Азбука революции: ликбез как самый громкий образовательный эксперимент XX века

Сначала давайте разберемся, с чего в СССР начиналась кампания по ликбезу. Точное число грамотных на момент начала кампании назвать затруднительно. Обычно такие данные берутся из переписей населения, но в Российской империи всеобщая перепись проводилась всего раз — за двадцать лет до революции, а первую перепись при новой власти провели только в 1926 году, когда кампания по ликбезу шла уже несколько лет. Правда, была еще перепись 1920 года, но проводилась она в условиях гражданской войны и даже не смогла охватить все регионы, так что на ее итоги исследователи обычно не полагаются.

Как бы там ни было, по итогам переписи 1897 года число грамотных в стране составляло всего 21%. При этом в «грамотные» записывали всех, кто умел хотя бы читать: по-настоящему грамотных, то есть тех, кто умел и читать, и писать, было еще меньше. Кроме того, данные очень разнились в зависимости от регионов: если, скажем, в Эстляндской и Лифляндской губерниях грамотность была почти стопроцентной, то в некоторых отдаленных районах страны она стремилась к нулю.

В 1910-х ситуация несколько улучшилась, хотя трудно точно сказать, насколько: разные исследователи оценивают процент грамотных в этот период от 27 до 40%. Даже самые оптимистичные оценки демонстрируют чудовищное отставание Российской империи от европейских стран: например, в Великобритании и Германии грамотность на тот момент была уже почти всеобщей, а другие европейские страны не очень отставали от них. Кроме того, эти цифры показывали «среднюю температуру по больнице»: если в городах с грамотностью было относительно неплохо, то на селе неграмотность была почти повальной. Разрыв между грамотностью мужчин и женщин тоже был огромным.

Ликвидацию безграмотности большевики посчитали первоочередной задачей: без этого невозможно было воспитать «нового человека».

«Безграмотный человек стоит вне политики, — писал Ленин, — его сначала надо научить азбуке. Без этого не может быть политики, без этого есть только слухи, сплет­ни, сказки, предрассудки, но не политика».

Поэтому уже в 1919 году выходит декрет о ликвидации безграмотности, согласно которому «в целях предоставления всему населению РСФСР возможности сознательного участия в политической жизни страны (…) всё население Республики в возрасте от 8 до 50 лет, не умеющее читать или писать, обязано обучаться грамоте на родном или русском языке по желанию». Год спустя была создана Всероссийская чрезвычайная комиссия по ликвидации безграмотности (ВЧКл/б).

Как проходил ликбез?

В каждом населенном пункте, где число неграмотных превышало пятнадцать человек, предписано было организовать школу грамотности — ликпункт. Поначалу обучение в ликпунктах шло три-четыре месяца по шесть-восемь часов в неделю; с 1922 года срок обучения увеличили до семи-восьми месяцев. Программа-минимум подразумевала, что окончивший ликпункт должен был уметь читать «ясный печатный и письменный шрифт, делать краткие записи, мог записать целые и дробные числа, проценты, разбираться в диаграммах», а также «в основных вопросах строительства Советского государства» (пропаганда всегда оставалась важной частью ликбеза). В конце 1920-х — начале 1930-х годов в стране началась индустриализация, отразившаяся и на учебной программе. В ней появились «техчас», «профчас» и «агрочас», на которых можно было приобрести первичные агрономические и технические знания. (До этого похожие курсы тоже были, но их можно было пройти уже после окончания базового курса ликбеза.)

Поначалу катастрофически не хватало учебных пособий (имевшиеся в наличии были детскими и «классово неправильными»). Но уже в первые годы кампании появились специальные буквари для взрослых, которые отличались, помимо прочего, откровенной агитационно-пропагандистской направленностью. Справедливости ради, «царские» буквари тоже не были свободны от пропаганды: там регулярно упоминались царь, Бог, молитвы и обязанности верноподданных. Но в советских букварях читать учили буквально по лозунгам. Например, таким:

«Ты рос бос, работал на бар.
Бары не босы. Ты вырос, ты бос, бары босы.
Но ты рад советам, а бары не рады».

