Как разговаривать с мертвецами: австралийский антрополог освоил спиритизм и написал об этом книгу

Профессор Австралийского национального университета Мэтт Томлинсон в своей новой книге под названием «Беседуя с мертвыми. Этнография экстрачеловеческого опыта» признается, что не особенно рассчитывал на получение гранта. Со всей серьезностью убеждая в заявке, что исследование «внесет серьезный вклад в понимание религиозной истории и тенденций Австралии», Томлинсон осознавал, что рецензенты, навостренные обычно на «такие вещи, как изменение государственной политики, укрепление национальной безопасности и развитие рыночных технологий», едва ли будут благосклонны к проекту, в котором живые люди разговаривают с мертвецами.

Спиритическое движение: из европейских салонов в колонии

В действительности современная гуманитарная наука, в особенности социальная антропология, всё больше увлекается сферами и методологиями, которые выводят исследователя и его аудиторию за пределы набившего оскомину антропоцентризма: это могут быть самые разные соучастия с нечеловеческими агентами, такими как животные, растения, техника, ландшафты, экосистемы… — божеств и духов тоже можно отнести к таким сущностям, правда, в случае спиритизма или культа предков их трудно назвать нечеловеческими, в связи с чем автор, вероятно, использует термин extrahuman.

На волне онтологического поворота появляются даже проекты «антропологии по ту сторону человека», нового анимизма или «каннибальских метафизик», в которых сфера духов рассматривается как специфическое пространство, объединяющее различные человеческие и нечеловеческие проявления материального существования. В книге Томлинсона описывается не «аборигенный» культ и не «экзотические» традиции, а плоть от плоти европейской культуры — так называемый викторианский спиритизм, бытующий в Австралии, бывшей во время его зарождения колонией британской короны, а ныне входящей в Содружество наций.

Грантодателей профессора Томлинсона следует поддержать еще и потому, что спиритизм, невероятно модный в XIX веке, но всё еще распространенный сегодня, до сих пор не так часто привлекал внимание антропологов и остается слабо изученной социальной практикой. Исследователи спиритизма вынуждены прибегать к немногочисленным трудам классиков, таким как двухтомник Артура Конана Дойла, который, как известно, был не только автором популярной детективной серии про Шерлока Холмса, но и одним из лидеров европейского спиритического движения, или социально-историческая монография Джеффри Нельсона «Спиритизм и общество», вышедшая еще в 1969 году.

Из последних объемных публикаций следует отметить книгу Марка Лаузе о влиянии спиритизма на политические движения и культуру в США эпохи Гражданской войны, мультидисциплинарный сборник «Викторианское сверхъестественное», исследование Дженни Хазельгроф по истории межвоенного спиритизма, монографию Дианы Эспириту Санту о современном спиритизме на Кубе и труд Эфрама Сэра-Шриара Psychic Investigators, где рассказывается о взаимодействии британских спиритов и антропологов и где, возможно, дается ответ на вопрос, почему спиритизм, в отличие от фетишизма, анимизма, шаманизма и других религиозных феноменов, не стал большой самостоятельной темой этнологии. Дело в том, что спиритизм и социальная антропология появились примерно в одно и то же время — в Викторианскую эпоху, и с точки зрения антропологов, тогда захваченных идеями эволюционизма, спиритизм представлял собой досадное препятствие для их логики: если вера в духов свойственна «примитивным культурам», то почему на спиритические сеансы ходят представители среднего и высшего классов, виднейшие политики и просвещенные писатели современности? Игнорируя социальную сторону этого явления, тогдашние ученые сводили дебаты к вопросу о том, действительно ли существует сверхъестественная реальность.

В наше время социальные исследователи стараются избегать вопроса о том, существуют ли духи или боги «на самом деле», обычно концентрируясь на культурных и общественных функциях религиозного явления. В целом этому направлению следует и автор книги «Беседуя с мертвыми». Правда, в отличие от многих своих коллег он сам погружается в медиумизм и не стесняясь описывает личный опыт. В предисловии автор вспоминает, как знаменитый американский антрополог Клиффорд Гирц однажды был заподозрен своим балийским информантом в идиотизме, когда спросил у того после выхода из транса, верит ли он в реальность богини Рангды:

«Реальна ли Рангда? Что вы имеете в виду? Я только что был ею!».

