Мяли много, вот и мягок: как стать гибким и не травмироваться
В издательстве «Манн, Иванов и Фербер» выходит книга психолога Бенджамина Харди «Гибкая личность. Как избавиться от ограничивающих убеждений и изменить свое будущее». Харди развеивает мифы, связанные с тестами на тип личности, и разбирает основные факторы личностного роста. Публикуем фрагмент из главы, посвященной тому, как анализировать и преодолевать случившиеся с нами психологические травмы.
Жить с травмой означает строить свою жизнь так, будто то, что вас травмировало, не закончилось и никак не изменилось, как будто каждое новое событие или встреча происходит под влиянием прошлого.
Бессел ван дер Колк
Розали — добрая милая дама за восемьдесят, которая так и не исполнила своей мечты: писать детские книги. И не потому, что у нее была тяжелая жизнь, или она не умела читать, или выросла в бедности и была вынуждена зарабатывать на жизнь. Она никогда не писала детских книг, потому что более полувека назад ее обидели.
Мы с Розали встретились на конференции. За несколько дней нашего общения я заметил, что она пишет рассказы и стихи. Когда я спросил ее об этом, женщина сказала, что всегда хотела писать и иллюстрировать детские книги. Тогда я спросил, по- чему нет ни одной ее книги, и она ответила, что плохо рисует.
Я очень удивился и спросил, что она имеет в виду. И тут Розали в подробностях рассказала мне, что случилось пятьдесят лет назад.
Давно, еще в конце 1960-х, у Розали только появилась своя семья, и она решила пойти на занятия рисованием. Сколько она себя помнит, ей всегда хотелось писать, иллюстрировать свои рассказы и издавать детские книги.
Как-то раз на занятии, где присутствовали еще несколько человек, с Розали случилось то, что навсегда похоронило ее мечты. После некоего упражнения преподаватель ходил по классу и проверял, как студенты справились с заданием. Остановившись около Розали, он взял у нее мел и «исправил» ее рисунок.
За ту минуту или около того, пока учитель перерисовывал ее работу, девочка испытала жуткий стыд, ведь больше ничью работу он так не правил. Остальные ученики уставились на нее, и Розали почувствовала, что ей очень больно, что она не может со всем этим справиться. На мгновение эмоции захлестнули ее так, что в голове поселилась мысль: должно быть, я не умею рисовать.
Розали больше никогда не пыталась заняться рисованием. Когда я выслушал ее историю, у меня челюсть отвисла. О том, что случилось пятьдесят лет назад, она рассказывала так, будто это произошло на прошлой неделе.
«Подождите, — сказал я, запинаясь. — То есть за все эти годы вы никогда не пытались иллюстрировать детские рассказы?»
«Нет, — ответила Розали. — У меня нет таланта рисовать».
Она говорила совершенно без эмоций. Как будто излагала факты. Реальные факты. Переубедить ее было невозможно. За те несколько дней, что мы общались, я перепробовал несколько вариантов. «Если бы вы умели рисовать, вы бы издавали детские книги?» — спросил я.
«Это было бы здорово», — ответила Розали.
В эти годы мысль писать и иллюстрировать детские книги периодически посещала ее, но почти сразу же она вспоминала тот неприятный опыт и чувства, что посетили ее на занятии по рисованию. Как только Розали ощущала боль того инцидента, ее воображение тут же гасло. И тут же она придумывала множество причин, почему «сейчас» не самое подходящее время. Это явление Стивен Прессфилд назвал «сопротивлением» — универсальной силой, которая останавливает людей от занятий творчеством.
Это порожденное травмой сопротивление и есть причина того, отчего Розали не действовала, не пыталась реализовать какую-либо идею.
Самое печальное, что она все еще мечтает иллюстрировать детские книги, но искренне верит, будто не может этого делать.
Большинство, думая о «травме», представляют ее себе только в крайних проявлениях, которые диагностируются как расстройства — например, ПТСР (посттравматическое стрессовое расстройство). Но травма не всегда становится следствием легко определяемых событий, в тех или иных формах это часть нашей жизни. Она включает любой негативный опыт или инцидент, которые определяют, кто вы и как ведете себя в определенных ситуациях. Все мы либо пережили какую-либо травму, либо переживаем ее.
В этой главе вы узнаете о том, как травма может влиять и влияет на формирование личности. Вместо того чтобы строить ту жизнь, которую нам на самом деле хочется, мы часто организуем ее вокруг своей травмы. Чтобы избежать боли прошлого, мы создаем некую псевдоличность, а не ту, которую нам искренне хочется развивать.
