Артур Галстон против агента «оранж»: как американский биолог боролся против экоцида во Вьетнаме и чем его история важна для современной биоэтики

Вовлеченность до самого конца

В феврале 1970 года в Вашингтоне состоялась конференция под названием «Военные преступления и совесть американцев», в которой приняли участие десятки ученых. Один из них, биолог и заведующий кафедрой ботаники Йельского университета 49-летний Артур Галстон, назвал действия армии США во Вьетнаме экоцидом, то есть массовым уничтожением растительного и животного мира, чреватым экологической катастрофой, и — далеко не в первый раз — призвал к их прекращению.

В августе того же года трое ученых, состоявших в Комиссии по оценке гербицидов, посетили дом пожилой женщины в глубинке в Южном Вьетнаме. Та рассказала им, что за последние недели у нее погибло 80 кур. Оставшиеся в живых птицы ослабли настолько, что не могли даже стоять. Деревня, где жила женщина, располагалась посреди полосы шириной примерно 500 метров, над которой американские военные распылили смесь дефолиантов и гербицидов, известную как агент «оранж». Примерно одна пятая всей растительности в округе получила необратимые повреждения. Листья на деревьях пожухли и осыпались. Около половины из 10 тысяч кур и 200 свиней, которых держали жители деревни, испытали на себе последствия химической атаки и явно тяжело болели. В записях одного из ученых говорилось, что животные отказывались от еды, начинали бегать по кругу, а потом умирали.

Пентагон годами утверждал, что агент «оранж» не причиняет вреда людям и животным. Версия властей состояла в том, что это вещество используется лишь для того, чтобы лишать укрытия партизан Вьетконга и эффективнее противостоять противникам. Однако после визита биологов в Южный Вьетнам и обнародования информации о том, что они там увидели, настаивать на безвредности агента «оранж» было уже невозможно.

Независимым экспертам под предводительством Артура Галстона удалось убедить настроенных против войны сенаторов инициировать слушания по вопросу о том, чтобы согласиться с постановлениями Женевской конвенции, признать убийственную смесь гербицидов химическим оружием и отказаться от ее применения.

Выступая перед участниками слушаний, Галстон раскритиковал людей за самоуверенность и напомнил, что человечество по-прежнему зависит от природы, какими бы стремительными темпами ни развивались наука и технологии.

«Мы привыкли считать себя повелителями всех сфер, которые исследуем, — говорил Галстон. — Наша способность достигать дна океана или поверхности Луны, летать со сверхзвуковой скоростью, расщеплять атом и конструировать компьютеры заставляет нас поверить в то, что нерешаемых проблем не существует. Но человек живет в мире только по милости растительной среды. Он полностью зависит от нее и ничем не может заменить этот тонкий зеленый покров, кое-как существующий на частично разложившемся камне, который мы называем почвой».

Галстон проводил параллели между разрушениями, с которыми столкнулись жители вьетнамских деревень, и положением мирных жителей на оккупированных территориях в годы Второй мировой.

Такую же смысловую нагрузку нес и придуманный им термин «экоцид» — биолог надеялся, что это слово будет вызывать ассоциации между уничтожением людей и уничтожением окружающей среды, в котором он обвинял власти и армию.

Вину политиков и военных Галстон видел не только в том, что они действовали бесчеловечно по отношению к людям, растениям и животным, но и в том, что они сделали своими сообщниками ученых, тем самым извратив смысл и предназначение науки.

«Происходящее казалось мне однозначным злоупотреблением наукой, — рассказывал Галстон много лет спустя. — Предназначение науки состоит в том, чтобы улучшать положение человечества, а не ухудшать его путем неоправданного использования научных достижений в качестве оружия».

