Дочки-матери: Мэри Уолстонкрафт и Мэри Шелли как первые феминистки

Семья Мэри Уолстонкрафт была типичной для того времени. Ее отец был строгим главой семейства — сейчас его назвали бы алкоголиком и абьюзером. То получая нежданное наследство, то разбазаривая его, он перевозил семью из дома в дом, каждый раз стараясь поселиться поближе к пабу. Спокойный и даже заботливый в трезвом виде, под градусом он превращался в животное. По ночам он насиловал жену, а однажды спьяну повесил во дворе собаку — Мэри всю жизнь не могла без слез слышать собачий вой. Девочка защищала себя и мать от жестокого отца и не менее жестокого старшего брата, но вместо благодарности получала за это порицание. По иронии судьбы, главные свои качества — напористость, желание во всем идти своей дорогой — Мэри унаследовала именно от жестокого отца, а не от безвольной матери.

С образованием Мэри везло не больше, чем с семьей, — как и всем женщинам в XVIII веке. Старший брат изучал в школе историю, математику и латынь.

Мэри не могла дождаться, когда сможет отправиться в школу, но обнаружила, что образование для девочек ограничено сложением и вышиванием. Лишние знания по понятиям того просвещенного века женщине только вредили.

Друзей в школе завести ей тоже не удавалось: своенравную девчонку изводили и учителя, и одноклассницы. Единственной подругой Мэри стала девица Джейн Арден, дочь ученого-самоучки Джона Ардена. Джон поддерживал интересы дочери и ее подруги, подсовывая им книги и давая поглазеть в телескоп на звездное небо.

Другой подругой Мэри стала Фэнни Блад. Ее отец тоже был пьяницей и игроком, но детей, правда, не бил. Однако и содержать семью он был не в состоянии, потому обеспечивала всех Фэнни, талантливая художница-иллюстратор. Джейн Арден научила Мэри «видеть в неудачах благословение». А Фэнни показала, что женщина может спастись от тирании мужчин — жестоких или, напротив, слабых.

Чем дальше, тем более самостоятельной — по тем временам почти наглой — становилась Мэри. Устав от семьи, она уехала в Лондон, где стала переводчицей и писательницей — не без помощи друга, либерального издателя Джозефа Джонсона.

Карьера писателя для женщины была немыслима, но Мэри писала, что собирается стать «первой из нового рода». Она пробовала перо в художественной литературе, но прославили Мэри дерзкие философские трактаты.

В 1790 году она издала «Защиту прав человека», где нападала на консервативную критику Французской революции. А два года спустя вышел скандальный трактат «Защита прав женщины».

Современники считали «права женщин» такой же абсурдной вещью как «права животных». И даже более абсурдной, потому что первые законы, защищающие лошадей и собак от насилия, появились на двадцать лет раньше актов, защищающих женщин. В конце XVIII века люди устраивали революции, боролись за отмену рабства, бросали вызов религии, но мало кто задумывался о правах женщин.

Уолстонкрафт же как само собой разумеющееся сообщала: женщины должны иметь те же права, что и мужчины; женщины должны получать достойное образование. Тем, кто утверждал, что женщины не могут получать образование, потому что глупы, Уолстонкрафт бросала в лицо: нет, они глупы, потому что вы закрыли им доступ к хорошим школам.

В 1792 году Мэри Уолстонкрафт отправилась в Париж, где только что была свергнута монархия. Там она влюбилась в молодого американского бизнесмена и дипломата Гилберта Имлея. Их связь была недолгой. Мэри, уже опытная писательница, помогла Гилберту с его романом, а через год родила свою первую дочь Фэнни. «Моя маленькая девочка начинает сосать настолько мужественно, что ее отец нахально утверждает, будто она напишет вторую часть „Прав женщины“», — шутила Мэри в письме к другу. Но вскоре отец свернул дела и второпях сбежал в Лондон к какой-то актрисе.

Одинокая женщина с ребенком, рожденным вне брака — незавидная участь. Мэри Уолстонкрафт дважды попыталась покончить с собой — к счастью, безуспешно, и вскоре воспрянула духом. Мэри снова стала писать, вернулась в круг лондонских интеллектуалов, где ее и ждало наконец недолгое счастье.

У Мэри Уолстонкрафт начался бурный роман с Уильямом Годвином, философом и предтечей анархизма. В марте 1797 года выяснилось, что Мэри ждет ребенка, и влюбленные решили пожениться. Годвин в философском трактате «Политическая справедливость» выступал за отмену института брака. «Брак, как мы понимаем, это монополия, и худшая из монополий», — писал он, но в собственной жизни решил сделать исключение. Он не хотел, чтобы его дочь росла незаконнорожденной и подкорректировал свои анархистские взгляды.

Брак, конечно, нужно искоренить, но в наше отсталое время с этим необходимым злом нужно мириться.

Через несколько месяцев дерзкой феминистки и молодой матери не стало.

В 1798 году Годвин издал «Мемуары об авторе „Защиты прав женщины“», где рассказал о Мэри Уолстонкрафт с любовью и шокирующей откровенностью, не умолчав о внебрачных связях жены и ее попытках самоубийства. Окружающие говорили, что Годвин «раздел мертвую жену донага» и обвиняли его в бесчувственности. По злой иронии, мемуары, которые должны были увековечить память о Мэри, стали обвинительным заключением.