Распространению спиритизма в англоговорящем мире способствовал случай 1848 года, когда Кейт, Лия и Маргарет Фокс из Хайдсвилла, штат Нью-Йорк, сообщили, что вступили в контакт с духом убитого торговца, замурованные останки которого впоследствии были найдены в их доме.

Кейт Фокс слыла талантливейшим медиумом, в присутствии которой возникали необъяснимые свечения, появлялись «материализованные руки», раздавались щелчки и иные звуки. Ее деятельность в 1871–1874 годах проверял знаменитый физик Уильям Крукс и не нашел никакого подвоха. Впоследствии история сестер Фокс обросла некоторыми скандалами, включая саморазоблачение, а потом отречение от этого саморазоблачения со стороны Маргарет. Так или иначе, их случай породил целую череду сенсационных происшествий с полтергейстом, а затем и кавалькаду медиумов, колесивших по США с разного рода спиритическими программами. Важную роль в раннем спиритическом движении в США играли, как это ни странно, квакеры и социалисты.

Нужно признать, что значительная часть ключевых медиумов XIX–XX веков была скомпрометирована собственными действиями или разоблачениями со стороны недоброжелателей.

Тем не менее среди них были и люди с безупречной репутацией. В качестве наиболее яркого примера можно привести Леонору Пайпер, под впечатлением от сеансов которой к движению спиритистов примкнули даже некоторые скептически настроенные ученые. Для основателя философии прагматизма Уильяма Джеймса, который первым взялся изучать феномен миссис Пайпер, она стала «той белой вороной в спиритизме, существования которой достаточно, чтобы опровергнуть утверждение, будто все вороны черные».

Британию спиритизм захлестнул благодаря деятельности прибывшей в Старый Свет американки Марии Хайден, которую современные адепты викторианского спиритизма считают одной из основательниц движения. По информации, распространенной в их среде, спиритические сеансы той поры посещала королева Виктория. Более того, она якобы связывалась через медиумов с душой своего покойного супруга принца Альберта.

Среди практиков спиритизма преобладали женщины, однако в качестве интеллектуальной доктрины он оформился благодаря французскому педагогу и философу Аллану Кардеку, автору «Книги духов» и «Книги медиумов». Кардек, впрочем, получил гораздо большее признание не на родине, а за океаном — в Латинской Америке, и особенно в Бразилии, где его именем до сих пор названы улицы, культурные центры, библиотеки, начальные школы, а иногда в честь отца спиритической доктрины даже называют новорожденных.

В 1890-х годах состоялся первый международный спиритический конгресс в Барселоне, на котором различные ассоциации заявили о своей приверженности науке и прогрессу: спиритизм тогда считался свободным от религиозных и магических пережитков направлением, призванным объединить людей на пути к духовному и социально-политическому благоденствию.

Довольно быстро спиритические практики буржуазной прослойки были адаптированы цветным населением бывших колоний, породив новые, специфические формы, такие как карибский спиритизм, где пришедшие из Африки культы, образы и практики индейцев соединились с христианством и салонным спиритизмом господ.

Такой спиритизм в испаноязычных странах Нового Света известен как спиритизм крусадо — смешанный. Появились даже целые синкретические направления: спиритический баптизм, последователи которого молятся божеству Шанго, и умбанда, где почитание оришей из культуры йоруба совместилось с молитвами и идеями европейских медиумов.

В США, в свою очередь, чернокожая евангелистка Лифи Андерсон в 1913 году основала ассоциацию христианских спиритуалистов «Вечная жизнь», которая в двадцатых годах стала получать указания с того света от Черного Ястреба, вождя индейского племени сауков. Долгое время спиритисты из числа мулатов и темнокожих в США были отделены от белых спиритических обществ. В Латинской Америке кардецианские спиритисты, претендовавшие на «научность», поначалу тоже с подозрением смотрели на «нецивилизованные» формы спиритизма, но впоследствии это напряжение исчерпалось.

