Кто и почему торгует на московских блошиных рынках

Большинство продавцов на блошином рынке объединяют две вещи: чувство стыда и высшее образование. Работать здесь стараются тайно от родственников и друзей. Агата Коровина погуляла по трем блошиным рынкам и поговорила с продавцами об их жизни до ярмарочного прилавка.

«Вернисаж в Измайлово», метро Партизанская. Блошиный рынок существует более 35 лет. Место стоит 15 тысяч рублей, плюс ежемесячно продавцы платят за аренду около 1700 рублей. Рынок нацелен на туристов.

Тина, 70 лет, фотографироваться отказывается

— Да, это я тут продавуха. Берите, цена хорошая, тут без обмана. Стоило 190 евро — это, считайте, 12 тысяч рублей, а продается всего за 1300!

У меня два образования, я закончила исторический факультет МГУ, а потом искусствоведческое отделение в Риге. Под старость лет я стою на «Вернисаже», потому что пенсия у меня роскошная — 15 тысяч рублей! Это калиф на час называется. Знаю английский, естественно, и латынь, естественно, потому что это праматерь всех европейских языков. Вторым языком я выбрала греческий. Объясняю почему: моя бабушка читала Евангелие на греческом, на нем же и разговаривала. Sic transit gloria mundi. Вы знаете латынь? Не знаете. Очень плохо. В классической литературе бесконечно много латинских выражений. Sic transit gloria mundi. Кто бы знал, что под старость я выйду сюда и буду изображать «ух-продавух». И так бывает, милая девочка.

После МГУ была разнарядка, меня отправили на Памир. На крышу мира! Куда посылали, туда и ехали. Я отработала там три года. Дуру — тогда не старую, а молодую — понесло в горы, за гляциологами. А это же Памир, там дорога такая скользкая, что нужно буквально ползти. Я очки вот сюда, на пояс, повесила для форсу, перчатки тоже сняла. Мое счастье — я упала на выступ. Раздробила нос, вот так он и остался. Меня буквально собирали. А лицо у меня, боже мой, так обгорело! Там же солнце ядовитейшее, потом как с молодой картошки шкурка сходит. И с тех пор я страдаю. Это не псориаз, это просто глубокий ожог кожи. Сын тогда сказал: «Мама, ты стала немножко на старуху Шапокляк походить». Спасибо, деточка, хоть маму узнал!

В Душанбе, слава богу, мне нос сложили. А косметические операции почти не делали тогда, только девушкам с гор, у которых такие рубильники, а не носы, знаете, да? Мне их по-женски жалко, по-человечески. Это страшная операция, но не хотели они такими баба-ежками жить. А в моем возрасте… Старое дерево не сможет быть молодым.

Потом я работала в «Интуристе», водила экскурсии. Не только по Москве, мы были выездные! С нами всегда сопровождающие дядьки были, денег нам на руки давали — можно было чашку кофе выпить и укусить, например, маленькую булочку. И все, мадам, фигуру соблюдайте…

— Эта штучка? Эта стоит 150 рублей — два проезда в метро. Это Северная Двина, Вологда. Береста. Видите, там мужичок пьет пиво? А почему из бочки? Потому что когда берешь ледяной стакан — а пиво пьют либо ледяное, либо никакое, — то руки отмерзают. А так очень хорошо.

Потом много преподавала русский как второй язык в Европе. А сейчас у меня лавка старьевщика — ну совсем по Чарльзу Диккенсу. Меня это устраивает, но детей — нет.

А мне просто скучно… Как у Велимира Хлебникова — в народ, на люди, на рынок! Вот я на рынок и прихожу. Ну что мне сейчас делать — сидеть бабулькой у парадной? Вот когда буду с Альцгеймером — благородно звучит, но ужасная болезнь, — тогда, наверное, посижу.