До конца века за Уостонкрафт закрепился образ порочной женщины, которая не знала своего места и поплатилась за это. Некоторые, вроде социолога Гарриета Мартино, считали ее не негодяйкой, а «несчастной жертвой страсти». До самого XX века люди отказывались принять ее такой, какой она была: дерзкой, отчаянной, не всегда счастливой, но знающей себе цену женщиной. Но немногих ее путь вдохновлял и поддерживал. Среди них — Элизабет Браунинг, Жорж Санд, Вирджиния Вулф и собственная дочь Мэри Шелли.

Дочери в жизни повезло больше. Она росла без матери, но отец окружил девочку любовью. Он учил ее разбирать буквы, гуляя вокруг маминого надгробия, а складывать их в слова — по маминым книгам. По ночам отец читал ей «Сказки матушки Гусыни» Перро и басни Лафонтена. Часто в гости заходил поэт Сэмюэл Кольридж, который в гостях у Годвинов представал не суровым романтическим поэтом, а выдумщиком и острословом.

Дочери тоже не сиделось на месте: уже в 14 лет отправилась в самостоятельное путешествие в Шотландию. По дороге девушку, мучавшуюся морской болезнью, обокрали, но даже это ее не остановило.

Два года спустя Мэри Годвин встретила Перси Шелли, молодого голубоглазого красавца, повесу и бунтаря. Его исключили из Оксфорда за антирелигиозный памфлет, он мечтал возглавить в Ирландии бунт против короны и сбежал со своей шестнадцатилетней невестой из дома, за что был лишен наследства. Мэри была околдована, и чувство оказалось взаимным. Шелли немедленно бросил свою пассию и снова бежал с шестнадцатилетней невестой — на этот раз в Париж.

В 1816 году Мэри (она уже взяла себе фамилию Шелли), Перси и их новорожденный сын Уильям, названный в честь дедушки, отправились отдохнуть в Женеву в компании лорда Байрона и врача Джона Уильяма Полидори.

Это сырое и холодное лето стало одним из самых важных в истории фантастики. Хмурая погода, чтение немецких рассказов о привидениях и разговоры о гальванических экспериментах Эразма Дарвина вдохновили Мэри на роман «Франкенштейн, или Современный Прометей».

«Я впервые перешагнула из детства в жизнь», — рассказывала Мэри о том лете. Позже Мэри Шелли написала еще несколько новелл, хороших, но гораздо менее успешных. Однако и одного «Франкенштейна» ей хватило, чтобы навсегда войти в историю литературы.

Личная жизнь младшей Мэри была — по всем канонам романтизма — красивой, короткой и трагичной. Ее первая дочь прожила лишь тринадцать дней. Вторая, Клара Эверина, умерла через год. Трехлетний сын Уильям не пережил эпидемии холеры. Из четырех детей выжил лишь один. А муж Перси в мае 1822 года попал в шторм у берегов Италии. От шхуны не осталось и следа. Тело поэта с томиками Софокла в кармане прибило к берегу лишь через несколько дней.

Мэри Шелли пережила своего мужа почти на тридцать лет. Всю жизнь она посвятила литературе и продолжении материнских традиций. Она помогала женщинам, которых отринуло общество. Женщины, страдавшие от несчастливого брака, в XIX веке не могли потребовать развода. Но они могли бежать, и Шелли рисковала своей репутацией, лишь бы обеспечить им защиту. Даже на исходе жизни, умирая от опухоли мозга, она дрожащей рукой писала в Королевский литературный фонд, выбивая пенсию для едва знакомой женщины. Когда фонд отказал, Шелли сама завещала ей 50 фунтов до конца жизни. Быть дочерью феминистки в XIX веке было непросто; жить по ее принципам — еще сложнее. Далеко не всем Мэри Шелли была по душе. Ее оскорбляли в лицо и за глаза, шантажировали, обвиняли в плагиате.

По мнению многих недругов, автором «Франкенштейна» была не Мэри, а Перси Шелли. Главный довод в пользу этой теории — женщина хорошего романа написать не может.

На самом деле параллели в творчестве супругов объясняются до обидного просто: они пользовались одной записной книжкой.

Обвинениями и угрозами проблемы не заканчивались. Свекор грозил оставить внука без наследства, если Мэри Шелли посмеет издать рукописи мужа или воспоминания о нем. Переводы и очерки Мэри Шелли выходили анонимно, а на обложках романов было написано «Автор „Франкенштейна“». Имя Мэри было секретом Полишинеля, но выпустить книгу с женским именем на обложке все еще было неслыханной дерзостью.

И после смерти в заслугах Мэри Шелли отказывали даже доброжелатели.

Автор некролога в The Literary Gazette сообщал, что главная заслуга писательницы — не «Франкенштейн», а то, что она была женой своего мужа и дочерью своего отца. Почти все работы Мэри Шелли со временем были забыты, а окончательно кануть в лету мешала только популярность «Франкенштейна».

Две Мэри, мать и дочь, прожили разные жизни, но во многом они схожи. И дело не только в общем имени, не в том, что у обеих были внебрачные дети, не в том, сколько испытаний им пришлось пережить. Мэри Уолстонкрафт и Мэри Шелли объединяла воля к жизни и желание прожить ее с высоко поднятой головой. Уже одно это было подвигом в век, когда женщина была почти бесправным созданием. Но они вписали свои имена в историю литературы и философии, пошатнув несправедливые устои.