Поняв, как травма определяет вашу жизнь и цели, вы научитесь распознавать ее, работать с ней и переживать ее, чтобы она больше не ограничивала ваши планы на будущее.
Травма разбивает надежды и лишает нас будущего
Профессор математики Дженнифер Рюф уже тридцать лет помогает учителям освоить эффективные методы преподавания своего предмета. Она надеется, что эти учителя помогут детям осознать: их способностей хватит, чтобы выучить математику. Это одна из самых серьезных задач, с которыми сталкиваются преподаватели математики в США: многие дети пережили «математическую травму», после которой их разум «отключается», сталкиваясь с этой наукой.
Учителям математики, особенно в средних и старших классах, непросто. Большинство учащихся уверены в полном отсутствии у себя способностей к математике, поэтому опустили руки. У них был негативный опыт, и они сделали вывод, что способностей у них нет, математика им не нравится.
По определению доктора Рюф, математическая травма проявляется как тревога или страх, боязнь ошибиться. К величайшему сожалению, этот страх ограничивает наши возможности в школе и при выборе профессии, но не потому, что у человека плохо с математикой. Его парализует страх, вызванный травмой.
Иногда ученик хорошо справляется с предварительными тестами и первыми заданиями, но все равно боится ошибиться, или проявить слабость, или показаться некомпетентным перед учителями либо родителями. Тех, кто избегает сложной работы, возможности ошибиться или показаться некомпетентным, доктор Рюф называет людьми с «хрупкой математической идентичностью». Они сохраняют видимость, которую, как тонкое стекло, можно разбить при малейшем негативном эмоциональном переживании. Они избегают неудачи, уклоняются от нее, но она неизбежно происходит, когда они достигают своего предела мастерства и всё-таки «проваливаются».
По словам доктора Рюф, наиболее распространенные переживания, приводящие к математической травме, — это когда взрослый говорит ребенку, что у него все плохо с математикой, когда ребенок паникует из-за контрольных с ограничением по времени, когда застревает над какой-то математической задачей или темой и изо всех сил пытается с ней справиться. Без помощи и поддержки учителя, наставника или родителей ученик сдается.
«У меня не получится».
Математика начинает ассоциироваться с провалами и огорчениями. Интерес и любые фантазии, связанные с ней, испаряются. В своем будущем человек больше не видит для себя вариантов, где он занимается математикой.
Это первые признаки травмы. И она мешает вам стать психологически гибкими. Мышление деревенеет, и вы прочно сживаетесь со своими мыслями. Исследования показали, что люди, страдающие ПТСР, часто набирают ноль баллов по шкале «воображение». Воображение — это показатель ментальной гибкости, способность видеть разные возможности и смотреть на ситуацию с разных точек зрения.
Под действием травмы мышление становится черно-белым. Вы не видите перспектив и контекстов, сосредоточиваетесь исключительно на содержании того, что произошло.
«Я не написал контрольную. У меня нет способностей».
Вы начинаете верить, что ваша точка зрения объективна. По словам профессора психологии Стэнфордского университета Кэрол Дуэк, именно так рождается фиксированное мышление: убеждение, будто вы не можете меняться, расти или развиваться в определенных областях. Это вера в то, что ваши навыки, личность и характер «фиксированные», врожденные и неизменные.
Дуэк считает, что при фиксированном мышлении мы воспринимаем жизнь с точки зрения прошлого. Противоположность такому образу мыслей — мышление роста, уверенность в том, что вы можете изменить свои черты и характер. Наличие установки на рост означает, что ваша жизнь определяется будущим и сосредоточена на возможностях изменений.
У Розали сформировалось фиксированное мышление, поскольку ее отношение к себе и рисованию основано на негативной интерпретации истории, случившейся несколько десятилетий назад. Она зациклилась на том, что считает «естественными» или «врожденными» качествами. По ее мнению, она не может хорошо рисовать из-за отсутствия «генов» или «черт характера», присущих художнику.
Фиксированное мышление — это «преждевременное когнитивное обязательство». По мнению разных психологов, оно характерно для человека, который не дает критической оценки происходящему. Это обязательство основано на эмоциях, а не на фактах.
Когда человек переживает пусть и небольшой, но травматичный опыт, его эмоций достаточно, чтобы оправдать новое когнитивное обязательство.
У меня не получится. Я недостоин. У меня никогда не будет жизни, которую я хочу. Я должен держаться от этого подальше.