Кстати, знаменитая фраза «Мы не рабы, рабы немы» — именно из первой советской азбуки 1919 года. По воспоминаниям Крупской, эту фразу создательница учебника Дора Элькина придумала при следующих обстоятельствах. В 1919 году Элькину отправили на Южный фронт обучать грамоте бойцов Красной армии. Сначала она пыталась учить их по фразам из дореволюционных пособий: «Маша ела кашу. Маша мыла раму», но красноармейцы подняли учительницу на смех: какие еще каша и Маша? Элькиной пришлось самой придумывать что-то посовременнее. Впоследствии Евгений Евтушенко написал про эти события трогательное стихотворение «Азбука революции», вошедшее в поэму «Братская ГЭС».

Когда первые азы грамоты были освоены, начинались тексты посложнее:

«У завода народ.
Народ шумит. Идут в клуб.
Вот оратор. Оратор говорит:
— Мы были рабы капитала.
Но мы добыли советы.
За советы был Ленин.
За советы ВКП(б)».

---

«На окраинах города худо. Много дыма.
Дома малы. Они сырые, старые.
Строили их богатые.
Но мы добыли свободу. Дома наши. И мы построим новые дома. Города построим по новому плану.
На окраинах будут трамваи, сады. Устроим клубы, кино, радио».

Пропаганда была встроена даже в обучение нехитрой арифметике. Пример из букваря:

«У рабочего 8 часов работы, 8 часов отдыха, 8 часов сна. До Советов работали 11–12 часов. Советы установили 8 часов работы. 8 ч + 8 ч + 8 ч = 24 часа».

Впрочем, помимо политической пропаганды, новые буквари обучали, например, базовым правилам гигиены и заботы о здоровье: «Малышам нужна прививка оспы. Она не опасна. Она оберегает от заразы», «Не пей сырого молока! Не давай сырого молока малышам!», «Надо проветривать комнаты. Надо открывать окна и летом и зимой» или даже «Дышите через нос. Рот пропускает пыль».

Отдельной сложностью при создании учебников для ликбеза стало то, что аудитория этих учебников — взрослые — была очень неоднородной по возрасту, роду занятий, местам проживания, национальности. Поэтому некоторые авторы старались дифференцировать учебники. Выходил, например, «Городской букварь», посвященный работе на заводе и жизни в городе:

«На работу. На заводы. Наша работа на заводе. Работа наша у машины. Нам рано надо на работу, на завод. Мы работали весь день. Чинили машину. Пора кончать работу. Нам надо в комитет. Там у нас заседание».

Но большинство авторов всё же стремились создавать универсальные буквари. Иногда стремление к универсальности приводило к курьезам. Вот, например, цитаты из букваря для взрослых Киргизской центральной чрезвычайной комиссии л/б:

«Муха сосала сахар. Сахару мало. У Маркса ум. Комар кусал руку.
Амур — река. У села рос саксаул. Мама мела сор. Маркс умер».

«Короленко умер. Наука — сила. Мир не мал. Река Нил несла ил. Аул окутан мраком. Трона нет, а темнота стоит. Скоро устраним темноту. На Алтае растут орехи».

К созданию учебников подключали самых знаменитых литераторов своего времени: Максима Горького, Владимира Маяковского, Демьяна Бедного. Параллельно в многотиражных газетах и журналах выпускались «листки малограмотных», где в доступной форме излагалось краткое содержание новых декретов правительства. Выходили и специальные периодические издания для ликвидаторов безграмотности и их подопечных: «Деревенский самоучка», «Листок просвещенца», «Листок самообразования для деревни» и т. д.