На курсы никакие современные ходить не хочу и мобильниками не пользуюсь, раздала свои. У меня есть еще в голове экстракт воспоминаний. Мне и так хорошо. Я очень много путешествую, потому что мир — это книга, но тот, кто не путешествует, читает одну и ту же страницу. А я везде. Когда начинается противный самый месяц октябрь, тогда я — или на Кипр, или в Грецию, или в…

— Эти украшения? No, no, no. Это вы называете украшениями? Это глубокий совковый период, когда делали всякую хрень… На тебе, боже, что нам негоже. Я бы брала янтарь. Янтарь был, есть и будет.

Так вот, говорят, что без компьютера я отсталая. Ни в коем случае. Моя библиотека — от пола до потолка все стены — это моя жизнь, еще древние греки писали, что комната без книг — это как тело без души.

— Ну что, я вас поздравляю, голубчик! Вы приобрели просто праздник для души! Ножи отменные, лучше не найдете. Не сдувайте: это тополь — напоминание о лете.

Анатолий, 73 года

Пришел я на блошиный рынок 25 лет назад. У меня жена больная, грудь удалили, ее надо как-то поддержать, на лекарства и на все. Так-то нормально, все есть. Да и здесь с людьми больше общаешься.

— Серебро, мадам, пожалуйста!

По выходным я тут, а всю неделю работаю в интернате для детей-сирот имени Россолимо. И в том заведении я тоже 25 лет. Это реабилитационный интернат. От Выхино надо на автобусе до микрорайона ехать, потом деревню пройти. Встаю в четыре утра, чтобы вовремя приехать, через всю Москву надо, да. Я люблю детей…

— Пожалуйста, сережки за полторы, за тысячу отдам, гранатник натуральный.

Здесь я привык. Раньше работал на заводе, делал игрушки для светотиров. Тир такой: стреляешь в мишень из пистолета, в нее попадает пучок света — оранжевый или зеленый. Когда ушел, пришлось идти ночным воспитателем в интернат.

450 детей на меня одного. Из них были писуны, которых надо поднимать ночью по три раза. Иногда убегали — со второго этажа спрыгивали. Сами понимаете — больные, что говорить. Права на сон у меня не было, потому что я в ответе за ребят.

Ну а сейчас у нас даунята в основном, 38 человек. Скоро еще 33 приедут. В интернате я считаюсь работником по зданию или дворником. Комнаты готовим для новеньких. Мебель двигаем, двор убираем. Двор у нас большой. Бассейн есть. По телевизору обычно его показывают (смеется. — Прим. авт.).

Даунят, к сожалению, почти никуда не берут, только с коррекцией речи еще туда-сюда. А ведь такие дети… Делаем все возможное. Пятиразовое питание у них, в комнате они по два — по четыре человека. Как вырастают  им квартиру дают. И мы им помогаем с переездом.

А здесь еще я стараюсь вот эти картины небольшие приобрести и воспитателям нашим подарить (смеется. — Прим. авт.). Это мое хобби! А учителей у нас 115 человек.

На праздники, например, 8 Марта, 1 Сентября, майские — по шоколадке всем, потому что надо любить людей! Когда любишь, улыбаешься и с ними разговариваешь, ты чувствуешь себя намного моложе!

Мне здесь дали знаете сколько? 61. Голубушка, мне уже 73! (Смеется. — Прим. авт.) У меня прабабка до 110 лет дожила. Их было шесть сестер, уже всех похоронил. И братьев похоронил. А мать с сестрой 18 лет назад убили в квартире…

— Здравствуйте! Давно вас не видать! Смотрите, если что-то интересное, пожалуйста…

У матери с сестрой в один день был день рождения, и в один день их, как говорится, лишили всего. Когда приехал, дверь открыта была. Из 17 кошек осталось три, одна бегала почему-то без глаза…

— Нет, голубчик, если еще меньше, я не продам, а подарю. Александрита в магазине нету.

Александр, 65 лет

Я работал в НИИ, в отделе научно-технической информации. Занимался различными вопросами оборонной промышленности. Мы просматривали иностранные журналы, интересное нужно было перевести и донести до специалиста. Кто-то занимался двигателями, кто-то самолетами или стрелковым оружием. Длилось это 15 лет. В 90-е годы оборонная промышленность фактически перестала финансироваться, денег не стало, и я пошел работать на Новый Арбат.