Такая позиция могла показаться наивной представителям Белого дома, циникам из Пентагона и даже коллегам Галстона. Однако в конце концов именно она способствовала тому, что в 1971 году применение агента «оранж» в Юго-Восточной Азии фактически прекратилось, и сделала дискуссию об экоциде неотъемлемой частью современной биоэтики. Сам Галстон, рефлексируя над теми событиями, констатировал, что ученый не имеет права отстраняться от результатов своих исследований и равнодушно относиться к тому, как они влияют на мир вокруг.

«Раньше я думал, что для того, чтобы остаться в стороне от антисоциальных аспектов науки, достаточно лишь не участвовать в проектах, которые могут привести к чему-то плохому и уничтожительному, — рассуждал Галстон. — Но я осознал, что всё не так просто. Единственная возможность для ученого — это оставаться вовлеченным до самого конца».

Нежелательный побочный эффект

То, что он стал биологом, Галстон часто объяснял стечением обстоятельств. Он родился в 1920 году в еврейской семье в Бруклине, Нью-Йорк, — «регионе, который не славился ботаническими или сельскохозяйственными богатствами». Его родители, Хайман и Фрида, надеялись, что сын станет юристом или врачом. Однако в 1930-х мировой экономический кризис тяжело ударил по семейным финансам. По словам Артура, он знал, что «ни за что на свете не сможет поступить в престижный колледж или медицинскую школу». Решение подвернулось само собой: обучение в сельскохозяйственном колледже при Корнеллском университете было бесплатным для жителей штата Нью-Йорк, и 16-летний Галстон воспользовался возможностью.

«Я не собирался изучать ботанику или сельское хозяйство, — рассказывал он. — Но мне надо было пройти годичный курс, чтобы поступить в ветеринарный колледж при том же университете, где тоже можно было учиться бесплатно. К ветеринарии я тоже не испытывал особой страсти. Меня вдохновляли „Охотники за микробами“ Поля де Крюи и другие подобные книги, я хотел быть врачом. Но мой отец к тому времени уже несколько лет не мог найти работу, и у меня не было никаких шансов осуществить мечту».

К сельскохозяйственному колледжу Галстон поначалу относился как к чему-то временному, однако после одного года обучения его мнение изменилось. Занятия оказались интереснее, чем он ожидал, — особенно ему нравились лекции и факультативы профессора Лорена Петри. В конце концов тот вдохновил Галстона не уходить на ветеринарию и посвятить себя ботанике. В последующие годы Галстон даже держал на столе у себя в кабинете фото Петри — как напоминание о влиянии, которое харизматичный преподаватель оказал на его карьеру.

Несмотря на успехи Галстона в колледже, преподавательскую должность для проведения исследования на соискание ученой степени в 1940 году ему предложил лишь Университет Иллинойса. Тем не менее молодой ботаник с благодарностью откликнулся и осенью того же года покинул Нью-Йорк. На новом месте он в основном сотрудничал со специалистом по физиологии растений Гарри Фуллером и ботаником Освальдом Типпо, а диссертационное исследование посвятил поиску химических способов ускорить созревание сои. Именно в ходе этой работы он сделал открытие, которое через несколько лет использовали уже другие ученые при разработке агента «оранж».

Галстон установил, что в умеренном количестве 2,3,5-трийодобензойная кислота оказывает на растения положительное воздействие и ускоряет их созревание, но в больших количествах приводит к ослаблению целлюлозных волокон на стыке стебля с листьями и, как следствие, к опадению листьев и гибели растений.

Впрочем, тогда молодой ботаник не до конца осознал возможные последствия своего открытия.

«Мне случайно удалось обнаружить крайне эффективный дефолиант [вещество, вызывающее опадение листьев], — рассказывал Галстон. — Тогда это показалось лишь нежелательным побочным эффектом».