«Я сомневался, был очарован и смущен, сразу всё»: антрополог общается с мертвецами

В Австралии, так же как и в других землях, входивших в Британскую империю, спиритизм появился во второй половине XIX века. Различные спиритические сообщества создавались и распадались. Канберрская ассоциация спиритистов (CSA), куда ради своих исследований вступил Мэтт Томлинсон, возникла в 1975 году. На сайте этой организации можно увидеть годящееся для девиза высказывание Тейяра де Шардена:

«Мы являемся не человеческими существами, имеющими духовный опыт, а духовными существами, имеющими человеческий опыт».

Здесь хорошо заметна свойственная европейской традиции напряженность между духовным и телесным.

В отличие от синкретических спиритистов, наследующих африканским или индейским онтологиям с характерной для них небинарной, телесно-духовной вовлеченностью в бытие и практиками ритуальной одержимости, викторианские спиритисты считают тело лишь этапом в истории бесплотного духа: дух для них вечен и принципиален, а тело временно и условно.

Также от эпохи позитивизма они унаследовали безусловное представление о прогрессе: если антропологи Викторианской эпохи, оппоненты медиумов, постулировали эволюционное развитие от «примитивных» обществ к развитым на земле, в процессе истории, то спиритисты верят в развитие духа, сначала в ходе земного опыта, а потом в посмертных странствиях.

Современные австралийские спиритисты-викторианцы, как их описывает Томлинсон, не выделяют таинственную эктоплазму, не провоцируют столоверчения и хлопков в стене, не носят каких-либо особых церемониальных одеяний и обычно не меняют голос и манеры «под духа» во время сеансов. Они проводят свои служения в светлых конференц-залах, используют микрофоны, обращаются к пастве с минималистичных кафедр и демонстрируют презентации на дисплеях. Воркшопы, курсы и конференции позволяют медиумам совершенствовать свои навыки, заключающиеся по большей части в том, чтобы «отрешаться» от рационального «я» во время сеансов и рассказывать об испытываемых в состоянии легкого транса видениях собравшейся публике. Чаще всего медиум описывает явившегося ему духа, которого может видеть «внутренним зрением», называя его пол, возраст, профессию, заостряя внимание на тех или иных элементах туалета, привычках, любимых блюдах или на его манерах, и кто-то из зала узнаёт своего предка или мертвого друга. После этого начинается диалог с явившейся сущностью.

Элемент узнавания чрезвычайно важный, от него зависит дальнейшая атмосфера действа.

Автор книги Мэтт Томлинсон также прошел курсы медиума и осуществил несколько «чтений» для последователей спиритизма. Поначалу он воспринимал эту практику как «игру», в которой важно «попасть» в цель — назвать тот или иной элемент образа, который позволит точно «узнать» духа. Странность деталей, отмечает он, доказывает, что духовное общение действительно имеет место:

«Если бы вы хотели обмануть кого-то, заставив его думать, что вы разговариваете с духом, зачем вам упоминать цветную капусту с белым соусом и сыром, не говоря уже о козах?»

По мере практикования антрополог понял, что спиритизм — это не игра в удачное попадание, а скорее коллективный музыкальный сеанс, когда медиум и публика благодаря атмосфере и правильному ведению диалога как бы создают общую мелодию — выраженную в словах музыку общения с усопшими.

Мэтт Томлинсон признается, что испытывал сразу сомнения, очарованность и смущение, выступая в роли медиума, и особенно удивлялся, когда у него это получалось. Его описания спиритических сеансов с «узнаваемыми деталями» живо напомнили мне мою собственную полевую практику во время исследования сантерии на Кубе и во время изучения шаманизма и духовных традиций в Кыргызстане. Однажды шаманка-бакшы вдруг сообщила, что к ней пришла покойная чешка и передает привет и благодарности моей бабушке, при этом она держала в руках некие финансовые документы. «Спасибо, что помогли мне с этим», — говорила чешка.

Вернувшись из поездки, я рассказал об этом курьезном образе бабушке, и та легко признала в нем коллегу времен молодости, которая действительно была чешкой по происхождению и которой бабушка помогала осваивать бухгалтерские и торговые дела, однажды благодаря своему щепетильному отношению к документам сохранив ее от больших проблем.

Со временем такого рода узнаваемые детали в образах, приходящих в измененных состояниях сознания, я стал воспроизводить и сам, но, в отличие от австралийского коллеги, пока не включал подробные описания автоэтнографического опыта в академические публикации.

