Что из себя представляет женский стрит-арт?

— Очень часто люди начинают заниматься какими-то исследованиями, потому что остро ощутили на себе ту или иную проблему. Как было в твоем случае?

— В моем случае всё началось со знакомства с альбомом Алексея Партола «Части стен». Это огромная книга про российское уличное искусство, которую я с восторгом изучала. Но в какой-то момент осознала, что в ней практически нет женщин. Меня это и удивило, и возмутило — я стала строить гипотезы, почему так могло произойти. Возможно, это проявление сексизма, и девушек не включили в издание из-за убеждений, что они хуже рисуют граффити. Но возможно, что девушек в уличном искусстве меньше знают, а какие-то более-менее известные художницы не подошли составителям книги по формату.

Я решила, что мне нужно создать такой проект, который подсветит женские имена и развеет стереотипы о женском уличном искусстве. Например, что девушки слишком слабые, чтобы им заниматься, или боятся опасностей, или делают граффити некачественно.

По всему миру есть много художниц, которые задают высокую планку, в том числе рисуют муралы — очень масштабные работы, а граффити делают не хуже, чем парни. Я сама знаю очень много крутых девчонок и хочу, чтобы их чаще звали на разные мероприятия.

В книге я разбираю исторический контекст — почему так сложилось, что девушек-художниц меньше. Женщины стали получать образование гораздо позже, в том числе художественное. В Европе вплоть до XVIII века девушкам не разрешали изображать обнаженную натуру, так как это считалось постыдным. Однако обнаженная натура всегда была одним из важнейших аспектов художественного опыта, особенно во времена расцвета стилей рококо и барокко. В живописных работах того периода всегда фигурировали полуобнаженные либо обнаженные тела. Можно ли представить себе успешного художника XVIII века, который никогда не писал обнаженную натуру?

К девушкам продолжили скептически относиться при поступлении в высшие учебные заведения, когда оно стало возможным. Долгое время не было примеров успешных художниц — уделом женщин считалась работа по дому и уход за семьей. Сегодня патриархальные взгляды по-прежнему распространены у большинства населения. Дают о себе знать отголоски представлений о женщинах как о суперфеминных существах, которые не должны заниматься «мужскими» делами. И сами женщины тоже придерживаются подобных представлений о себе. Мне хочется показывать больше примеров, которые выходят за эти рамки, чтобы девушки видели, что можно быть любой, — например, уличной художницей, которая делает граффити на острые и злободневные темы, самореализовывается, не боясь кому-то не понравиться. Для многих женщин характерны установки всем понравиться и угодить, это то, что в нас закладывают с детства.

Но главная проблема не в том, чтобы восстановить справедливость, а в том, что уличное искусство недостаточно хорошо исследовано, и я вижу своей задачей развивать его.

Книгу я начала делать в качестве дипломного дизайн-проекта при выпуске из Института печати, затем я ее доработала, открыла краудфандинг на печать тиража, стала читать лекции и вести соцсети, и это превратилось в самостоятельный проект.

Я сама собирала интервью, переводила их, делала верстку, дизайн и затем открыла краудфандинг на Планете.ру, где можно было предзаказать книгу или сделать свой вклад в тираж, книги из которого предназначены в том числе для библиотек разных российских городов. Краудфандинг закрылся 30 ноября, удалось собрать 157 тысяч. Еще меня поддержала Nonamegallery, на собранные средства удастся сделать 90 книг. Часть из них хочу отдать в независимый книжный «Все свободны» и в художественную лавку «Сетка» в Петербурге. Думаю, они там скоро появятся.

— В книге 29 интервью — как ты искала и по какому принципу выбирала художниц?

— Я начала искать девушек, рисующих на улице, творчество которых меня бы вдохновляло. Также была идея показать женское комьюнити более разносторонним и развеять некоторые стереотипы о феминности тем и стиля, в котором рисуют женщины.