Описав результаты исследования в диссертации, Галстон успешно защитился и в 1943 году получил докторскую степень. Он ожидал, что сразу после этого его призовут в армию, но влиятельный знакомый из университета решил, что на фронте Галстон будет попусту растрачивать свой талант и что он способен принести больше пользы в лаборатории. Благодаря хвалебным отзывам коллег Артура привлекли к программе по исследованию и разработке синтетического каучука в военных целях. Однако к лету 1944 года проект свернули, а Галстона всё-таки призвали во флот, где назначили специалистом по природным ресурсам. В этом качестве он базировался в Окинаве (Япония) вплоть до отставки в 1946 году.

Вернувшись к гражданской жизни, Галстон занял должность инструктора в Йеле, но вскоре ушел из-за недовольства занятостью и зарплатой и устроился старшим научным сотрудником в Калифорнийский технологический институт. Там он достиг своего, пожалуй, самого значимого научного результата: выяснил, что витамин рибофлавин, а не каротин, как считали многие его коллеги, выполняет функцию фоторецептора, то есть влияет на то, как растения реагируют на свет (например, растут под определенным углом). Это открытие обеспечило Галстону место в научной элите: в начале 1950-х его на год пригласили в Каролинский институт в Стокгольме, а в 1955-м переманили из Калтеха в Йель, предложив профессорскую ставку и должность заведующего кафедрой. На новом месте он совмещал административные обязанности с исследованиями в области фотобиологии и физиологии растений. Случайно созданный им высокоэффективный дефолиант превратился в далекое воспоминание.

К тому же Галстон узнал о том, что Международная минерально-химическая компания разработала на основе его исследований удобрение, которое позволило заметно увеличить урожаи сои.

«За годы активного использования этот химикат серьезно помог многим фермерам, что, несмотря на отсутствие финансовых отчислений, приносило мне немалое удовлетворение», — рассказывал Галстон.

Тогда он не задумывался о том, что его открытие может быть использовано в военных целях. Как пишут биографы ученого, он еще не сомневался во «внутренней красоте и полезности науки», а любое открытие считал «нейтральным» с точки зрения морали — от людей зависело, будет оно использоваться во вред или во благо.

Под «людьми» Галстон подразумевал не себя, а тех, кто применял теоретические разработки на практике. Он сам и его коллеги в такой системе нравственных координат как бы приподнимались над вопросами морали и сосредотачивались исключительно на теоретических аспектах. Однако довольно скоро Галстон во всех подробностях узнал о том, как его исследования используются на самом деле, и именно тогда впервые отчетливо ощутил, что больше не может оставаться в стороне.

«Относительно безвредный для людей и животных»

Программа дефолиации, или искусственного удаления листьев с деревьев, во вьетнамских джунглях официально стартовала в декабре 1961 года, когда американский президент Джон Кеннеди отдал соответствующее поручение министру обороны Роберту Макнамаре. Задача программы состояла в том, чтобы улучшить видимость в труднопроходимых условиях, уничтожить урожай, который бойцы Вьетконга могли использовать в качестве пропитания, и обильную листву, среди которой они могли скрываться.

Многие военные аналитики и члены правительства в Вашингтоне были уверены, что если не нарастить военное влияние и не вмешаться в конфликт, то Вьетнам — а следом за ним и вся Юго-Восточная Азия — неизбежно окажется под контролем коммунистов.

И хотя высадка первых боевых частей армии США состоялась лишь в апреле 1965 года, всю первую половину того десятилетия уже можно было рассматривать как подготовительный период перед вступлением в войну.

Исследователи из Форт-Детрик (расположенного в Мэриленде центра запущенной еще Франклином Рузвельтом в годы Второй мировой программы по разработке биологического оружия) ознакомились с работами Галстона и, основываясь на них, создали еще более мощную смесь дефолиантов и гербицидов. Она состояла из смешанных в пропорции один к одному 2,4-дихлорфеноксиуксусной кислоты и 2,4,5-трихлорфеноксиуксусной кислоты и называлась «агент „оранж“». Оправдывая ее применение во Вьетнаме, представители государственных структур делали упор на предполагаемую безвредность вещества для людей — в первую очередь, конечно, для военных, которые участвовали в его распылении.

