Сартр был прав: почему нас тошнит от онлайн-алгоритмов

Жан-Поль Сартр объединил эту идею с утверждением, что «существование человека предшествует его сущности». Следствием его экзистенциального подхода к существованию является мучительное осознание нашей ответственности за самих себя, не зависящую от внешних обстоятельств.

При совершении выбора мы несем ответственность не только за свою личность; в своей лекции «Экзистенциализм как гуманизм» 1946 года философ утверждает, что своим образом жизни мы делаем вклад в человечество.

Сартр считает, что каждое наше действие создает идеальный образ человечества, и поэтому мы должны постоянно спрашивать себя: «А что случится, если все будут поступать так же?»

Эта ответственность перед человечеством неизбежно приводит нас к состоянию тревоги, сходной с тошнотой.

Одна из проблем в подходе Сартра состоит в том, что в жизни мы редко испытываем описываемую им тревогу. Да, в некоторых обстоятельствах, когда нужно сделать непростой выбор и мы ощущаем свою ответственность за него, так и происходит — но это исключительные случаи. Как бы серьезно мы к себе ни относились, большая часть наших поступков никоим образом не влияет на формирование нашей индивидуальности или на нас как группу.

Тем не менее с переходом повседневной жизни из аналоговой эпохи в цифровую происходит нечто странное: пафосная идея Сартра об ответственности и связанной с ней тревогой находит подтверждения.

Начнем с личной ответственности.

Взять, к примеру, функции рекомендаций. Уровень точности, которую предоставляют вероятностные алгоритмы, порой поражает и даже пугает. Порой кажется, что за нашим поведением, желаниями и намерениями кто-то тщательно следит. Алгоритмам удается настолько точно распознавать наши предпочтения только потому, что они дотошно собирают цифровые крошки, которые мы оставляем своим существованием.

В экзистенциальной терминологии это значит, что в цифровой жизни мы беспрестанно воспроизводим опыт существования, который предшествует сущности. Не будь это правдой, наша цифровая сущность, которую алгоритмам удается выделить, серьезно отличалась бы от нас самих.

Чем лучше мы осознаем степень, с которой наше онлайн-поведение определяет нас, тем легче объясняется наш естественный страх перед «всевидящими» большими данными. Да, мы испытываем объективную необходимость в защите личного пространства и поэтому пользуемся приватными браузерами и VPN. Но, на мой взгляд, одна из причин, по которой мы скрываем свои действия от алгоритмов, — это стремление избежать экзистенциальной тревоги.

Мы не хотим, чтобы поисковый запрос или посещение сайта каким-то образом описывало нашу сущность. Поэтому мы надеваем маски — чтобы сказать самим себе и алгоритмам: человек, который ищет вот это или ходит вот туда, не имеет с нами ничего общего.

Нам не хочется, чтобы сделанный в прошлом выбор ограничивал наш выбор в будущем. Уж лучше мы откажемся от некоторой доли ответственности и будем обманывать себя верой в то, что мы не являемся суммой наших действий.

Мы станем поддерживать эту иллюзию, отказываясь от алгоритмов, беспрестанно напоминающих нам о прошлом выборе, который определяет наше настоящее.

Близкой к реальности выглядит и наша ответственность перед человечеством.

В цифровом мире мы всё ярче осознаем, что каждое наше действие становится частью всеобщего достояния, которое мы называем интернетом — местом, где алгоритмы объединяют различные поведенческие шаблоны в один общий образ человечества.

Другими словами, каждому из нас ясно, что алгоритмы учатся распознавать, классифицировать и идентифицировать важные для всех людей вещи только потому, что мы ведем себя определенным образом или предпочитаем определенные вещи. До утверждения Сартра о том, что каждое действие подкрепляет идеальный образ человечества, нам всё еще далеко, но если каждое наше действие оцифровывается, оно так или иначе попадает в постоянно обновляемый пул данных, который с возрастающей силой влияет на наши представления о собственном поведении.

При принятии решений первыми, с кем мы советуемся, становятся поисковики, приложения и цифровые помощники. А они очень зависят от сухого остатка после нашего прошлого выбора.

В этом смысле мы, безусловно, несем глобальную ответственность на индивидуальном уровне, пусть даже наш личный вклад ничтожно мал. Отрицать это означало бы отрицать новую прозрачную реальность.

Чем сложнее нам избежать больших данных, собирающих абсолютно всю информацию о нашей цифровой сущности, тем очевиднее становится, что мы — это то, что мы совершаем. По мере того, как в океане больших данных становится всё больше информации о нашем выборе, осознание нашей ответственности за свой вклад должно всё возрастать.

В наших руках оказывается полная власть в определении самих себя и всего человечества путем коллективного вклада в большие данные. Конечно, это весьма тревожный вид свободы. Но возрастающий градус тревоги перед этой ответственностью вовсе не так уж и негативен, учитывая, насколько велики ставки. Как говорится, с большой властью приходит и большая ответственность. А экзистенциалист бы к этому еще добавил: с большой ответственностью приходит и большая экзистенциальная тревога.