Мне ответили не все, кому я писала, — некоторые особенно популярные художницы даже не увидели мои сообщения или не находили времени, чтобы написать ответы на вопросы. Чаще всего отвечали российские художницы, возможно, потому что им проще было общаться с русским интервьюером. Остальным я писала по-английски — это оказалось удобным не для всех, поэтому половина интервью в книге с россиянками.

Первоначально книга задумывалась как попытка ответить на вопрос: почему в граффити и стрит-арте меньше девушек, чем парней? Я замечала это по своему опыту и когда изучала статьи или литературу на тему граффити и стрит-арта, где почти не встречается женских имен.

Много ответов я получила во время интервью.

Для меня стало открытием, что девушки сами часто скептически относятся к своему полу, считают себя менее сильными или менее готовыми к труду, более боязливыми, то есть большинство девушек не очень верит в себя. Мне показалось, что это главный ключ к ответам.

Я поняла, что именно патриархальное воспитание внушает женщинам такие установки. От них нужно освобождаться, поэтому я считаю нужным показывать больше вдохновляющих примеров женщин, чтобы сами женщины понимали, что всё возможно и не чувствовали себя чужачками в мире граффити. С каждым днем я узнаю всё больше таких примеров и делюсь ими в инстаграме*.

— В своих интервью ты часто задаешь вопрос, получали ли девушки в свой адрес сексистские комментарии во время создания граффити. Сталкивалась ли ты сама с какими-либо предрассудками?

— Всё очень сильно зависит от тусовки. Есть более старомодные и патриархальные, а есть более лояльные — я попала как раз в такую и никогда не слышала со стороны других художников подобных комментариев. Но порой сексизм проявляется на другом уровне. Иногда, когда я стою и рисую на улице, меня окрикивают как парня: наверное, есть такой устоявшийся стереотипный образ мужчины-граффитчика.

Бывает, когда я иду рисовать, беру с собой друга, чтобы было веселее и интереснее — он снимает процесс или просто общается со мной. Если в этот момент к нам подходят прохожие, чаще всего обращаются к нему, чтобы нас прогнать — как будто это я с ним пришла, а не он со мной, и на меня даже не смотрят. Людям, особенно мужчинам, бывает сложно общаться с тобой агрессивно, если ты девушка. И если рядом парень, всё выплескивают на него.

— Некоторые героини твоих интервью говорят, что в уличном искусстве есть особый женский стиль. Например, Марина Ягода считает, что по женским работам можно всегда догадаться, что они женские. Но существует и противоположная точка зрения. Линда Нохлин в эссе «Почему не было великих художниц?» и Мэри Эллман в книге «Думая о женщинах» сравнивают разные произведения и приходят к выводу, что нет какой-то «тонкой субстанции „женственности“», которая связывала бы между собой произведения художниц и писательниц, живших в разные столетия. И каждая из них, скорее, близка другим художникам и писателям своей эпохи и похожего мировоззрения, чем все они — друг другу. Какое из мнений тебе ближе, разделяешь ли ты идею об особом женском стиле в уличном искусстве?

— Я очень долго боролась с этим убеждением внутри себя. Мне действительно казалось, что можно как-то угадать по линии или цветовой гамме, кто нарисовал работу. Я даже проводила для себя эксперимент: на фестивале в Красноярске стояли кубы, расписанные разными художниками, и я пыталась угадать, мужская это или женская работа — а потом смотрела автора. Там была и Марина Ягода — по ней, конечно, сразу видно, что рисует женщина. Но, например, там была художница Aigul Laku — в ее случае я не смогла понять, кто рисовал.

Но всё же у меня очень хорошая насмотренность в стрит-арте, и я могу выделить общие черты и мотивы. Женщины чаще делают женские портреты. На самом деле то, что они часто рисуют что-то феминное, конвенциональное, одобряемое — может быть попыткой угодить обществу, и женщины изображают то, что от них ожидают. С другой стороны, может быть, им это ближе в силу собственных особенностей. В этом вопросе я не смогла поставить для себя точку. Любое искусство и любые темы имеют право на существование, если это делается искренне и от души, а не является попыткой понравиться.