«Когда мы инициировали программу использования гербицидов в 1960-х, нам было известно о потенциальном ущербе из-за заражения диоксинами, — признался в переписке с сенатором Томом Дэшлом в 1988 году доктор Джон Клэйри, сотрудник исследовательского института при ВВС США. — Однако поскольку материал собирались использовать на противниках, никто особо не беспокоился. Мы никогда не рассматривали сценарий, при котором гербицид навредит кому-то из наших».

Первые вылеты американских ВВС в рамках операции «Помощник фермера», как назвали в Пентагоне масштабное распыление химикатов на территории Южного Вьетнама, состоялись 12 января 1962 года.

Лишь много лет спустя правительственные ученые под давлением коллег установили, что агент «оранж» вызывает разные формы рака, включая саркому мягких тканей, неходжкинские лимфомы и лимфому Ходжкина, а также заболевания кожи и патологии плода.

Однако до конца 1960-х ни американские военные, ни вьетнамцы, которых покрывали химикатом в процессе распыления, не имели ни малейшего представления о том, с какими последствиями им придется столкнуться. Пол Ройтершан, старший обслуживающий команды вертолета, который ежедневно пролетал через облака гербицидов, видел, как агент «оранж» воздействует на растения, но не опасался за свое здоровье, поскольку командир сказал ему, что химикат «относительно безвреден для людей и животных».

Вскоре после возвращения из Вьетнама у Ройтершана диагностировали рак. В начале 1978 года он выступил в телевизионном шоу Today и произнес фразу: «Я умер во Вьетнаме, хотя тогда еще и не знал этого». В конце того же года он скончался.

«Они распыляли агент „оранж“ и говорили нам, что это от комаров, — вспоминал американский ветеран Дес Харрисон, который прибыл во Вьетнам в 19 лет в мае 1967 года. — Они выпускали эту белую маслянистую субстанцию, и она оказывалась везде: в волосах, на лице, на губах. Она попадала в воду, которую мы пили».

О низкой степени осведомленности солдат армии США можно судить по тому, насколько безрассудно участники операции «Помощник фермера» обращались с оборудованием для распыления.

Как рассказывает доктор Кэндис Роуз из Университета Южной Алабамы, которая занималась составлением списка вызванных агентом «оранж» заболеваний, «когда бочки из-под химиката пустели, солдаты раскручивали их и использовали в качестве жаровни для барбекю».

Женщина по имени Дан Гон Нхут, которая в 29 лет вступила в партизаны, чтобы противостоять американской агрессии, а после войны присоединилась к Вьетнамскому обществу пострадавших от агента «оранж», в интервью The Guardian в 2010 году рассказала, что после попадания в зону дефолиации начала страдать от сильного зуда, чесотки и диареи, но долгое время не знала, чем вызвано ее состояние. В 1972 году Нхут вышла из американской тюрьмы, где провела семь лет. В том же году у нее случился первый выкидыш. В течение следующих пяти лет выкидышами у нее закончились еще три беременности.

В 1977 году у Нхут случились преждевременные роды. Врач сказал, что ребенок появился уже мертвым, и забрал его прежде, чем женщина смогла его увидеть. Как ей объяснили позже, тело было настолько деформировано, что доктора испугались за ее душевное здоровье. Вскоре после этого ей объяснили, что проблемы с беременностью, вероятно, связаны с последствиями применения агента «оранж», и посоветовали больше не пытаться завести детей.

В 2004 году Нхут и другим матерям, лишившимся детей из-за воздействия химиката, позволили взглянуть на своих мертворожденных младенцев — их держали в заспиртованном состоянии в больнице.

«Некоторые женщины потеряли сознание, — вспоминала Нхут. — У каких-то детей было два лица, другие срослись телами, кто-то родился с изуродованными конечностями, а кто-то — с внутренностями наружу».

