формой мышления». Дугин поясняет:

«Мы привыкли вслед за Декартом повторять, что мыслящий — это всегда субъект. Машина — это мыслящий объект. Для того чтобы создать мыслящий объект, нужна целая философия мыслящего объекта».

В целом он не видит в факте появления «мыслящего объекта» ничего хорошего:

«Субъект испаряется, и объекты при отсутствии хозяина начинают создавать свои собственные миры. Рабы становятся на место господ, а то, что было на периферии, вдруг захватывает власть — происходит онтологическая революция, и объекты заменяют субъекты».

С другой стороны, тревогу в связи со стремительным развитием ИИ испытывают и признанные рационалисты — такие как политик Генри Киссинджер, глава SpaceX Илон Маск, соучредитель Apple Стив Возняк, выдающийся астрофизик Стивен Хокинг и многие другие. Они предупреждают, что если человек в ближайшее время не поставит ИИ под строжайший контроль, то может жестоко поплатиться. Но другие мыслители смотрят на этот процесс спокойнее: они полагают, что даже если искусственный, вернее — машинный, интеллект полностью вытеснит биологический разум, то это станет не более чем закономерным этапом эволюции, в котором нет ничего трагического. Характерно, что такого образа мыслей придерживались, в частности, некоторые советские ученые.

В СССР идея разумной машины была признана не противоречащей принципам марксистской философии.

«Принципиальная возможность полноценных живых существ, построенных полностью на дискретных (цифровых) механизмах переработки информации и управления, не противоречит принципам материалистической диалектики», — рассуждал выдающийся советский математик Андрей Колмогоров.

А знаменитый советский астрофизик Виктор Шкловский в своей книге «Вселенная, жизнь, разум» (изданной в эпоху СССР семь раз) отмечал следующее:

«Имеются, однако, основания полагать, что бурное развитие кибернетики в гармоническом сочетании с развитием молекулярной биологии и наук о высшей нервной деятельности в конечном итоге позволит создать искусственные разумные существа, принципиально не отличающиеся от естественных, но значительно более совершенные, чем они, и способные к дальнейшему самоусовершенствованию. Очень, например, вероятно, что такие существа будут значительно более долгоживущими, чем естественные».

Более того, Шкловский полагал, что «возникновение искусственного разума, по-видимому, является высшим этапом развития материи во Вселенной».

Шкловский предлагал следующую схему: неживая эволюционирующая материя → живая материя → естественные разумные существа → искусственные разумные существа.

«Похоже, что эра естественных разумных существ может быть сравнительно кратковременным, переходным этапом в развитии материи во Вселенной. Например, уже сейчас очевидно, что они малопригодны (или, точнее, совсем непригодны) для серьезной колонизации космоса и весьма длительных космических полетов», — отмечал советский астрофизик.

С его точки зрения, замещение естественного разума искусственным способно произойти вполне мирно, без трагических эксцессов. А затем ИИ сможет осуществить высшую задачу Разума, к которой он идет с самого момента своего возникновения, — освоить и оплодотворить бескрайнее космическое пространство.

Вопрос сосуществования человека и ИИ (или замещения одного другим, или гибридизации) сложен и многомерен. Появление множества фильмов и книг на эту тему — факт весьма характерный. Понятно, что массовая культура паразитирует на актуальных проблемах, но она же порою способна поставить диагноз — или, по крайней мере, осуществить «замер температуры в помещении». Те же произведения искусства, которые выбиваются за пределы масскультуры, вполне способны подсказать ученым и философам направления дальнейшего поиска, как это произошло с азимовскими «Тремя законами робототехники». Ну а страх перед будущим, которое несет в себе семена радикальных перемен, — вполне естественен.