Продавал марки. Встал напротив «Дома книги». Была весна. Мы отстояли с приятелем недели три, а потом приходит милиция и говорит, что есть постановление: уличную торговлю закрыть.

Мы пошли на Старый Арбат. Но Арбат был поделен на зоны, там стояло несколько бандитских группировок. К нам сразу подошли и сказали: «Ребят, это не ваше место. Оно наше. Мы за него платим». Пошли искать еще. Нашли, встали. Подошли другие, уже бандиты, говорят: «Вы че стоите? А кому платите? Никому? Собрались и ушли». Когда начали договариваться о цене, то узнали, что платить нужно 10 $ за стол в месяц. А тогда если ты получил 1 $, то можешь в этот день себе позволить все: покупать вещи, еду, ездить на такси. Это было примерно рублей 150, а зарплата месячная — рублей 200. И вот 10 $ — это дофига.

Но мы накопили денег, через две недели они пришли, мы заплатили. Полчаса отстояли, пришли другие. Спрашивают: «Вы че тут стоите, ребята? Вы деньги платите? Кому? Как выглядят? Все равно. Это наша территория. Собрались и ушли». Короче, весело было.

А в то время за валюту ты продавать ничего не мог. Там везде были менты — те в форме, а спецы были в штатском. Они выходили на охоту за теми, кто продает за валюту. Ловили и либо отнимали все, либо делили — как договоришься. Ты там постоянно находился в состоянии человека на оккупированной территории. Да выкручивались все равно. Деньги под скатерть клали. Есть много способов передать незаметно.

А сейчас фарфор. Начал с того, что продавал заводскую продукцию, потом познакомился с художниками в Санкт-Петербурге. Они, как все люди, хотят сделать поменьше, а получить за это побольше, поэтому я для них рисую эскизы по сюжетам из русских народных сказок.

Покупается белая чашка, у художников она называется «белье» (и чайник может быть «бельем»). На ней он должен рисовать. Но ленится. И вот я даю ему готовый сюжет.

Занимаюсь этим уже три года. Почти весь прилавок в моих работах. Почему сказки? Это красиво. Я не хочу делать китайский фарфор, немецкий. Я делаю русский фарфор, чтобы человек взял чашку в руки и понял, что это из России.

«Рабочий поселок». От Белорусского вокзала до одноименной станции ехать 20 минут. Рынок здесь нелегальный. Иногда его называют «Тряпичным рынком», потому что больше всего там одежды и обуви. Продавцы с других рынков рассказывают, что эту «блошку» открыли пьяницы, и еще три года назад здесь можно было купить золотые часы за 10 рублей. Но местные продавцы это отрицают. По их версии, рынок появился сам собой.

Тут люди меньше всего идут на контакт. Они боятся, что слова обернутся против них, и на следующие выходные их снова разгонят. Продавцы уже много лет просят местную власть сделать рынок легальным с установленной арендной платой, но этого до сих пор не произошло.

Роман, 30 лет

Рано или поздно эстакаду построят тут и нас закроют… Просили чиновников узаконить этот рынок, но ничего не сделали за много лет. Поставили бы аренду 100 рублей за два метра… Здесь и 200 человек собирается, и 300. Если погода солнечная, то люди ходят толпами. Мы готовы платить, чтобы нас не трогали. Ведь это и нам надо, и людям.

Сам я ремонтирую телефоны, самоучка.

На рынок пришел лет восемь назад. Деньги нужны были, потому что сейчас везде таджики работают, узбеки. Я ничего против них не имею, но они везде и сбивают зарплаты.

