Как я работал на заводе. Сколько платят на молочном комбинате и из чего делают молокопродукты

Я из Саратовской области, мне 22, и я успел по году отработать на молочном комбинате, заводе по выпуску радиаторов отопления и на троллейбусном заводе. Хотелось бы рассказать, как устроены все эти места и каково это — работать на заводе в российской провинции, где практически нет молодежи и задерживают зарплаты, но сейчас речь пойдет именно про мое первое рабочее место.

Вообще-то, я планировал стать переводчиком или даже юристом, но в девятом классе после переезда и перехода в новую школу начались проблемы с одноклассниками, из-за этого — и с успеваемостью. Родители посчитали, что ЕГЭ мне не потянуть, и мы решили, что пойти в техникум — не такая уж плохая идея.

В техникуме я столкнулся с теоретической механикой, сопроматом, метрологией и электротехникой. Зачем эти предметы нужны будущему технику — технологу машиностроения, было понятно. А вот что среди этого технотреша делаю я, которому даже физика давалась с трудом, — не совсем.

Группа собралась хорошая, и время учебы было классным. Но чем ближе был дипломный проект, тем острее я осознавал, что скоро все закончится, дальше — рабочая роба и смены от звонка до звонка. Это немного пугало. Защитив диплом, я все-таки посчитал, что идти консультантом в салон сотовой связи бессмысленно: ради чего я столько времени потратил на приобретение профессии?

Первым местом работы стал молочный комбинат, где требовался наладчик технологического оборудования. Я прошел собеседование и получил медицинскую книжку.

19-летний тинейджер, который видел станки только на производственной практике, а бесконечно долгую смену — лишь в страшном сне, уняв дрожь и преодолев уныние, выдвинулся к проходной навстречу первому рабочему дню.

«В путь так в путь, как сказал попугай, когда кошка потащила его из клетки за хвост», — вспоминались мне «Посмертные записки Пиквикского клуба».

Первое, что чувствуешь, входя в цех, — резкий запах хлорки, которой обрабатывали пол. Всё отделано кафелем. Очень душно и до головной боли шумно. Мне выдали поношенную форму и определили на аппарат Finnpack по розливу ряженки и кефира в пакеты. Он считался относительно новым и простым в наладке. Была также линия по розливу йогуртов и молочной продукции в бутылки, сметанный аппарат и много других — как высокотехнологичных и сложных, так и совсем древних.

Из особенностей рабочего графика — плавающие выходные. Один день в субботу и один среди недели. В воскресенье работали все.

Рабочий день был ненормированным: начинаешь в 8 утра, заканчиваешь — как придется. Есть заявка, под нее подгоняют количество продукта.

Если вдруг ломается оборудование, нет возможности вечером уйти домой, ведь условную тонну кефира, которую ты не отлил по пакетам, не выльешь в канализацию, а до завтра она ждать не может. Задержки на моем заводе оплачивались, но в обычном размере. Мой рекорд — я ушел с работы в 2:50 ночи, после того как в блоке управления повредилась некая плата и мы долго не могли заставить всё корректно работать. Горели предохранители, насосы, ломался принтер-датировщик, конвейер — приходилось мириться и ждать, домой никого не отпускали. Но даже без поломок первое время не получалось заканчивать раньше 19–20 часов, потому что я медлителен, а аппарат требовал тонкой и постоянной настройки.

Мой день начинался с того, что я ставил аппарат в режим мойки: либо кипятком, либо с добавлением таблеток хлора.

Приходил микробиолог и снимал пробу специальным мазком. Обычно всё было чисто, но если нет — нужно было мыть заново. Некоторые хитрили: протирали места, откуда снимается проба, тряпкой, смоченной в хлорке.

Трубы, соединявшие аппарат и линию с продуктом, тоже отмачивали на ночь в чане с хлорированной водой. Я должен был убедиться в целостности разных резинок и лакоткани, которая ставится поверх горячих ножей для спайки пакетов; выставить дату на принтере, фотометку, установить и контролировать вес пакета (500 ± 5 граммов), задержку подачи, температуру швов. Параметры нужно было постоянно корректировать. Например, от правильно заданной температуры зависит прочность спайки и герметичность пакета. Подобрать ее непросто.

Нередко бывали дни, когда ленточный транспортер каждые 10 минут оказывался в кефире: некачественная пленка прогорала или, наоборот, не спаивалась. Кстати, пленка для будущих пакетов — большой рулон весом 22 килограмма, за день приходилось вручную устанавливать в аппарат по пять-шесть таких бобин.