Еще одной сложностью было найти преподавателей для такого количества учеников. Осенью 1920 года с подачи ВЧК(л/б) в 26 губерниях заработали курсы учителей-ликвидаторов неграмотности. Позднее сеть курсов только расширялась. Специальное образование не было обязательным: считалось, что в качестве учителя сойдет любой грамотный человек. Декрет о ликвидации безграмотности предоставлял наркомпросу и его местным органам право привлекать к обучению всё грамотное население страны «в порядке трудовой повинности». За уклонение была даже предусмотрена уголовная ответственность. Она же грозила тем, кто «препятствовал неграмотным посещать школы», и порой эта угроза осуществлялась на практике. Так, в 1932 году в отдельных районах Средневолжского края проводилась проверка, по результатам которой три председателя сельсоветов были сняты с должностей за срыв работы по ликбезу — и это далеко не единичные случаи.

Кампания, особенно в первые годы, шла в условиях чудовищного недостатка средств. Если проблему с помещениями еще как-то можно было решить — под ликпункты приспосабливали церкви, заводские площади и просто частные дома — то всего остального не хватало: мебели, учебных пособий, письменных принадлежностей. На местах проявляли чудеса изобретательности: например, вручную делали азбуки и буквари с помощью газетных вырезок и журнальных картинок, в качестве материала для чернил использовали сажу, свеклу и ягоды, а писали на старых газетах, исписанной бумаге и даже на бересте.

Стулья, табуретки и скамьи учащиеся зачастую приносили с собой из дома. На масштаб проблемы намекает и то, что в ранних методических руководствах по ликбезу были разделы «Как обойтись без бумаги, без перьев и карандашей».

Постепенно дело пошло лучше, тем более что к процессу подключились общественные организации. Основанное в 1923 году общество «Долой неграмотность» (ОДН) активно создавало собственные школы и группы, его участники вели индивидуальную работу с неграмотными и занимались агитацией. Привлекли к делу ликвидации безграмотных и профсоюзы: они организовывали и обеспечивали собственные ликпункты, обучая грамотности рабочих соответствующих сфер.

Со средствами тоже стало лучше. Любопытно, что порой их изыскивали самыми причудливыми способами. Например, в 1923 году Совнарком СССР постановил ввести отчисления в пользу ликвидации неграмотности с патентов на право продажи вина, пива и табачных изделий. На местах придумывали свои способы найти деньги. Так, в Оренбурге в 1926 году ввели следующие меры для улучшения финансирования отделения ОДН: «процент отчисления от Товарной Биржи; добиться вступления местного кооператива как юридического лица; наложение на пиво 1 коп. на бутылку». 1% от своих доходов в пользу ОДН отчисляли и «места зрелищ и увеселений».

Кнут и пряник: как взрослых мотивировали учиться

Но недостаток средств был лишь одной из множества трудностей. Еще одной проблемой было то, что далеко не всё взрослое население страны повально рвалось учиться. У взрослых людей, которые весь день провели на заводе или в поле, а после работы вынуждены были заниматься домашними делами или детьми, часто не было сил и ресурсов учиться. Да и вообще, отцы и деды ведь как-то обходились без всей этой премудрости…

Людей убеждали методом «кнута и пряника». С одной стороны, учащимся в ликпунктах на два часа сократили рабочий день с сохранением зарплаты, давали разнообразные льготы, а в некоторых регионах премировали дефицитными товарами. Особо же отличившихся учеников после окончания ликпункта выдвигали на общественные должности.

С другой стороны, для уклоняющихся от учебы разработали целую систему наказаний. Где-то их штрафовали, где-то устраивали показательные суды (так называемые агитсуды). Единой установленной «сверху» системы наказаний не было, но «на местах» зачастую проявляли излишнюю инициативу, особенно в первые годы кампании. Например, в Казанской губернии «злостно уклонившиеся» приговаривались к штрафам и исправительным работам сроком до трех месяцев, а также лишались продовольственных карточек. А в Петрограде людей, не желавших учиться грамоте, исключали из профсоюза и понижали в иерархии продовольственных категорий. Надежда Крупская, глава Внешкольного отдела при Народном комитете просвещения и одна из ключевых фигур кампании по ликбезу на ее ранней стадии, позднее осудила подобные «перегибы на местах» и заявила, что обучение грамотности не должно быть принудительным. Во второй половине 1920-х — начале 1930-х годов от наказаний для уклоняющихся от учебы полностью отказались: учиться теперь убеждали только с помощью пропаганды.