Если до тебя у нанимателей работал таджик, то доказывать что-то этим людям нет смысла. Они привыкли, когда человек делает все, как раб. Они даже сотку не платят, даже полтос не платят. Я одному звонил, он говорит: «Вот, у меня таджик работал за пятнашку». Ну, извините…

Я когда-то тоже на дядю работал. Но люди неблагодарные, нечестно поступают. То не платят, то задерживают. А пример плохой из телевидения идет. Чем эфир засран, извините за выражение? Шурыгиной, всеми наркоманами и алкашами страны. И каждый день… Кто с кем спал, у кого какой длины. А лично я хотел бы видеть передачи, где наказывали бы тех, кто издевается над животными.

— Как ты думаешь, брать мне эту фигню или нет? — спрашивает другой продавец, показывая Роману печать.

— Бери, хорошая…

— А ты будешь брать, если я не буду? Да и для чего оно, даты ставить?

— Не, я не буду, не хочу… Да на кефир, на сметану поставишь. Сотрешь просроченное число, поставишь, так же у нас делают, правильно?

«Левша». От Ленинградского вокзала полчаса езды до станции «Новоподрезково». Палатка стоит около 70 тысяч плюс аренда. Здесь можно купить чашку без блюдца за 7 тысяч и фамильный самовар за тысячу. Фотографировать многие продавцы не разрешают — только за деньги.

Андрей, 40 лет

Я занимался стройкой и ремонтировал квартиры. Однажды некая актриса велела выкинуть все, что есть в ее доме — ей нужно было быстро отремонтировать под сдачу. Я захожу и вижу: прикольные вещи, мне понравились. Офигенная библиотека, я ее отвез маме. Смотрю на все остальное — красиво. Зачем выкидывать? Я все собираю и привожу сюда. И здесь у меня это покупают, причем за деньги, которые практически превысили выручку за ремонт. Так я стал этим заниматься. Можно сказать, что сейчас я барыга: там купил, здесь продал. Мы такие все. Но я еще реставрирую фарфор. Как строитель решил попробовать, и мне понравилось. Сейчас дома целая мастерская.

У меня два образования. Московский горный институт. Первое — метрострой, второе — водоснабжение и водоотведение. Я бывший мент. Чтобы не попасть на два года сапогом в армию, я пошел в органы в хорошем звании. У меня военная кафедра в институте. Был в ФСО, после — Чечня и Кавказ. И потом я сказал всему этому «до свидания».

Сейчас я живу своей жизнью. Я свободный человек. Могу по-другому заработать, но не хочу. Работать на государство не хочу! Я ради прикола кинул резюме со своим образованием, опытом и так далее. Приезжаю. Сидит такой пузан, 25 лет мальчику, видно, что папа его поставил. И начинает: «А че ты можешь?» Потом еще покидал вопросов и сказал, что мне позвонят. Хорошо. Зарплата — 150 тысяч. Ради прикола приезжаю на место, где зарплата 25 тысяч. Смотрит на меня девушка и говорит: «С вашим багажом знаний вы готовы работать за 25 тысяч?» А мне деньги не нужны, я развлечь себя хочу. Но и тут не берут — слишком хорош для них. И что мне дальше делать в этой стране? Вы, молодежь, может быть, еще куда-нибудь пробьетесь, а мы уже никому не нужны. Хотя без опыта вы тоже никому не нужны. А за границей мы тем более не нужны, поэтому сидим, зарабатываем как можем. Но мне нравится. Пять дней в неделю я дома реставрирую, два здесь сижу.

Товар мы скупаем у населения. Но это не спекуляция, мы просто пытаемся сохранить историю. И помочь людям. Ко мне приходит бабушка, тянет что-то, мне эта вещь не нужна, но бабуле-то есть не на что, потому что государство не дало ей пенсию, на которую она может себя обеспечивать.

Уйдет у меня эта вещь, не уйдет — да хрен с ней. Пускай даже выкину. Но я, по крайней мере, одному человеку помог. Есть принцип наживы, когда люди иконы скупают за копейки, а есть принцип взаимопомощи.

Всем непросто, конечно. Недавно развелся с женой, она мне сказала: «Ты барыга. Ты никто, ты торгаш». Хорошо, я торгаш. Вот это — ваше, это — наше. И я ушел. Скоро и вовсе уеду из страны.