Один и тот же продукт разливался в упаковки разных брендов. На некоторых пакетах или бутылках было написано Premium или Gold Standard, они продавались дороже, но ничем не отличались от дешевых аналогов в невзрачных упаковках.

Например, молока с жирностью 2,5 % у нас было четыре разных бренда, с разной ценой, а наливались они все из одного резервуара. Цену диктовала только стоимость упаковки.

В основе каждого продукта действительно используется цельное коровье молоко, термоцистерны с ним приезжают каждый день, но растительный жир и порошок — обязательные и главные компоненты.

Из тонкостей приготовления: техрегламент требует обязательной пастеризации, поэтому молоко нагревают до 78 градусов в течение 40 секунд, затем оно быстро охлаждается до 3–4 градусов и выводится на линию розлива. Сырье для кисломолочных продуктов пастеризуют интенсивнее: будущий кефир, ряженку или йогурт нагревают до 95 градусов, выдерживают пять минут, а потом охлаждают. Для получения кефира используют закваску на кефирных грибках.

Каждое утро нам выдавалась заявка, там размечались даты на несколько дней вперед.

Возможно, для кого-то станет откровением, но сегодняшняя дата на упаковке ничего не значит — розлив все равно был два-три дня назад.

31 декабря первой датой мы вообще ставили 3 января.

У меня заявка измерялась «лотками»: пластмассовая тара, в каждой по 20 пакетов. 100 лотков в заявке только на одну дату — уже 2000 пакетов. Выходило 8–9 тонн за смену. Бутылочная линия разливала на порядок больше, порядка 24–25 тонн, производительность там до 6000 бутылок в час.

Самым сложным считался переход от одного продукта на другой, например с ряженки на кефир. Отдельного чана у аппарата не было, сначала отливается одно, затем другое. Отправить на склад смешанную консистенцию было недопустимо, приходилось сливать несколько фляг и выкидывать десятки пакетов, чтобы добиться чистого кефира, без следов ряженки. За этим следили контролеры — изучали цвет, пробовали на вкус.

Вообще, брака получалось много. Часть утилизировали, но в основном перерабатывали.

Порой было стыдно, когда мимо проходит директор, а вокруг тебя пять забитых доверху лотков с бракованной продукцией (день не задался): это пакеты с маленьким весом, негерметичной упаковкой, сбитой фотометкой или плохо читаемой датой. Такова цена настройки этой бесовской машины.

По ленточному транспортеру готовые пакеты ехали до лотка, где их красиво раскладывала женщина-оператор и отправляла дальше по конвейеру на холодный склад. Иногда оттуда приходили с претензиями, если не заметил дырявый пакет, и весь лоток заливало кефиром. Однажды я отлил и отправил 600 кг кефира сегодняшней датой, которая была вообще не нужна, и понял это, только когда ко мне прибежала кладовщица с матами.

Бывали забавные случаи и не очень. Однажды мне не удалось герметично закрутить соединение и его сорвало, кефир под давлением начал бить фонтаном.

Я кинулся спасать ситуацию, но гаечный ключ кто-то спер, пришлось закручивать руками. Удалось, но я буквально принял душ из кефира и вонял потом так, что подойти было страшно. Зато кожа стала бархатистой и нежной.

С напарником приключилась еще менее приятная история. Во время подачи молока к аппарату он забыл перекрыть запорный клапан, через который вода сливается в канализацию во время мойки. Когда он понял свою ошибку, в трубу утекло 3 тонны молока. Парня лишили аванса и премии.

Но реально не по себе мне было после случая, когда наладчик решил вытащить застрявшую преформу бутылки, но не стал останавливать линию, сработал толкатель и ему раздробило палец. Кровь, крики. Когда его увели оказывать помощь, уборщица отмыла кровь и мы продолжили работать — выглядело цинично.

Для меня славная история на этом молочном комбинате закончилась несчастным случаем на производстве: мою ногу ошпарило кипятком, образовался серьезный ожог. Во время долгого больничного я написал резюме на другое производство, в компанию Bosch. Меня рассмотрели и приняли на вакансию «Наладчик пресса», после чего я написал заявление об уходе и открыл новую главу моей жизни.

Резюмируя: зарплата, притом что иногда приходилось задерживаться до поздней ночи, не превышала 18–19 тысяч рублей (2016 год).

Начальство гордилось фактом, что стабильно выплачивает зарплату, но условия были адовыми: невыносимый шум, духота летом и холод зимой, ненормированный график, иногда работа с одним выходным в неделю.

Но то была моя первая работа, и я не знал другой.