Двумя годами раньше у Нхут диагностировали рак кишечника, а вскоре после этого — рак гортани. Ее муж, который тоже подвергся воздействию агента «оранж», скончался от онкологического заболевания в 1999 году. Свое состояние женщина назвала «отложенным смертным приговором».

Всего в рамках операции «Помощник фермера», которая продлилась до 1971 года и проводилась на территории Вьетнама, Камбоджи и Лаоса, было распылено более 75 миллионов литров различных гербицидов (кроме агента «оранж» применялись агенты «грин», «перпл» и «блю», однако «оранж» оставался самым популярным). За это время количество тех, на кого попали химикаты, только среди местных жителей, по разным оценкам, составило от 2,1 до 4,8 миллиона человек.

Как удалось установить ученым, концентрация агента «оранж» в 20 раз превышала ту, которую производители подобных веществ рекомендовали для опадения листьев и уничтожения растительности. Дальнейшие исследования показали, что местность, подвергшаяся наиболее интенсивному распылению, даже спустя несколько десятилетий не до конца восстановилась от воздействия химиката.

Последствия операции «Помощник фермера» не ограничивались жертвами среди людей и животных. Во время одного из визитов во Вьетнам в качестве представителя Американского общества специалистов по физиологии растений Артур Галстон заметил, что в прибрежных районах мангровые деревья высохли, пожухли и больше напоминали переплетения паутины, а окружавшие их водоемы превратились в лужи грязи из-за огромного количества опавших листьев. Моллюски запутывались в образовавшемся месиве и погибали. Затем Галстон обратил внимание на то, что холмы, раньше покрытые тиковыми лесами, теперь «оголились как лысина старика». Этого ученому хватило, чтобы осознать, к чему привела избранная американским командованием тактика выжженной земли.

Агент «оранж» Галстон впоследствии называл «одной из самых ядовитых субстанций из всех, когда-либо созданных человеком».

В те годы Галстон, пытаясь оставаться непредвзятым, отказывался однозначно утверждать, что именно американский химикат способствовал развитию заболеваний у солдат и местных жителей. Однако даже тогда он, несмотря на профессиональную осторожность, был уверен в трех вещах. Во-первых, в том, что агент «оранж» уже спровоцировал экологическую катастрофу, восстановление после которой займет не одно десятилетие. Во-вторых, в том, что применение подобного вещества противоречит Женевскому протоколу о применении химического и биологического оружия. И наконец, в том, что он обязан говорить об этом и добиваться перемен, поскольку сам, хоть и невольно, поучаствовал в создании смертоносного для флоры химиката.

«Наши познания в области гербицидов способствовали не только подъему сельского хозяйства, — писал Галстон. — Вместе с ними появилась и власть разрушать. Наша страна впервые в истории использовала эту власть, чтобы убивать растения, не до конца представляя экологические, медицинские и социальные последствиях этих действий».

Против надругательства над наукой

В конце 1940-х, когда в США начали проверять на «благонадежность» всех, кого подозревали в симпатиях к коммунистам, Артур Галстон уже продемонстрировал нежелание идти на поводу у государства, вступив в Независимый гражданский комитет Голливуда по вопросам искусств, наук и профессий. Эта инициативная группа протестовала против попыток властей исключить из культурной жизни и социальных процессов за реальные или предполагаемые связи с «красной угрозой» кинематографистов, ученых и преподавателей.

Когда правительство потребовало от государственных университетов, чтобы их сотрудники приносили клятву верности (тем самым отрекаясь от всего, связанного с коммунизмом), Галстон вошел в число противников этого новшества. Его старания увенчались успехом, и Калтех, где он тогда работал, не стал заниматься политическими проверками и преследованиями.

К использованию агента «оранж» и уничтожению экологии Юго-Восточной Азии Галстон отнесся примерно так же, как к идеологической травле времен сенатора Джозефа Маккарти. По словам самого биолога, из-за своей роли в исследованиях, которые в конце концов способствовали созданию химиката, он ощутил «эмоциональную связь» с происходящим. Именно эта связь подтолкнула его к тому, чтобы протестовать против распыления этих веществ.