Викторианский спиритизм без шаманской болезни

Во многих традиционных культурах распространено представление об избранничестве тех или иных людей духами для служения им. Таких людей духи принуждают к какой-либо сакральной деятельности, ниспосылая им страшные видения и болезненные ощущения или подстраивая ситуации таким образом, чтобы человек распознал свой дар и перешел к его реализации. Антропологи называют подобные патоморфные состояния «шаманской болезнью»: наиболее сильно они выражены у переживающих галлюцинации и приступы безумия шаманов Севера.

В карибском спиритизме, наполненном африканскими мотивами, тоже распространен такой нарратив: дух обычно дает знать о себе своим явлением, подчас пугающим и тяжелым, а затем старается войти в своего избранника так, что того трясет, лихорадит или же он впадает в ступор. По мере приспособления медиума и духа друг к другу инкорпорации последнего начинают носить более плавный характер, а преследовавшие его избранника неприятные и непонятные жизненные перипетии завершаются. Современные городские неошаманы далеко не всегда начинают свою духовную карьеру с такого рода «болезней», некоторые их вовсе не испытывают, а другие могут счесть за проявление сакральных сил хронический насморк.

Что касается европейского спиритизма, развившегося из наукообразных доктрин «животного магнетизма» и западной «высокой» магической традиции, где не духи командуют колдунами, а колдуны духами, то в нем мотив шаманского принуждения выражен крайне слабо или отсутствует вовсе.

Довольно часто медиумы позиционируют себя как людей, сознательно выбравших свой путь и раскрывших природные возможности благодаря практике и научению.

«Спиритисты дали мне понять: то, что они делают, нормально и не является чем-то особенным… Проще говоря, в спиритизме мертвые не приходят для того лишь, чтобы преследовать вас, но по большей части для того, чтобы помочь вам», — сообщает в своей книге австралийский профессор.

По мнению его информантов, любой человек может связаться с мертвыми, если захочет и разовьет в себе эту в целом не слишком мудреную способность. В то же время, в отличие от жителей Фиджи, верящих, что шаманские духи могут вторгнуться в их жизнь из-за одного лишь употребления местного традиционного напитка, если делать это без огораживающей от язычества христианской молитвы, викторианские спиритисты не испытывают параноического страха перед полчищами духовных существ. Они живут в более-менее защищенном мире, который непроницаем для призраков по первому желанию таковых.

Сдержанные, а на чей-то вкус, пожалуй, даже скучноватые, спиритисты, подобно их чинным и самоуверенным викторианским предкам, сохраняют хладнокровие и благоразумие.

Зачем вообще им, людям из современных мегаполисов, спиритизм? Как и многие другие религиозные и духовные учения, спиритизм прежде всего помогает человеку вести организованную и осмысленную жизнь в мире, трагически затронутом смертью. Но помимо этой экзистенциальной возможности, по мнению Томлинсона, спиритизм способен компенсировать дефицит социальных связей, сохранить семейное чувство и к тому же представляет актуальную альтернативу религиозной доксе с ее репрессивной риторикой:

«Вполне вероятно рассматривать такие движения, как спиритизм, в качестве попытки сохранить родство стабильным, тогда как большие семьи всё больше распадаются и сокращаются до нуклеарных. Медиумы говорят, что люди, которых вы действительно любите и о которых заботитесь, всегда будут с вами, а вы всегда будете с ними. Семья таким образом вечна. Такое понимание привлекательности спиритизма становится еще более убедительным, когда мы замечаем, как стремительно теряет популярность старая христианская доктрина ада и рая. Кто сегодня, кроме фундаменталистов, верит в вечное адское пламя?»

Гендер Бога, воображаемые убийства и сущности в виде гномиков

В главе «Спиритические гиды и рутина посмертия» Мэтт Томлинсон касается некоторых вопросов, связанных с космологией и вероучением спиритистов, которые в наше время, как и всё кругом, могут становиться предметом этической критики. Викторианские спиритисты не имеют каких-то четких доктрин или тем более догм по большинству религиозных вопросов, оставляя их на индивидуальное рассмотрение, но тем не менее постулируют ряд истин, своего рода заповедей:

1. отцовство Бога-Творца;
2. братство всего человечества;
3. общение духов и служение ангелов;
4. непрерывное существование человеческой души;
5. личная ответственность;
6. воздаяние и возмездие в будущем за все добрые и злые дела, совершенные на земле;
7. вечный прогресс, доступный для каждой человеческой души.

