Снаряды на минном поле политкорректности. Что мы узнали о Пелевине из его нового романа?

Если и есть что удручающее в новом романе Пелевина — так это какое-то смирение перед собственной прозорливостью, схватывающей тренды и главные сезонные дискурсы перед самим их зарождением. Оттого-то предсказанные в прошлогоднем «iPhuck 10» судебные разбирательства с харассментами в «Фудзи» уже описаны с прохладой и томительной ленцой — словно новая попытка уставшего физика-визионера вдолбить новаторскую гипотезу в головы академиков.

В сущности, и это новое высказывание ВОП — остроумная манифестация исчерпанности русла письма, кризиса нарративов (особо важное в романе слово, означающее код жизни) и окоченелости «великих сюжетов». И лишь слабая рябь микроистории и станет костями в теле «Фудзи».

MagnaMater и буддийские «хуемрази»

В юношестве лоховатый Федька — а ныне замыкающий список влиятельнейших бизнесменов Forbes бизнесмен Федор Семенович — сыт по горло деньгами и хочет простого человеческого счастья. Сколковский стартапер Дамиан предлагает ему обрести блаженство, закрыв старый гештальт и заполнив «помпеевы пустоты» души.

Дело в том, что Федьке так нравилась одноклассница Танек, что однажды у баньки очень захотелось распахнуть душу (а вместе с ним и полы халата), но запас решимости иссох, сам парень скукожился — и после этого счастья так и не познал. Сейчас же Таня, бывшая красавица, променяла не один десяток, сменила пару бандитоватых быков, а после — как и многие женщины, боксирующие со временем — набрала пару кило и выщипала брови в ниточку.

Дамиан находит Таню и ту самую баньку, кропотливо реконструирует события тридцатилетней давности, Федя распахивает душу, но счастья это не приносит. Хочется чего-то просветляющего, духовного.

Тогда из Бирмы вылетает эскорт буддистских монахов, и Федор Семеныч при помощи специальной нейроаппаратуры окунается в техно-медитации и познает «джаны» — ступени к просветлению. Только после этого кайфа жизнь кажется ему еще зануднее.

Обиженную «хуемразями» Таню ждет эзотерическая феминистская секта «Новые охотницы», предлагающая закабалить всех мужчин, перестать подвергаться унижению бритвы, отрастить между ног куст и восседать на каменном троне эпохи палеолита. Звезда секты — перекаченная богоматерь гормонов с четырьмя яичками Жизель, которая вкалывает тестостерон для максимального сгущения в себе мужского, что в свою очередь порождает максимальное средоточие женского, — и это делает ее идеальным бойцом матриархата.

Фейсбучные реакционеры

Пелевину скучно. Несмотря на анфиладу сочных персонажей и отточенную стилистику каждой фразы, создается впечатление, что новый роман отчасти написан, чтобы отвлечься от изнанки пугающей черноты и пустотности всего, а отчасти — брошен на съедение фейсбучным реакционерам.

С холодным равнодушием Пелевин шагает по минному полю политкорректности и специально давит снаряды.

Разбросанные по книге хэштеги, перформативные собрания и харассменты превращаются в радикальный балаган — созданный не концепта ради, но для выкачки лайков и громких заголовков в СМИ. Феминизм у Пелевина беззуб и смешон, и стремится он вовсе не к равноправию полов, а к гендерной рокировке и тискам власти — во всяком случае, так заведено у «Новых охотниц». Быть может, у какого-нибудь узкого кружка феминисток и мелькнет мысль запатентовать антипелевинский #мизогиническийдушок — но они, наверное, не захотят дать ему повод похихикать.

То же касается и взгляда на литературную критику. Взять его сравнение в «iPhuck 10» критика с вокзальной минетчицей, которая «после каждой вахты залазит на шпиль вокзала и кричит в мегафон: „Вон тот, с клетчатым чемоданом! Не почувствовала тепла! И не поняла, где болевые точки“». И вместо того, чтобы этому самому критику благодарно смахнуть слезинку, мол, «как точно! прям с языка сорвал!,» в прошлом году в ленте доходило до трогательного: «Это кто, мы с коллегами сосем?».

Волны реакций расширяли созданный Пелевиным дискурс, неосознанно для авторов постов впуская его мир в реальное поле общественной дискуссии.

В новом романе один из героев добавляет: «Работу критика я еще могу понять, пересказал кое-как чужой сюжет, добавил запаха своих подмышек, и готово». Вот такие пелевинские эскапады — а точнее, не слишком симпатичные советы, жест доброй воли — напоминают перерисовку картины «Обезьяны как судьи искусства» художника Габриэля Макса. На ней условные гиббоны и прочие гоминиды ведутся на специально запрограммированные неверные интерпретации текста (и эта рецензия не исключение), множат их и представляют критику как территорию недоразумения и самый настоящий смысловой хоррор.

Без кайфа и в смятении

Пелевину грустно. Хочется думать, что это не оценочное суждение, а действительно прямолинейная хандра писателя, вложенная в уста Феди:

«Я казался себе Маленьким Принцем, переехавшим на темную сторону своего астероида — если раньше я уверенно взбирался вверх по ведущей к баобабу солнечной дорожке и каждый новый шаг доказывал реальность моего зеленого мирка, то теперь я свисал с обрыва над бездной и всё, за что я пытался уцепиться, тут же рассыпалось под моими пальцами».

После преодоления «джанов» Федя вновь утопает в круговерти бытовой жизни, точнее — словно выскальзывает из нее (или она ускользает от него), и ничего его уже не радует.

Грустно в новом дивном пелевинском мире и от того, что сакральное здесь завозят на кладбище капитализма: буддизм монетизируется, духовные практики используют для подглядывания в будущее с целью узнать курс биткоина, а лысых садху и буддологов пачками скупают большие шишки из Сбербанка.

Однако всё это не отменяет того, что познав пульсации абсолюта и вынырнув из оазиса кайфа, олигархи чувствуют «что-то среднее между героиновой ломкой и тоской ангела, сброшенного в бездну, но еще помнящего славу небес».

Невесело и читателю, когда чарующе-мистический тур по детально описанным состояниям каждой джаны или верованиям секты — где матка вынашивает пространство, а месячные сжижаются в материю времени — заканчивается. И вот кажется, что перелистнув последнюю страницу, выйдешь из автобуса: экскурсия подходит к концу — ты приехал к парадному унылой реальности. Но нет, вот-вот текст Пелевина выскользнет из обложки, трансмутирует и спорами ворвется в реальный мир: дроны журналистов снимут, как на вилле русский толстосум медитирует на укрепление рубля, радикальные феминистки пустят первую кровь самца где-то под Ижевском — и все еще не раз помянут писателя, мол, «и в этот раз не подвел». Вот увидите — ну, или нет.

А в это время Пелевин разгонится и в позе лотоса плюхнется в свой омут прозрений, где будет плодить предсказания, пока мы ковыряемся в своем новом Средневековье.