Первые итоги и первое разочарование

Первые итоги кампании оказались далеко не такими блестящими, как хотелось бы ее организаторам. Согласно принятой Съездом Советов в 1924 году резолюции «О ликвидации неграмотности среди взрослого населения РСФСР», полностью ликвидировать неграмотность планировалось к 1927 году, к десятой годовщине Октября.

Но в реальности в 1926 году грамотность лиц в возрасте 9–49 лет составила всего 56,6% (а общий процент грамотных был и того меньше).

К тому же существующие показатели порой оказывались приукрашенными: как вспоминала заместитель наркома просвещения Надежда Крупская, «У нас в той спешке (…) снизилось само понятие грамотности и малограмотности. Часто бывает так: позанимаются люди парочку недель, выучатся немного писать и читать, и считалось, что человек стал грамотным. Гнались лишь за количеством обученных».

Кроме того, стала очевидной проблема «повторной неграмотности». Полученные знания зачастую оставались невостребованными в дальнейшей жизни учащихся, и многие из них, закончив обучение, мгновенно забывали всё выученное в ликпункте. Знаменитый лозунг «Если книг читать не будешь — скоро грамоту забудешь» появился не просто так: многим выпускникам ликпунктов приходилось возвращаться туда снова.

Культпоход и культэстафета

Разочарованные первыми итогами, власти решили ускорить процесс. Очень показательно, что даже лексика ликбеза в этот период меняется, становясь откровенно милитаристской: «культштурм», «культармейцы», «штабы культпохода», «бой неграмотности», «атака против бескультурья».

В 1928 году по инициативе ВЛКСМ стартует всесоюзный культпоход. Теперь в процесс ликвидации неграмотности включились тысячи добровольцев (по крайней мере, формально добровольцев). Уже к 1930 году количество культармейцев — комсомольцев, которые участвовали в просветительской работе на селе — достигло одного миллиона человек, а учащихся в школах грамоты было в десять раз больше. Государству это позволило сэкономить, ведь добровольцы работали бесплатно. Во многих регионах культармейцы сами проводили переписи неграмотных, печатали буквари, изготавливали доски для классов и добывали деньги на ликбез, стараясь обращаться за помощью к властям только в крайних случаях. Распространено было «культшефство», когда предприятие или организация брали шефство над каким-нибудь населенным пунктом в сельской местности, посылая туда своих сотрудников.

Позже в организацию культпохода внесли элементы соревновательности: ликпункты, районы, населенные пункты, предприятия соревновались, кто первым ликвидирует безграмотность на своей территории. «Культпоход» сменился «культэстафетой».

Итоги ликбеза

В 1937 году в СССР состоялась очередная перепись населения, и теперь, спустя десять лет, можно было по-настоящему оценить эффективность кампании.

Оказалось же, что несмотря на все приложенные усилия по ликбезу и на введение в 1930 году обязательного начального образования, благодаря которому число неграмотных теперь не пополнялось за счет подростков, четверть населения страны в возрасте от 10 лет по-прежнему неграмотна.

Впрочем, результаты этой переписи тогда так и не были обнародованы: вскоре ее объявили «дефектной», а полученные данные засекретили на много лет. Конечно, это произошло не только из-за показателей грамотности — руководство страны гораздо больше расстроили данные по численности населения. Тем не менее «ошибку» учли и в вопроснике следующей переписи, состоявшейся в 1939 году, вопрос о грамотности переформулировали: теперь в грамотные записали всех, кто мог хотя бы подписаться. Тем самым показатели «натянули» до 81%.

Полностью победить неграмотность удалось только к 1960-м. И всё же даже эти результаты были впечатляющими. Как справедливо заметил американский историк Бен Эклоф, «за 22 года Советский Союз достиг того, на что Британии, Франции и Германии потребовалось по меньшей мере столетие».