Гендерная формулировка первого и второго принципов — отцовство Бога и братство людей — уже стала темой некоторых разногласий среди австралийских спиритов-викторианцев в 2017 и 2018 годах.

В июле 2017 года, во время курса медиумической подготовки, ряд практиков призвали изменить формулировки из опасений по поводу сексизма.

В марте 2018 года стороны договорились о компромиссе: были сохранены оригинальные формулировки, но под каждой сделали примечания. Так, отцовство Бога-Творца было расшифровано как «энергия, которая пронизывает все вещи и является источником всего сущего», а «братство людей» прояснили в качестве постулата о том, что «все мы объединены, хотя при этом каждый индивидуален».

Разумеется, спиритистов беспокоят многочисленные вопросы загробного существования: как всё-таки там продолжают жить и существовать наши дорогие духи? Господствует представление, что они там более-менее такие же, как и при жизни:

«В царствии духа твой веселый и хорошо одетый дедушка всё еще веселый и хорошо одетый».

Именно поэтому духов легко опознавать, когда они являются на зов медиумов.

«Те, кто любит работать в саду, теперь смогут продолжать заниматься садоводством в духовном мире, но их цветы будут невообразимо более яркими. Те, кто любит пить пиво со своими друзьями, смогут и дальше наслаждаться пивом и компанией, но пиво в духовном мире не является алкоголем».

Идея сходства земной жизни и посмертной рутины, как пишет Томлинсон, иногда приводит к крайностям. Так, в XIX веке один известный медиум утверждал, что убийцы в загробной жизни будут пребывать со своими коллегами в некоем «едином преступном братстве», где станут «использовать воображаемое оружие и совершать воображаемые убийства». Но как тогда быть с убежденными католиками, которые враждебно относятся к спиритическим обществам и при жизни настраивались на пребывание в раю? Разве они захотят явиться на медиумический сеанс, почитаемый ими за богохульство? Такие духи, предполагает Линетт, наставница автора книги, поначалу, конечно, продолжат отвергать спиритизм, но по мере осознания своего загробного положения передумают.

Томлинсон описывает множество различных духовных опытов и приводит обширные выдержки из стенограмм переговоров с мертвыми. Один подобный сеанс прояснил для него, что после смерти люди, хотя и сохраняют свои привычки и общий настрой, могут серьезно измениться и даже освоить новые профессии.

Медиум Джейн связалась с его покойным отцом, при жизни страстно увлекавшимся историей, и обнаружила, что по ту сторону гроба он стал… энтомологом.

Отец автора книги теперь собирает вымерших насекомых, составляя из них спиритические коллекции, в которых жуки и бабочки каталогизированы согласно принципам сакральной геометрии, — всё это ради «всеобщего знания будущего».

Одни спиритисты верят в реинкарнацию, другие нет. Большинство ведущих медиумов в викторианских ассоциациях и церквях ее отрицает, поскольку такой кармический круговорот противоречит главному принципу спиритизма — идее эволюции и прогресса. Кроме того, кто будет являться на сеансы из загробного царства, если все перерождаются в новых существ? Национальный союз спиритистов Соединенного Королевства выступает против учения о реинкарнации, но оставляет лазейку для тех, кто хочет его поддержать: духи, желающие перевоплощаться, могут это сделать, а те, кто не хочет, не обязаны.

Некоторые продвинутые медиумы общаются не только с духами усопших, но и с ангелами. Вообще спиритизм не отвергает существования различных видов бестелесных существ, однако не заостряет на них внимание. И всё же отдельные практики привлекают к своей работе фей, эльфов и даже духов стихий из классической европейской натурфилософии: саламандр — духов огня, сильфов — духов воздуха, ундин — воды и гномов — земли. А есть ведь еще элементалы, планетарные разумы, египетские и греческие боги, владыки кармы, домовые, бодхисатвы… демоны — в конце концов. Ревнители викторианского спиритизма обеспокоены распространением нью-эйджа в их рядах, а те, кто параллельно со спиритизмом практикуют буддизм, викканство или телему, могут столкнуться с непониманием со стороны авторитетных медиумов: неужели для полноценной духовной жизни недостаточно усопших друзей и предков?