К середине 1960-х операция, которая изначально задумывалась как ограниченная по срокам и территории проведения, стала едва ли не основным занятием армии США во Вьетнаме. При преемнике Кеннеди Линдоне Джонсоне американский контингент во Вьетнаме многократно увеличился и закрепился в качестве одного из главных участников конфликта. Солдатам не хватало ни знаний о веществе, которым они пользовались, ни понимания ситуации в регионе. Часто они действовали неразборчиво и обращались к агенту «оранж» как к универсальному способу «выкурить» вьетконговцев.

«Только с 1966 по 1969 год над Южным Вьетнамом распылили 56 из 75 миллионов литров химикатов, примененных в рамках операции „Помощник фермера“, — рассказывает историк Брайан Балог. — Иногда военные не могли отличить вражеские базы от гражданских объектов, а иногда специально выпускали агент „оранж“ над территорией, заселенной мирными жителями, чтобы загнать их в подконтрольные американцам анклавы. Общая площадь, подвергнувшаяся химической обработке, достигала 12 процентов от всей территории Южного Вьетнама».

Галстон узнал, что химики из Форт-Детрик анализируют потенциал его открытий для военных целей, еще до войны и с самого начала операции «Помощник фермера» выступал против применения агента «оранж». Однако именно увиденные своими глазами последствия дефолиации произвели на него неизгладимое впечатление и мотивировали полностью посвятить себя противостоянию с властями.

Один из аргументов, которые Галстон приводил в многочисленных обращениях к представителям Белого дома и Пентагона, заключался в том, что польза от распыления не просто не доказана, а вовсе сомнительна, поскольку на месте умерших лиственных деревьев «со скоростью света» вырастал бамбук, выступавший не менее удобным укрытием для бойцов Вьетконга.

«Поскольку гербициды никак не влияют на бамбук, проблема [борьбы с партизанами] не решается, а лишь трансформируется», — констатировал ученый.

Другой аргумент Галстона состоял в том, что нескольких перенесенных по воздуху мелких капель хватало, чтобы навредить расположенным неподалеку от зарослей полезным культурам: плантациям каучука, папайям и рисовым полям. Однако даже уничтожение исключительно мангровых зарослей, которые и выступали в качестве основного укрытия для партизан, по словам ботаника, само по себе было недопустимо с точки зрения экологии.

«Тотальное истребление мангровых лесов неизбежно приведет к серьезным последствиям для устьев рек [, где растут мангры], — прогнозировал Галстон уже после окончания операции „Помощник фермера“ в 1972-м. — Многие ракообразные и организмы, которыми питаются рыбы, проводят в этой зоне часть своего жизненного цикла. Распыление почти наверняка неблагоприятно повлияет на популяцию этих существ. Учитывая, какое важное место рыба занимает в рационе вьетнамцев и как самостоятельное блюдо, и как основа для соусов, в которые макаются другие продукты, за этой потерей последуют новые серьезные проблемы. Что касается уничтожения риса, теперь вполне ясно, что его выращивали и употребляли не партизаны, а люди из народности тхыонги. Лишившись еды, они были вынуждены переселиться в „релокационные центры“ в низинах. Их привычное существование было полностью нарушено».

Согласившись с тем, что недостаток данных об экологической обстановке в Южном Вьетнаме не позволяет дать исчерпывающую оценку воздействию химикатов, Галстон тем не менее указал среди практически неизбежных последствий «уничтожение большей части пригодной для экспорта лесной древесины, массовое разрастание бамбука и сорняков, возможное уплотнение оголенной почвы и продолжительное отравление почвы». Не забыл ботаник и об ужасающих последствиях для эмбрионального развития у людей и животных, вызванных попаданием агента «оранж» не только на землю, но и в питьевую воду.