Розали внутренне была привязана к мысли, будто она неспособна рисовать и ей не следует этим заниматься: «Я от природы не умею рисовать». Это убеждение было ложно сформировано на основе негативного эмоционального опыта. Она никогда не сомневалась в его правильности; более того, много лет молчала об этом.
Исследования как травмы, так и фиксированного мышления показывают, что и то и другое приводит к чрезмерному страху провала. При фиксированном мышлении, по мнению доктора Дуэк, сильнее всего боязнь потратить все силы и все равно потерпеть неудачу. И тогда придется признать, что вы не обладаете чем-то необходимым для успеха и нужно переключиться на другое.
Люди не хотят совершать таких ошибок, потому что ощущение серьезного провала может слишком сильно отразиться на личности. Вместо того чтобы действовать, они убеждают себя заняться чем-то менее рискованным и более надежным.
Как сказал писатель Роберт Браулт, «достичь цели нам мешают не препятствия, а четкий путь к меньшей цели».
Нас тормозят не сами преграды. Нас останавливает мысль, что у нас нет того, что нужно для достижения важных целей, и мы посвящаем свое время и внимание менее значимым целям.
Мы сами готовим себя к менее значимому будущему. Мы не верим, что можно придумать что-то большее. Наши идеи о том, кто мы и на что способны, всё больше костенеют. Нас определяет прошлое, оно же и ведет нас по жизни.
Именно поэтому не стоит брать на себя обязательства относительно себя и своего будущего в период эмоционального расстройства или под действием моральной травмы. В таком состоянии мы ограничены в выборе. Принимать решения следует на эмоциональном подъеме, когда ожидания высоки и вера сильна.
Некоторые психологи возражают, считая, что Розали приняла правильное решение отказаться от мечты о создании детских книг. Она реалист и могла разочароваться, не достигнув нереальных целей. Раз у нее нет ни навыков, ни способностей, чтобы стать великим художником или иллюстратором, ей лучше остаться верной своему истинному «я».
Но тогда мы должны строить свою жизнь и ставить цели в соответствии с врожденными чертами личности и талантами. «Рожденный ползать летать не может», даже если вас ждут возможности или будущее, которых вы действительно хотите для себя.
Именно поэтому личность часто становится побочным продуктом травмы. Вот как об этом говорит эксперт по травмам доктор медицинских наук Габор Мате: «То, что мы называем личностью, часто представляет собой мешанину подлинных черт и приобретенных способов справляться с трудностями, которые отражают не наше истинное „я“, а его отсутствие».
Личность как побочный продукт травмы
Когда мы праздновали десятилетие моей дочери, к жене подошел наш сын Логан. У него в пятке застрял осколок стекла. Лорен достала пинцет, и Логан запаниковал. Тогда она велела ему ходить с осколком, пока он не захочет его вынуть.
Логану хотелось играть. Тогда он смирился с тем, что придется избавиться от стекла, и покорно вернулся к Лорен. Двадцать секунд ему было больно, но потом он смог вместе с другими детьми радоваться вечеринке
Этот момент напомнил мне книгу Майкла Сингера «Душа освобожденная», где он говорит о ситуации, когда кто-то случайно занозит руку. Малейшее прикосновение вызывает сильнейшую боль, но вместо того чтобы потерпеть и вынуть занозу, человек оставляет ее.
Человек избегает сильной боли от удаления инородного тела, но это решение имеет свою цену: чтобы жить с занозой в руке, нужно быть уверенным, что ты никогда ее не коснешься.
Не удастся спать — есть шанс перевернуться и задеть занозу во сне. Нужно соорудить приспособление для сна, которое гарантирует, что никакой предмет не дотронется до занозы.
Если человек любит спорт, то он боится, что активная физическая деятельность потревожит занозу и доставит невероятную боль, поэтому он надевает специальную накладку, чтобы защитить руку. Носить ее неудобно, с ней трудно нормально тренироваться, но по крайней мере можно хоть как-то заниматься любимым делом, не тревожа занозу.
В конце концов приходится менять все сферы жизни — от работы и отдыха до отношений — так, чтобы ни в коем случае не дотронуться до больного места. Так человек выстраивает свою жизнь вокруг занозы и создает среду, где ничто не может побеспокоить ее.
Или нет?
Вместо того чтобы жить как хочется, человек, избегая боли, последовательно ставит перед собой всё менее значимые цели. Он не дает себе стать тем, кем хочется, и приспосабливается к текущим условиям.