Здорово, что какой-то узнаваемый стиль все-таки есть.

За счет того, что девушки пишут приставку Lady в никах, а на улицах появляются женские портреты, женских образов в городе становится больше. Другой момент, что некоторые граффитчики относятся к этому пренебрежительно, считая, что женский стиль — это несерьезно. Хуже, чем что-то мужественное, агрессивное, маскулинное.

У меня и у самой долгое время было такое представление — раз женственное, значит посредственное. Хорошо, что есть очень разные примеры. Но тенденция такова, что с помощью граффити мужчины очень часто утверждают свою маскулинность, женщины — женственность. Эта тенденция есть и в повседневной социальной жизни.

— А можно ли выделить какие-то темы, которые чаще встречаются в работе уличных художниц?

— Девушки чаще затрагивают темы чувств, сопереживания и сочувствия, проблемы ЛГБТ. В их работах часто отражаются проблемы социально незащищенных людей, например, бездомных. В сюжетах мужчин — что-то более логически сконструированное. Можно заметить, что у мужчин в современном граффити больше геометрии в рисунках, у девушек что-то плавное, очень много изображений флоры.

У девушек часто присутствуют темы сексуальности, женского самовыражения, иногда откровенно сексуализированные женские образы. Я думаю, это такая саморепрезентация, которая очень зависит от личности самого человека. Очень много портретов, например у Тони Лев, Марины Ягоды, Айгуль Laku, AMFRI.

— При этом твой стиль отличается и уже узнаваем. Как бы ты сама его описала и чем вдохновлены твои персонажи?

— Мне кажется, что мой стиль периодически трансформируется, потому что мне нравится экспериментировать с формой, но у меня есть узнаваемые персонажи. Хочется делать что-то более угловатое, динамичное. Наверное, это связано с какими-то особенностями психики.

Я люблю делать социально-направленные сюжеты, потому что хочется общаться с людьми и поднимать темы, которые меня беспокоят. В уличном искусстве мне нравится работать с контекстом, новыми фактурами, выходить на прямой диалог со зрителем.

Мне нравится, что нет никаких посредников в виде галерей и цензоров, которые решают, можешь ты выставляться или нет.

Меньше сковывающих факторов, несмотря на то, что иногда ты нарушаешь общественный договор и, может быть, закон. Зато ты сразу идешь на прямой диалог со зрителями, ведь иногда уже в процессе рисования они подходят к тебе и начинают с тобой коммуницировать. Очень нравится работа с формами и контекстом. Интересно делать целый объект сразу, а не картинку, как на бумаге. То есть это более живое искусство и более доступное для всех.

И что особенно важно — это возможность привлечь внимание к проблеме. Например, я могу нарисовать работу, и написать какой-то текст к ней. Я была на суде Паши Крисевича, и сейчас в процессе создания работы, с помощью которой хочу поговорить об этой теме.

Путем экспериментов приходишь к собственному стилю, рисуешь то, что ближе тебе. Поначалу все так учатся: находят кумиров и пытаются их копировать. Со временем приходишь к тому, что нравится лично тебе — чему-то скомпилированному из того, что тебе когда-то нравилось.

— Кто в таком случае были твоими кумирами?

— Мне всегда нравились социально-направленные художники и текстовое творчество. Слава ПТРК, Тима Радя, Миша Маркер, Паша Кас и довольно неочевидный художник Hioshi, который экспериментирует с фигурками на улице. Я очень любила художников, которые умеют работать с контекстом. Я и сейчас восхищаюсь тем, что создает Саша Блот — он тоже работает с персонажами, и, возможно, создание моих собственных было вдохновлено им.

— Какие темы в социальной повестке для тебя сейчас важнее всего?