Галстон добавил, что для точной и полной оценки катастрофы необходимо собирать данные и проводить исследования, однако соответствующие попытки «затрудняются, если не намеренно саботируются Министерством обороны США и гражданской администрацией Штатов и Южной Кореи в Сайгоне».

Галстон не скрывал своего отношения к происходящему и в разгар операции — например, в беседах с коллегами и на публичных мероприятиях во второй половине 1960-х он часто цитировал отрывок из Женевского протокола 1925 года о том, что «применение удушающих, отравляющих или других газов и всех аналогичных жидкостей, материалов и устройств строго порицается общественным мнением цивилизованного мира». Оппоненты напоминали, что хотя США и участвовали в составлении этого международного документа, однако так никогда и не ратифицировали его, поэтому любые налагаемые им обязательства носили для Вашингтона исключительно моральный, а не правовой характер. Неутомимый Галстон в ответ указывал на то, что распыление агента «оранж» во Вьетнаме противоречило резолюции ООН от 5 декабря 1966 года, которую его страна как раз ратифицировала.

В том же 1966-м Галстон на ежегодном собрании Американского общества специалистов по физиологии растений предложил составить формальное обращение против использования химикатов и направить его президенту Джонсону. Общество проголосовало против такой инициативы. Галстона, который в 1962 году занимал должность президента общества и считался одним из самых авторитетных его членов, возмутило такое отношение коллег. Позже ему удалось выяснить, что действующий глава общества Роберт Бандурски имел контракт с военным исследовательским центром Форт-Детрик, поэтому ни за что не осмелился бы ругаться с властями.

Тогда Галстон покинул общество и организовал группу из примерно 10 единомышленников из академической среды, чтобы всё-таки направить обращение главе государства. В составленном ими письме говорилось:

«Нижеподписавшиеся специалисты по физиологии растений хотят донести до вас серьезные опасения по поводу использования химических гербицидов для уничтожения продовольственных культур и проведения дефолиации во Вьетнаме. Токсикология некоторых гербицидов такова, что невозможно гарантировать отсутствие вредных последствий для людей и животных. Можно с уверенностью предположить, что масштабное использование химических гербицидов навредит экологии всего региона».

Несколько недель спустя, в сентябре 1966 года, Галстон получил ответ, но не от президента, а от Диксона Доннелли, помощника государственного секретаря по связям с общественностью.

«Химические гербициды применяются во Вьетнаме, чтобы расчистить джунгли и минимизировать вероятность засады со стороны Вьетконга, — писал Доннелли. — Подобные вещества используются в большинстве стран и свободного мира, и коммунистического блока для избирательного контроля за нежелательной растительностью. Они безвредны для людей, животных, почвы и водоемов».

Галстону такие аргументы не показались убедительными — он сам не раз видел, к каким последствиям может привести использование смеси кислот повышенной концентрации.

Вместо того чтобы успокоить научное сообщество, ответ Доннелли произвел противоположный эффект. Тот факт, что правительство откровенно признавало использование гербицида, лгало о его свойствах и отказывалось прислушиваться к мнению независимых специалистов, возмутил далеко не только Галстона.

В конце 1960-х, когда Джонсона сменил Ричард Никсон, к протестам против применения агента «оранж» одна за другой начали присоединяться крупные и респектабельные научные организации. Американская ассоциация содействия развитию науки сначала направила несколько запросов в Пентагон, а затем выделила 80 тысяч долларов на независимое расследование Комиссии по оценке гербицидов. Та в свою очередь провела несколько командировок во Вьетнам и подтвердила, что дефолиация серьезно вредит экологии.

Рост давления на Белый дом и Пентагон в связи с экоцидом совпал по времени с резким падением популярности войны в обществе. Большое количество жертв среди американских солдат, новости о преступлениях против мирного населения, туманные перспективы окончания — все эти факторы привели к тому, что властям стало намного сложнее оправдывать участие в конфликте на другом континенте, чем несколько лет назад.