Может, у вас и нет занозы, которая настолько сильно меняет вашу жизнь, но она строится на таких вот инородных телах. Это эмоциональные занозы. Это болезненные переживания в прошлом или будущем, которых мы избегаем.
Мы при этом вовсе не те, кого можно назвать истинными «я». На самом же деле мы — не наши ограничения, а наши глубочайшие стремления, мечты и цели.
Вместо того чтобы смотреть в глаза своим страхам и правде, мы избегаем их.
Мы строим не желаемую жизнь, а ту, что позволяет не решать проблем.
Вместо того чтобы стать теми, кем нам хочется быть, мы остаемся теми, кто мы есть.
Вместо того чтобы приспосабливать личность под цели, мы меняем цели, чтобы они стали достижимыми для нашей нынешней личности с ограниченными возможностями.
В обход травмы
Я всегда хотел быть лучше, я желал большего. Я не могу объяснить этого, но мне нравилось играть, однако у меня очень короткая память. Это заставляло меня действовать до тех пор, пока я однажды не забросил кроссовки в кладовку.
Коби Брайант
В психологии есть понятие «рефрактерный период» (период невозбудимости). Это время, необходимое для эмоционального восстановления после переживания и дистанцирования от него. На то, чтобы оправиться от небольших неприятностей — таких, как остановка на дороге из-за нехватки бензина или ссора с супругом, — уходит несколько минут или часов. Но чтобы отпустить другие события, требуются месяцы, годы и даже десятилетия. А от некоторых переживаний и вовсе не отделаться.
Если стать психологически гибким, можно сократить продолжительность рефрактерных периодов, даже когда переживания болезненные или тяжелые. Психологическая гибкость развивается в процессе взаимодействия с эмоциями, когда они полностью поглощают вас. Необходимо держать их на длинном поводке, активно преследуя значимые цели.
У баскетболистов-профессионалов нет времени впадать в уныние из-за каждого промаха. Да, промазав, они могут чувствовать разочарование или стыд, но в итоге им нужно мобилизовать свои умения, вернуться в текущий момент и приложить все силы и способности для достижения единственной цели — победы своей команды. А чувства здесь лучше оставить в стороне.
Если игрок зациклится на эмоциях от пропущенного мяча, то не сможет полноценно работать дальше, что создаст еще больше проблем для него самого и команды. Если быть эмоционально привязанным к произошедшему, то из-за страха или негативных ожиданий можно снова пропустить подачу. Так игрок застревает в прошлом, а не действует как его будущее «я».
Чем меньше вы цепляетесь за ошибки или болезненные переживания, тем лучше приспосабливаетесь к тому, чего требует ситуация, и действуете ради достижения целей. Произошедшее в прошлом не влияет на то, что вы делаете дальше, не мешает вам полностью присутствовать в настоящем.
Чем гибче вы психологически, тем быстрее отпускаете случившееся. Чем менее вы гибки, тем дольше цепляетесь даже за мелочи.
Розали до сих пор помнит тот урок рисования, хотя прошло почти полвека. Воспоминания об этом опыте не поменялись и не изменили контекста, потому не трансформировалось и значение этого опыта. Розали по-прежнему считает учителя, оскорбившего ее чувства, грубияном, а себя неспособной к творчеству.
Но если бы она была достаточно гибкой, чтобы перерасти это событие, не привязываться к нему, то научилась бы иллюстрировать свои истории. Розали могла бы выпустить десятки книг для детей. Со временем ее воспоминания об этом опыте поменяли бы смысл. Возможно, она даже совсем забыла бы об этом переживании. Вероятно, о нем вообще не стоило бы вспоминать, тем более формировать свою личность, опираясь на него.
Когда человек застревает в эмоциональном рефрактерном периоде после тяжелого переживания, он смотрит на жизнь и проживает ее с точки зрения, сформированной во время первоначальной реакции. Именно поэтому день за днем он испытывает те же эмоции. Человек не меняет и не переосмысливает свой взгляд и свои ощущения от события. Травма превращается в накатанную колею.
Вот что говорит об этом доктор Джо Диспенза: «Если рефрактерный период сохраняется недели и месяцы, у вас развивается склонность к определенному поведению. Если же много лет, то это называется чертой личности. Развивая черты личности, основанные на эмоциях, мы живем в прошлом и застреваем в нем. Если научиться и научить детей сокращать рефрактерный период, мы обретем свободу идти по жизни без препятствий».