Юрий, 57 лет

Склонность у меня была к гуманитарным наукам, а я зачем-то в техникум пошел — родители посоветовали. Раньше ведь все бредили: кибернетика, электроника, ЭВМ. А преподаватели нам говорили: «Ребята, вы избрали такую профессию, которая не нужна будет уже через пару лет». Тогда уже компьютеры пошли первые, понимаете? 74-й год, а у нас молчок, секрет, не надо было про компьютеры говорить, это западная зараза. Говорили: «Кибернетика — продажная девка капитализма». Кто-то стал переучиваться, а мне тогда в армию надо было. После устроился по специальности, но молодым специалистам мало платили, 20 рублей каких-то. Предложили работу, где нужно было подписывать бумагу о секретности. А это значит, что за границу не поедешь. Это мне не понравилось. И зарплата опять маленькая. Проклятые коммунисты нам не давали справку по совместительству, то есть на вторую работу не устроишься. И я пошел работать в метро. В голову стукнуло — возле дома, зарплата более-менее приличная.

Метрополитен работает в двух режимах: на перевозку и на убежище во время войны и природных катаклизмов. И там есть ядерные двери. Кусок пола поднимается, закрывает проем. Есть двери в самом туннеле. Я их обслуживал — протирал, смазывал.

На блошиный рынок только в 2013 году пришел. Раньше был на «Горбушке» — ее не стало благодаря Юрию Михайловичу, который вылетел, как пробка из бутылки. Только он остался при деньгах, а мы остались, извините, в заднице. Но, как сказал, по-моему, Цукерберг, если у вас есть немного в голове, вы не имеете права быть наемным работником. И, извините, нам претит с нашим воспитанием на кого-то корячиться. Мы интеллигенты. Посмотрите вокруг — здесь все с высшим образованием. Кто-то из министерства, кто-то из университета, райкома. Там дураков-то не держат. Мы сами себе хозяева. Это привлекает. Можно все послать в один день.

А покупатели разные бывают. Иногда человек у вас что-то купит, хотя ему это не нужно, а он еще и сдачи не возьмет. Когда-то у меня была книга по шахматам. Думал рублей за 200 продать. Заинтересовался один, но ему дорого. Ну, те, которые шахматами увлекаются, люди интеллигентные, у них денег особо нет. И вот его жена говорит: «Зачем тебе книга, у тебя их много». А я отвечаю: «Дорогая моя, это колготок может быть много, а книги-то все разные». Ну, за 150 отдал. Уступил. Не виноват же он, что жена такая. Выручки на хлеб-соль хватает. В воскресенье здесь скучно совсем, народа нет. А вот суббота — это наш «день Ивана Денисовича», лучший.

Сергей, 55 лет

Я инженер-механик по эксплуатации авиационных установок. В СССР для этого было всего три завода, я всю жизнь проработал на одном из них, в городе Ступино. Я зарплату закрывал у 150 человек, целый цех. Это ж надо закрыть и никого не обидеть.

В 16 лет я уже стоял за станком. Я и токарь, и фрезеровщик, и слесарь, я и мастером был. Все знаю про металл. А металл — он везде, куда ни глянь. Я работу не терял, это нас потеряли. Те, кто был у руля, — они все потеряли…

Потом у меня появился свой видеосалон. Тогда было трудно приобрести видеоаппаратуру, но мне удалось. Я зарабатывал от 50 рублей за вечер. Это в начале 90-х. Так было пару лет, пока не пришли бандиты. Сказали, чтобы я уходил. Такие пироги.

А этот базар блошиный — хобби какое-то. Скоро это закончится. Хватит уже здесь дурака валять… Параллельно работаю уборщиком в метро. У меня четверо детей и один внук. И каждое рождение моих детей было чудом. И больше этого чуда ничего нет.

Я собираюсь уехать на Кубу. Хочу открыть кубинский магазин. Куба — это моя любимая страна после России.