Поначалу администрация президента отвечала на обращения, которыми их забрасывали противники дефолиации, стандартными отписками в надежде, что со временем ученые успокоятся. Однако этого не случилось — наоборот, информация об уроне от химикатов прочно закрепилась в дискурсе растущего антивоенного движения. Галстон воспользовался связями, которые приобрел за годы работы в Калтехе и Йеле, и донес сведения о вредных свойствах агента «оранж» до физика Ли Элвина Дюбриджа, советника Никсона по вопросам науки. Тот передал данные президенту и присоединился к просьбам прекратить дефолиацию.

В 1970 году правительство признало, что уже несколько лет знает о потенциальных последствиях применения химиката, и санкционировало новые исследования на мышах.

Когда стало ясно, что агент «оранж» и его аналоги губительны для всех живых существ и представляют особую опасность при беременности, властям не осталось ничего другого, кроме как свернуть операцию «Помощник фермера». В мае 1971 года американцы прекратили последнюю масштабную дефолиацию. С тех пор уничтожение растительности проводилось лишь вокруг баз США для улучшения видимости. Последний вылет с распылением химикатов над Вьетнамом состоялся 31 октября 1971 года.

Давление Галстона и его коллег увенчалось успехом и, возможно, косвенно ускорило вывод американских войск и окончание войны. В 1973 году предложенный ботаником термин «экоцид» получил правовое толкование юриста Ричарда Фалька и с тех пор закрепился в законодательстве некоторых стран, включая Россию, Украину, Беларусь, Грузию, Армению, Эквадор и Францию. Самым же важным, по мнению многих экспертов, стало то, что люди перестали считать уничтожение окружающей среды чем-то незначительным и обратили внимание на вред, которым оно грозило.

«Термин „экоцид“ звучит драматично, — объясняет юристка Эмма О’Брайен. — Он более эмоциональный, чем „соучастие в загрязнении“, „увеличение выбросов парниковых газов“ и „участие в добыче ископаемого топлива“. Он дает представление о том, насколько серьезной и экстренной проблемой является уничтожение среды».

После кампании против агента «оранж» Галстон продолжил заниматься биоэтикой — уже в начале XXI века его курс по этой дисциплине стал одним из самых популярных в Йеле. Он умер в 88 лет в июне 2008 года от сердечной недостаточности.

Главная мысль, которую Галстон стремился донести до студентов, состояла в том, что любая сфера знания и деятельности подразумевает не только возможности и полномочия, но и ответственность. Он считал, что невозможно оправдать с этической точки зрения попытки снять с себя моральные обязательства за то, к чему ты имеешь косвенное отношение или о чем тебе известно. К такому выводу Галстон пришел, размышляя о том, какое применение его разработкам нашли власти США.

Галстон не считал себя виноватым в экологической катастрофе, но отчетливо осознавал, что никогда не смог бы себя простить, если бы не принял участия в прекращении дефолиации.

Рассуждая в статье 1972 года об ответственности ученого перед обществом, Галстон сделал из случившегося во Вьетнаме три вывода. Во-первых, ни одно открытие не застраховано от применения не по назначению. Галстон писал: «Это значит, что любой ученый должен быть готов к тому, что его открытия, какими бы этически нейтральными или доброкачественными они ни казались, могут быть извращены и использованы, чтобы навредить людям». Во-вторых, научное сообщество должно не открещиваться от ответственности, а брать ее на себя и пытаться помешать действиям властей или предприятий. Наконец, к борьбе должно быть готово не только научное сообщество в целом, но и каждый отдельный ученый.

В качестве примера тех, кто пытался помешать «надругательству над наукой», Галстон приводил известных активистов и ученых, противников ядерных испытаний и критиков внешней политики США — например, Ральфа Нейдера и Барри Коммонера. Сегодня биоэтики, рассуждая о моральном долге ученых, приводят в пример уже самого Галстона.