— Одна из центральных тем для меня сейчас — тема сопереживания, особенно людям, которые в настоящий момент прячутся от бомб и ужасов происходящего. Недавно у меня была серия персонажей на Васильевском острове — красные фигурки, которые прячутся. Назвала ее «Под ногами». Я стараюсь высказываться на разные аспекты и не люблю повторяться. Меня очень задела ситуация с Пашей Крисевичем, он мой знакомый и хороший друг моей подруги. На суде он очень бодро держался и делал вид, что не переживает, чего не сказать обо мне: меня тема несправедливости очень сильно трогает, злит и расстраивает.

— Есть много дискуссий по поводу того, должны ли художники согласовывать свое творчество с властями, и в своей книге ты как раз задаешь этот вопрос девушкам. Пыталась ли ты сама когда-нибудь согласовать работы с чиновниками, и с чем обычно сталкиваются художники, когда решаются на этот шаг?

— Есть примеры фестивалей, когда художники согласовывают работы и потом создают крутые граффити и муралы, даже не на патриотические темы. Фестивали — это, наверное, уникальная история. Но когда ты сам по себе, пытаться что-то согласовать — странная тема, и в России вряд ли кто-то захочет этим заниматься.

Когда знакомые местечковые ребята связывались с депутатами района, то получали примерно такой ответ: «Делайте что хотите, но только на тему природы, космоса, национального достояния и национальной культуры». Мне так абсолютно неинтересно работать, и поэтому я предпочитаю не согласовывать свои работы.

Даже когда меня приглашают на какие-то согласованные площадки, где нужно предварительно согласовать эскиз, я обычно прихожу в компании других ребят, ни с кем не согласовывая свои рисунки. Я понимаю, чем это может закончится, но не готова подвергать свое творчество цензуре, иначе в нем не будет никакого смысла.

— Мне встречалось мнение, что если в городе нет граффити и тегов — это показатель, что в городе нет альтернативного мнения или его запрещают высказывать. Как тебе кажется, где сегодня активнее развивается стрит-арт — в Москве или регионах?

— Так и есть, стрит арт — это всегда выражение общественного мнения. Только у нас его не особо хотят услышать или пытаются приглушить, сразу же закрашивая работы. Сегодня я бы точно не назвала Москву столицей стрит-арта. Я ездила сюда не так давно, и первое время очень долго не могла найти место, где можно рисовать. Работы сохраняются в основном где-то на заброшках или если они согласованные. Пока в Екатеринбурге или Нижнем Новгороде открываются фестивали, арт-резиденции и галереи стрит-арта, в Москве мало что меняется, потому что это показательное место с повышенным контролем. Чем дальше ты от столицы, тем спокойнее можешь стоять и рисовать на улице.

— Насколько распространенная история сегодня, когда уличные художники в России могут зарабатывать своим творчеством?

— В России это очень единичные случаи — зарабатывать своим творчеством могут художники, которых уже приняли галереи. Работы местечковых художников без знакомств с кураторами берут в основном коллекционеры, простые люди редко могут позволить себе — это дорого. Международный рынок нам отрезали: если какой-то коллекционер заинтересуется, то не сможет тебе перевести деньги, только через криптовалюту. В России вообще интерес к искусству невысокий, люди не готовы на это тратить деньги, редко что-то покупают для коллекции. Галереи всё реже выставляют художников, которые высказываются на социальные темы, потому что боятся последствий. Сегодня чаще увидишь какое-то наивное или детское искусство, которое развлекает и смешит, но не более. Когда ты делаешь какие-то острые работы, у тебя значительно сужается зрительский круг.

— За чьим творчеством было бы интересно следить?

— Влада MV Picture и проект Femstreet.

Личный топ художниц MV Picture —

в России:

Настя Дунаева;

Явь (лидерка Настя Владычкина);

Крис К50;

Надя Опалинская;

Айгуль Laku;

Ярослава Комиссарова;

в мире:

Faith 47;

Lauren;

Medianeras;

Ni Hao;

Ne Spoon.

Мне нравится, что нет никаких посредников в виде галерей и цензоров, которые решают, можешь ты выставляться или нет.

* Входит в компанию Meta, которая признана экстремистской организацией и запрещена на территории РФ