Страдания ради прогресса

Само слово «ритуал» в переводе с латыни значит «то, что относится к правилу, порядку». Любой религиозный ритуал призван привести спонтанные флуктуации происходящего к некой правильности, позволяющей успешно жить и развиваться сообразно тому или иному обществу, той или иной культуре. Именно поэтому ритуалы одновременно позволяют бороться с тревогой и поддерживать баланс между человеком и средой. Каждый ритуал, согласно представлениям антропологов, выражает миф, который есть не что иное, как формообразующая машина, космология, расставляющая по местам события жизни. Говоря словами упомянутого выше Клиффорда Гирца, ритуал призван примирить модель-реальность с моделью-идеалом. Спиритизм, разумеется, не является чем-то исключительным и также позволяет людям упорядочивать существование, полное болезней, опасностей, стихийных происшествий и смертей.

Согласно учению спиритистов, страдания происходят из-за того, что душам людей требуется развивающий опыт, приобретение новых навыков, рост эмпатии, смелости и понимания.

«Ну, извини, мы спустились сюда, чтобы пострадать», — говорит одна из медиумов.

Человеку невыносима мысль о бессмысленности и случайности страданий, а потому он решает, что они происходят в силу каких-то метафизических причин: из-за действий колдунов и демонов, как в описанной Эванс-Причардом культуре азанде; в силу кармических законов, как это постулируют буддизм и индуизм; по причине первородного греха, что известно из Библии; или, как в спиритизме, чтобы получить условия, необходимые для духовного роста. При этом наше «высшее Я» заранее согласовало наши болезни и аварии, говорят спиритисты. В этом смысле, как объясняет медиум Норман, вина за ДТП лежит не только на лихаче, который в вас врезался, но и на вашем «высшем Я», которое согласилось быть частью этого несчастного случая, чтобы «подтянуть» разум до должного уровня. Теперь есть физическая задача — выздороветь. И духовная задача — понять глубинный посыл произошедшего и встать на новую ступень развития.

Конечно, такая философия помогает справиться с жизненными невзгодами, разрушениями, расставаниями и смертями близких. В то же время не нужно думать, будто спиритисты меньше страдают или не так остро воспринимают утраты, нежели католики, виккане либо атеисты. Но они по меньшей мере не остаются в растерянности, ведь спиритизм вырос из стремления к сохранению связей там, где этим связям угрожает резкий разрыв.

«Обращаясь к смерти, они не отрицают потерю, а ищут новый жизненный мир, в котором потеря является лишь частью истории жизни», — резюмирует Мэтт Томлинсон.

---

«Когда я сам попробовал практиковать медиумизм, как я уже писал, результаты были неровными. Я серьезно отнесся к этим усилиям. Я делал то, чему меня учили. И я удивлялся и радовался, когда полученные мной образы находили отклик и приносили утешение тем, кто скучал по любимому человеку. Но у меня также были неловкие моменты и огромная неуверенность в себе. Что ни говори, медиумизм — это довольно напряженная работа».

Книга профессора Мэтта Томлинсона не содержит глубоких философских и интеллектуальных рефлексий и не предлагает вам революционных антропологических методологий, но это — смелая книга, в которой представитель академической науки честно и открыто описывает не только наблюдаемое сообщество, но еще и самого себя.

Библиография в его труде едва ли может быть названа подробной или обстоятельной, однако куда важнее, что автор не скупится на живое описание многочисленных историй, в которых живые взаимодействуют с мертвыми.

«Беседуя с мертвыми» — книга достаточно спокойная, степенная, в некотором роде тоже викторианская. Томлинсон не опровергает, не разоблачает и не защищает. Кажется, главной ценностью работы австралийского антрополога стала внутренняя психологическая аналитика спиритизма, позволившая ему показать, как ощущение банальных подробностей из посмертной рутины оказывается ключом к наивысшим экзистенциальным сферам, как повседневность живых и повседневность мертвых находят друг друга в ритуале непрерывности и в мифе вечности — вещах, столь необходимых и насущных для человека.